***
Грезы прервало игривое прикосновение к его носу. Пол незамедлительно догадался, кто это, услышав тонкий детский смешок. С трудом сдерживая улыбку, он закрыл глаза еще плотнее, изображая, что спит. Продолжая хихикать, Хизер устроилась совсем близко, тыкая в его нос пальцем, и зачастила, не получив желанной реакции. Пол внезапно открыл глаза, девочка заверещала, и, раньше, чем смогла это понять, она была в его руках, а он, смеясь, схватил ее за бока. — Пап! Пап, щекотно! — девочка звонко засмеялась вместе с отцом. — Будешь знать, как будить отца! — Он перестал ее щекотать и вместо этого заключил в крепкие объятия, крепко целуя в макушку. — Ну пап! — Хизер пыталась выкрутиться, однако ей также, как и отцу, нравились эти телячьи нежности. Спустя некоторое время Пол опустил дочь на ноги, и она, как заведенная, запрыгала на одном месте. — Сегодня будем готовить мороженое! — она улыбалась во все зубы. Мужчина удивленно поднял брови. — Да? А мама не против? — Она сама предложила! — она кивала головой. — И звала тебя на кухню! И еще говорила, что ты слишком много спишь — так нельзя. Он улыбнулся Хизер, но в этот раз улыбка далась ему тяжелее. Он не хотел расстраивать дочерей или жену, вызывать у них лишние вопросы, не хотел, чтобы они беспокоились. То, что застряло у него в голове и никуда не уходило касалось только его. Но Линда слишком хорошо знала его, чтобы не догадаться, в чем дело. Тем более, это очевидно, ответ как на ладони. Это был лишь глупый вопрос времени — когда она начнет задавать болезненные, но необходимые вопросы. Когда дочь пропала в дверях, он дал мышцам на своем лице расслабиться. Мысли о прошлом высасывали из него всю силу, и, как бы он не пытался отвлечься от них, проводя время с семьей, все было напрасно. В который раз проглатывая гнетущие мысли он поднялся с кровати и направился на кухню. Здесь царил настоящий бедлам. Музыка с шумом вырывалась из радио, Хизер, забыв обо всем на свете, кружилась в танце, и Линда, на руках с маленькой Мэри, пританцовывала со старшей дочкой, помешивая заготовки для теста. В воздухе стоял пряный запах корицы, гвоздики и немного апельсина. — Привет, дорогая, — сказал Маккартни, привлекая внимание Линды. Он разделил с ней нежный поцелуй, Хизер позади театрально скривилась. — Как спалось? — она опять отвлеклась на тесто, позволяя Полу взять Мэри на руки. — Отлично, — он не собирался говорить больше, — мы сегодня делаем мороженое? — Да, я думаю, Хизер тут скучновато без друзей, — вздохнула Линда. — Не хочу, чтобы она закисла, как ты. Их поездка в Нью-Йорк действительно сильно затянулась. В пятнадцати минутах ходьбы от их нынешнего дома, представляющего из себя небольшую квартирку — одну из сотни в большом, многоэтажном доме, — был парк, но детям приспособиться к новому ритму жизни было трудно. Полу стало жаль всех этих женщин, которых он так любил, и, одновременно, подвергал таким трудностям и испытаниям. — Прости, я… Созванивался с отцом на днях. Уже скоро отправят фургоны с нашими вещами, прямиком в новый дом… — он успокаивающе гладил ее плечо свободной рукой, — Мне тоже не по душе городская жизнь, ты это знаешь. Она улыбнулась, тепло и дружелюбно. — Я знаю. Пол сел за стол, заботливо играя с Мэри. Ребенок изучающе хватался за его большие, по сравнению с ней, руки, сжимая в маленьких ладошках. Разговор встал в тупик. — Хочешь поговорить об этом? Пол тяжело сглотнул. Он осмотрелся, и нашел Хизер за телевизором — она не слушает. — О чем? — Линда развернулась к нему с таким выражением лица, что он захотел провалиться под землю. — Прости, глупый вопрос. — Еще какой, — тем не менее, она не злилась; она, в типичной ей манере, сочувствовала, готовая выслушать что угодно — Маккартни знал это. Он набрал в легкие воздуха. — Мы уже говорили о том, как важно отпустить прошлое и двигаться дальше, не думай, что я забыл об этом. Она продолжала слушать. — Но это оказалось не так… просто, понимаешь? Это не выходит у меня из головы, и… Джон, он… — он в ужасе почувствовал, что задыхается. Теперь посмотреть на жену представлялось ему чем-то самым страшным. Линда подошла к нему, потом прижала к себе. Она поглаживала его спину медленно и бережно, слушая прерывистое дыхание. В ее теплых, успокаивающих объятиях, бег времени будто замедлялся, он чувствовал себя в полной безопасности. — Мама? Что с папой? — подала голос обеспокоенная Хизер. — Мам? — но ее вопрос не получил ответа. — Поговори с ним, — тихо сказала Линда, когда его дыхание снова успокоилось. -…Хорошо.***
