Миссия "Апокалипсис"

      Деревья в осеннем убранстве мило перешептываются между собой, ведя свою беседу порывами холодного ветра. Амарант их дорогих одежд завораживал, как впрочем и дивная песнь Борея, которую можно слушать, и слушать, и слушать…       Бонни улыбается сама себе, чувствуя как к ней воззывает каждая травинка, каждый листочек, птицы, летающие сегодня необычайно низко в предверии назревающего шторма. Осень в этом году выдалась холодной и пасмурной, но девушке это даже нравится, в какой-то степени. Промозглая погода навеивает желание зажечь свечи, расставив их вокруг себя в форме круга, и отправиться в дивную вселенную тонких тел, где живут духи предков, где не существует понятия о времени, о добре и зле, где даже бренное существование обретает глубокий смысл.       В том мире существует гармония, управляющая и этим миром, гармония, недоступная простым людям.       — Гуляешь? — бархатистый тембр слышится совсем рядом, как шепот на ушко, и Бонни рефлекторно поворачивается назад, чтобы встретиться с пустотой.       Разворачиваясь обратно, она, конечно, натыкается на взгляд ледников Северного Ледовитого. Один из уголков губ невольно ползет вверх, формируя на лице мужчины привычную усмешку — его фирменное оружие. И работало ведь.       — Гуляю, — зеркалит ведьма, расплываясь в доброй улыбке.       Брюнет ничего не говорит, покорно следуя рядом, как верный спутник, вращающийся вокруг своей единственной планеты. Даже если он и не хотел этого признавать, Бонни — настоящий полюс притяжения всего хорошего, что есть в нем. Не Елена или Кэтрин. Не его брат. Бонни Беннет, девушка, которая всегда смотрит на него с легким укором, и которая насквозь видит все его скрытые уловки и ужимки.       — Как Елена? — спрашивает Бонни. Недовольное хмыканье со стороны вполне ожидаемо — Деймон не очень-то любит обсуждать свою личную жизнь. Бонни итак знает слишком много, и пользуется этими знаниями подобно профессиональному психологу.       — Все еще не может определиться, — бросает он, явно не желая углубляться во все детали. Но и не надо, Беннет успевает все прочитать в бездне холодных глаз. Они у Деймона сродни океанским водам, в них разворачиваются штормы из чувств, сожалений и страхов. Ее же болотистые — катализатор чужих переживаний. — Знаешь, я скучаю.       Бонни застывает, слыша откровенное признание. Когда-то они с Деймоном ведь и правда были такими близкими друзьями, делились всем, проводили кучу времени вместе, до той степени, что бабушка начала намекать на возможную взаимность между двумя. Конечно, все было куда более прозаично — они просто подходят друг другу как инь и янь, но для гармонии им необязательно искать романтический подтекст во взглядах и ночных разговорах по телефону.       Так что же поменялось?       Бонни пытается вспомнить, безуспешно, не понимая, почему у нее как будто бы вырезана целая глава из жизни. Она знает только одно — эти встречи и правда стали редкими, но несмотря на это не менее ценными.       — Я тоже скучаю, — выдавливает она, когда Деймон мягко ее обнимает, зарываясь носом в спутанные ветром волосы. Он тяжело выдыхает куда-то в макушку, только сильнее сжимая девушку в своих руках. — Подожди еще чуть-чуть, я уже близко.       Беннет запоздало чувствует слезы в глазах, когда те уже начинают сбегать по щекам. Она отдаленно понимает смысл сказанного, но слова кажутся ребусом, и ей для его решения не хватаей одной последней подсказки. Что это все значит?       Смысл и осознание приходят, когда Бонни, наконец, открывает глаза, усаживаясь на кровати. На душе так гадко и противно, и чувства эти вытесняют надежду на спасение. Она устала ждать Деймона. Устала ждать, что кто-то все еще о ней помнит, что кто-то все еще ищет. Надежда необратимо приводит к страданиям, а их в жизни ведьмы теперь и без того достаточно.       