За той самой дверью

      «Твой поэт красит холст водой из-под крана. Разбуди его, разбуди…»*, – вот уже который день вертелась у Киры в голове строчка из когда-то прослушанной песни. Она не помнила названия, не помнила остальных слов, не помнила исполнителя. Но эти слова… Они словно желали свести её с ума, стоило ей переступить порог дома.       Вот и сейчас, со скрипом проворачивая ключ в замочной скважине и почти входя в квартиру с витиеватым номером 43 на железной двери, она мысленно чертыхнулась. «Как что пристанет, так и не отвяжется», – Кира захлопнула входную дверь. Ключи, как обычно, полетели на полку. Куртка – на крючок. А в голове заело шарманку: «Разбуди его, разбуди…»       Взгляд задержался на ботинках мужа. И слова стали фонить ещё более рьяно и оглушительно. Девушка едва удержалась от того, чтобы взвыть от негодования. Голова начинала раскалываться от напряжения. Казалось бы, своя квартирка, пусть и не совсем своя – съёмная, напряжение должно бы, наоборот, отступить. «Место силы, крепость, всё такое», – подбирала шаблонные определения Кира, ощущая, как ни одно из них не описывает её состояния в стенах этой полуторки. – Похоже, пора поискать другое жильё, – вслух сказала она, подходя сзади к проверяющему тетради учеников мужу и коротко целуя его в макушку. – Откуда такие мысли? – не сразу вникнув, удивлённо оторвался от работы тот.       Слова в голове вдруг прохрипели, заставляя сморщиться. И непонятное отвращение ударило по Кире. Эти продуманные, выразительные фразы. Эта «профдеформированная» ссутулившаяся фигура. Эти расслабленно расстёгнутые дома верхние пуговицы рубашки. Этот поэтичный, творческий шарм, который всегда от него исходил, сейчас превратился во что-то, что было ей неприятно. Причём неприятно до дрожи. До какого-то безумия и исступления. Она бы сказала «в один миг». Только то было не так. Она чувствовала, как что-то накапливалось в ней. Накапливалось и сводило с ума.       Кира тряхнула головой, ужаснувшись собственным мыслям. Она не понимала, что с ней происходит и что происходит с её безграничной любовью к мужу, в котором она с самой первой встречи видела умопомрачительный идеал. – Это сейчас прозвучит странно, – начала она, заметив, что он по-прежнему удивлён и ждёт ответа, – но мне кажется, что эта квартира сводит меня с ума.       Мужчина ничего не ответил. Лишь положил ручку на раскрытую тетрадь и повернулся на стуле, чтобы лучше видеть жену, налившую в стакан воду и прислонившуюся к одному из кухонных шкафов. – Андрей, я понимаю, что звучит бредово, но у меня мозг плавится каждый раз, когда вхожу в подъезд, а в квартиру и того сильнее.       И вот опять эхом: «Разбуди его, разбуди, разбуди, разбуди…» Хотелось крикнуть: «Кого будить? Зачем будить? Тут только муж, он бодрствует и здравствует! Что тут заладило – разбудить-разбудить?!»       Но она смолчала. И вместо безадресного крика сделала глоток. – Интересная у тебя реакция, Кир, – с усмешкой едва нахмурился Андрей. – Если хочешь, можем посмотреть другие варианты.       Он оборвал себя на полуфразе. Это чувствовалось. Это напрягало. И это раздражало Киру. То ли увидев пугающую эмоцию у неё в глазах, то ли подобрав корректную формулировку для того, что хотел сказать, он продолжил: – Но ты уверена, что дело именно в квартире? – В квартире или в доме – какая разница?! – вспылила девушка. – Главное, что оно сводит меня с катушек! – Я не про квартиру и не про дом, – уравновешенно возразил Андрей, постепенно вставая с места и подходя к жене, – я про голову.       Он приблизился к ней и мягко положил руки ей на виски. Обеспокоенно, но сохраняя эмоциональное равновесие, посмотрел ей в глаза. – Вряд ли человека сведёт с ума место. Мы с тобой здесь не одни живём, и почему-то никого в смирительных рубашках ещё не увозили при нас. – Намекаешь на то, что я во всём виновата? – вновь прикрикнула Кира, не выдерживая спокойного тона в её сторону и пробивающихся, словно гипноз, слов: «Разбуди его, разбуди, разбуди…»       Тяжёлый вздох. Он на долю секунды перебивает гипнотические наговоры. – Нет. Я всего-то хочу сказать, что твоей голове нужен отдых, – похоже, шумные вдох и выдох были единственным проявлением неспокойствия, которое муж себе позволил.       Андрей в последний раз глянул ей в глаза и снисходительно развернулся. Убрал ручку из тетради очередного нерадивого ученика. Закрыл её. Положил в стопку остальных, как одна – зелёных, тонких, линованных. И взял эту стопку жилистой ладонью. – Пойду тоже дам отдых мозгу – переключу его на книгу, – подойдя к жене и поцеловав её, сказал Андрей.       Лишь когда он вышел из кухни, Кира нервно и в то же время облегчённо закусила губу.       «Не муж, а удав», – проговорила она у себя в голове. Только сейчас, смотря ему вслед, девушка заметила жгучую боль в подушечках пальцев. Они до того плотно сжимали стакан, что, казалось, вдавились и слились с ним.       «Твой поэт красит холст водой из-под крана. Разбуди его, разбуди…», – громкость и настойчивость слов в голове утихала по мере того, как фигура Андрея удалялась в его импровизированный мини-кабинет, сооружённый за счёт стеллажа, отделяющего этот уголок от основной комнаты. Оставались только призывы разбудить его, разбудить… Обязательно разбудить!       Вообще Кира всегда восхищалась спокойствием мужа и тем, как он способен сохранить самообладание даже в критичных ситуациях. Восхищалась и тем, что он не ограничивался преподаванием, что творил, как и когда-то тогда – в студенческие годы, когда они только познакомились. Да даже познакомились они на этой же самой почве: она вечно придумывала «передряги», а он находил в этом вдохновение, записывал и говорил, что однажды напишет полноценную книгу. Вот и сейчас он стоял над столом, разложив ватман с запутанной клубком, ему одному понятной схемой персонажей и их историй, и что-то помечал.       Всё это её восхищало всегда. Но почему-то не сейчас. Может, действительно, она перегрузилась на работе, и потому её всё раздражает. Может, переросла в прагматика, чего боялась ещё каких-то пару-тройку лет назад. А может, и с квартирой что-то не то… Ведь не было же такого раньше. В этот момент Кире в голову вовсе кавардак нагрянул.       «Разбуди. Удав. Сирена то ли от скорой, то ли от правоохранителей. Звук ломающегося грифеля. Да всё – разбуди, разбуди. Пуговицы на рубашке. Этот холст из-под крана. Помоги. Разбуди. Удави. Отдохни. Разбуди»       Кира взялась за виски и потрясла головой. Нет, это уже совсем никуда не годилось. Она наконец отставила стакан. Подошла к шкафу с аптечкой и вытащила баночку со снотворным. Одна таблетка – и у неё ещё есть время на то, чтобы что-то поесть, сходить в душ и лечь в кровать. А там уже будет плевать на мысли. Больше того – мыслей-то не будет.