Журналисты и репортеры выстраивались в очередь перед дверью в белую квартиру, с камерами, диктофонами, микрофонами и прочим, что занимало значительно больше места, чем его обладатели. Джон справедливо ожидал, что акция, которую они с Йоко затеяли, привлечет внимание общественности, но вынести целый день перед объективами оказалось слишком тяжело. По мнению самого Леннона, череда глупых вопросов, больше походили на гвозди, которые ему неторопливо вбивали в голову, один за другим, и чем дальше, тем глубже они вонзались в мозг, вызывая мигрень. Ему и так было о чем подумать, но он старался отвлечь себя происходящим, поначалу вживался в процесс со всем энтузиазмом, но уже через пару часов сдулся, давая Йоко отвечать на все, что у них спрашивали; он знал, что она точно не скажет ничего лишнего, поэтому позволил себе расслабиться на кровати, и молча курил сигарету, стараясь не обращать внимания на людей, снующих вокруг да около, как гости контактного зоопарка. Внезапно, в кухне зазвонил телефон. — Я подниму, — сказал он Йоко, дружелюбно кивнув направленной камере, мол, я удалюсь. Почему-то он волновался. Внезапный звонок вытянул его из размышлений об одном, и вернул к другому — к пеплу, который растворяется в воздухе. Странное предчувствие никак не отпускало. Джон бросил злобный взгляд на нескольких журналистов, усевшихся в кухне и ведущих беседу так спокойно, будто они находятся у себя дома. — Я могу попросить вас выйти из моей кухни? — изо всех сил сдерживаясь от едкостей попросил он, и молодые люди, стыдливо потупив глаза, поспешно удалились. Мужчина застыл возле телефона; он звонил уже довольно долго, и все никак не останавливался. Будь это какое-нибудь деловое предложение или рекламщики, они бы сбросили быстрее, чем он поднял. Это явно что-то значило, странное, радостное предчувствие заставило сердце Джона забиться быстрее. Он поднял трубку дрожащими руками и стал ждать. Одна секунда, вторая… — Алло? Его сердце ушло в пятки в тот же момент. Он узнал этот голос, узнает из тысячи, из миллиона. — Алло? — повторил голос. — Да, да! Алло! — его колотило, как в лихорадке, а голос наверняка звучал слишком взволнованно, так что он поторопился успокоиться. -…Как ты? — Неплохо. Сейчас с Йоко даем интервью. — Здорово. Повисла тишина. — А ты? — Что? — Чем занят? — А… — он услышал нервный смешок, — я с семьей… Планируем готовить мороженое. — Звучит очень по-семейному. В этот раз секунда молчания была еще напряженней. — Джон. Мы можем встретиться? Он обернулся за спину — ему показалось, что Оно стояла за его спиной, и все слышала. Ее присутствие всегда было таким… Вездесущим для него. Даже находясь в другой комнате он чувствовал, как она следит за ним. Следит, чтобы он не натворил дел. — Ты в Нью-Йорке? — На его окраине. Мне приехать? — Нет, погоди, — он убрал трубку от уха и внимательно прислушался, выясняя, а не слушают ли его в ответ. — Я приеду. Только назови адрес. -…Ладно. Записывай. Пока Пол диктовал, куда ехать, Джон не мог унять дрожь в пальцах. Он еле выцарапал на клочке бумаги нужные цифры и буквы. — Есть. — Хорошо… Когда тебя ждать? Джон снова окинул взглядом пустую комнату. Она-то была пустой, а вот в соседней его ждали ненасытные журналисты. Готовые довести их с Йоко до изнеможения, пока они не подавятся собственными языками. — Скоро. — …Ладно. — До встречи. Он выдохнул, когда положил трубку, так судорожно, будто только что нырял под воду. Все еще на нервах, он стал прокручивать в голове