Тюремная камера не поменялась за ночь. За ночь ли? Бонни успела потерять какое-либо ощущение времени, находясь здесь последние пару месяцев. Хотя, быть может, она была здесь уже дольше года.       За дверью послышались шаги, и Бонни ложится обратно, закрывая глаза. Возможно, притворись она спящей, ее не станут будить, оставят гнить здесь и дальше, не докучая расспросами или глумливыми опытами.       Не угадала.       — Бон, я знаю, что ты уже проснулась, — голос Кая против воли проникает в голову. — Доброе утро, — пропел он, стягивая с девушки одеяло. — У нас сегодня насыщенный день, так что поднимайся.       Беннет хочет и дальше продолжить лежать, пока ее, наконец, не примут за мертвую и от нее не избавятся, как сделали с другими ведьмами.       — Не заставляй меня применять силу, — мужчина говорит это таким тоном, будто это не угроза вовсе, а лучшая альтернатива. Но Бонни знала, что это не более, чем обман слуха. Иллюзия. У соципатов вроде Паркера искаженное понимание эмоций. Загадкой оставалось, мог ли он вообще испытывать хоть какие-то эмоции, или же просто имитировал чужие голоса и выражения лиц.       Девушка поднимается на кровати и шаркает ногами по полу в поисках тапок. Еще одна маленькая деталь, служащая кирпичиком в выстраивании искаженной реальности. Если люди, которые поместили Бонни сюда, действительно хотели сломить ее морально и физически, то к чему ей удобная кровать и тапки? Зачем кормить ее и давать читать книги? Разве процесс не убыстрится, относись они к Бонни как к цирковому зверьку?       — Вот и умница, — казалось, в голосе Кая звучит искренняя похвала. Бонни в очередной раз ловит себя на мысли, что сознание другого человека — сплошные непроходные дебри. Не стоит даже соваться.       Они долго идут по каменному коридору: Кай на пару шагов впереди, и двое охранников в балаклавах позади. Как будто кто-то когда-то сможет их опознать. Насколько было известно Бонни, выбраться отсюда все равно невозможно.       В конце коридора, за массивными дверями, ее взгляду открывается знакомый огромный зал, тускло освещенный несколькими лампами. Здесь пусто — ни мебели, ни картин — но даже так, Бонни не сразу замечает фигуру человека, сгорбленно сидящего на полу. Казалось, это существо находилось здесь последние несколько дней, что отчетливо чувствовалось по спертому воздуху. Беннет достаточно одного взгляда на очередного мученника, чтобы почувствовать колючую тревожность, плотно поселившуюся теперь где-то в районе живота.       Человеком на полу оказался не мертвец, а вполне себе живой юноша. Или мужчина. Затворничество в тюрьме даже Гераклу добавит субтильности.       — У нас прекрасное пополнение, — Кай мечтательно всплескивает руками. — Но вот незадача, этот молодой человек не очень-то разговорчив. Возможно, ему несколько некомфортно, но что еще так сближает, как дружеский спаринг?       Бонни мысленно молится о том, чтобы сказанное ей послышалось.       По серьезному выражению лица Кая Паркера она понимает, что тот не шутил. Ей не впервой придется бороться с кем-то из новоприбывших. Если они проиграют — Беннет придется стать свидетельницей еще одной жестокой смерти.       А если выиграют…       Что ж, смерть — альтернатива куда более заманчивая, по сравнению с перспективой продолжать гнить в этом Богом забытом месте.       — Боритесь, — подождав, пока стражники снимут с пленника наручники, сладко-приказным тоном произносит Паркер.       Теперь, когда свет ламп стал куда ярче, Бонни может получше рассмотреть незнакомца, что продолжал сидеть на месте, видимо, не в силах подняться. Скорее всего он обезвожен, и вряд ли его тут вообще кормили.       