Не стой на ветру

Здание было о трёх этажах, с красивой жёлто-персиковой облицовкой и выкрашенным белым окнами. Стеклянные двери громко хлопали, когда закрывались, и вместе с общим гвалтом эти хлопки давили Паннакотте на нервы. По правде говоря, она была гораздо больше рада за Наранчу, чем за себя: девушка разглядывала портреты, какие-то гравюрами, какие-то фотографиями, которые были развешены вдоль по коридору, и выглядела если не восторженно, то заинтересовано. Староста привела их в класс, показала на парты: «За каждой ученицей закреплено своё место, пересаживаться без разрешения учителя строго запрещено». Перед окнами раскачивался пышный лавр, оттого и солнце бликами перепрыгивало с парты на парту, со стула на стул. Вся мебель была выкрашена в тёмно-зелёный. Доска была чёрной. Наранча присвистнула. — Не свисти, — сказала девушка, затесавшаяся на задних рядах. Розовый персик волос блеснул под солнечным бликом. — Ты находишься в школе. Внутри Фуго что-то громко бряцнуло и оборвалось. Прошутто откупорил бутылку, положил пробку на стол и, когда Беа поставила на стол два объёмных бокала — плеснул вино. — Про, не делай вид, что мне всё равно. — Я не делаю, — женщина подошла к нему, взяла бокал в одну руку и положила вторую на его голову. — Я знаю, что тебе не всё равно. Ладонь переместилась с макушки на щеку, и Прошутто накрыл её своей. — К этим девочкам у нас есть дело. — Ло и я просили не втягивать их в это, — её тон в секунду стал жёстче, и Беа убрала руку, собираясь отойти, но мужчина остановил её, — Ты ведь и сам не хотел бы этого. — Не хочу, — Прошутто встал, поставив бокал на низкий столик, потом поставил бокал Беатриче и взял обе её ладони в свои. Он посмотрел на неё некоторое время, будто силясь что-то сказать, но вскоре отпустил её руки и вновь взял бокал. Беатриче вздохнула. — Завтра я встречусь с ними и расскажу, что от них требуется. Женщина усмехнулась. — И ты думаешь, они послушают взрослого мужчину, которого они видят первый раз в своей жизни? Прошутто кинул на неё непонимающий взгляд. Улыбка с лица женщины пропала, и она наклонилась вперёд. — Просто представь, сколько мужчин, похожих на тебя, захотели бы купить шестнадцатилетних бездомных девочек, и сколько эту просьбу озвучили. Мужчина поднял голову. Было видно, что он задумался. — Но меня-то им бояться незачем. — Они не боятся, Про, — покачала головой Беа. — Такие, как они, не боятся. Они просто-напросто не станут тебе доверять. Ощерятся, встанут на дыбы, но не испугаются. Она отпила вино и поставила его обратно. — К ним должна пойти я. Они уже знают меня. Прошутто кивнул. — Тогда слушай. Девушку звали Триш. Не то, чтобы они с Наранчей не знали её имени. А вот фамилия была материнская — Уна. Об этом им рассказала Беатриче, а иначе они бы ничего и не заподозрили, наверное. На уроках она обычно сидела тихо. Уж тише, чем Наранча, думала Паннакотта, хотя Гиргу определили в другой класс. Очевидно, что это было связано с её способностями — на улице Наранча проторчала едва ли не половину от должного для школы времени. В глаза Фуго бросался один настораживающий факт: Триш ни с кем не водилась. Это было странно — хотя бы на фоне остальных учениц, разбившихся в компании если не по трое-четверо, то хотя бы по двое. У Уны же не было никого. Её отношения с другими девушками из класса нельзя было назвать ни враждебными, ни подружескими. Всё было куда проще: ей было всё равно на всех. Эта отчуждённость и холодность к остальным поначалу не вызывали у Фуго никакого доверия. Отстранённость казалась высокомерием, безразличие — насмешкой. Для Паннакотты она выглядела точно так же, как и все те девушки из семей новоделанных богачей из её прошлого: в дерзящих роскошью платьях, с напускной аристократичностью, в лощёных туфлях со звонким каблучком. Таких привозили на красных Альфа Ромео. Панна давно вывела для себя закономерность, хотя позже и поняла, что это, в общем-то, куда больше житейская истина, чем результат долгих наблюдений: чем громче звенит посуда, тем она пустее. Может, именно это вызывало в её мыслях смущающее расхождение: Триш была как все, но в то же время отличалась от этих «всех» видимым своеобразием. — Частная школа — это очень хорошо, сеньора Буччеллати, — начала Фуго. Наранча сидела на столе, сверля