голос Пола. Как же он по нему соскучился. Но, судя по интонации, он был взволнован не меньше. И пусть, фактически, Джон был зачинщиком всех споров и, черт возьми, был первым, кто официально заявил о распаде группы, — Пол есть Пол, и даже спустя полтора года он оставался собой, даже сейчас звонил первым. Он был смелее. …Джон, не переодеваясь из белой пижамной одежды, надергивал на плечи тяжелую кожаную куртку; все камеры, что были в помещении, устремили свои стеклянные глаза на него. Йоко одним взглядом спрашивала, что происходит. — Я в студию, ко мне вдохновение пришло, — он подарил Йоко легкий поцелуй в лоб, и она улыбнулась. — Знаете, иногда такое случается, когда ты гений. — обратился Леннон уже к журналистам, и все добродушно посмеялись. Больше не смотря никому из них в глаза, скрываясь от любопытства, он вылетел из квартиры и направился на выход, где его уже ждало такси.***
— Прости… Он обнял жену благодарно и нежно, и она ему ответила; его виноватая улыбка не могла не разжалобить ее. — Все в порядке… Мороженое может подождать. — Развлекись с девочками… А я постараюсь не поругаться, — усмехнулся Пол с еле заметной ноткой грусти. Она подарила ему многозначительный взгляд перед тем, как развернуться и уйти на кухню. Он снова остался один, но в этот раз ему компанию составляли натянутые, как струны на гитаре, нервы. Он сел на диван, тяжело выдыхая. Голову он погрузил в ладони. Мозг гудел от мыслей, перекрикивающих друг друга. Куда обратить свое внимание, он уже не понимал. Риск того, что их разговор закончится чьим-то разбитым носом был все еще очень большим: у него действительно остались претензии к Джону, и он знал, что у Джона к нему их еще больше. Но они уже взрослые люди, следовало переступить через себя, через свое эго и помириться… Ради чего? Пол почувствовал холод внутри. Неужели он настолько наивен, и действительно надеется, что Джон хочет возобновить их отношения, те, что были до распада «Битлз»? Маккартни не верил своим мыслям и продолжал ждать. Одну минуту, две минуты, пять минут, десять… Внезапно раздался дверной звонок. Пол давно не был так рад гостям. Кто бы не приходил — он всегда всем широко улыбался, но вот плелся к двери очень неохотно. А в этот раз, невзирая на смертельно сильное волнение, он пересек всю квартиру со скоростью ветра, выкрикивая «Я открою!» так, будто у него действительно была какая-то конкуренция. Линда проводила его счастливым взглядом — наконец-то она увидела мужа в хорошем настроении. У самых дверей он ненадолго замялся, но потом повернул замок и открыл двери. — Привет. — Привет… Проходи. — Спасибо. Ему стало казаться, что он задыхается. Это Джон, действительно Джон. Как же хочется прикоснуться к нему, удостовериться, что это не наваждение, не больная фантазия; что это все действительно происходит спустя два долгих года. Но он не может. Обмениваясь с другом улыбкой он понимает, что и тому тоже страшно и неловко. Чтобы сбросить с плеч тяжёлый груз недосказанности, вины и прочего мусора, который лишает их близости, им понадобится далеко не одна сигарета. Джон повесил на свободный крючок кожаную куртку, и Пол, наконец, заметил, что он прибыл к нему в необычном виде. — Ты… В пижаме? — Ох, да, — опомнился он, осматривая себя, — мы давали интервью, и я вылетел из квартиры, не переодеваясь… — Ты соврал им, да? — он улыбнулся, зная, что тот улыбнется в ответ. — Сказал, что еду на студию. Что мою голову посетила гениальная идея, — он активно жестикулировал. Тремор в конечностях постепенно уходил вместе с тем, как он тратил скопившуюся в них энергию. Они вместе прошли на кухню, где находилась вся семья. — Джон! — Хизер первая заметила гостя и энергично помахала ему рукой. — Привет, Джон, — Линда отвлеклась от плиты, поворачиваясь для дружеского рукопожатия. Взяв ее ладонь в свою, Джон отметил уникальную теплоту и сухость ее рук. — Сделать вам чай? — Почему бы и нет, — Пол заметил, что Леннон собирался возразить, и опередил его. Мужчина в белой пижаме многозначительно