Спектрум

      Завтра затягивается. Эйс остается в квартире условно знакомого друга дольше, чем он предполагал. Хотя какие предположения? Он не думал, что вообще тут окажется. Его жизнь резко свернула не туда, и Портгас попросту не успевает следить за дорогой, потому отдается происходящему с головой и не хочет ни о чем думать. Диван кажется ему очень удобным, конечно в сравнении с кроватями в общежитии. Вся атмосфера в этом доме кардинально отличается от того, где привык обитать парень. Она не давит, не вгоняет в рамки, не обязывает к чему-либо. Легкий сладковатый аромат в воздухе приелся почти моментально, стал частью сознания. Квартирка маленькая, не такая ухоженная как у Ло и с простеньким ремонтом. На кухне есть все минимально необходимое, чтобы иметь возможность приготовить еду без мучений, но она тоже небольшая. Там сложно развернуться вдвоем, особенно, если оба вдруг решат что-то приготовить. Впрочем Эйс не готовит, они вообще почти не едят, обычно ограничиваясь один более-менее калорийным приемом пищи в день и разного рода снеками. В лет уходит вода, но встроенный фильтр неплохо справляется с задачей и чай становится постоянной частью рациона.       Эйс отключил телефон, не ставил его на зарядку и вовсе не доставал из сумки. Он не хочет знать, что происходит во внешнем мире, не хочет пересекаться со своей «реальной» жизнью и тем более показываться на глаза кому-либо из близких. Он был бы рад, если бы они просто забыли о существовании «ошибки природы», которой было дано имя Портгас Д. Эйс. Мысль об этом тешит сознание, парень почти всерьез верит в такой исход и радуется где-то в душе. Мыслей становится в разы меньше, потребностей тоже, впрочем как и желаний. А стоит сказать спасибо ей. Дама в белых одеяниях, чьи слезы расщепляются на крошечные гранулы, складываются в пакетик добрым активистом и продаются на улицах за бешеные деньги. Структура сознания меняется, мышление преобразуется, словно чертята в голове нажали кнопку «Restart». — Зеленый, черный? — Дьюс стоит в дверях коридора с двумя коробками чая. — Давай зелёный, — пожимает плечами Эйс.       Портгас провожает хозяина квартиры взглядом и растягивается на диване во весь рост, чтобы немного взбодрить затекшие мышцы. На нем нижнее белье и чужая майка, волосы немного растрепаны, но собраны в небольшой пучок на макушке. Он делает глубокий вдох и немного мечтательно улыбается. Мысли? Нет. Сейчас он просто наслаждается тем, насколько тепло в квартире и какой мягкий под ним плед. Он вытягивает руки за подлокотник, тянется еще раз, прогибается в пояснице до щелканья позвонков, а потом вновь расслабляется. Бегающая по крови химия подбивает на какую-то активность, но он совсем не может найти себе подходящего занятия.  — Осторожно, горячий, — Дьюс ставит кружки на столик и садится на пол. — Спасибо.       Эйс складывает ноги по-турецки и откидывается на спинку. Наблюдать за яркими людьми, как минимум интересно. Один только вид будоражит что-то внутри, щекочет под ребрами и вызывает толпу мурашек по коже. Дьюс часто уходит с головой в блокнот перед ним. Зажатый в зубах карандаш и потертый медиатор, Эйс видит чаще, чем чужие глаза. Этот парень любит писать тексты с гитарой на коленях, красивые мелодии то и дело переплетаются между собой, формируются во что-то новое и затем уже на ноты кладутся слова. Дьюс пишет о многом. Открытием становиться тт, что социальный, политический рок — это далеко не единственное, что рождается в его гениальной голове. Баллады цепляют за живое, рисуют красивые образы о вечной любви или нестерпимой потере, о подвигах и предательстве, о семье и друзьях. Он поет действительно о многом, порой мечтательно уходит в какие-то фантастические образы. Рассказывает историю великих сражений или же о безлюдных лесах фей.       Эйс сжимает теплую кружку и вдыхает приятный мятный аромат, он бодрит и в то же время расслабляет, окутывает, словно в мягкий плед, и остается легкой поволокой на периферии сознания. Он ерзает и поджимает к себе ноги, укладывает голову на колени и слегка прикрывает глаза. Тихое бренчание гитары разносится по комнате, наполняет ее. А Дьюс хмурится, бурчит что-то себе под нос и делает пометки в записях.       