Песня одинокой флейты

Чэньцин безумно скучала по его прикосновениям. Они были лучшим, что она когда-либо чувствовала. Когда-либо знала. Они были просто… его прикосновениями. Ее, конечно, иногда касались и другие люди. Но редко. Цзян Чэн брал ее порой в руки — и тогда еще, давно, когда звал Вэй Ина братом, и вот недавно, когда совсем уже последний стыд потерял, — и Яньли, конечно, и еще те двое Ланей. Вэнь Цин, та, с которой они делили половинку имени*, и Вэнь Нин, который был Чэньцин как брат. И маленький Вэнь Юань, и другие из поселка… Но лишь двое людей — кроме самого Вэй Ина, разумеется, — когда-либо пытались на Чэньцин играть, прикасались к ней губами. Только самые близкие. Те, что были дороги, безумно дороги — и ей, и ему. Эти прикосновения губ казались ей… очень важными. Ценными. Интимными даже. Люди, кажется, зовут их — поцелуй. А-Юань был мокрый и слюнявый, но по-своему жутко милый. Заставлял Чэньцин сипеть и фырчать, когда дул в нее; облизывал, ковырялся тонкими пальчиками в дырочках. Чуть не порвал однажды ее кисточку. И все это было так… невинно. Так очаровательно. Если, конечно, не вспоминать о том, как он валял ее в грязи… Яньли всегда прикасалась к ней нежно и бережно. С уважением. Словно на равных… словно по-сестрински. У Яньли были мягкие подушечки пальцев, прохладные невесомые губы, и ее мелодия была — светлая, спокойная, словно полет стрекозы над зеркальной озёрной водой. На Чэньцин никогда до того не играли подобных мелодий. Она и не знала даже, что на такое способна. А ещё Яньли помогала выбрать ей имя. Яньли разбудила в ней душу, Яньли втайне от Вэй Ина вплела в нее тонкую сеть золотой энергии, и именно Яньли так нежно и слёзно попросила ее Вэй Ина беречь. Чэньцин справилась с этим… не очень. Но она честно старалась, старалась изо всех сил! И она обязательно вернёт его к жизни — однажды. Вот только… почему-то никто не уберёг саму Яньли. И А-Юаня. Чэньцин по ним тосковала. Ей их не хватало. Но больше всего ей не хватало Вэй Ина. Его прикосновений — уверенных, теплых и правильных, его ровного дыхания, ощущения чуть суховатых губ. Даже этой ужасной привычки вертеть ее между пальцев, едва не роняя, Чэньцин сейчас не хватало. А это о чем-то да говорит. Хозяин — Вэй Ин — был для Чэньцин ближе всех. Первым — во всех прикосновениях. Во многих — последним. И единственным, кто когда-либо пропускал сквозь нее свои волю и силу, единственным, кто с ее помощью повелевал мертвецами. Чэньцин до безумия хотелось почувствовать все это снова. Его пальцы, его губы. Любые прикосновения: главное, чтобы его. Только его, и ничьи больше. Под ними Чэньцин всегда чувствовала себя живой. Правда, в последнее время Чэньцин порой надолго задумывалась… об очень странных вещах. Ей было крайне любопытно, как будут ощущаться его прикосновения на этом новом, человеческом теле. Особенно поцелуи.