посмотрел на него, пытаясь намекнуть, что ему мучительно неловко стоять здесь, посреди людей, которые Полу, может, и приходятся близкими, но ему практически незнакомы, тем более, с одной из присутствующих он уже ссорился в переписке. — Мы с Джоном будем в гостиной. — Хорошо, — блондинка в последний раз посмотрела на них и всецело занялась хозяйством, оставляя их наедине. Они вышли из кухни, прошли по коридору, зашли в просторную, в сравнении с предыдущей комнатой, гостиную; не дожидаясь приглашения Джон достал из кармана пачку сигарет, и, зажимая одну сигарету в зубах, приглашал Пола присоединиться. Тот хотел возразить или хотя бы возмутиться, с чего бы это он так по-хозяйски ведет себя в гостях, но потом вспомнил — это же Джон, черт возьми. Тем более, ему действительно нужна эта сигарета, которую ему предлагают. Он скромно поблагодарил бывшего друга, они, наконец, закурили. — Я слышал, ты планируешь выпустить новый альбом? — спросил Пол, когда Джон приземлился на диван, рядом с ним. Сигарета в руках еле заметно дрожала. — Да, Йоко вдохновила меня, и песни вышли ничего такие. Осталось недолго, следи за новостями и дальше, — ответил он с присущим ему эгоизмом. Ощутив тяжесть тишины, он продолжил. — А твое творчество…? Как оно? — Простаивается, — Пол тяжело вздохнул, возвращаясь к мысли о том, что он уже полгода ничего не пишет. — Вдохновения нет. — Ясно… — отстраненно ответил Джон. Ему очень хотелось что-то добавить, как-нибудь пожалеть друга, но он промолчал. — А как дела у Йоко? — С каких пор тебе интересно, как она? Пол зажмурился. Ему захотелось закричать во весь голос и что-нибудь сломать, или разорвать на мелкие кусочки. Когда он упомянул Оно, внутри у него и так все невыносимо скрутило, а Джон добивал его, внезапно отвечая враждебностью. — Боже… — он пытался унять нарастающую внутри злость. — Я просто интересуюсь. Так, как это делают друзья. Если не хочешь — можешь не отвечать. Джон наблюдал, как он затягивается и резко выдыхает, а потом еще раз. Не одному ему страшно, не одному ему неприятно. Но что-то их все еще держит, скрепляет друг с другом, не дает отпустить. А значит, можно хотя бы попытаться. — Она в порядке, — тихо пробормотал он перед тем, как повторить за Полом, вдыхая никотин. Глядя на себя со стороны теперь он представлял, почему между ними так часто случались перепалки. — Извини. — Ничего, — быстро ответил Маккартни. Он испытал моментальное облегчение. Это просто Джон и его характер. На самом деле он здесь за тем же самым. Им нужно поговорить. — Ну и… как Линда? Джону хотелось рассмеяться от абсурдности всего происходящего. Они, ужасно напряженные, нервно курят на одном диване, поочередно задавая друг другу глупые вопросы, ответы на которые им обоим абсолютно не нужны и не интересны! Все, как в глупом ситкоме… — Мы и дальше будем делать вид, что ничего не случилось? Голос Пола прозвучал достаточно громко, чтобы Леннона передернуло от неожиданности. Он застыл, сжимая сигарету пальцами. — Так давай. — Что? — Говорить. Пол оторопел. Подступив к самому главному ни он, ни Джон, четко не представляли, что сказать; точнее, с чего начать. — Мы уже… выросли. — Это ты к чему? — К тому, что… мы сможем помириться, только переступив через себя, через обиды и разногласия. — Ты прав… — Джон почувствовал, что, наконец, расслабляется. Ему стало легче, как только он согласился с ним. — Это невыносимо. — То есть, — у Маккартни пересохло во рту, но он продолжал, — мы можем сойтись на том, что мы оба были… вспыльчивыми, эгоистичными идиотами? — Ему тоже стало легче, когда он это высказал; обобщая, он внутренне относил эти слова конкретно к Джону, подавая так завуалированно, чтобы у того возникло как можно меньше претензий. Но по встречному взгляду он узнал, что его отлично поняли. — Не скажи. Ты иногда вел себя похуже Джорджа… — Мы были в равной степени глупы! — Пол перебил его, свято надеясь на компромисс. — Ладно? — Ты меня за идиота держишь? «Повзрослевший» Пол! Ты сделал столько же