За эти несколько дней они так и не переспали, не то чтобы кто-то отказывался, но как-то предложений тоже не поступало. Однако это не мешало время от времени распускать руки, что вполне устраивало обоих. Дьюс так и не сказал почему предложил остаться у себя, даже после прямого вопроса. Он отмахнулся словами о скуке и приятной компании, а еще сказал не спешить уходить, если, конечно, не будет сильного желания. Эйс не уходит. Не хочет. Впрочем, вопрос реального желания сейчас чересчур абстрактен, ибо он не знает на него ответ.       Эйс всерьез задумывается, что этому миру будет без него чуточку легче дышать. Это не попытка пожалеть себя или разыграть драму, это даже не переживания или всплески эмоций. Сухая, рассудительная мысль. Он взвешивал «за» и «против», во второй колонку в основном были занесены финансы и траты на его похороны. Но после того как Эйс попросил воспользоваться ноутбуком, сайты различных ритуальных агентств уверили его в том, что кремация это дешево и со вкусом. Конечно, есть еще такие переменные, как брат и дед. Если второй скорее просто разозлиться за потраченное в пустую время и деньги, то Луффи скорее всего реально расстроиться, но у него отличная группа поддержки, потому переживать за младшего причин так-то и нет. Эти мысли приносят покой, умиротворение и кажутся до смешного правильными. Эйс поражается сам себе, почему не додумался об таком ранее. Это же так просто! Правда?       Однако Дьюс его энтузиазма как-то не разделял. Он одарил осуждающим взглядом и подзатыльником, таким, от души. Сказал, что жизнь полосатая и порой в пятнах и прочих узорах. Что она постоянно меняется, перетекает как жидкость в лавовой лампе или резко скачет, словно застрявшая картинка на старых телевизорах. Может произойти все, что угодно, и несколько плохих событий совсем не повод опускать руки. Эйс не согласен. Причем категорически. И вполне готов обосновать свои убеждения.       Он родился в первый день нового года, когда весь мир празднует рождение будущего, совершенно не заботясь о чем-либо еще. Казалось бы личный праздник совершенно таковым не является. Праздники, всеобщее веселье и поздравления в этот день произносятся практически каждым человеком на планете, но про чей-то день рождения вспомнят от силы пара человек. Родители погибли раньше, чем успели рассмотреть лицо сына, или хотя бы мельком взглянуть, он даже не может быть уверен в том, что они желали его появления. Ведь вполне вероятно, что это очередная ошибка бедной женщины, которая совсем не была готова к такому исходу и которою, собственно, никто не спрашивал.       Школьное время также сложно назвать приятным. Вечные драки и ссоры, попытки травли и буллинга, которые пресекались исключительно кулаками. Осознание своей ориентации тоже не стало приятной новостью. Тут как бы ничего не поделаешь, любовь штука злая и меткая, выбирает особенные цели и почти никогда не изменяет себе. Конечно, в этом были и положительные стороны. Несколько лет прекрасных отношений, где он мог читать партнера с полуслова, улавливать малейшие изменения в эмоциях и поведении, где он точно знал, что делать и как себя вести. Знал, как его еду любят и как любят его тело, во всех позах и с солоноватым привкусом во рту. Но хорошего же не может быть много, верно? Он сумел попробовать жизнь на вкус, окунуться с головой в эйфорию и потерять все в один миг…       Эйс виноват. Он сам в этом виноват и никогда не думал иначе…       Старшая школа. Эйсу 17 и он очень любит встревать в непонятные ситуации с сомнительным исходом. Одно из любимых вступиться за кого-то не потому, что жаль этого ботана, а потому что зубы чешутся от желания прокусить чью-нибудь глотку. Так хотя бы повод есть. Этому его научил Сабо, из-за постоянных скандалов и драк без повода, Эйсу грозило исключение из школы, а это никак не устраивало ни деда, ни «хорошего брата». «Драться, чтобы защитить кого-то — благородно! А значит, тебя не будут наказывать так уж сильно.»       