У юноши, чьи волосы отливали тусклым золотом не было никаких магических способностей — ведьма ясно это ощущала. Ее живот заполняет вязкая пустота. Это же чувство сопровождало ее рядом с Еленой. Друзьями. Своим отцом. Нападать на человека без магии — все равно, что бить лежачего, и Бонни все еще была достаточно человечной, чтобы не опускаться до чего-то подобного.       — В чем смысл? — обреченно спрашивает она.       — Смысл в том, дорогая, что ты, блядь, делаешь то, что тебе велено. И не задаешь тупых вопросов, — Кай смотрит на нее злыми глазами, но в секунду смягчается, возвращаясь к своему драматично-приторному голоску. — Но, если дама не желает вступать в дружеский матч, то… Убить его, — приказ тихий, но звук отдается где-то в самом сердце ведьминского сердца, поэтому крик с губ Бонни срывается прежде, чем она понимает сказанное.       — Нет! — На ее восклицание незнакомец головы не поднимает, но, кажется, прислушивается, внимательно следя за диалогом между Паркером и пленницей.       Кай расплывается в довольной улыбке. Конечно, ведьма никогда не позволит невинной овечке погибнуть по своей вине. Тем самым только саму себя в могилу сведет. Жертвенная Бонни — как предсказуемо.       — Тогда… Си-джак! — в манере тренера по тхэквондо произнес надзиратель, неловко двигая при этом руками. Бонни уже привыкла к тому, что Паркер при всей своей грозности и опасности оставался в сущности своей неловким подростком, пусть на вид ему и было многим больше шестнадцати.       Оппонент не двигается.       — Прости, — говорит она прежде чем поднять ладонь, заточая мужчину в кольце огня.       Блондин не обращает никакого внимания на неумелое фаер-шоу, устроенное ведьмой.       С таким же показным спокойствием он лениво щелкает пальцами, и огонь в момент исчезает.       Ему требуется несколько секунд, чтобы поднять тяжелый раздраженный взгляд на Бонни. И у Беннет сердце замирает. У него худое лицо, но какое лицо! Бонни, кажется, в школе подобных мужчин видела на полотнах итальянских художников времен Возрождения. Как падший ангел у Кабанеля, причем настолько похож, что даже волосы вьются такими же белокурыми завитками. И глаза, даже в темноте комнаты, отливают васильковым июльским небом, картина из детства, та же безмятежность и спокойствие. И какой-то внутренний трепет.       Девушка запоздало чувствует обжигающий жар на коже в области живота. И только спустя мгновение понимает, что горит. Не она сама, правда, а вот рубашку вряд ли уже что-то спасет.       Она наскоро стаскивает рубаху, оставаясь в пижамных штанах и спортивном топе.       Вот так номер…       Откуда у парня без магических способностей может быть магия? Если только он не поглощатель, вроде Кая.       Бонни гневно смотрит на своего оппонента, не понимая, зачем он поджег ее одежду.       «Если так хочешь увидеть меня голым, просто попроси,» — не к месту всплывает в голова одна из реплик Деймона. Сальваторе-старший всегда так неумело флиртовал. Как только он девушек на это цепляет, остается загадкой.       Бонни отмахивает непрошеные воспоминания как рой назойливых мух, и продолжает проверять кожу на наличие ожогов. Кажется, ничего нигде не жжет. Жаль только рубашку.       — Что за техника! Прелестно! — Кай аплодирует, заливаясь смехом.       Что ж, хоть кого-то это представление повеселило. Наверное, этот сумасшедший, родись он во времена Римской империи где-то в районе Рима, был бы частым гостем зрелищных боев на арене Колизея. А еще, наверное, любил бы ходить на публичные казни. Причем, чем кровавее, тем громче были бы его восторженные крики и рукоплескания.       — Думаю, ты согласишься, Бон-Бон, что у парня настоящий потенциал, — говорит Кай.       Беннет переводит уставший взгляд со своего мучителя на ведьмака.       Господи, как же она от всего этого устала.       — Да, явный потенциал, — она на секунду замолчала, не веря тому, что собирается попросить Паркера об этом, а потом с выдохом произносит: — А теперь убей меня.       