дерьма, сколько наделал я, а возможно и больше! — Джон повысил голос, смотря на собеседника. Он выпрямился, а значит, принял враждебную сторону. Тут же закрылся. — Джон! Только не начинай это, я тебя прошу! — взмолился уже уставший Пол. Это не то, чего он хотел, это не то, ради чего они собрались. — Тогда тебе стоит повнимательней следить за тем, что ты мелешь! — Мне?! — он шокировано выдохнул. — Ты! Ты писал Линде все те омерзительные слова в письмах! И это я должен следить за своей речью?! — Она порола чушь, запудрила тебе мозги! Как ты этого еще не понял?! — Еще одно слово, — грозно начал Маккартни, — одно твое слово о Линде, и ты вылетишь отсюда. Джон проглотил язык, не зная, куда смотреть. Пол медленно и терпеливо потирал глаза, он явно сдерживался из последних сил. Леннон в считанные секунды все испортил, снова погружая их двоих в неловкость и напряжение. Тут и тысячи «извини» не хватит, а ему сложно сказать даже одно. — Я готов простить тебя за все то, что ты сделал. Я хочу тебя простить. Но иногда ты ведешь себя, как последний мудак! — Пол предвидел, что Джон попробует возразить, и вовремя поднял на него глаза, вынуждая замолчать. — Думаешь, мне легко было позвонить тебе? — Пол, я… — Замолчи! Дай мне закончить, — его голос дрогнул. — Я знаю, что причинял боль. Джорджу, Ричарду, тебе. Я во многом был неправ. Но чтобы мы смогли пройти через это, ты тоже должен понять, что причинил боль! Я… Джон не хотел этого. Пол испугался, или смутился, или разочаровался. Или все вместе. Слезы проступившие на его глазах ввели в ступор их обоих. Они стали завершающим аккордом в этом душераздирающем монологе. Смотря на то, как Маккартни со стыдом извиняется и смахивает с ресниц результаты проделанной Джоном работы, Леннон не может не вспомнить, как раньше Пол совсем не боялся плакать перед ним. Иногда это были слезы счастья, иногда — печали или скорби, и он был только рад, когда Джон оказывался рядом; когда прижимал его к себе, успокаивал, напоминая о том, что он рядом, и обещая, что так будет всегда… Ему все еще хочется обнимать Пола, успокаивать, жалеть, напоминать о том, что он рядом. Быть вместе с ним всегда. — Я… прости меня. Ему было нечего ответить, а другому — больше нечего сказать. Они крепко обнимались, когда Линда зашла, чтобы занести чай.***
— А с чем это он? — В смысле? — Пол изогнул одну бровь. — Это апельсин. — Вечно ты выпендриваешься, — бросил Джон с легкой усмешкой, и сразу получил от Пола кулаком в плечо. — Да иди ты! — он широко улыбнулся, снова мечтательно засматриваясь на узор на обоях. В комнату словно впустили много свежего воздуха. Он чувствовал себя замечательно — так легко и просто. Даже чай с апельсином, который он пил довольно часто, был в два раза вкуснее обычного. Они успели поговорить о многом: о новом альбоме, о набросках песен Пола; Джон даже поинтересовался, как проходил процесс записи нескольких нашумевших треков. Они оба чувствовали себя так, словно утоляют болезненную жажду, и не обязательно было разговаривать — можно было просто молчать, сидя бок о бок. Джон соскучился по нему, даже не подозревая ранее, как сильно. Пока тот, прикрыв глаза, витал в облаках, он наслаждался созерцанием его умиротворенного, привлекательного лица. Совершенно расслабленный и с блаженной улыбкой он был рядом, наконец-то достаточно близко, чтобы можно было к нему прикоснуться. Мужчина осторожно и неуверенно взял его ладонь, вытягивая из объятий Морфея. Пол посмотрел на него с теплом и сожалением. — Джонни… — он нервничал. — здесь Линда. — Я знаю, — Джон улыбнулся, пытаясь тут же успокоить друга, но, кажется, это не работало. — А еще дети. — Они все в другой комнате! — сказал он с досадой. Пол вздрогнул, пытаясь выпутать свои пальцы из сооруженного «замка», но мало чего выходило. — Джон, подожди…! Он слышал друга, действительно слышал, но почему-то ему хотелось сделать все в точности наоборот. Внутри появилось волнующее чувство, которое он доселе никогда не знал, и он позволил ему взять