Спектрум

      Эйс идет по улице, пролетая мимо витрин магазинов, мимо людей, машин, так, словно всего этого попросту не существует. В голове пульсирует одна единственная картинка. Все это похоже на шутку. Он, правда, плохо понимает почему вообще так на это реагирует. Почему должен испытывать те или иные эмоции, их же не должно быть, они все — ошибка. Горло садит, а волосы промокли от слабого дождя, на лице капель воды больше, чем темных веснушек, а сам Эйс плохо понимает, дождь это или его чертовы слезы. Он влетает в какого-то парня плечом, так сильно, что разворачивается на пол оборота и даже не задумывается о том, чтобы извиниться. Сделать шаг вперед, дальше, по серой улице ему все же не дают, перехватив запястье. Портгас резко разворачивается и смотрит нарушителю спокойствия прямо в глаза, чуть прикрытые капюшоном. — Нам пора прекратить так встречаться, — цитата, отлично. — Ха? — Эйс хмурится уже почти скалится, но потом понимает кто напротив. — Да, и тебе привет, — Дьюс ухмыляется и чуть одергивает капюшон. — Прости, — тушуется, отводит взгляд и чуть тянет руку, чтобы освободиться от захвата. — Куда так спешишь? — музыкант только сильнее сжимает запястье и делает шаг вперед. — Я… — веснушчатый начинает почти уверенно, словно точно знает куда, но осекается и закусывает губу. — Значит свободен! Чудно. Составишь мне компанию?       Эйс поднимает непонимающий взгляд, смотрит прямо и чуть щурится, приоткрывает рот и наклоняет голову. Хочется возразить или возмутиться, но совсем не может найти аргументы, зачем это делать. Он смотрит так не больше десяти секунд, затем плотно сжимает губы и просто кивает. «Пошли».       Небо плачет, совсем тихо и словно украдкой. Капельки его слез редкие и очень маленькие, они еле чувствуются кожей и почти не видны на асфальте. Потрепанные рибоки на его ногах из последних сил держат оборону против влаги, но не сильно успешно. Мерзкое чувство сырости ощущается уже не только в ногах, оно грузом лежит на плечах, обнимает ребра и тянет за кожу. Перед глазами мелькают чужие джинсы, он видит только стопы, но этого хватает, ибо нет желания поднимать глаза хоть немного выше. Он идет хвостом, словно дворняга, которой дали кусок колбасы и теперь она будет идти за благодетелем до самого его дома. Впрочем, ему и давать ничего не нужно было, он и так идет.       В голове что-то перещелкивает, и Эйс просыпается от своих мыслей, когда закрывает за собой входную дверь. Коридор небольшой, с крючками для одежды. Дьюс машет рукой, мол раздевайся и проходи. А веснушчатый мнется с ноги на ногу и комкает в кулаке край ветровки. Кроссовки сбрасываются в угол, промокшая ветровка на крючок, а мерзкое чувство все еще на нем. Квартира небольшая, из узкого коридора идет первая дверь в комнату, слева, по-видимому, ванна и туалет, а прямо видно кухню, где шуршит хозяин пространства. Портгас тихо проходит вдоль первых двух дверей и останавливается в дверях, прислоняясь плечом к дверному косяку. Что он тут делает — все еще загадка, у него сейчас в голове черная дыра, а в сердце… точно его нет. Нет в общем-то уже давно, и почему все так еще больше становиться не ясным, словно он наступает на ошибки прошлого, неаккуратно и всем весом.       Дьюс крутится, шумит посудой с зажатым в зубах косяком, он совсем не смотрит на гостя, занимается своим делом. Все это именно так, как обычно, все, как было со всеми. Эти люди, они всегда есть вокруг тебя, они позволяют тебе быть рядом, позволяют гнуться около них и глазом не моргнут, если пригретый зверек вдруг развернется и покинет их раз и навсегда. Глупо отрицать, что именно это и привлекает в таких людях, они видят перед глазами цель и идут именно к ней, все остальное просто мишура, которой они готовы уделить время и внимание просто, чтобы развлечься. Портгас все еще смотрит на