Зарево

Кровь. Кровь, всюду кровь. Капает с рук, липкими ручьями стекает по лицу, застилает глаза. Пальцы острые, крючковатые, так легко, так податливо погружаются в горло, орошая красную ризу в по-настоящему красный цвет. Де Овемар хрипит, и в этом булькающем хрипе сложно узнать хоть что-то человеческое. Так и не могло называться это отребье человеком. Так и воздалось ему по заслугам. Чудовище. По заслугам. Да, по заслугам... чудовищу. Она прикрывает глаза, чувствуя, как кружится голова, подставляет лицо холодной мороси и с облегчением втягивает носом воздух, — воздух, пахнущий кровью. Он похож на ребёнка, напуганного, сломленного, и хочется утешить, обнять, прижать к себе... но руки липкие от крови. Протянешь, дотронешься — и непременно испачкаешь, замараешь этот тёплый светлый мир своими ржавыми пальцами. Над головой смыкается каменный свод. За цветистыми витражами трещит пламя, багряно-рыжие блики облизывают бездыханные тела в церковных рясах, а она стоит перед Ним грязная и оборванная, с лихорадочным блеском в глазах. Он открывает рот, но она качает головой, пресекая оправдания: — Это не Вы, господин Аман, — по щекам текут реки крови и слёз, а на губах глупая, почти блаженная улыбка, — Это я. Это всё я. — Сева?  Лучше бы это действительно была она. Это она должна была сделать это. Она должна была их убить. Отчего не убила? Почему она их не убила, когда была такая возможность? Она должна была, должна была их убить. Если бы она это сделала, Аман бы… и Селия, бедная, глупая Селия… — Северия! Громкий голос оказался сродни пощечине. Севе вздрогнула, смаргивая с глаз багряную пелену и усилием возвращая себя в «здесь и сейчас». Беда была в том, что она не была точно уверена: где это «здесь», когда это «сейчас». Картинки вновь и вновь возникали перед её глазами, всё быстрее и быстрее, всё настырнее и настырнее вытесняя реальность, то самое пресловутое «здесь и сейчас». Силлиан поднялся из-за стола, медленно, пока Северия с усилием пыталась выровнять дыхание и успокоить бешено колотящееся сердце внутри. Он смотрел на неё внимательно и, могло показаться, даже сочувствующе, но от этой жалости она лишь ещё больше чувствовала себя оплошавшим ребёнком, у которого от стыда и отвращения к себе подгибаются колени. — Как ты себя чувствуешь? — спросил молодой король. — Мои раны затянулись, — коротко ответила Северия, вдыхая поглубже и заставляя себя выпрямиться, — Благодарю Его Величество. Силлиан смотрел на неё долго, не мигая, и она поняла, что тот ожидал услышать вовсе не такой ответ. Больше двух месяцев Северия провела в лазарете при королевской гвардии. Её перевели в столицу из Боэр Морхена по настоянию самого короля. Всем, кто стал невольным свидетелем кровавой драмы в тех холодных скалах, был отдан приказ не распространятся об этом. Произошедшее изо всех сил пытались удержать в строжащем секрете. Однако это не могло потушить пламя слухов, ведь новая тема для обсуждений людям порой слаще мёда. Первое время нападение демонов на Боэр Морхен и последующая успешная оборона занимала все умы лютерийцев. Столица кипела и бурлила. Мало кому было интересно, почему так спешно перевели в Лютеран доверенное лицо короля. Всем и так было понятно — потому что доверенное лицо. Разве должно сподвижнику Его Величества прозябать в холодном бараке вместе с обычными солдатами? Ненароком прознавшие про это люди кривенько усмехались, но с пониманием кивали головой, не найдя в этом нового источника для обсуждений, помимо старых, хоть и таких притягательных разговоров о том, что пресловутое «доверенное лицо» — женщина, и что уж не подумывает ли Его Королевское Величество взять себе королеву. После страсти поутихли. Силами лучших королевских лекарей Северия была буквально заново поставлена на ноги. Она начала передвигаться, пусть и медленно, опираясь руками на стену, словно только-только научившийся ходить ребёнок, но это уже была настоящая победа после того, в каком состоянии оказалась её