В этих словах и правда был смысл, ибо так получилось не только вымещать накопившийся стресс, но и завести целый фан клуб из обиженных подростков, правда, второе в планы не входило. Сабо пусть и жил по соседству, только в школу ходил совсем другую. Для детишек богатых и престижных родителей. Он рассказывал, что там все всегда выглядят просто потрясающе по их меркам, и разговоры ведутся исключительно о всякого рода дорогих побрякушках. Противно, все это общество было прогнившим до основания. Стоило выбраться из стен «храма знаний для избранных», Сабо в первую очередь вызванивал Эйса и звал куда-то. Неважно куда, лишь бы подальше от его «обычной» жизни. В один из таких дней они забрели к игровым автоматам и проторчали там до позднего вечера, а потом еще попали под дождь, что вынудило забиться под крышу какого-то закрытого магазинчика на малопроходимой улице. — Знаешь… — Сабо облокотился о стену и внимательно сверлил затылок брюнета. — М? — веснушчатый ощущал чужой взгляд, но никак не находил сил оторвать глаз от затянутого неба, которое казалось завораживающие прекрасным. — Кажется, я влюблен, — Эйс резко обернулся на эти слова и почти сразу утонул в небесно голубых радужках чужих глаз. — Оу… — опешил парень — Мне… Поздравить тебя? — Ну, я не знаю, если честно, — Сабо тихо засмеялся и прикрыл глаза. — Я просто понял, что уже какое-то время влюблен в тебя.       Портгас проглотил язык, совершенно не зная, что должен отвечать или как реагировать на подобного рода признания. Он любил Сабо, но никогда не задумывался какого рода была эта любовь. Друг, брат, любовник. Очень хотелось рассмеяться, правда, ком в горле никак не давал родить хотя бы какой-то звук. В голове происходили какие-то нереальные вычисления, прогоняя все возможные варианты ответа, вперемешку с воспоминаниями последних лет. Дождь закончился Сабо поднялся на ноги, похлопал по плечу товарища и предложил идти дальше, чем и вывел из омута собственных размышлений. — Не парься, можешь просто забить, мне просто захотелось это сказать, — он улыбнулся и пошел вдоль улицы. — Подожди, — Эйс нагнал его и зарылся пальцами в волосы, пытаясь уложить все в голове. — Знаешь ли, это не самое простое заявление… Но… — он поджал губы немного сомневаясь в собственном решении. — Я думаю нам стоит это обсудить…       Они с Сабо были действительно в хороших отношениях. Терять его как друга означало потерять частичку собственной души, и Эйс не был к такому готов. К отношениям он тоже не был готов, но что-то внутри подсказывало, что это правильно. Они начали встречаться в семнадцать. Когда появилась возможность, они сняли маленькую, однокомнатную квартирку, и это было действительно потрясающе. Общий быт и бюджет. Все делили на двоих и положительное, и печальное. Они даже попытались рассказать об их отношениях родителям Сабо, правда, потом только от ножей уворачиваться не приходилось. Его семью это мягко говоря не обрадовало. Сын, на которого возлагали множество надежд, не справился и с половиной. Он стал полнейшим провалом для родителей и самым лучшим, что когда-либо случалось с Эйсам за его жизнь. Сабо был умен, действительно умен, успел выучить несколько иностранных языков, знал язык программирования и хорошо разбирался в истории, любил различные химические опыты, баловаться с физикой и устройством механизмов. Однако он не хотел идти по проложенной родителями дороге, он хотел протоптать себе тропу, чтобы потом своими же руками вымостить ее подходящими камнями.       Счастье пьянит и ослепляет… Но оно не может продолжаться вечно…       Все закончилось в один из пасмурных дней, которых всегда было в избытке. Одна ссора перечеркнула две жизни. Эйс никогда раньше не отличался спокойным нравом, в гневе вечно выплевывал едкие фразочки, задевая самые болезненные точки. Конечно, сказанное с горяча чаще всего не воспринималось всерьез, забывалось и растворялось уже на следующий день. Эйс не кичился извиниться первым, отношения намного важнее, он понимал это. Знал, что его простят. Но в тот вечер что-то пошло не так. Ссора произошла по какой-то глупой причине, мозг стер эти воспоминания, спрятал их за кипой прочих. Они долго ругались, выясняли отношения, пиком скандала стал момент, когда Эйс сказал своему партнеру убираться, больше никогда не показываться на глаза и еще множество едких слов вдогонку. Сабо так и сделал. Он сорвал куртку с вешалки, взял ключи от машины и громко хлопнул дверью.       