Беа изучающим, любопытствующим взглядом. — Ты права, Фуго. — И это не подарок для нас, — голос девушки звучал спокойно и сдержанно. Было видно, что она совсем не волнуется. Потому что знала, о чём и как она говорила. Беа улыбнулась, откидываясь в глубоком кресле. — Аббаккио не ошиблась в вас, — сказала Буччеллати, отвечая Наранче и Паннакотте взглядом. — Особенно в тебе, Фуго. Ты очень умная девочка. Наранча фыркнула, что-то стряхивая с подола юбки. Было видно, что слова Беатриче её задели, но даже если так, она делала вид, что ей всё равно. Потому что тоже была умной. «Она не образованна, — заметила как-то про себя Беа, — но многое знает о жизни». — Мои способности — это ресурс, — Паннакотта отчеканила это так уверенно, что на секунду Беа стало не по себе. Всего на секунду, потому что смущала лишь формулировка. По сути всё так и есть. — И вы хотите этот ресурс использовать. Беа не считала признаком порядочного человека закуривать при детях, поэтому, едва нащупав упаковку тонких сигарет в кармане своего плаща, она тут же её отпустила, шмыгая носом. Сейчас неподходящий момент. Некоторое время Беа обдумывала слова, которые собиралась сказать девушкам, однако нужные нашлись быстро. — Я даже рада, что вы сами это поняли. Мы хотим заключить с вами сделку. В той школе, куда отправитесь вы, учится одна девочка. То, что произнесла Беа, показалось Гирге чрезвычайно интересным. Теперь она сидела так, что весь корпус был направлен в сторону Беатриче, а если бы у неё были и вовсе кроличьи уши, Фуго была уверена, они бы навострились. — Её зовут Триш Уна. Она учится там совсем недавно, поступила только в этом году, а приехала с Капри. Полгода назад у неё умерла мать — последний родной ей человек. Ваше задание — узнать о ней как можно больше. — Триш, — едва прозвенел звонок, означающий окончание уроков, девушки стали выходить из класса. Уна неторопливо собирала вещи в рюкзак. — Останься, нам с тобой есть, что обсудить. Учительница сказала это мягко, и в то же время прозвучало это строго. Со второй парты Фуго услышала, как девушка тихо вздохнула. Паннакотта решила помедлить — может, удастся выудить что-то новое из их разговора: ведь обычно Триш к учителю не вызывали. Стеклянные двери хлопали, выпуская учениц одну за другой, и Уна подождала, пока в классе осталось меньше пяти человек — так было тише. Пока Паннакотта делала вид, что дописывает решение в тетрадь, и эти пять девочек вышли. Остались только Фуго, Уна и учительница. Тут Панна и поняла, что, может быть, даже если она и хотела что-то узнать, то выглядело это не то чтобы подозрительно — в крайней степени невежливо. Она взглянула на Триш — девушка стояла и смотрела на неё в неозвученной просьбе: выйти из класса. Панна встрепенулась, начала складывать (больше даже смахивать) свои карандаши и ручки с тетрадями в плоскую коричневую сумку, но, услышав копошение, учительница выглянула из-за спины Триш и обратилась к Фуго: — О, Паннакотта, я тоже попрошу тебя остаться. Розоволосая непонятливо качнула головой: быстро оглянулась и склонила голову, немо спрашивая женщину, что бы это могло значить. Фуго остановилась и так же посмотрела на женщину — в недоумении, но с затаённым удовлетворением: она останется и она выслушает что-то, что касается Триш Уны, этой молчаливой, отстранённой девушки, этого средства-для-достижения-цели отряда убийц Каморры. Она прекратила собирать вещи и встала с места, положив сумку на деревянную парту — прислушивалась, что наставница говорила своей ученице. — Меня совсем не радуют твои последние работы. Ты ведь помнишь требования своего отца? В воздухе повисло напряжение, и по тому, как склонилась голова женщины, Фуго поняла, что Триш последние её слова привели в замешательство и недовольство. — Не меньше семёрки*, Триш. — Я помню, что он говорил. — И должна делать. Женщина помолчала немного, встала и подозвала Паннакотту к себе — та стояла, одной рукой взявшись за крашеный край парты, а второй теребя длинный галстук. — Фуго, теперь у тебя появилось важное дело, — Панна усмехнулась про себя: она сомневалась, что что-то может быть важнее задачи, данной ей Бучелатти. Однако следующие слова учительницы выбили из-под её ног всю землю. — Ты будешь её наставницей. Триш вскинула на Фуго яростный взгляд.