нога. В руках наконец появились силы, чтобы принять хотя бы стакан воды. Казалось, что всё постепенно приходит в норму. Но именно с того момента, когда все решили, что самое трудное позади, для неё начался настоящий ад. Она смотрела на свои руки, не в силах признать их своими. Это действительно были её руки, её ноги? Севе могла долго и пристально всматриваться в своё отражение в зеркале, словно желая собственное отражение переиграть в гляделки. Закончилось это тем, что однажды «доверенное лицо короля» швырнуло в зеркало подвернувшийся под руку табурет, и её обнаружили сидящей на полу в окружении десятков осколков, некоторые из которых были залиты кровью. Зеркало убрали и больше не ставили. В её теле порой не было сил даже встать с постели. Периоды упадка сменялись внезапными вспышками ярости: «доверенное лицо короля» могло кусаться и царапаться, выгибаться в руках, не то дикая кошка, не то необузданный конь, заливаться слезами и нечеловеческим криком до хрипоты и бессилия. Потом вновь тянулись дни затишья, во время которых Северия бессмысленно смотрела в потолок или окно. Слухи о сумасшествии Её Благородия не могли не просочиться за пределы лазаретного крыла, и теперь, казалось, незримо сопровождали её везде, где бы она не появилась. Прошло больше двух месяцев, прежде чем девушка смогла выйти за кованую ограду лазарета. Лекари вылечили её тело, но жизнерадостную «Севку», как ласково называли её закованные в латы суровые мужи, узнать в ней можно было с трудом. Она научилась подавлять гнев и слёзы, не показывая их никому, в особенности Его Величеству, ибо чувствовала перед ним глубокий стыд. С завидным старанием девушка делала вид, что с ней всё в порядке, но давалось это с таким трудом, что Северия лишний раз не открывала и рта, словно боясь, что всё сокрытое внутри вырвется наружу. В свободное время она бесцельно бродила по столице, подобно неприкаянному привидению лавируя в толпе, но чаще — заходила в библиотеку. Там, при тусклом свете и под обеспокоенный взор смотрительницы, Севе садилась на то самое место, откуда прежде часто махал ей рукой Аман, и открывала одну из отложенных им книг, чтобы до самой темноты сидеть, уставившись в первую страницу. Она и прежде читала с трудом, но сейчас буквы выглядели просто бессмысленными закорючками. Силлиан смотрел на неё долго, и Северии стоило больших усилий выдержать его взгляд. Ей казалось, что он стремится вытрясти из неё всю подноготную. Но, в конце концов, молодой король вздохнул, на мгновение прикрыв глаза, и, всем видом показав, что не собирается напирать, перешёл к сути разговора, ради которого и позвал Севе. Девушка почувствовала облегчение. — Мы оба понимаем, насколько это важно, и всё же… если ты откажешься, я не стану тебя разубеждать. — Я не отказываюсь, — отрезала Северия в тот же миг, когда последний слог сорвался с языка Его Величества, — Речь идёт о будущем всей Акрасии. Здесь нет места личным желаниям. Вы можете на меня положиться. Мужчина, заложив руки за спину, смерил её пытливым взглядом. Что-то в его лице с лихвой выдавало то, что сам Силлиан с особой осторожностью подбирал каждое слово. Севе почувствовала себя непредсказуемой зверюшкой из дремучего леса, которая могла как просто пройти мимо протянутой ладони, так и с таким же успехом оттяпать палец. Не понравилось. — Да, ты права, — согласился он, — В таком случае, мне следует кое-что отдать тебе. На мгновение замешкавшись, молодой король протянул ей потрёпанную поясную сумку. — Это…? — вопрос застрял где-то в горле, но, верно, прекрасно отразился в глазах. Силлиан кивнул. Сумка не была пустой. Пальцы обессилевши водили по грубой ткани, — заглянуть внутрь им не хватало решимости. «Заглянуть внутрь» означало ворваться туда, куда тебе прежде не было доступа, прикоснуться к тому, к чему у тебя нет прав прикасаться. И всё же, мысль о том, что эта сумка — всё, что теперь напоминало о былом присутствии белокурого жреца из Леонхольда, смыкалась на горле петлёй. Северия прижала сумку к животу, до скрипа стискивая лямки. — Ты знаешь, с чего начать? — с волнением спросил мужчина.  — Он говорил о Тортоике… наверное, стоит начать оттуда, — ответила Севе, едва волоча языком. — В таком случае, я распоряжусь подготовить галеон. Девушка молча кивнула. Прежде она не могла представить поиски Ковчега без Амана. Она была слишком нерасторопной, слишком легкомысленной, слишком… непредназначенной для такой ответственности. В то время как он, казалось, был именно тем, кто достоин сжимать эту силу в собственных руках, она была подобна сломанному флюгеру. Клокочущий внутри гнев придавал силы стоять на ногах, но не показывал куда идти. — Если Вы позволите, Ваше Величество… — Северия склонила голову, в глубине души предвкушая момент, когда наконец выйдет на улицу. Однако Силлиан остановил её. — Путь неблизкий, и простым он тоже не будет, — вздохнул он, и Севе словно действительно увидела тот рой мыслей в его голове, из которого он скрупулёзно составлял предложения, — Я не могу отпустить тебя просто так. С этими словами он вытащил откуда-то из-под дубового стола трость из чёрного дерева с изящной золотой ручкой и протянул ей. Девушка нервно сглотнула, испытав какие-то смешанные чувства. Этого никто не говорил ей вслух и напрямую, но она и сама понимала, что о прежней подвижности ноги не стоило и мечтать. Северия буквально физически чувствовала это жалостливое и одновременно насмешливое клеймо на загривке: «калека». И теперь Его Величество дарит ей трость, словно в его подтверждение?   Завидев её смятение, Силлиан без лишних слов потянул за резную ручку и с звенящим звуком стали извлёк из корпуса трости длинное лезвие. Здесь уже девушка не смогла сдержать короткого восторженного вздоха от неожиданности. — Это… шпага? — спросила она, прежде никогда не сталкивающаяся в такое близи с «дворянским клинком». Мужчина кивнул, и Северия приняла из его рук так мастерски скрытое оружие, завороженно его разглядывая. — Такие клинки нередки среди аристократии, — произнёс молодой король, на лице которого можно было бы заметить едва уловимое облегчение, — Я знаю, что ты не любишь, когда твоё оружие на виду, а эту шпагу не придётся прятать под одеждой, да и внешний вид у неё… вполне представительный. Поэтому я подумал, что для тебя это было бы прекрасным решением. — Спасибо, — почти шёпотом поблагодарила Севе и спрятала лезвие обратно в корпус трости, чувствуя, как её вновь обдала волна стыда. До обострённого слуха долетел лёгкий звук соприкосновения с дубовым столом чего-то маленького, — мужчина положил перед ней медную брошь в виде распростершего крылья орла. Лютерийского орла. Такого же, что был дарован ей Его Величеством после осады Лютерана. Казалось, так давно, будто в другой жизни… Однако вместо приступа ностальгии он вызвал практически панику. Она потеряла прежнего «орла» при Боэр Морхене. Но если бы он остался при ней… если бы он был при ней тогда, когда… — Я не могу его принять, Ваше Величество! — выпалила Северия, отступая на шаг назад, словно эта медная птица могла вот-вот ожить и вцепиться ей в горло.   — Почему же? Девушка плотно сомкнула губы, не в силах произнести ни слова. Что могла она ответить на этот вопрос? Врать Силлиану или юлить перед ним было немыслимо, — хоть тот был ей другом, в первую очередь он был королём. Однако слова на языке вертелись такие, какие ни за что не скажешь вслух. — Если вдруг я… что-то сделаю, что-то непозволительное, то я… — выдавила Северия, — Я ведь навлеку проблемы на Его Величество. — Ты собралась сделать «что-то непозволительное»? — Никак нет! С одной стороны, она не врала. Севе действительно не собиралась делать ничего, что бы могло как-то очернить короля Лютерии. Но с другой — пугающе сильно было то ощущение хрупкости с трудом обретённой трезвости ума. Девушка отдавала себе отчет в том, что с ней в самом деле что-то не так, и даже предполагала, что может попытаться сделать в случае, если