Кошмар

      1 сентября 1944 года       Том Риддл был чрезвычайно любезен.       Он вежливо болтал со мной во время обеда, его голос был низким, глубоким и успокаивающим, и довольно небрежно представил меня остальным семикурсникам Слизерина. Он был хорошо говорящим и красноречивым, с уверенными манерами и лёгкой мальчишеской улыбкой. Он был очень популярен — нетрудно было догадаться, почему.       — Абраксас, поздоровайся с племянницей профессора Дамблдора, — сказал Риддл кому-то. — Её распределили в Слизерин.       Высокий мальчик с лохматыми светлыми волосами посмотрел на нас с явным нетерпением, прежде чем моргнуть.       — Ах, я и не знал, что у Дамблдора есть племянница, — сказал он, тяжело сглотнув. — Приятно познакомиться. Меня зовут Абраксас. Абраксас Малфой. Я играю в Квиддич.       Я едва удержалась, чтобы не ахнуть, когда увидела, что передо мной сидит более крупная, более мускулистая и менее утончённая версия Драко Малфоя. У него была та же бледная кожа и те же заострённые аристократические черты лица, с идеально ровными белыми зубами и полными розовыми губами, — но у этого конкретного Малфоя нос был слегка искривлён, как будто он был сломан слишком много раз, и он был неряшлив, его челюсть небрита, выцветший фиолетовый синяк небрежно висел на одной скуле. А его глаза — такие же пронзительно-серые, как у внука, — были обезоруживающе нежны.       — Гермиона Грейнджер, — ответила я, чувствуя слабость. — Я…не играю в Квиддич.       Тишина. Неловкое, недоверчивое молчание. И затем:       Малфой откинул голову назад и расхохотался, ударив кулаком по столу с резким, пугающим стуком.       — Надеюсь, что нет, — сказал он, бросив в мою сторону уничтожающий взгляд. — У тебя слишком красивое лицо, чтобы рисковать заблудившимся бладжером.       Я потеряла дар речи. Малфой флиртовал со мной. Малфой был добр ко мне. Всё это было ненастоящим. Это, блядь, не могло быть настоящим.       — О, не заставляй бедную девушку краснеть, Абраксас, — вмешался новый голос. Я перевела взгляд налево и увидела элегантного, стройного мальчика с коротко остриженными чёрными волосами, игриво толкнувшего Малфоя локтём в рёбра.       — Я почти не краснею, — вынуждена была заметить я.       Темноволосый мальчик обратил своё внимание на меня.       — Эдмонд Лестрейндж, — сказал он, протягивая руку над тарелкой с жареной картошкой. — Я не расслышал вашего имени, но я слышал, что вы племянница Дамблдора?       Лестрейндж. Я почувствовала вкус желчи, это было неудержимо, немыслимо — Лестрейндж, Лестрейндж, там был крик, так много криков, моих криков, пронзительных и хриплых, так много грёбаных криков, и пол был холодным и твёрдым, липким от крови, моей крови, грязной крови, мерзкой крови, грязнокровки, вот что они говорили, снова и снова, грязнокровка, грязнокровка, грязнокровка, ещё боли, скажи нам, что это чертовски больно, это должно быть чертовски больно.       Я решительно вздёрнула подбородок.       — Гермиона Грейнджер, — сказала я, беря его за руку и надеясь, что моё отвращение не было заметно, когда я смотрела, как он влажно, с открытым ртом целует мои костяшки пальцев. Его дыхание было тошнотворно тёплым. — И да, Альбус Дамблдор — мой дядя.       — Не могу поверить, что тебя приняли в Слизерин, — небрежно заметил Лестрейндж, отпуская мою руку. Я заставила себя не вытирать её о скатерть. — Чертовски блестяще, правда, Том? Держу пари, Дамблдор в ярости.       Я наморщила нос.       — А с чего бы ему злиться? — озадаченно спросила я.       Малфой усмехнулся и сделал небрежный глоток тыквенного сока.       — Потому что он блятски ненавидит нас, — сказал он, пожимая плечами.       — Следи за языком, Малфой, — рявкнул Риддл, явно раздражённый.       — Почему мой дядя ненавидит вас? — настаивала я. Они должны были думать, что я одна из них. Они не должны ничего заподозрить. Мне придётся притвориться. Я должна была быть убедительной.       Малфой и Лестрейндж оба посмотрели на Риддла, как будто ожидая чего-то; когда он кивнул, всего один раз, они снова повернулись ко мне.       — О, он просто не любит слизеринцев, любовь моя, — ответил Малфой, пренебрежительно махнув огромной рукой в воздухе. Я заметила, что ногти у него были грязные и плохо подстриженные. — Он всегда пытается обвинить нас во всём. Без обид, я знаю, что он член семьи, но он немного урод по этому поводу.       Лестрейндж хихикнул.       — Ты не должен так обзывать учителей, Малфой, — наставлял его Риддл, разрезая курицу на аккуратные кусочки размером с укус. — Особенно в присутствии нового ученика. У неё может сложиться неверное впечатление.       На мгновение воцарилась странная напряжённая тишина, пока мальчики с настороженным видом наблюдали, как Риддл ест.       — Конечно, Том прав, — резко сказал Лестрейндж. — Нам бы не хотелось, чтобы Мисс Грейнджер подумала, что мы не любим её дядю.       — Кроме того, — добавил Малфой с набитым пудингом ртом, — может быть, он будет добр к нам теперь, когда она здесь.       Сидевший рядом со мной Риддл усмехнулся.       — Я бы на это не рассчитывал, — пробормотал он, постукивая пальцами по столу.       Я нахмурила брови.       — Я ничего не понимаю. Он не любит вас, потому что вы слизеринцы?       — Пару лет назад произошло несколько несчастных случаев, — объяснил Лестрейндж, глядя на свой горошек и не поднимая глаз. — Очень ужасных. Он подозревал нас по какой-то причине, и если бы не Том, то, вероятно, нас бы обвинили.       Я переваривала это в течение минуты.       — Несчастные случаи? — осторожно спросил я.       Краем глаза я заметила, что Риддл сердито смотрит на Лестрейнджа.       — Да. Какой-то глупый полукровка завёл себе домашнего акромантула, ты только представь себе, и выпустил его в замок. Он убил магглорождённого. В то время Министерство раздуло довольно большое дело по этому поводу.       Я заметно отшатнулась. Я знала этого глупого полукровку. Я знала этого магглорождённого. Я даже знала этого акромантула. И как я буду продолжать в том же духе? Как долго я смогу сидеть здесь, с ними, и вести себя так, как будто ничего не случилось?       — Это ужасно, — поморщилась я. — И дядя Альбус решил, что вы трое имеете к этому какое-то отношение? Какая нелепость!       — О, не беспокойся об этом, любимая, — легко сказал Малфой, откидываясь назад и вытягивая руки над головой, напрягая при этом бицепсы. — Он никогда ничего не сможет доказать, даже если бы это было так.       – Абраксас, — прошипел Риддл, пронзая его взглядом.       И вот снова наступила тишина, напряжённая, густая и холодная, когда оба мальчика настороженно уставились на Риддла. Как же никто другой этого не видел?       — Абраксас имеет в виду, Мисс Грейнджер, — пояснил Риддл, — что ваш дядя предпочитает свой собственный дом, Гриффиндор, всем остальным. Он просто был слишком возбуждён, чтобы обвинить в случившемся некоторых слизеринцев. Здесь, в Хогвартсе, всё совершенно нормально. Не о чем беспокоиться.       