***

      Она ошибалась. Или нет?.. Смотря что считать мыслями.       Так или иначе, очнувшись, Кира слышала ту самую сирену. И не одну – сразу несколько. Огляделась всё ещё мутными, отражающими мало сознания глазами. Утро. На ней, как обычно, большущий халат, который в этот раз не имел ни толики прежней связи с уютом. Запах кофе. И будто примесь чего-то не того – не кофейного, не пищевого, что можно было бы списать на завтрак. Тяжесть в голове. За окном сирены, или мигалки, или всё же сирены, – как правильно их называть, всегда было загадкой для неё, да ещё и в таком состоянии.       Будто в трансе, Кира прошлась по квартире. Ещё вчера она мучилась и утверждала, что жильё сводит её с ума. Сейчас же была уверена, что слышит последние гипнотические: «Разбуди его, разбуди…»       Она подошла к рабочему столу мужа. И отстукала по нему четыре костяшками зажатого кулака. Мизинец, безымянный со слетающим отчего-то кольцом, средний, указательный… И вдруг – что-то мокрое. Кира опустила взгляд и увидела разрисованную и исписанную, вымокшую насквозь и расплывшуюся «книжную карту» мужа. Растёрла воду между пальцами. Краска чернил немного впиталась в кожу.       Девушка постепенно возвращалась в реальность и никак не могла понять, что произошло. Голос утихал. А сирены выли всё громче. Кира перевела чуть более чёткий взгляд на стол – стакан. Пустой, опрокинутый стакан – вот и причина трагедии. Наверное, Андрей нечаянно опрокинул его и залил ватман. Но то ведь дело его жизни!       Понимая, что это уже ничем не поможет, Кира, сама не зная почему, медленно взяла стакан тремя пальцами. Как будто вытирая их об него по очереди: средний, указательный, большой.       На кухне было тихо. Но, как оказалось, не пусто. Андрей лежал лицом на столе. И теперь уже не таинственный голос, а сама Кира говорила себе: «Разбуди его, разбуди». Впервые за долгое время она вновь подошла к мужу с трепетом внутри.       Однако, подойдя к нему со спины и аккуратно приподняв ему голову, она с криком её отпустила. И снова, говоря себе, что увидела не то, но уже с опаской подняла ставшую безвольной голову. Но увидела она именно то – что стало понятно по каплям крови, стукнувшимися о стол, – раз и два.       Андрей не просто досыпал на столе после завтрака, он упал лбом на фарфоровую чашку, из каких они каждый раз по утрам пили кофе. Чашка разбилась. Гуща разбрызгалась по столу. А осколки застряли в голове. Но не может же быть, чтобы из-за рассечённого лба, человек… не просто человек – её любимый человек, пусть порой раздражавший, погиб?       Сирены просвистели так, что затряслись окна. Может, это к ним? Может, она вызвала скорую, пока была в беспамятстве? Может, Андрей совсем не мёртв, а просто потерял сознание?       Но этот запах… Нет, это не кофе. Не завтрак. Не размазанные чернила. И даже не кровь.       Лишь в то мгновение Киру осенило: так пахло очень знакомое вещество. Она кинулась к шкафу с пузырьком снотворного. Дрожащими пальцами еле отвинтила крышку. И тут же уронила полупустую склянку.       Одиночный звонкий удар. А следом за ним затихший вой и настойчивый стук в дверь.       Кира осела на пол. Вместо крика она шептала: «Разбуди меня, разбуди…»