***
–Что это такое? — резкий, пронзительный голос Мелании Макмиллан эхом отдавался в маленькой, выложенной белым кафелем ванной комнате. Я тяжело вздохнула, отложила расческу и повернулась, чтобы посмотреть на неё. — Что именно, Мелания? — устало спросила я. Это было на следующее утро после моей — встречи — с Риддлом в общей комнате, и я была совершенно измотана. Я не очень хорошо спала. Конечно, это была его вина. — Это кольцо, — резко сказала она. — Похоже, — но этого не может быть. Да он и не стал бы этого делать. Я посмотрела на свой палец. Мне не следовало всё ещё носить это кольцо. Я и сама не знала, почему ещё не сняла. Но вернуть его Абраксасу перестало быть простым и прямым, — снять его казалось постоянным и значимым в том смысле, в котором он абсолютно не должен был быть, и я довольно упрямо цеплялась за него, чтобы доказать свою точку зрения Риддлу. В конце концов, именно он должен был сказать мне, что это значит в первую очередь. — Абраксас подарил мне его в субботу, — небрежно ответила я, прекрасно понимая, как сильно мой ответ взбесит её. Я снова повернулась к зеркалу. — Но… но… это значит… — Что он объявил о своих намерениях, да, — закончила я несколько самодовольно. О, но я не должна была так сильно наслаждаться её горем. Её лицо приобрело тревожный оттенок красного, когда она начала колебаться в поисках ответа. — Но ты даже не хорошенькая! — воскликнула она в ужасе. Я пожала плечами и перевязала волосы сзади изумрудно-зелёной лентой. — Похоже, что Абраксас не согласен с тобой в этом вопросе, — легко сказала я. Она что-то пробормотала. Я ухмыльнулась. — Он говорил с твоим дядей? — потребовала она ответа. Я расправила руками подол юбки и двинулась к двери ванной. — Не уверена, — уклончиво ответила я. Она мрачно нахмурилась. — Я тебе не верю, — отрезала она, потянувшись к моей руке, когда я попыталась проскользнуть мимо неё. Она грубо вывернула мне запястье, чтобы получше рассмотреть кольцо. Я ахнула от резкой, неожиданной боли. — Он едва знает тебя. Он ни за что… ни за что… дай мне посмотреть! Я резко отпрянула от неё. — Не прикасайся ко мне! — прошипела я, направляясь к своей кровати и поднимая сумку. — Может быть, ты и бредишь, но это не значит, что я должна с этим мириться. Она впилась взглядом в мою удаляющуюся фигуру. — Значит, ты подсыпала ему любовное зелье? Наложила заклинание? Держу пари, что ты знаешь все виды незаконной магии, будучи родственницей Дамблдора, — угрожающе произнесла она, следуя за мной через дверь и дальше по коридору, ведущему в общую комнату. — Не всем из нас нужно любовное зелье, чтобы заставить мальчика взглянуть на нас дважды, — выплюнула я, проносясь мимо толпы хихикающих пятикурсников. Я почти не заметила сверхбольшого присутствия Абраксаса рядом с дверью общей комнаты. — О! — воскликнула я, останавливаясь. — Абраксас. Я не… я не видела тебя. Он поморщился, нервно переводя взгляд с меня на Меланию. — Я просто ждал тебя, любимая, — ответил он, машинально потянувшись, чтобы снять мою сумку с плеча. — Я подумал, что мы могли бы пропустить завтрак и… эм… немного поговорить. Я облизнула губы, прежде чем ответить. — Конечно, — тихо ответила я, слегка улыбнувшись ему. — Мы можем прогуляться снаружи. По-моему, погода всё ещё хороша. Он послал мне благодарную кривую улыбку, прежде чем открыть дверь. Мелания шумно фыркнула позади нас. Он проигнорировал её и повел меня через подземелье, его рука была липкой и тёплой на моем локте. Мы молчали, пока не добрались до вестибюля, и Мелания резко отвернулась от нас. Затем он посмотрел на меня сверху вниз, и на его лице появилось нерешительное выражение. Я бессознательно накрутила его кольцо на палец. — Послушай, Гермиона, — он встревоженно замолчал. — Может быть, пойдём к озеру? — осторожно спросила я. Он кивнул. Я вывела его наружу, и наши шаги неловко захрустели по тонкому слою листьев, которые только недавно начали опадать. Мы были уже на полпути к озеру, когда