Я отпила глоток воды, встретив испытующий, любопытный взгляд Риддла. Но — нет. Нет. Он не мог быть заинтересован во мне. Я не могла позволить ему интересоваться мной. Что сказал Дамблдор? Смешайся. Смешайся с толпой легко и непринуждённо, пока он не придумает, как доставить меня домой. Риддл не должен интересоваться мной. Он не должен.       — Я… я понимаю, — сказала я, быстро принимая решение и поворачиваясь обратно к Малфою с застенчивой, расчётливой улыбкой на губах. — Абраксас? Да? Похоже, мне так много нужно узнать о том, как здесь всё устроено. Я чувствую себя ужасно потерянной.       Красивые серые глаза Малфоя на долю секунды расширились.       — Ну, мы же не можем этого допустить, правда? — протянул он, положив свои большие мускулистые руки на стол и наклонившись вперёд. — Не волнуйся, милая, я позабочусь, чтобы ты не заблудилась.       — Это ужасно великодушно с твоей стороны, — ответила я, закусив губу.       — Что-то подсказывает мне, что это доставит мне удовольствие, милая, — ухмыльнулся Малфой.       Лестрейндж громко хмыкнул.       — Да, доставит, потому что, судя по тому, что я слышал, это точно не доставит ей, — засмеялся он, пригибаясь, когда Малфой повернулся к нему с рычанием.       — Чёрт возьми, Лестрейндж, ну почему ты всегда всё портишь?       — Я не порчу всё, ты великий неуклюжий идиот.       Риддл наблюдал за тем, как двое мальчишек препираются друг с другом, и это можно было назвать только презрением. Разве они не должны были быть его друзьями?       — Перестань, Лестрейндж, — тихо приказал он. — Вы ставите мисс Грейнджер в неловкое положение.       Это была явная ложь, но никто не потрудился возразить.       — Мне очень жаль, — пробормотал Лестрейндж, теребя свой галстук. — Я не хотел вас смущать, мисс Грейнджер. Я просто немного повеселился.       Я судорожно сжала руки кулаки с неловкостью.       — Всё в порядке, — бодро сказала я. — Правда. И, пожалуйста, зовите меня Гермионой.       Лестрейндж одарил меня благодарной улыбкой; мой желудок скрутило судорогой.       — Значит, Гермиона.       — Эй! — вставил Малфой, надув губы. — А как же я, милая? Что мне сделать, чтобы звать тебя по имени?       Я хихикнула.       — Вы можете продолжать называть меня мисс Грейнджер, — дерзко ответила я. — Я уже решила, что мне нравится, как это звучит на ваших устах.       Прежде чем Малфой успел ответить, Риддл раздражённо вздохнул.       — Мисс Грейнджер, — сухо произнёс он. — Похоже, ваш дядя очень старается привлечь ваше внимание.       Я резко развернулась, чтобы осмотреть главный стол, но обнаружила, что Дамблдор маневрирует со своего места и сигнализирует мне следовать за ним.       — Похоже, я заканчиваю ужин, — сказала я Малфою, поднимаясь на ноги. Я была удивлена, когда все три мальчика сразу же встали.       — Пожалуйста, позвольте одному из нас проводить вас, — предложил Риддл, протягивая руку. — Вы ещё можете не знать, куда идёте.       Я фыркнула.       — О, не говорите глупостей, — сказала я, разглаживая юбку спереди. — Дядя Альбус только что вышел. Я совершенно уверена, что смогу добраться до двери без всяких указаний.       Губы Малфоя дрогнули; Риддл, однако, оценивающе посмотрел на меня.       — Конечно, можете, — вежливо ответил он.       Но я чувствовала, что его глаза следуют за мной, тёмные, сверкающие и зловещие, пока я медленно шла к коридору.       Это заставляло меня весьма сильно нервничать.       