над собой контроль. Это чувство, обладающее терпким привкусом адреналина, заставляло его придвинуться к Полу и с явной нуждой протянуть к его телу руки, касаясь мягкой текстуры свитера, чуть оттягивая высокий ворот; и все это время с упоением наблюдать за реакцией Маккартни. Он боится, он возмущен. Он старается перехватить его руки и пресечь прикосновения, но он голоден так же, как и Джон, и млеет, когда пальцы касаются его шеи, лица, а затем и губ. Пол сам не выдерживает, подаваясь навстречу и опережая Джона в его стремлениях быть тем первопроходцем, кто окончательно растопит лед между ними. Джона лихорадит, он не понимает, что за чувство его накрыло, которое заставляет так сильно рисковать. Он определенно скучал по мягким и сладким губам Пола, но что-то подкрепляло его уверенность, что их не застукают. Или его торопил страх, что это все-таки произойдет. Но страх ли это? — Что же ты делаешь со мной… — прошептал он, придвигаясь еще ближе. Его руки собственнически исследовали торс Пола, а глазами он изучал его выражение лица. Возмущенное, возбужденное и напуганное одновременно. — Джон, прекрати, сейчас же… — Ты действительно хочешь этого? — Черт, Джон! Маккартни пихнул его с такой силой, что тот влетел головой в стену. Он зажмурился от боли, потирая ушиб, и, не открывая глаз, услышал детский смех. — Пап, мама спрашивает, будете ли вы есть мороженое? Внутри него все похолодело. Он распахнул глаза и увидел Хизер в дверном проеме, которая недоуменно взглянула на него в ответ. — А что с дядей Джоном? Пол, часто дыша, переводил взгляд с дочери на Леннона, и обратно. — С ним все в порядке, дорогая, — пробормотал он неуверенно, — и скажи маме, что мы присоединимся позже. Девочка кивнула и, напоследок хихикнув над тем, как глупо выглядел Джон, скрылась за дверями. Как только дочь вышла, Пол перестал прятать свой гнев. — Какого черта… Ты творишь?! — Он схватил Леннона за ворот, цедя каждое слово сквозь зубы; его взгляд источал разочарование и злобу. — О-она видела? — Нет, благодаря мне! — он снова все испортил. Молодец, Джон. — Что на тебя нашло?! Действительно, а что? Ему подозрительно трудно было остановиться. — Я… Я очень сильно соскучился, — он раздасованно промычал, — только не заставляй меня оправдываться! Пол тяжело выдохнул, осознавая, что и сам не промах, раз с таким же трудом смог оторваться. — Джонни, я тоже сильно скучаю по этому, — сказал он относительно спокойней, отпуская его воротник и положив руки на плечи, — но делать это здесь? Ты в своем уме? — Значит, я один, кто почувствовал это? — Что, «это»? — Ну, это ощущение! — Ты про возбуждение? — Макка, нет, — он судорожно жестикулировал, сам не понимая, зачем он это делает; зачем рассказывает, если Пол одним своим взглядом дает ему понять, что вопрос сулит остаться без понимания, — какой-то… Адреналин! Но очень особенный, понимаешь…? Пол отрицательно помотал головой, и Джон просто сдался. — Ладно, забудь. — Пол сочувственно улыбнулся. — Я тоже скучаю, я тоже хочу, — он обнял парня, позволяя тому снова ощутить мягкую ткань в своих руках. — Но я не собираюсь так рисковать. Уверен, и тебе это не нужно. Джон расстроился. Не то, чтобы его не радовало открытое согласие Маккартни. Но то, что он сказал… Внезапно разочаровало его. «Ты не хочешь прочувствовать этот адреналин? Боишься рискнуть?» Он хотел задать эти вопросы, но стыд не позволил, сковав мышцы горла. Пол все еще смотрел на него, удивленный такой реакцией. — Что-то не так, Джон? — Нет-нет. Все в порядке… — он быстро поправил съехавшие с носа очки и поднялся с дивана. — Но я… Мне надо идти. Пол взглянул на него чуть грустно, но не стал протестовать. — Там… Мою квартиру заполонили репортеры, и Йоко с ними одна, — он неловко переминался с ноги на ногу, — боюсь, ей нужна компания. — Да… — К тому же, я у вас засиделся тут… — Да… — В общем… — Угу. Все в порядке. Это было то, что он хотел услышать; узнать, что Пол не расстроился и не обиделся, правильно его понял. И ничего не заподозрил. — Я вызову тебе такси… — Л-ладно… Его сердце снова бешено забилось, когда Пол преодолел расстояние между ними и заключил его в объятия. Тепло его дыхания он чувствовал на своем плече и шее. — Перезвонишь мне? Завтра? — Хорошо… — Спасибо, — он прижал его к себе еще крепче. — Спасибо тебе, Джон. Когда они еще были одной командой, работой Джона было шутить и стрелять в людей своим цинизмом, как из дробовика, а работой Пола — разводить сентиментальность. Прошло так много времени, а он все еще справлялся на отлично, способный пуститься в нежности буквально на пустом месте. — И тебе, Макка.***