он наконец заговорил. — Я думал, ты знаешь, что это значит, — выпалил он, пнув ногой землю. Я нахмурилась. — Это кольцо, Абраксас, — ответила я. — Я смутно представляла себе, что это может значить, но не знала… то есть я знаю тебя всего несколько недель. Я и не думала… Он вздохнул и сунул руки в карманы. — Ничего страшного, если ты ещё не уверена, — серьёзно сказал он. — Я могу… ну, я могу это понять. Но я подумал… может быть, это потому, что я не спросил? Я нахмурила брови. — Что ты имеешь в виду? Он выглядел обиженным. — Когда я поцеловал тебя, — пробормотал он, остановившись в нескольких футах от края озера. — Ты просто удивилась? Я поморщилась. Боже, я не хотела заводить этот разговор. — О, — пробормотала я. — Это. — Да, — криво усмехнулся он, глядя на воду. Он был пугающе спокоен. — Это. Я сняла кольцо с пальца и крепко сжала его в руке. — Я… очень люблю тебя, Абраксас, — мягко сказала я. — С тех пор как я приехала сюда, ты всегда был для меня просто чудесен. О лучшем друге я и мечтать не могла. Он стиснул зубы. — Но ты не хочешь, чтобы я был чем-то большим, чем это, — сказал он устрашающе ровным голосом. Я опустила глаза. — Я когда-нибудь говорила тебе, что ты очень напоминаешь мне кого-то, с кем я когда-то ходила в школу? — тихо спросила я. Он поджал губы. — Нет. Кто? — Он… ну, он был моим лучшим другом, — задумчиво сказала я. — Я имею в виду одного из них. У меня их было два. Он… очень много значил для меня. Это очень много значит для меня. И ты так похож на него, Абраксас. Действительно. Преданный, весёлый, заботливый и… и милый, по-своему. Иногда, когда ты говоришь, я закрываю глаза и представляю, что он всё ещё сидит рядом со мной, умоляя меня не заставлять его учиться. — Ты была… — неуверенно спросил он. Я фыркнула. — Когда мы были помоложе, то думали, что так и кончим, — сардонически ответила я. — Но мы поцеловались всего один раз, и это была настоящая катастрофа. Нет. Наши отношения были строго платоническими. Он повернулся ко мне, и выражение его лица было странно нежным. — Что с ним случилось? Я знаю, что ты никогда не говорила об этом… до того, как пришла сюда, — и я никогда не спрашивал, потому что знаю, что это беспокоит тебя, но… ты говоришь так, как будто он… Я выдавила из себя улыбку и задумалась, как ответить. — Он умер, — резко перебила я его. — Они оба. Это одна из причин, почему я пришла сюда. Он внимательно посмотрел на меня. — Мне очень жаль, Гермиона — хрипло сказал он. — Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через это. Если бы я мог сделать это лучше… если бы я мог исправить это… я бы сделал это, любовь моя. Ты ведь это знаешь, не так ли? Когда я попыталась сглотнуть, в горле у меня всё сжалось. — Да, — сказала я. — Мне это известно. Он долго смотрел на меня, протянув руку, словно хотел прикоснуться ко мне, утешить, но не был уверен, стоит ли пытаться. — Так вот почему ты не можешь видеть меня так, — как я хочу? Нет. Это было совсем не так. Истинная причина была гораздо больше связана с сумасбродным, озорным шепотом Тома Риддла в общей комнате, — но я едва ли могла сказать об этом Абраксасу. — Более или менее, — неуверенно ответила я. Он расправил плечи. — Тогда мы пока будем просто друзьями, — твёрдо сказал он. — Я могу это сделать. Я сжала руки в кулаки и почувствовала, как кольцо впилось мне в ладонь. — Но я должна вернуть тебе это, — ответила я, протягивая кольцо. — Нехорошо мне оставлять его у себя. Он сузил глаза. — Нет, — быстро ответил он. — Нет. Оставь это. Это не должно ничего значить. Я бы хотел, чтобы ты его сохранила. Может быть, в конце концов, — это подарок, любовь моя. Это всё. Я не хочу его возвращать. — Абраксас... — Пожалуйста, оставь его себе. Для меня? — взмолился он. Я склонила голову набок. — Хорошо, — медленно сказала я. — Но ведь это ничего не значит, верно? Я ведь ни на что не соглашаюсь, правда? Он заметно расслабился. — Нет, конечно, нет, любимая, — ответил он. — Мне