Эйс сперва долго ходил по квартире, перекладывал вещи с места на место, а потом обратно. Затем уселся на широком подоконнике и закурил кем-то оставленные сигареты. Лучше от них не становилось, горло мерзко першило, а на языке оставался привкус горечи. Он накручивал сам себя и злился больше теперь уже на то, что Сабо и правда ушел, оставив Портгаса одного. Эти мысли разбавлялись тем, как они вновь встретятся, Эйс обязательно пропишет тому поддых за глупые поступки, а потом заставит задыхаться в поцелуе. А пока он сидит на этом чертовом подоконнике и думает. Поток мыслей прерывает телефонный звонок. Прошло около часа, может чуть больше, как дверь с грохотом закрылась, а Сабо уже набрал знакомый номер.       Эйс ухмыляется последней мысли и подцепляет телефон со стола, он поднял трубку и огрызнулся прежде чем услышал хотя бы один звук. Правда вместо привычного, немного высокого, но такого мягкого мужского голоса, к нему с того конца обращалась какая-то девушка. Ему показалось, что он проглотил язык от смеси непонимания и возмущения, пока она не заговорила. — Здравствуйте, скажите, Вы знаете молодого человека по имени Сабо, высокий блондин, — приятный женский голос зазвучал с того конца телефонной линии, в этот момент что-то внутри обрывается, морозит.       Голос дрожит на ответе, страшно слышать, что скажут дальше. Это не похоже на пьяных знакомых и даже не напоминает розыгрыш. У девушки ровный, красивый голос, она говорит так четко, выверено, со знанием дела и от этого горло перехватывает. Красивый голос рассказывает об ужасном. — Очень хорошо, этот номер был записан в экстренных контактах, потому я сразу позвонила Вам. Кем Вы приходитесь Сабо? — Эйс напряжен всем телом, он коротко отвечает, что они партнёры, и прислушивается к прочим звукам на том конце. — Вот как, хорошо, тогда Вам стоит срочно приехать в больницу, он попал в аварию и сейчас находится в критическом состоянии.        Кровь в ушах шумит так сильно, что парень еле разбирает слова, которые ему повторяют дважды, попутно уточняя, что смысл дошел до адресата. Эйс судорожно ищет блокнот и ручку, записывает адрес и пытается узнать хоть какие-то подробности, но в этом получает отказ. Ему нужно приехать и узнать все самому. Все события как в тумане, он почти не помнит как вызывал такси и нервно искусал пальцы, пока машина преодолевала расстояние от его дома до больницы.       Девушка в приемной мило улыбалась и старалась как можно мягче рассказать все произошедшее. Она рассказала об аварии, пьяный водитель выскочил на встречку и протаранил машину Сабо, затем в них влетело еще несколько, создав крупную аварию. Виновник погиб на месте, он не был пристегнут и попросту вылетел через лобовое стекло. У Сабо повреждена голова и переломы при первичном осмотре. Девушка аккуратно фильтрует преподносимую информацию. Подушки безопасности сработали поздно и не смогли смягчить удар, даже скорее усугубили положение. Переломы и черепно мозговая травма — лучший исход, на который сейчас можно рассчитывать. Итогового ответа можно ждать только от хирурга, но операция еще не закончена.       Эйс никому не звонит, он боится худшего исхода и тихо шепчет молитвы в сложные у лица ладони. Ему действительно страшно, ему страшно сказать кому-либо о произошедшем и услышать слова обвинения в свою сторону. Он понимает, что виноват. Если бы он только не… Но сейчас уже слишком поздно. Шум в ушах отделяет его от внешнего мира и единственный кого он сейчас молит о помощи тот, в кого он никогда в жизни не верил. Эйс не знает ни одной молитвы, перебирает все подряд и искренне просит хоть забрать его душу на вечные мучения, только бы Сабо остался в этом мире.       