Он закрыл дверь за своей спиной, стараясь при этом издавать как можно меньше шума. Солнце уже давно зашло, но в гостиной все еще были слышны посторонние голоса и щелчки камер. «Животные,» подумал Леннон про себя. Как бы сильно он не хотел избежать встречи с женой — он чувствовал, что она может прочитать его мысли, и страх усиливался, когда он врал, как сегодня, про поездку на студию, — он был обязан спасти ее из рук репортеров, вытянуть из-под объективов и прогнать посторонних. Какой бы скандальной их акция ни была, они все еще имели право на частную жизнь, подумал он тогда. В гостиной его встретили взгляды, пропитанные тем самым любопытством; оно вернулось бумерангом после того, как он попытался его избежать, когда уезжал. Камера тут же повернулось на него, завязывая руки. — Ну, как поговорили? — сказал он с улыбкой, выдающей раздражение. — Может вы, ребята, дадите нам с Йоко немного поспать? — Конечно, конечно, извините… — гости засобирались, в спешке собирая разбросанные вещи. — Извинения приняты, — буркнул он под нос, и, замечая улыбку жены, поцеловал ее в щеку. Она у нее острая, угловатая, даже не мягкая. Не то, что у Пола. — Привет, дорогая. — Как все прошло? — спросила Оно, устало потягиваясь. -…Ничего особенного. Он проводил репортеров и прочих охотников на сенсации до двери, выдерживая дружелюбный тон до последнего. Когда они остались с Йоко одни, Джон почувствовал, как белые стены давят на него. Он не мог выбросить из головы то волнительное чувство, которое он испытал в гостях у Пола. Жена ждала его в постели, и внимательно вглядывалась в его лицо. Сейчас ее проницательность только мешала Леннону. Еще никогда он не хотел спрятаться от ее всевидящего взгляда, как сейчас. — Я сейчас, — сказал он девушке, перед тем как удалиться на балкон. Нью-Йорк все еще дышал жизнью. Разве что теперь Джон в лица не вглядывался — так, осматривал общую картину, позволяя ей размываться в сплошное, неясное полотно. Его веки тяжелели, но мысли от этого становились только назойливей. Получи они тело и способность говорить, они бы били его по лицу с криками «не спать!». Он все думал об этом неистовом приливе адреналина, настигшем его, когда он касался Пола. Его желание и страсть разгорались сильнее от одной единственной мысли, что в гостиную могут зайти посторонние — и не кто-то там, а Линда, или ее дочь, недостаточно взрослая, чтобы понять, но достаточно смышленая, чтобы настучать. Возможность такого сценария была маловероятна, но вероятность эта никогда не равнялась нулю. Этот хрупкий баланс между победой и провалом выглядел невероятно заманчиво. Тело Джона снова пробила дрожь, как только он представил, как они вместе с Полом ставят на кон все то хорошее, что у них есть в жизни — семья, репутация, уважение, — ради друг друга. Идут на безумные поступки, рискуют быть пойманными каждую секунду, но идут до конца, думая только о том, чтобы доставить наслаждение один другому… Он чертыхнулся; его пальцы настолько ослабли, что сигарета выскользнула из них и упала вниз. Такой силы физическая усталость напала на него к концу дня. Джон решил, что завтра позвонит Полу, и назначит еще одну встречу. Это точно. И он наверняка постарается объяснить ему на практике это великолепное чувство адреналина, почти уверенный, что его любовнику просто нужен уверенный толчок, чтобы понять всю его прелесть. Он покинул балкон, громко хлопнув дверью.