так и не удалось поговорить с твоим дядей, так что пока это всего лишь кольцо. Я посмотрела вниз. Крошечный изумруд в центре кольца мерцал в лучах утреннего солнца. Я снова надела его на палец. — Я… я понимаю. Он прочистил горло. — Так… э-э… Слагхорн устраивает вечеринку в пятницу, — сказал он с неловким смешком. — Клуб Слизней. Тебе кто-нибудь это объяснил? У него есть фавориты — Том, очевидно, один из них, Слагхорн думает, что однажды он станет министром, — и он так часто устраивает эти обеды, ничего особенно веселого, но, ну, это что-то другое, ты знаешь, и я всегда приглашен… так что… эм… ты хотела бы прийти? Со мной, я имею в виду? Как друзья, конечно. Я бы не стал… ну, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, так что… да, как друзья, значит? Я внутренне съёжилась. Я знала, что не должна говорить «да». Я не должна его поощрять. Но он был моим единственным другом. Он был единственным человеком в 1944 году, чьи скрытые мотивы были понятны. В его словах был смысл. Он напоминал мне Рона. Я не могла оттолкнуть его. Я не могла так поступить с ним. Я не могла так поступить с собой. Я нуждалась в нём. Я нуждалась в лёгком, незамысловатом утешении, которое обеспечивало его присутствие. Я смотрела на кольцо в течение нескольких минут, прежде чем снова посмотреть на него. — Конечно, — наконец ответила я. — Мы можем пойти туда, как друзья. Он держал меня за руку, пока мы шли обратно в замок. Я не стала его останавливать.***
До комендантского часа оставалось ещё десять минут, и я, устало спотыкаясь, вышла из библиотеки после очередной ночи напрасных поисков. Коридор, в котором я находилась, был тёмным и пустым, факелы на стенах зловеще потрескивали и отбрасывали бесформенные тени на каменный пол. Мои мышцы напряглись, когда я услышала приближающиеся сзади шаги. — Грейнджер? Я остановилась. — Риддл, — покорно сказала я, поворачиваясь к нему лицом. — Что ты здесь делаешь? — Обход, — уклончиво ответил он. — Ах. — Что ты делаешь здесь так поздно? — У меня ещё есть десять минут до комендантского часа, — сказала я, защищаясь. — Я была в библиотеке. — Для чего? Я теребила кольцо на пальце. — Ничего особенного. Его взгляд стал острее. — Ты всё ещё носишь это? — Похоже, что так, да. — Почему ты его не отдала? — резко спросил он. — Ты что, передумала? — Какое это имеет значение для тебя? — возразила я. Он стиснул зубы. — Никакого, — выдавил он из себя. — Ясно. Он свирепо посмотрел на меня. Я приподняла бровь. Молчание тянулось бесконечно. — Он не хотел его возвращать, — наконец призналась я. — Он сказал, что это ничего не значит, но он хочет, чтобы я сохранила его. Его глаза сузились. — Но ты всё ещё носишь его. Я пожала плечами. — Оно милое. — Оно Малфоя, — насмешливо выплюнул он. — Опять же, какое тебе до этого дело? — прошипела я, внезапно придя в ярость. — Ты даже не скажешь мне, что делает эта глупая штука! Ты сказал, что это подарок на помолвку. Как будто это что-то значит для меня! Он резко отвернулся от меня, его поза была напряжённой. Я с любопытством наблюдала за ним. — Тебя пригласили на вечеринку к Слагхорну? — рявкнул он. — Почему ты меняешь тему разговора? — переспросила я. Он обернулся. Выражение его лица было мрачным. — Так это да или нет? Я усмехнулась. — Меня пригласил Абраксас, — холодно ответила я. — Мы идём туда, как друзья. Он усмехнулся, — но затем его лицо стало абсолютно, невероятно пустым. Это меня нервировало. – Друзья, — холодно произнёс он. — Как… трогательно. — Трогательно? — с беспокойством повторила я. Он ухмыльнулся. Мой желудок сжался. — Он тебе не друг, Грейнджер, — протянул он. — Ну, конечно, он друг, — быстро ответила я. — Неужели? Ты знаешь, что он говорит о тебе, когда мы все сидим в нашем общежитии? Я шмыгнула носом. — Если ты спрашиваешь, знаю ли я, какими развратными и отвратительными могут быть восемнадцатилетние парни, когда ты оставляешь их одних, то ответ однозначный, звучный — да, — раздражённо ответила