Операция продолжается почти всю ночь. Милая медсестра пару раз приносит ему кофе и какие-то печенья, пытается поддержать, но не говорит, что все будет хорошо, она не может этого знать и не имеет права давать ложную надежду. Эйс проваливается в сон прямо напротив операционный, когда уже светает, и резко распахивает глаза, стоит услышать шум открывающейся двери. Хирург выглядит устало, а под глазами залегли глубокие мешки, его лицо розового оттенка, и на лбу вздувшиеся от напряжения вены. Мужчина устало снимает с себя маску и переводит взгляд на испуганного Портгаса. — Мы сделали что смогли, — голос не отдает никакими оттенками и не несет в себе интонационных ответов. Врач улавливает немой вопрос в испуганных глазах и продолжает. — Мы закрыли кровотечение и постарались стабилизировать состояние, но парень в коме, и сейчас нам остается только ждать, все будет решено в течении следующих суток. Все зависит от него, хватит ли ему сил выкарабкаться. — Спасибо… — Эйс видит, что мужчина старается сказать все коротко и понятно. Он действительно ему благодарен, но на больше, чем одно слово, просто нет сил. — Пока не за что. Ему нужен отдых, да и тебе я бы посоветовал съездить домой и поспать, иначе попадешь сюда же.       Эйс кивает в знак согласия, но не может себе этого позволить. — К нему можно будет зайти? — Позже, но нужно сохранять тишину, спросишь у медсестер, — мужчина практически не проявлял эмоций, говорил ровно.       Хирург кивнул парню и скрылся за поворотом длинного коридора. Эйс все же пересиливает страх и набирает сообщение родителям Сабо, а затем звонит Луффи, чтобы рассказать обо всем и хоть немного отвлечься. Брат приезжает в больницу раньше, чем кровные родственники пострадавшего. Луффи задает кучу вопросов, а у Эйса нет сил рассказывать все в подробностях, он ограничивается ответом врача и просьбой вести себя потише. К Сабо пускают только через пару часов. Все тело в бинтах, множество проводов и трубок, подключенных к аппарату жизнеобеспечения. У Эйса дрожат руки и немного колени, он игнорирует стул и опускается на колени около кровати, аккуратно кладя локти на ткань простыни. Между ребер зияет огромная дыра, черная как смоль. Ему хочется кричать, взвыть , как подбитой собаке, и извиняться, стоя на коленях, до последнего дня своей жизни.       Когда родители Сабо приезжают, становиться более шумно, они не разговаривают с Эйсом, даже не обращают внимание на его присутствие. Они достают врачей расспросами, и понижают тон голоса только после угроз вызвать полицию. День кажется бесконечным. Беспокойный сон на стульях для посетителей, никак не помогает, только голова начинает болеть сильнее. К вечеру приезжает еще и дед, он хмуро смотрит на внуков и тяжело вздыхает. Эйс не знает, что должен ему сказать, устало смотрит в ответ и мысленно умоляет не задавать никаких вопросов. Лу берет эту часть на себя, рассказывает, что узнал от врачей и шепчет что-то еще у самого уха, от кого он секретничает непонятно, да в целом и не очень интересно.       Эйс очередной раз проваливается в сон, перестает обращать внимание на все эти разговоры вокруг. Перед глазами мелькают смазанные картинки и обрывки фраз. Ему даже что-то сниться, непонятное на грани реального, и, кажется, во сне он видит Сабо, тот пытается ему что-то сказать, но тяжело разобрать хотя бы слово. Эйс напрягает все свои чувства, старается расслышать, только все четно. Громкий крик вырывает из поволоки сна и заставляет тут же вскочить на ноги. Врачи бегают туда-сюда, а от аппарата доноситься противный, громкий писк. Осознание ситуации склеивается по кусочкам, постепенно собирая пазл, который совсем ему не нравится. Родственников просят отойти подальше, не мешать, чтобы врачи не тратили драгоценное время на столкновения в проходе.       Правда, все это не помогает. Эйс видит, как суета в миг прекращается, врачи вокруг койки стоят с хмурыми лицами, и смотрят, просто смотрят. Хочется закричать, почему они бездействуют, почему писк все еще продолжается, но это так глупо. Все это так глупо.

Время смерти 22:47.