аккуратно скрученный косяк и машинально прикусывает нижнюю губу. Он давится вдохом, когда к нему делают пару резких и широких шагов, оказавшись чуть ближе, чем стоило бы. Дьюс смотрит прямо в глаза, он чуть выше, может всего сантиметров на пять, но ощущаются они почему-то совсем непреодолимой пропастью. Парень стоит так несколько секунд, затем сует меж приоткрытых губ гостя скрученную траву, которую не докурил, и возвращается к своему делу. Портгас смотрит широко раскрытыми глазами, делает затяжку и легко выдыхает сквозь зубы. Хорошо. Будет хорошо. Должно быть.       На столе уместились две тарелки, что-то незамысловатое: рис с овощами, две кружки с горячим напитком, и стеклянная пепельница, поставленная на середину. Немое приглашение поесть и закуренная сигарета. Все как-то непонятно, Эйс просто шел по улице, просто пустил на самотек свой конечный пункт прибытия и в итоге оказался тут, с человеком, которого знает всего нечего, с которым они толком и не разговаривали. Веснушчатый усмехается сам себе, своим мыслям и откидывается на спинку стула. — Что я тут делаю? — Эйс смотрит усталыми глазами и, кажется, совсем без интереса. — Ешь, — констатация, как остроумно. — Допустим, это я и сам понял. — А что ты хотел найти? — певец выпрямляется, смотрит так прямо и нереально, что Портгас дергается, ловит момент отрывания от реальности и словно забывает все, что происходило за последние несколько часов. — Я… — он давится мыслями, собирает их в кучу, тонет в темных глазах и словно стоит перед залом суда. — Я устал… — Посмотрим фильм? — Дьюс говорит совсем обыденно, легко и возвращается к своей еде. — Да…       Они доедают, и посуда отправляется в мойку со словами, что о ней позаботятся позже. Мысли в голове, как огромная паутина, в ней застряли какие-то насекомые, какие-то только недавно, какие-то уже давно, они закатаны в кокон и оставлены на консервирование. Комнаты по-видимому в квартире две, они зашли в ту, куда ведет дверь из коридора, ничего особенного: диван, телевизор, стеллаж для всякой мелочевки. В дальнем углу еще дверь, туда никто не ведет, заходить тоже не запрещали, но желания заглянуть совсем нет, просто незачем. На комоде у стены стоит кальян, красивый современный, не яркого окраса, и рядом лежат всякие для него принадлежности. На одной из полок несколько бонгов, от больших и извилистых до маленьких и совсем аккуратных, они яркие и цветные, внутри спирали, контрастирующего цвета. Шкатулки, коробочки, такого тут много, а еще книги, очень разные, одни в старых, твердых переплетах, другие мягкие и современные, те, которые не жалко читать в транспорте или кафе, те, которые не страшно помять, они никогда не будут украшением, лишь средство проведения досуга. — Бойцовский клуб? — показывает диск хозяин квартиры, на что ему кивают.       Эйс не сразу замечает висящую на стене гитару, она кажется старой, что-то из серии Eko 60-х годов, определенно стоит не дешево. Корпус красивого красноватого оттенка, тонкий светлый гриф и блестящие, чуть потертые колки. Она отлично вписывается в общую атмосферу всей квартиры с огромным количеством мелочей и в то же время является ее жемчужиной. — Нравится? — Дьюс подмечает интерес гостя, появляясь вплотную около него опять чересчур внезапно. — Да, — кажется, он начинает привыкать и дергается уже не так явно. — Выглядит как что-то с историей. — Да, — парень ухмыляется и садиться на диван. — У нее и права есть история, может когда-нибудь будет в музее. — Как экспонат на выставке вашего искусства? — язвит Эйс, и ловил легкую улыбку в ответ. — Быть может… Мы только начали свой путь и пока не собираемся останавливаться.       