я. Развлечение, мелькнуло у него в особенности. — Не все из нас развратны и отвратительны, Грейнджер. — О, я бы так не сказала, — сказала я как ни в чем не бывало. — В конце концов, создание крестражей — довольно отвратительная практика. Он фыркнул. — Да, и ты всё это знаешь из многочисленных крестражей, которые ты сделала, я так понимаю? — Не имеет значения, откуда я об этом знаю. — Я просто должен поверить тебе на слово, что дорогой дядя Альбус доверяет свои самые глубокие и тёмные подозрения относительно меня своей несовершеннолетней племяннице. Скажи мне, Гермиона, ты считаешь меня глупым? Я злобно посмотрела на него. — Не то чтобы я не хотела бы, чтобы ты был таким, но нет. Я знаю, что ты не дурак. — Тогда почему ты продолжаешь говорить о вещах, которые, как ты должна знать, только заставят меня ещё больше заинтересоваться тобой? Я прикусила внутреннюю сторону своего рта. В самом деле, почему? — Честно говоря, я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Неужели я действительно так много прошу? Он скривил губы. — Почему ты так отчаянно хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, но Малфой пытается обманом заставить тебя выйти за него замуж, а ты все ещё хочешь быть его спутницей на вечеринке? — Мы идём туда, как друзья. — Ну да. Друзья, — недоверчиво повторил он. — Этот разговор просто нелеп. — Ты вообще хочешь пойти с ним? — спросил он. — Я же сказала «да», не так ли? Он нахмурился. — Это не совсем ответ на мой вопрос. Я нервно заёрзала. — И это действительно не твоё дело! И вот тогда-то я и совершила ошибку, подняв голову. В его глазах был какой-то особенный жар — зажигательный, скорее похожий на медленно горящий огонь, потрескивающий сонно, неуверенно, его тепло больше походило на постепенное обладание, на то, что захватывает тебя полностью врасплох, покусывает твои нервные окончания, прежде чем окутать тебя сильно, драматично — это было не все сразу, и это не было ошеломляюще, но оно было там, горячее, тяжёлое и томное, и это заставляло меня чувствовать страх, это заставляло меня чувствовать себя. На охоте. Как будто он был хитрым, чрезмерно сильным хищником, а я — его добычей. — Ты не хочешь пойти на эту вечеринку с Малфоем, Гермиона, — пробормотал он. — Ты знаешь? Нет. Нет, я не хочу идти с Малфоем. — Конечно, знаю, — дрожащим голосом прошептала я. — Мы же друзья. Мы будем… веселиться. Он покачал головой. Коридор вдруг показался мне слишком тесным. Я сделала шаг назад. Моё тело ударилось о стену. Это было очень неприятно. — Веселиться, — повторил он, ухмыляясь. — А как ты определяешь веселье, милая? Я вздрогнула. Было что-то отчаянно неправильное в том, чтобы слышать, как Том Риддл использует слащавые сладкие ласки, особенно по отношению ко мне. Я шумно сглотнула при этой мысли. Его глаза проследили движение в моем горле. Он выглядел голодным. — Наверное, так же, как и все остальные, — пробормотала я, с силой вжимаясь в холодную каменную стену. Мне было слишком жарко, даже под тонким хлопком моей рубашки, и контраст был резким, — нет, дело было не в этом. Что угодно, только не это. Это было ошеломляюще. Это было очень эротично. Это было. Это было не так. Это было не так. Это совершенно не было. Я вздрогнула. Он облизнул губы. — Я ничего не знаю об этом, — сказал он, подходя ближе. Я испустила беспомощный, несчастный вздох. — Например, в последнее время моё определение веселья приняло довольно неожиданный оборот. Мне хотелось остановить его. Мне захотелось убежать. Я хотела притвориться, что ничего этого не происходит, ни с ним, ни тем более с ним, ни с кем-то, кроме него, ни с кем блять, — но потом неловко пошевелилась, и моя юбка зацепилась за стену, и обнажилась моя кожа, тыльная сторона бедра интимно тёрлась о грубый серый камень, — и я поняла, в этот короткий, бесконечный миг, в ту самую самую важную полсекунду, когда всё, что я думала, что знаю о себе, пошатнулось, пошатнулось и перепуталось, — что я