Тысяча и одна ночь

Лань Хуань был признан самым прекрасным господином среди трёх государств. В критериях, кроме прекрасного лица, был ещё и прекрасный характер. Лань Сичень был достаточно спокоен и ласков, но так же серьёзен и настойчив. Он был прекрасным слушателем и мог дать совет, но своими переживаниями и проблемами ни с кем не делился, лишь в самые болезненные моменты Сичень мог открыться брату. Братья Лань чем-то перекликались между собой. У обоих была аура возвышенности, только вот у Лань Сиченя она людей не отталкивала. Да и улыбался он чаще чем Ванцзи, улыбался всегда: и в радость, и в печаль. И ещё у него не было настолько пронзающих глаз и острых черт лица. Можно сказать, что это был более открытый, приятный и уравновешенный Ванцзи, но на самом деле всё это была лишь маска. Маска, которую сняла для себя Мен Яо и которую начинает разрушать ещё один человек. И этот человек сейчас прибыл на праздник, этот человек ещё не знает, что заинтересовал первого господина Ланя, что взволновал его ещё больше после своего выступления на его дне рождения. Лань Ванцзи вместе с Шахерезадой сели рядом с Лань Хуанем, что поприветствовал их. Вей Усянь не был знаком лично с Лань Сиченем, они лишь пересекались пару раз, и эти встречи были очень коротки, так что он не мог запомнить Вей Ина. Но Усянь хорошо всё помнил, в особенности охоту после смерти жены Лань Сиченя. Тогда, чтобы хоть как-то развеяться, Цзэу-цзюнь отправился на охоту вместе с группой других молодых людей. Местность была живописная, Лань Хуань отделился от остальных и, выбравшись из леса, оказался на краю обрыва. Солнце уже начинало садиться и закатные лучи озаряли всё вокруг теплым апельсиновым светом. Зачарованный видом, парень взглянул вниз. Плохо. Внизу, покрытые дымкой, словно фатой, росли жёлтые цветочки. Целая долина. Хоть они были и не пионами, но тоже напоминали о Цзинь Яо. Такие же красивые, яркие, жизнелюбивые, но очень-очень хрупкие. Один шаг - и ты на дне жёлтой бездны. Погружаешься туда навсегда, с головой. Тебя провожает сладкий запах цветов, лёгкое трепетание крыльев пестрых бабочек, и золотые лучи солнца забирают тебя за горизонт. Первый молодой господин сейчас бы был в этой цветочной могиле, если бы не темно-фиолетовая искра. Лань Хуаня спасли от этого жёлтого, яркого, печального, но романтичного конца. Про это бы слагали легенды, сравнивали бы Цзинь Яо и Лань Хуаня с лебедями, что жить друг без друга не могли, но похоже не судьба. В последний момент этого героя-романтика схватили за шиворот и оттащили от места планируемой гибели. Это был Цзян Ваньинь. Ранее ему надоело слушать своего надоедливого брата, а с остальными возиться не хотелось, и он направился изучать местность один. И по самой (не)обычной случайности наткнулся на поехавшего крышей от горя первого Ланя, что стоял на краю пропасти. Если так подумать, Цзян Чен мог просто дать ему совершить задуманное. Какое ему было дело до этого, но что-то внутри очень больно кольнуло и подтолкнуло помочь. - Зачем ты меня... Это были первые слова Лань Хуаня, которые он даже договорить не успел. Ему отвесили пощечину. Звонкую размашистую пощечину. Ему - несостоявшемуся правителю. Щеку обожгло, на лице расплылось красное пятно, приводя в чувства. - Ты. Ты хоть понимаешь, что собирался сделать? И осознаешь последствия? - Да. Ещё пощёчина. Цзян Чен потерял свою маску язвительного спокойствия. Сейчас он говорит от своей души, а не от имени рода. - Ты серьезно осознаешь последствия? Уже можешь представить ужас, тоску, гнев своих родных и друзей. Видишь их всех у своей могилы? Ты что, считаешь, что они будут счастливы твоему отсутствию? Ты эгоист, если даже не подумал о них. Цзян Чен всё сильнее сжимал плечи Лань Хуаня, сдерживая внутренний крик, а тот изумлённо смотрел на него. Он и правда не подумал. Эгоист. Он и вправду жалок. - Да отпусти ты это всё к чертям собачьим. Живи! Если не хочешь ради себя, живи ради других! Цзян Чен наконец поднял голову и посмотрел Лань Хуаню прямо в глаза. А тот утонул в бушующих волнах лилового моря.