Дьюс говорит так мечтательно и завороженно, чуть прикрыв глаза, что внутри растекается какое-то странное чувство, что-то мягкое и знакомое. Точно, он же один из тех ярких людей, тех, кто для кого-то путеводная звезда. Вокруг оказывается их так много. Они запускают фильм, устраиваются по обе стороны дивана, спустя пару минут хочется что-то пожевать и Дьюс уходит сделать попкорн. После они кучкуются уже коло миски. Смысловая нагрузка грузит мозг, Эйс смотрит этот фильм впервые, пусть и слышал о нем не раз. «Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу.»       Портгас усмехается, ловит параллели, чувствует, что это почти что его путь, что он уже сделал, кажется, первый шаг. Он выключил телефон, ушел из всех привычных мест обитания и оторвался от своей жизни достаточно, чтобы можно было сказать, что она больше не его. ― Эй, послушайте, я же мучаюсь! ―Вы мучаетесь? Загляните в методистскую церковь вечерком во вторник, посмотрите на больных раком яичек. Вот они мучаются.       Они смеются одновременно и почти в одной тональности, переглядываются и словно обмениваются мнением мысленно, без слов, прекрасно друг друга понимая. ― Когда думают, что ты умираешь, тебя правда слушают, а не только… ― Ждут своей очереди заговорить.       Эйс прикусывает губу и хмурится, старается не показать своих эмоций, закопать их глубоко в себе или же хотя бы на два метра под землю. ― Аварийный выход на высоте 30 тысяч футов. Иллюзия безопасности.       Кажется, становится тяжело переваривать все это, рассудок трещит, словно скорлупа ореха. Дьюс ставит на паузу и с серьезным лицом говорит. — У меня есть кекс, хочешь? — Я не очень люблю сладкое. — А я не о сладостях говорю, — глаза Дьюса сужаются, намек становиться прозрачно четким и Портгасу хочется ударить себя по лбу за такой тормознутый мозг. — Буду.       Он не пробовал, слишком дорого, слишком сильно, возможно, просто боялся, но это так до смешного легко рушится. Так легко делать шаг в бездну, когда ты уже в нее спрыгнул, просто еще один поворот, ни к чему не ведущий. Музыкант отходит на пару минут, возвращается с пакетиком и готовит все, что нужно, на столике перед диваном, пододвинув его немного ближе. Фильм включают, и он идет как бы фоном, но Эйс слушает внимательно, пусть и следит за движениями тонких, длинных пальцев. Каждый жест отработан до идеала, он явно мастер своего дела, а еще в голову закрадываются какие-то пошлые мысли. Портгас чуть трясет головой, совсем слегка, отгоняет лишнее от себя, это совсем не то, о чем должны думать люди, смотря на чужие, красивые руки. Красивые да… Он ловит флешбеки, они всплывают совсем ненужные воспоминания, и это уже предел. Эйс возвращает внимание на фильм, его хочется цитировать, хочется разобрать на фразы и построить свою жизнь по ним. ― Мыло. Я произвожу и продаю мыло. Критерий цивилизованности.       Фраза еще не имеет для него столько смысла, сколько могла бы, он даже не обращает на это достаточного внимания, а вот Дьюс явно видит в этом намного больше. Музыкант ухмыляется и тихо напевает строчки какой-то песни. Нам нужно мыло, чтобы очистить мир. Они решают чуть подождать, еще буквально четверть фильма, потому что самый сок дальше, пока это всего лишь разогрев. Эйс соглашается без вопросов, он понимает, что немного нервничает, внутри нечто подрагивает, отдается дрожью по всем конечностям и находит покой под кадыком, от чего сложно сглотнуть даже слюну. ― Я хочу знать все! ― К хренам твои знания. Забыть все, что знаешь — вот, что нужно. Все, что якобы знаешь о жизни, о любви и дружбе, и главное о нас с тобой.       Кажется, сейчас точно пора, ибо мозг уже скрипит от всей той информации, от всего сюрреализма, что ему выдает экран. Фильм и правда не просто так считается шедевром, понять его способен совсем не каждый, и Эйс пока не знает к какому зрителю отнести себя. Он понимает, что происходит, но не уверен, это ли хотели ему показать и… Они опустошают стол, и нос жжет, а глаза слезятся. Это что-то сильно другое, непривычное и, кажется, очень… сильное? Он пока не понимает, они просто откидываются на спинку дивана, шмыгают носами и сильнее стискивают челюсти. Всего пара минут, и оно придет к нему в рассудок, стучать не будет, сразу с ноги откроет дверь, громко заявляя: «Я тут потусуюсь какое-то время».       