не хочу останавливать его. Мне не хотелось убегать. Я не хотела притворяться, что этого не происходит. Нет. Даже самую малость. Мне хотелось прикоснуться к нему. Я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне. Я хотела его руки, его рот и его язык на — в — невыразимых частях моего тела. Это было бы хорошо. Это было бы даже лучше, чем хорошо. Оно того стоило, стоило всего этого — стыда, взаимных обвинений, ненависти к самой себе. Разве не так? Разве нет? — Неужели? — прохрипела я. Во рту у меня пересохло. Мне не следовало спрашивать. Я не должна была, блять, спрашивать. — Как же? Он наклонился вперёд, положив большую изящную руку на стену над моим плечом. — Ну, — промурлыкал он, целеустремлённо глядя мне в лицо. — Я даже думаю, что было бы забавно трахнуть тебя у этой стены. С твоими ногами, обёрнутыми вокруг моей талии, и моим членом, погруженным в твою пизду, таким глубоким и таким твёрдым, что ты не можешь не кричать. Любой мог пройти мимо и поймать нас. Тебе бы это понравилось, Гермиона? Быть пойманной? Быть оттраханной? Наконец, я закрыла глаза. Это было уже слишком. Это было уже слишком. Он был морально отвратительным социопатом, нашёптывающим мне на ухо грязные слова посреди тёмного, пустого коридора. Мне бы не хотелось, чтобы он продолжал. Я не должна была хотеть его. И я не хотела… я не хотела его видеть. Я вообще ничего этого не хотела. Я была благоразумна. Я была логична. Я не поддавалась безрассудным, непонятным порывам. Чёрт возьми, я была девственницей. Я просто берегла это. Я спасала себя сама. Я приберегала весь этот опыт для чего-то — кого-то — лучшего. Он этого не заслужил. Он не заслуживал меня. Я даже не хотела его видеть. Я даже этого не хотела. Вот только между моими бедрами была какая-то болезненная, пульсирующая пустота, которая говорила об обратном, и даже если я была девственницей, даже если я никогда этого не чувствовала, — я знала, что это значит. — Если бы я сказала «да», — медленно ответила я, поднимая глаза и встречаясь с ним взглядом. Он и глазом не моргнул. Я даже не дышала. — Если я скажу «да», ты сделаешь это? Ты бы трахнул меня, Том? Что-то очень похожее на удивление промелькнуло на его лице. Я почувствовал незнакомый прилив торжества. Он не ожидал, что я это скажу. Вероятно, он вообще не ожидал от меня ответа. Я почти улыбнулась. — Я не. то есть… я не… — пробормотал он. Его плечи, — намного шире моих, — напряглись надо мной. Но он даже не пошевелился. Он никогда, блядь, не двигался назад. — Нет? Ты что, опять пытаешься поставить меня в неловкое положение? — спросила я, протягивая руку между нами, чтобы поиграть с концом моего галстука. Его челюсть напряглась. Он по-прежнему не отступал. — Ты просишь меня, Гермиона? Трахнуть тебя? — он потребовал, его голос глубокий. Он уже оправился от первоначального шока. Он обработал мой ответ и теперь двигался дальше, двигаясь мимо него. Он снова взял себя в руки. — Это так? Ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить? Его голова опустилась ещё ниже. Он, казалось, ничего не заметил. Но я знала, конечно же, знала, и меня вдруг охватила острая потребность узнать, каковы будут его губы на ощупь, на вкус, — я хотела, чтобы он поцеловал меня, прикоснулся ко мне, трахнул меня, и я хотела этого сейчас, прямо тогда и прямо здесь, но нет, нет, только не его, никогда его, кого угодно, но не его. — А зачем мне это нужно, Риддл? С чего бы мне хотеть, чтобы убийца — делал все эти вещи? — насмешливо спросила я. Мои ладони были влажными. Моё сердце словно сжалось в тёплом кулаке, сжимая его, сильно, ещё сильнее, так сильно, что я не могла думать ни о чём другом — ни о его дыхании на моем лице, ни о роскошной пряди волнистых чёрных волос, падающих на его лоб, нехарактерно неуместных; и не его глазах, такие тёмные, глупо тёмные, глубоко тёмные, бездонные и чертовски опасные, глаза, в которые мне хотелось смотреть, глаза, от которых я не могла отвести