      Мир рухнул всего за один день. Он раскололся на кусочки и осыпался пылью. Родители Сабо пытались что-то сказать, хотели подойти к растерянному, опустошенному парню, но дед не дал. За это Эйс был безмерно благодарен. Они провели в больнице некоторое время, затем Портгаса утащили практически силой. Слез тогда не было и криков тоже. Не было вообще ничего, пока он не зашел в свою родную комнату. Стоило закрыть за собой дверь, все эмоции лавиной хлынули, заполняя собой каждую клеточку его тела. Слезы обжигали кожу, горло садило от криков, рвало на части. Вся физическая боль казалось глупостью, шуткой, по сравнению с тем, что было внутри. Демон ворвался в его душу без предупреждения, разорвал грудную клетку, пробрался внутрь и вцепился клыками в казалось бы сильное сердце.       Только Эйс всегда был слабым, жалким, никому не нужным. Так почему он все еще жив и вдыхает этот воздух пропитанный гнилью? Почему он еще может видеть эти серые облезлые пейзажи? Почему не он через несколько дней превратиться в пепел…       Слезы непрерывным потоком текли словно не из глаз, а бесцветной кровью из самого сердца. Ему так хочется, чтобы все это оказалось сном, даже шуткой, но о таком не шутят. Горло рвет на части, не позволяя схватить и глотка воздуха. Он зарылся с головой в свои эмоции и тонул в них, без надежды на спасение. Пыль от осколков его жизни застревает меж зубов, забивается в уши и оседает на горле. От чего хочется кашлять или разорвать себе глотку. Сон пришел только тогда, когда сил кричать уже не осталось, когда тело выжало из себя весь спектр негативных эмоций       Воспоминания о событиях смазанные. Похороны кажутся всего мигом, секундой, за которую показали лишь несколько кадров, которые хочется забыть раз и навсегда, забыть все, вот только память коварна и непостоянна. Больной рассудок способен подменять воспоминания показывать ложные картинки и уверять своего хозяина в чем угодно. А еще сны. Каждую ночь разные, но все они сводятся к одному страшному вечеру, что полностью изменил его жизнь. Со временем чувства грубеют, притупляются и оседают пеплом на его обожженные легкие. Вся боль скрывается где-то в глубине, прячется за масками лишь время от времени показываясь на глаза, острым лезвием полощет старые шрамы и показывает страшные картинки. В минуты слабости Эйс искренне хочет умереть, уйти в забвение и больше отсвечивать на этой прогнившей земле. Только смелости не хватает, и становится тошно, жалеть себя больше нет сил, как и бороться.       Громкий, высокий звук возвращает побледневшим карим глазам немного живого блеска. Чайная ложка упала на струны и прорезонировала с ними, словно тоже желая создать свою музыку, пусть и не была для этого создана. Правда, это замечает только Эйс, а он, увы, не в силах дать ей желаемого.       Дьюс сидит по-турецки за небольшим журнальным столиком и увлеченно что-то выписывает в своем блокноте, он словно погружен совсем в другой мир, связанный с реальным лишь тенями, тонкими струнами. Эйс наблюдает за кропотливой работой и уходит глубоко в собственное сознание, это выходит как-то само, под химией мозг работает в несколько раз лучше, правда на чем фокусироваться он выбирает сам. А еще пробуждает страх, искренний, дикий и уже почти родной. — Что-то случилось? — поволоку сознания разрывает приятный голос, Эйс даже не сразу понимает, что он реален. — А? Нет, — мычит куда-то себе под нос и старается правдоподобно улыбнуться. — Все в порядке. Ты уже закончил? — Почти, — Дьюс прищуривает глаза, но от комментариев к плохой игре воздерживается. — Мне тут ребята написали, завтра вечеринка у знакомого, пойдешь со мной? — Вечеринка, — Эйс задумывается больше рефлекторно. — Да, если ты приглашаешь. — Хорошо, — музыкант быстро набирает сообщение в смартфоне, затем блокирует его и кладет на стол. — Как насчет кинца на ночь?       Вопрос практически риторический, так как Портгас еще ни разу не отказывался позалипать на яркую или даже черно-белую картинку. Этот вечер такой же как и несколько до него. Спокойный, тихий и со сладковатым запахом в комнате. Сложно предугадать как долго это может еще продлиться, да и думать об этом совсем уж не хочется. С тем, что будет потом, он будет разбираться по мере, а пока фильмы и чай, ароматно пахнущей мятой.