Улыбка с лица Малакая сползает. И гнев быстро сменяется поддельным беспокойством. Кажется, даже вампир, отключивший собственные чувства, не казался бы таким социопатичным.       — Бонни, дорогая моя, о чем ты? Неужели… — он драматично вздыхает, поправляя волосы. Как актер, ожидающий зрительского «браво!». — Неужели ты думаешь, что я убью тебя?       Бонни кажется, что сейчас он продолжит, и скажет нечто вроде: «Конечно, я отдам эту честь нашему победителю». Все это вполне в духе Паркера.       Правда, вместо этого он говорит нечто совсем иное.       И Бонни от этого хочется провалиться куда-то. Желательно к самому Люциферу, прямиком в его пламенные объятия.       — Думаю, такому одаренному магу обязательно нужен не менее талантливый наставник. Кто-то, кто научит его разным заклинаниям. Поможет, подскажет, — Кай неторопливо ходит по залу, взад-вперед, цокая своими туфлями по бетонному полу. — Кто, как не ведьма из древнего и могущественного рода Беннетов, способна наставить на путь истинный юное дарование?       — Нет, — Бонни машет головой, стискивая челюсть. Она знает, что может последовать за этим. Но тренировать кого-то, чтобы Кай мог использовать и его для своих гадких экспериментов? Нет, ни за что.       — Что, прости? — Паркер останавливается.       — Я не буду его тренировать, — повторяет Бонни.       — Кажется, ты забываешься, Бон-Бон. Ты — моя собственность. Вы все здесь моя собственность. Я понятно объясняю? — Паркер срывается на крик. Его начинает потряхивать, и ведьма невольно дергается. Ей по-прежнему тяжело привыкнуть к поведению ее надзирателя. И ей по-прежнему мерзко выполнять его приказы.       Ведьмина гордость куда сильнее ведьминого дара. И Бонни лучше перейдет на Другую Сторону, чем продолжит беспрекословно выполнять указы этого сумасшедшего.       — Хорошо, я убью его, — повторяет Паркер. Он пожимает плечами, как будто любой из вариантов вполне себе устраивает его.       Бонни чувствует, как быстро начинает биться ее сердце при виде пистолетов, что достают стражи.       На ее руках будет кровь еще одного человека.       «Не на моих руках. На руках Паркера».       — Ты подписываешь ему смертный приговор, Бонни, — задумчиво добавляет Кай.       — У меня нет прав что-то решать здесь, — говорит она в ответ.       — Дорогая Бонни, но у тебя всегда есть выбор.       Бонни на секунду прикрывает глаза, но когда открывает их снова, мир вокруг вдруг останавливается: Паркер и стражи замирают, они не дышат, не двигаются, и просто стоят на своих местах. Словно бы кто-то поставил их на паузу.       Ведьма моргает, пытаясь убедиться в том, не сошла ли она с ума, услышав выстрел. Но выстрела так ведь и не прозвучало. Или..?       — Что если ты все-таки решишь мне помочь?       По спине пробегает неприятный холодок. Бонни понимает, что голос этот не принадлежит ни Каю, ни кому-то из стражей. А значит…       — Потому что взамен я смогу помочь тебе, — блондин поднимает голову, смотря на нее своими невинными васильковыми глазами. И как только у кого-то столь серьезного могут быть столь чистые глаза?       — Почему я должна доверять тебе? Откуда мне знать, что ты не заодно с Паркером?       — У тебя нет причин доверять мне. Но мы оба не в том положении, чтобы гнушаться помощи, разве не так, мисс Беннет?       Бонни поджимает губы. Сверлит блондина взглядом, стараясь пробраться в его голову, но она слишком слаба, чтобы распознать сейчас ложь. Наверное, иногда стоит положиться на женскую интуицию. Не может ведь человек, походящий на ангела оказаться злодеем?       Но не подарена ли интуиция женщинам самим дьяволом или его приспешницей Лилит?       — Я согласна.       Паркер вдруг отмирает. Как и стражи, стоящие по бокам от мага.       — Замечательно, — лепечет Паркер. — Забыл вас официально друг другу представить. Знакомься Бонни, Майкл Лэнгдон.