взгляда, глаза, обрамлённые длинными густыми ресницами, которые были бы женственны для любого другого — Боже, для любого другого, почему это не мог быть кто-то другой, — но не на нём, не с его сильной уверенной мужской формой лица, не с его квадратной челюстью и крепким подбородком, не с его грубым, чувственным тембром голоса. — Потому что ты находишь меня таким же очаровательным, как и я тебя, — ответил он, и в уголках его губ заиграла странная улыбка. — Потому что ты знаешь обо мне то, чего не должна знать, и хочешь знать остальное, не так ли? Разве не так, Гермиона? Ты хочешь знать убийцу. Ты хочешь, чтобы убийца прикоснулся к тебе. Чтобы взял тебя прямо здесь, прямо у стены. Только не Малфой. Уж точно не Малфой. Я опустила глаза. То, как он смотрел на меня… я не могла… я не могла этого вынести. Я не могла вынести его интенсивности — его самого, его выражения, того, как слова, казалось, скользили по его языку, ритмично, плавно и свободно, как растопленное масло. Я просто не могла этого сделать. Поэтому я внимательно изучала его рубашку. На воротнике виднелось едва заметное чернильное пятно. Оно было серым, как будто он пытался его смыть и не совсем преуспел. Если бы он не стоял так близко, я бы, наверное, никогда этого не заметила. — Я никогда этого не говорила, — тихо возразила я. — Нет, — задумчиво произнес он. — Ты и не знала. И затем. Его рука. Его грёбаная рука коснулась моего подбородка, мягко приподнимая его, заставляя меня смотреть на него, заставляя меня смотреть ему в лицо, заставляя меня признавать всё, что он говорил, подразумевал и ожидал, — даже если я не хотела, не нуждалась, — даже если у меня больше не было сил притворяться, что всё это было хорошо, прекрасно, нормально. Потому что это было не так. Это было нехорошо. Всё было не так хорошо. Это было ненормально. И я не знала, что за обратная биологическая реакция заставляла меня хотеть его так сильно, так сильно, но я хотела, чтобы это чёртово желание ушло, быстро, немедленно, как будто его никогда и не было, и я хотела, чтобы его рука продолжала двигаться, скользила вниз по моей челюсти, по горлу, по груди, я хотела знать, хотя бы на мгновение, каково это будет, если он прикоснется ко мне, — нет, я не хотела, я не могла, мне просто нужно было, — мне просто нужно было, — мне нужно было проснуться, вспомнить, что это было реально, что это было не просто так, ещё один кошмар, даже не близкий, и мои действия имели последствия, Я не могла иметь его, я не могла дотронуться до него, я не могла сделать это, чёрт возьми, только не сейчас, когда он стоял так близко, его пальцы были тёплыми на моей коже. Я оттолкнула его в сторону. Его брови взлетели вверх. — Я не хочу тебя, Риддл, — прошипела я наконец. — И тебе действительно не следует приставать ко мне в таких заброшенных коридорах, как этот. Это неправильно. — Неправильно? — недоверчиво повторил он. — Да, — сказала я сердито. — Правильно. Ты не можешь просто… говорить такие вещи и практически держать меня в заложниках и… и, ожидать, что я просто позволю тебе это сделать? Он скривил губы. — Ты ведь не очень-то сопротивлялась, правда? Я вспыхнула тёмным, яростным румянцем. — Просто оставь меня в покое, Риддл. Нам действительно почти нечего сказать друг другу. Он рассмеялся. — А мы разве не знаем? — злобно спросил он. — Ты знаешь то, чего не должна знать, Грейнджер. Опасный предмет. Вещи, которые могут причинить тебе боль. Ты же не хочешь, чтобы это случилось, правда? Я потянулась за своей палочкой и крепко сжала её. — Я не уверена, — тихо ответила я. — Ты хочешь, чтобы что-то случилось с твоим дневником? Или, может быть, кольцом, которое ты хранишь в прикроватной тумбочке? Он отшатнулся назад. — Откуда… откуда ты знаешь? Я ухмыльнулась. Он выглядел потрясённым. — Просто оставь меня в покое, Риддл. А потом я протиснулась мимо него и уверенно зашагала по коридору. Я почти могла притвориться, что не чувствую, как он следит за каждым моим шагом.