Концовка фильма производит взрыв где-то в подкорке его мозга, под ребрами все переворачивается, растекается соком по ребрам, и он смакует это чувство, как хорошее вино. Он пытается осознать все, пытается уложить по полкам и постараться не утонуть под падающими книгами. ― Мы встретились в странный период моей жизни.       Эйс не может сдержать смеха, здания, как карточный домик, а реплика пульсирует в висках. Да, именно это сейчас он чувствует, именно так все должно быть. Он думает, что обязательно нужно спросить, что там за песня была, хочет добавить ее в свой плейлист и на повтор. Смех постепенно сходит на нет и глубокий вдох успокаивает фейерверки в глазах, и слезы уже почти сами высыхают в уголках глаз. — Что скажешь? — Дьюс дожидается окончания прежде чем спросить. — Это потрясающе, тот, кто придумал это — гений! — Да я тоже так считаю, я посмотрел этот фильм уже очень давно, первый раз я не особо понял, о чем он и в чем вообще была суть, но с годами я его пересмотрел, и делаю теперь это время от времени, — он говорит это с улыбкой, совсем легкой. — Да, возможно, лет пять назад я бы и половины не понял, может года три назад я бы понял чуть побольше половины… — А сейчас? — Сейчас… — Эйс подтягивает ногу к себе и смотрит прямо в чужие глаза. — «Умерев, участник проекта «Разгром» обретает имя. Его имя — Роберт Полсон.»       Цитата. Будем считать, что Портгас просек фишку и чуть скопировал чужую манеру речи. Ему ни капли не стыдно. Имея что-то, стоит делиться, иначе рискуешь прослыть скупым, плохим человеком, тем, с кем не о чем даже поговорить, ведь ему и слов жалко. Дьюс, кажется, фишку тоже просек. Хмыкает как-то сам себе, с улыбкой и прикрывает глаза всего на пару секунд. По телу Эйса пробегает раскат грома, отдаваясь в солнечном сплетении и сжимая его словно в кулак, он не успевает заметить, как это происходит: как его собеседник делает рывок и оказывается так непозволительно близко. Веснушчатый чувствует на губах привкус соли, его целуют очень уверенно и даже как-то жестко, сложно сделать даже вдох. Кажется, он немного забыл, как это делается, как нужно держать себя, чтобы целоваться было удобно, да плевать как-то сейчас, если прям честно.       Дьюс давит собой, заставляет откинуться назад, уместив голову на подлокотник. Эйс толком не сопротивляется, только старается не разорвать поцелуй, давит навстречу, позволяя его углубить, чтобы чувствовать все до каждой ноты. Внутри разворачивается буря, он чувствует дикое возбуждение, желание. Он хочет этого прямо сейчас, всего этого, всего его. Ему абсолютно плевать на все, что вокруг, это что-то новое, и ему словно сказали: «Да, должно быть так», а он принимает, верит и не понимает, просто не помнит, как бы могло быть иначе. Портгас зарывается пальцами в чужие волосы и чуть выгибается в пояснице, кровь сейчас наверняка бежит по венам с какой-то нереально скоростью, подгоняемая главной мышцей его тела — сердцем. Прохладные, тонкие пальцы ползут по ребрам уже под майкой, это вызывает табун мурашек и такое знакомое чувство тяжести в паху.       