***

      — Чай, мисс Грейнджер?       Дамблдор склонился над оранжевым керамическим чайником, ожидая моего ответа.       — Нет, спасибо, — ответила я, устраиваясь в удобном, обитом ситцем кресле. Его кабинет был не особенно большим, но уютным и тёплым, с огромным кирпичным камином и целой стеной полок, заставленных книгами. Несколько тонких медных инструментов стояли на его столе, прерывисто напевая. Они были мне знакомы. От них мне хотелось плакать.       — Как прошёл ужин? — спросил он, садясь напротив меня.       Я сделала паузу.       — Познавательно, — коротко ответил я.       — В каком смысле?       — Я познакомилась с Абраксасом Малфоем, Эдмондом Лестрейнджем и Томом Риддлом.       Он сделал большой, размеренный глоток чая, его глаза сузились.       — Понятно.       — Малфой кажется достаточно безобидным, но Лестрейндж… скользкий тип. Он мне не нравится, — уточнила я, ковыряясь в кутикуле.       — А ваше мнение о молодом мистере Риддле?       — Честно? Он жуткий, — ответила я. — Он имеет этот странный… контроль над всеми, — это тревожит.       Дамблдор понятия не имел, что я уже знаю, кто такой Том Риддл. Он понятия не имел, что я знаю его будущее, знаю, что он будет делать потом, знаю, на что он способен. Он не должен этого знать. Я не могла так рисковать.       — Мистер Риддл пользуется большой популярностью у других студентов, — осторожно произнёс он с задумчивым выражением лица. — Он также является особым любимцем директора Диппета. Я бы настоятельно посоветовал вам, — за неимением лучшего слова, — скрыть своё отвращение, по крайней мере на время. Слизеринцы поклоняются ему, а вы теперь слизеринка, мисс Грейнджер.       Я резко кивнула.       — Не напоминайте мне, — пробормотала я, нахмурившись. — Я не должна была быть слизеринкой.       Он внимательно посмотрел на меня поверх очков.       — А что сказала шляпа во время вашей сортировки? — спросил он.       Я вздохнула.       — Это было очень неприятно — ответила я, нервничая. — Она сказала, что я была гриффиндоркой, но на этот раз я… я не принадлежу этому времени. Что мне нужно так много сделать, и я не могла этого сделать там. Это было довольно расплывчато, на самом деле.       — Сортировочная шляпа — это своеобразная реликвия, мисс Грейнджер, — медленно произнёс он, откидываясь на спинку стула. — Её магические свойства до конца не изучены, — как и всё здесь, в Хогвартсе, она очень хорошо охраняет свои секреты, — но она обладает сверхъестественной… способностью понимать обстоятельства, находящиеся вне нашего контроля. Если она считает, что у вас есть цель здесь, и что этой цели лучше всего служить в Слизерине, возможно, вам не следует так быстро отмахиваться от неё.       Я заскрежетала зубами. Цель? Конечно же, он не шутил.       — Я думала, мы договорились, что моё присутствие здесь — не более чем несчастный случай, — сердито ответила я. — Что я должна вписаться, как можно лучше, не привлекать к себе внимания и сохранить хронологию событий. Намёк на то, что у моего визита есть цель, подразумевает, что я здесь для того, чтобы что-то изменить. Это не просто невозможно, профессор. Это очень опасно.       — Ну, да. Но это было раньше.       Что за чертовщина?       — Раньше, — повторила я в замешательстве.       — Да. До того, как сортировочная шляпа дала понять, что на самом деле есть причина, по которой вас отправили обратно к нам, — уточнил он, его небесно-голубые глаза почти, но не совсем, мерцали. От этого зрелища у меня защемило в груди.       — Это шляпа, — резко сказал я. — С технической точки зрения она может быть разумным существом, но всё же это шляпа, профессор.       На его лице промелькнуло разочарование.       — Вы сказали, мисс Грейнджер, что она признала вашу принадлежность к Гриффиндору?       — Ну… да, — призналась я.       — Итак, она узнала вас, — глубокомысленно продолжил он. — Наша технически разумная шляпа узнала вас, хотя, технически говоря, сейчас 1944 год и вы ещё даже не родились.       Мои губы приоткрылись, но из них не вырвалось ни звука.       — Это правда, мисс Грейнджер? — спросил он не без злобы.       Я быстро заморгала.       — Да, но…       — Теперь я знаю, что вмешательство во время обычно не одобряется, — сказал он, покручивая кончик своей бороды. — И я вовсе не призываю вас делать что-то подобное, вы же понимаете. Но… возможно, если бы мы не называли это вмешательством — приспособлением, возможно — да, приспособлением. Это звучит гораздо лучше, не так ли?       Он просто сошёл с ума. Я застряла на пятьдесят лет в прошлом с безумным Альбусом Дамблдором и социопатом, слишком красивым Томом Марволо Риддлом. Почему это происходит?       — Сэр, просто для ясности, — вы предлагаете мне изменить что-то, что может отрицательно повлиять на временную шкалу — ту, которую вы так отчаянно хотели, чтобы я защищала, — пока я застряла здесь?       — О, я бы никогда этого не предложил, — сказал он дружелюбно.       Конечно же, нет.       — Ну тогда. Если это всё, — сказал я, поднимаясь на ноги.       — Вообще-то, мисс Грейнджер, — серьёзно сказал он, жестом приглашая меня снова сесть. — Мне нужно обсудить с вами ещё кое-что. — Я медленно опустилась обратно в кресло. — Вы знаете, кто такой Геллерт Гриндельвальд? — спросил он.       Я поджала губы.       — Да.       — Значит, вы знаете, что у него много последователей по всей Европе.       — Да.       — У нас с Геллертом есть… история, мисс Грейнджер, — сказал он, протягивая руку за чашкой чая. Он так и не поднял её. — Наше сотрудничество закончилось не очень хорошо, и вот уже много лет он затаил на меня… обиду.       — Обиду, — повторила я.       — Довольно сильную.       — Мне очень жаль, профессор, но что…       — Геллерт хорошо знаком с моей семьей, мисс Грейнджер, — мягко перебил он её. — Он, несомненно, скоро узнает, что моя так называемая племянница теперь учится в Хогвартсе. Он знает, что у меня нет племянницы.       У меня пересохло в горле.       — Но тогда почему же вы… — пробормотала я.       — Потому что у вас есть необыкновенная тайна, мисс Грейнджер, — просто и серьёзно ответил он. — В высшей степени необычная. И из-за этого вы находитесь в опасном положении. Если правда о вас когда-нибудь выйдет наружу, найдутся люди — много, очень много людей, — которые захотят изучить вас. Они очень постараются понять, как вы оказались здесь, и захотят использовать эту силу для себя. Я уверен, что мне не нужно объяснять вам прелесть путешествий во времени.       У меня начала болеть голова.       — Что… — пролепетала я срывающимся голосом. — Что вы хотите этим сказать, профессор?       — У меня есть некоторая доля доверия в нашем мире, мисс Грейнджер, — спокойно ответил он. — Поскольку я объявил вас своей племянницей, люди будут более склонны принимать странности в вашем поведении. Вы будете в достаточной степени защищены от любых подозрений.       — Значит, вы меня защищаете.       Он заколебался. Я это заметила.       — Во всяком случае, пытаюсь.       — Но какое отношение ко всему этому имеет Гриндельвальд?       Он тяжело вздохнул.       — Как я уже говорил, Геллерт узнает о вашем существовании и поймет, что мы оба лжём, — устало сказал он. — Он может попытаться выяснить, почему. Он может попытаться… найти вас.       Мне хотелось рассмеяться. Мне хотелось кричать. Я хотела сказать ему, что он не может быть серьёзным, он не может быть, блять, серьёзным, потому что не было никакого способа, чтобы всё стало хуже. Его не было. Его не было.       — Вы хотите сказать, сэр, что Геллерт Гриндельвальд будет охотиться за мной?       Он заёрзал на стуле.       — Я пытаюсь сказать вам, что ему может быть любопытно, — тихо ответил он. — И чтобы вы были осторожны, мисс Грейнджер. Есть причина, по которой я хотел видеть вас в Хогвартсе. Он не может добраться до вас здесь.       Я вдруг перестала думать. Мне нужно было уходить. Мне нужно было выбраться отсюда. Я не могла быть здесь, больше не могла, и я не могла выдержать ещё одну грёбаную секунду бестактного навязывания Альбуса Дамблдора моему хрупкому чувству безопасности. Неужели ему действительно нужно было напоминать мне, чтобы я была осторожна? Неужели ему действительно нужно было говорить мне, что после семи лет борьбы с самым темным волшебником в истории я была отброшена назад во времени, только чтобы быть бездумно, глупо нацеленной его предшественником? Я не могла там находиться. Я не могла там оставаться. Я не могла думать.       — Конечно, нет, — выдавила я, резко вставая. — Но, если вы меня извините, профессор, мне действительно пора в свою общую комнату. Я очень устала. Сегодняшний день был… утомительным, если не сказать больше, и мне действительно нужно немного поспать. Я должна… мне нужно… я должна уйти.       Я бредила, отчаиваясь, а он изучал меня с выражением почти парализующей печали на лице.       — Конечно, мисс Грейнджер, — любезно ответил он. — Если я добьюсь хоть какого-то прогресса относительно вашего… уникального состояния, я дам вам знать.       — Благодарю вас, сэр — сказала я, слепо поворачиваясь к двери и берясь за ручку. — Тогда я просто… пойду. Спасибо.       А потом я снова оказалась в коридоре, дрожащая, взволнованная, задыхающаяся, я всё ещё не могла, блять, думать, — и там был Том Риддл.       Я ахнула в изумлении. Том Риддл стоял, прислонившись к стене напротив меня, засунув руки в карманы, рукава его накрахмаленной белой рубашки были закатаны. Его зелёный слизеринский галстук был свободно завязан на шее, исчезая в верхней части тёмно-синего свитера. Он выглядел расслабленным, невозмутимым, длинные, стройные линии его тела были так изящно расположены, что я снова поразилась тому, насколько физически он был совершенен. Я почувствовала неприятное гудение сознания в нижней части живота.       — Мисс Грейнджер, — сказал он, быстро выпрямляясь и направляясь ко мне.       — Привет, — тупо ответила я, сверхсознательно ощущая быстро сокращающееся пространство между нами.       — Я подумал, что вам может понадобиться сопровождение в подземелье, — сказал он. — Я не был уверен, что у профессора Слагхорна есть время показать вам, где находится общая комната и как туда попасть.       Я шумно сглотнула.       — Он этого не сделал.       — Потрясающе, — ответил он, направляясь дальше по коридору. Я смутно сознавала, что у меня нет иного выбора, кроме как последовать за ним. — Я провожу вас вниз, через вестибюль, просто чтобы у вас была точка отсчёта. Здесь действительно не так уж трудно передвигаться, как только разберёшься с лестницами.       — Это… это приятно знать, — пробормотал я.       Пока мы пробирались через замок, он постоянно подбрасывал мне почти бесполезные исторические факты о школе. Его знания произвели бы на меня впечатление, если бы они исходили от кого-то другого, хотя бы потому, что это означало, что он читал Историю Хогвартса — не только читал, но и в основном запоминал её, бесконечную литанию имён и дат, падающих с его рта с отработанной, преднамеренной легкостью. Это приводило меня в замешательство.       — Итак, — сказал он непринуждённо, врываясь в мои мысли. — Почему вы решили приехать сюда на последний год учебы? Это немного необычно — перевестись на седьмой курс.       Я облизнула губы.       — Гриндельвальд имеет сильное влияние в Южной Франции, — ответила я, повторяя ложь, которую мне велел сказать Дамблдор. — Я… больше не была в безопасности.       — Но у тебя нет французского акцента, — заметил он, внимательно наблюдая за моим лицом.       