потеряет контроль над собой. И одно дело, если она будет безымянной сумасшедшей, но совершенно иное — если на ней будет отличительный знак Его Величества. — В таком случае я хочу, чтобы он был на тебе, — настоял Силлиан, — Можешь считать, что это приказ. Северия поджала губы, нервно сжимая в руках сумку и трость и глядя на мужчину чуть исподлобья. Неужели ему действительно всё равно? Нет, вряд ли… не может такого быть. Ещё не так твёрдо его положение, чтобы он мог легко махнуть рукой на возможную кровавую расправу, учиненную его обезумевшим «доверенным лицом». Иной правитель в здравом уме тихонечко бы избавился от такого опасного элемента и сделал бы вид, что никогда и не приближал его к своему двору. Отчего же он, рискуя репутацией, так настаивает на том, чтобы она носила лютерийского орла на груди? Не дождавшись утвердительного ответа, Силлиан подошёл к ней и сам приколол знак под её воротником. Севе стояла, не смея даже шелохнуться. — Конечно, тебе ничего не помешает снять его, как только ты выйдешь за дверь, — вздохнул он, отступая на шаг назад, — И всё же, хотя бы ради меня, держи его при себе. Я хотел бы, чтобы все видели, что ты наперсница короля Лютерии. — «Наперсница»… и ничуть Вас не смущают такие слова, — хмыкнула Северия, смиренно опуская голову. Она поняла, ради чего он это затеял. «Чтобы все видели, что она наперсница короля» — но ведь это не столько знак и предупреждение остальным, сколько обуздание её самой. Зная, что всегда на виду, она сама будет удерживать себя от опрометчивых поступков, чтобы не принести проблем Силлиану. Коварно, Ваше Величество. Крайне коварно. Сам ли додумался или же кто-то подсказал? Нащупав орла, девушка задумчиво провела по ему пальцами и перевела взгляд на цветной витраж, не проронив ни слова. В кабинете повисла гнетущая пауза. В звоне тишины слышалось что-то похожее на чувство вины, словно ей самой было совестно за своё существование. Силлиан вздохнул, собираясь с силами, прежде чем сказать: — Сева, в том, что произошло… нет твоей вины. Короткая пауза в этой прозвучавшей фразе показалась ей гораздо более красноречивой, чем сами слова. Действительно ли не было? Сам Силлиан лично не присутствовал, когда кучка жрецов, возомнив себя Рабами Руфеона, устроили смертоубийство невинных людей. Так как он мог так уверенно утверждать, что её вины в этом действительно нет? — Благодарю Его Величество за оказанную мне честь! Разрешите идти! Незадачливая «наперсница короля» согнулась в поклоне, лишь бы только скрыть своё лицо, и, не дожидаясь разрешения, позволила себе стремглав выскочить из кабинета. Силлиан тяжело переживал произошедшее с Аманом, и для Северии не было секретом то, что он тоже нуждался в поддержке и утешении. Она также понимала и то, насколько непросто ему было, только потеряв одного близкого друга, проститься и с другим, снаряжая его в дорогу, из которой он может и не вернуться. Но чтобы смягчить чью-то печаль и успокоить сердце нужна была недюжинная сила духа и способность нести Свет другим. Способным на это человеком всегда был Аман, а у неё же не было ни того, ни другого. Зато в избытке трусость и безответственность. Да простит Его Величество ей её малодушие. Покинув кабинет, Северия прислонилась плечом к стене и, прижав к животу поясную сумку, попыталась придти в себя. Чтобы успокоиться, она буквально силой заставила себя вслушаться в окружающие звуки, но почти все они были заглушаемы биением сердца в её собственных ушах, разве что негромкая болтовня двух служанок настойчиво пробивалась через него. Девушка прикрыла глаза, без особого воодушевления слушая очередной обмен сплетнями. — Припозднилась я давеча на воскресную службу, — рассказывала одна, — К храму-то подбегаю, хотела тихонечко через ворота прошмыгнуть, а оттуда мне навстречу выскакивает, как чёрт из табакерки! Глаза безумные, сама то белая, то зелёная, смотреть страшно. Видок такой, словно её прям там бы и вывернуло! Я ещё подумала, не вселилась