Сейчас все перемешивается, переплетается, смешивается воедино, как в чане ведьмы, она варит вуншпунш внутри Эйса и приговаривает что-то про отличный эффект. Тормоза срываются, и его локомотив уже несется на максимуме, было бы неплохо найти тифон и просигналить, чтобы никто под колеса не попал, но, кажется, уже слишком поздно и плевать как-то. Он вполне готов ко всему и даже хочет этого, и совсем не важно, что тут не тот человек, которого он бы хотел видеть. Правда, уже непонятно кто это…       Ремень щелкает застежкой, от этого звука по всему телу проходит вибрация, и Эйс делает резкий неглубокий вдох, чувствует чужую ухмылку на своих губах и злится. Он отстраняется, смотрит прямо в глаза, хмуриться, но ничего не говорит, лишь скалится в улыбке и подбородок вскидывает, словно бросает вызов. Свободная ранее рука быстро находит дорогу до чужих штанов и сперва ощупывает через штаны, убеждается, что не один уже в боевой готовности, от этого кровь сильнее бьет в голову. Поцелуй они возобновляют раньше, чем Эйс успевает обхватить чужой член ладонью, но в целом это не мешает ему. Снимать штаны с него никто не спешит, и это немного расстраивает, ибо он чувствует в руке приятный такой размерчик и вполне не против почувствовать его не только в руке. — Тебе ничего не мешает? — почти рычит Портгас оторвавшись от чужих губ. — Я бы предпочел переходить на «ты» после чуть более продолжительного общения, — шепчет в ответ музыкант и ловит губами мочку чужого уха.       Чертов поэт даже в такой ситуации говорит завуалировано, впрочем, намек понят. Случайный секс — это конечно круто, но увы, так просто бывает только с девушкой, а тут явно будет не сильно красиво. Эйс понимает, даже не думает настаивать, сам же потом пожалеет. Соглашается на то, что дают и ловит кайф как может. Брюнет растворяется в ощущениях, оставив все переживания за плотно закрытой дверью этой квартиры. Шею приятно садит от опаляющего дыхания, хочется вцепиться в кожу зубами и особо удачное движение заставляет все тело дернуться навстречу. Портгас старается не оплошать, старается довести до хорошего оргазма ловкостью своих пальцев и отказывается признавать, что у партнера получается в разы круче.       В голове легкий туман, тяжелое надрывистое дыхание над ухом как лучшая музыка в мире, он чуть слышно стонет, это очень приятно, но чуть-чуть не то все же. Сейчас каждая клеточка тела концентрируется на ощущениях, которые так приятно отзываются в паху, на шее, на его коже. Бедра двигаются не сильно, поддаются навстречу рукам, и они оба ловят неподдельный кайф от всего происходящего. Первым до пика экстаза на удивление доходит Дьюс, он стонет так красиво в сгиб шеи Эйса, что хочется записать это на диктофон, его голосовые связки определенно созданы радовать чужой слух. Он чуть дрожит пока кончает и тяжело дышит, а Портгас не сдерживает улыбку, ощущая меж пальцев вязкую субстанцию. Разумеется, музыкант не оставляет партнера неудовлетворенным и почти сразу возвращается к делу, долго ждать не приходится. Эйс опьяненный всем этим коктейлем ощущений кончает почти сразу, хрипло стонет и прикусывает губу. Они лежат так вместе еще некоторое время, просто наслаждаясь. — Дрочка по дружбе? — тихо смеется Эйс запрокинув голову на подлокотник. — Не понравилось? — усмехается парень в чужую шею, вызывая легкую дрожь. — Кажется, я не распробовал, — неприкрыто наглеет веснушчатый, но не то, чтобы на что-то намекает. — Для начала и так пойдет, — музыкант отстраняется, подцепляет пачку салфеток со стола и протягивает партнеру. — Для начала? — Эйс хитро улыбается и тоже садится ровнее.       Дьюс тихо смеется и оставляет это без ответа, он поднимается и подходит к полке, где хранится коллекция дисков. — Посмотрим какую-нибудь тупую комедию? — предлагает он. — Тогда мне придется идти домой пешком. — Мой диван пока пустует, можешь задержаться, — коситься через плечо Дьюс.       Эйс коротко пожимает плечами и соглашается на еще один фильм. Он успеет еще подумать о всем позже, сейчас можно просто отпустить эту реальность и раствориться в чужой. Комедия и правда тупая, но смешная, правда, Портгас засыпает раньше, чем она заканчивается, и сон оказывается на удивление крепким, обволакивающим и таким легким. Завтра, все будет завтра…