Я почувствовала, как мой желудок сжался. Почему он так заинтересовался?       — Я только там училась, — беспечно ответила я. — У моих родителей был дом в Дэвоне. Там я и выросла.       Может быть, мне почудился подозрительный скос его глаз? Может быть, я просто параноик?       — Конечно, — возразил он, когда мы завернули за угол. — Каково это было — расти с профессором Дамблдором вместо дяди? Держу пари, это очень интересно.       Он задавал слишком много вопросов. Его тон мог быть уважительным, даже любопытным, но он задавал слишком много вопросов. Я прочистила горло.       — Вообще-то я не очень часто видела дядю Альбуса, — ответила я, прищурившись и пытаясь разглядеть, сколько ещё нам нужно пройти, чтобы добраться до подземелий. — Он был очень занят другими делами.       — Значит, вы двое не… близки? — сказал он, и его шаги замедлились.       У меня по спине побежали мурашки беспокойства.       — Он мой дядя, — осторожно сказал я. — Полагаю, мы уже достаточно близко.       Он остановился со странным выражением на лице. Мои руки были влажными.       — Могу я спросить вас кое о чём, мисс Грейнджер? — спросил он, склонив голову набок. Я боролась с желанием содрогнуться.       — Конечно.       Он не колебался ни секунды.       — Почему вы так меня боитесь?       Я застыла на месте. Что? Как он узнал? Как он догадался? Я была осторожна, так осторожна, что у меня раскалывалась голова от того, как чертовски осторожна я была, — так как же он мог почувствовать, даже немного, что я окаменела, испугалась, не только его, но и всего, всех, никогда не вернусь, никогда не найду дорогу домой, никогда не почувствую, что я принадлежу ему, никогда больше, потому что я не должна была быть здесь, я не должна была быть здесь, я не должна была быть здесь, я не должна была быть здесь, я, блядь, не должна была быть здесь.       — Прошу прощения? — выпалила я, стараясь не обращать внимания на то, как опасно, безответственно ускорился мой пульс, как какой-то маленький, никогда не использовавшийся уголок моего мозга кричал мне бежать, бежать быстро, бежать далеко, просто… блядь, бежать. Потому что он знал. Он знал, что со мной что-то не так, что-то не так, что-то не так, но он не мог этого знать. Я не могла позволить ему узнать об этом.       — О, я не хотел вас обидеть, — быстро сказал он, скривив губы в подобие ободряющей улыбки. Но я знала, что это не так. — Просто, вы, кажется, немного нервная, вы понимаете. И вам было так хорошо с Абраксасом…       — С чего бы мне вас бояться? — спросила я, изображая негодование, стараясь не обращать внимания на свое трепещущее, заикающееся сердцебиение. — Я даже не знаю вас, Риддл.       — Пожалуйста, — тут же сказал он, — зовите меня Том.       Мой язык был шершавым и тяжёлым во рту.       — Значит, Том.       — Я просто не хочу, чтобы мы плохо начали, — продолжал он почти извиняющимся тоном. — Мы довольно сплоченная группа в Слизерине, и мне бы не хотелось думать, что член моего собственного дома чувствует себя неуютно рядом со мной.       Я подавила желание сделать большой шаг назад. — О, мне совсем не неудобно, Том, — неловко сказала я. — Я просто… привыкаю.       Мускул на его челюсти дернулся.       — Хорошо. Тогда я рад, что мы всё уладили.       — И я тоже.       Но он, похоже, мне не поверил.       А когда он пожелал мне спокойной ночи после того, как проводил меня в мою комнату, его рука задержалась на моем плече на неуместно долгое время, когда он похлопал меня по спине.       «Какой дружеский жест», — с горечью подумала я.       Если бы это не было дружелюбно, я была бы дурой, если бы думала, что это так, и я не могла подавить своё отвращение, больше не могла. Я слишком устала. Это было уже слишком. Всё — всего этого было просто чертовски много.       Так что я вздрогнула.       И он это заметил.