ли в неё нечисть какая. Ну, нечисти-то не выстоять в храма, правильно я говорю? А то ведь со странностями она, со странностями… Вторая завторила: — А я слышала, она швырнула канделябр в Его Величество! — А жреца-то, жреца помнишь? Тоже всё рядом с нею был, а теперича не видать. Чай не сгинул ли, при Боэр Морхене-то? Говорят, там жуть, что творилось! Северия открыла глаза и неспеша огляделась по сторонам, ища, где же спрятались две болтливые сороки. — Жалко жреца, жалко! Такой юноша был, просто загляденье. Сама бы приударила, да грешно это, за жрецами-то виться… За углом? — Типун тебе на язык! Видела, как эта-то на него смотрела? Да ни на шаг не отходила, чуть ли не язык высунуть готовая, аки собака. Куда тебе! Знаю я таких. Она, небось, и «Гламарию» в кармане припрятала. Девушка выглянула из-за угла и увидела двух служанок, одна из которых протирала изящные настенные бра, стоя на небольшом подобии лестницы, которую придерживала вторая. Севе с каким-то странным удовлетворением подумала о том, что не стоит вести подобные беседы, будучи в настолько, в прямом смысле этого слова, шатком положении. Вслед за этой мыслью в голове промелькнул яркий образ того, как служанка с поросячьим визгом падает на пол и ломает себе шею. — Ой, так коли нету теперь жреца… думаешь, она и за Его Величество примется? Северия не могла понять, от чего именно её вдруг пронзил настоящий ужас: от собственных мыслей или от подобных возмутительных слухов, против которых ей было нечего предоставить. Но он пробудил в ней один из самых сильных человеческих порывов — бегство. Стиснув покрепче сумку и трость, она круто развернулась и решительным шагом направилась в противоположную сторону, намереваясь пройти к выходу пусть и длинным, но другим путём. Покинув дворец, Северия стала искать место потише и не нашла ничего лучше библиотеки. Библиотека из раза в раз встречала её приятным полумраком, запахом пергамента и незримым присутствием тени белокурого жреца. Севе думала, что с этим будет сложно свыкнуться. Но вот она в который раз проходит в читальный зал, молчаливо кивает смотрительнице в знак приветствия и садится на то же самое место, за которым прежде сидел Аман. Это напоминало игру. Можно было пробежаться взглядом по отложенным им книгам, пальцем провести черту по слою пыли на столе, на котором он раскладывал множество заумных произведений, откинуться на стул и посмотреть вокруг с того ракурса, с которого смотрел он… Только игра эта не имела ни цели, ни итога. Северия осторожно положила сумку на стол, словно вставляя на место очередной кусочек пазла, главного фрагмента которого явно недоставало. Под глухой стук собственного сердца девушка открыла сумку и заглянула внутрь с таким чувством, словно влезает куда-то, куда ей лезть недозволенно. Но соблазн, за который её теперь не осудит никто, кроме неё самой, был сильнее. Внутри оказался обтянутый кожей молитвенник. В смешанных чувствах девушка провела пальцем по обложке и тут же отложила на край стола, перевернув лицевой стороной вниз. Рука нащупала что-то ещё: пухленькую стопку пожелтевших листов пергамента, сшитых друг с другом вручную и завёрнутых в кусок материи. Дрожащими пальцами Севе развернула самодельную записную книжку. Почерк у Амана был мелкий, но чёткий и ровный, а цвет чернил выдавал осторожный и легкий нажим. И всё же, читала она с таким трудом, судорожно пытаясь вспомнить половину позабытых букв и сопоставить их со звуками в своей голове, что, не разобравшись даже с первым предложением, приходилось вытирать со лба испарину. Северия удручённо отстранилась от стола и прижала пальцы к переносице. Ей потребуется время. Много времени. С усталым вздохом девушка опустила ладонь на сумку и с удивлением нащупала, помимо молитвенника, нечто, совсем непохожее по форме на книгу. Заинтригованная, она повнимательнее заглянула внутрь, пододвигаясь ближе к свету, и оцепенела. На дне лежала маленькая глиняная дудочка, нелепая и похожая на яйцо.