Тридцать три несчастья

Робин стоял, привалившись к дереву, и грыз травинку. Лицо у него было безмятежное. Гай же метался по поляне, словно тигр в клетке. Для полноты образа не хватало хлещущего по бокам хвоста. Остальные разбойники благоразумно разбрелись, кто куда, и в пределах видимости не появлялись — в отличие от вожака, у них явно имелось чувство самосохранения. Потому что при виде разъяренного Гая порой и бывалые вояки впадали в предобморочное состояние. — Полудурок! Остолоп! Безмозглый осел! — бушевал Гай. — Ну почему? Почему ты вечно все портишь! Какого дьявола тебя сегодня понесло в Ноттингем?! — Мэриан спасать, — растерянно ответил Робин. — Я же писал, что все улажу! — Писал? — Зачем договариваться о передаче посланий, устраивать тайник, если вы его не проверяете?! Или письма не читаете! — Мог бы и сам сообщить! — Ах, простите, ваша светлость, не успел. Выгораживал Мэриан перед Вейзи. И ведь получилось. Если бы ты опять все не испортил! — Ага. Я всю ночь пытался с тобой связаться. Если бы ты от меня не бегал! — Так я еще и виноват! — Гай резко остановился перед ним и вцепился в ворот куртки. — Значит, это я виноват, что ты не читаешь письма? Что ты не слушаешь предупреждений? Лезешь на рожон?! — с каждой фразой он с такой силой встряхивал Робина, что ткань трещала. — Я виноват, что ты втравливаешь всех в неприятности? Рискуешь и своей, и чужими шеями? И что я теперь тоже вне закона — конечно же, моя вина?! — Но ты меня спас, — Робин не вырывался, позволяя Гаю трясти его, как терьер крысу. — Спас, — буркнул тот, нехотя признавая очевидное. — А говорил, что все равно. — Не все равно. Доволен? — Гай последний раз встряхнул Робина и хотел отстраниться, но тот одной рукой обхватил его за пояс, а вторую запустил в волосы, пропуская сквозь пальцы темные пряди. И от этого незамысловатого жеста у Гая вдруг перехватило дыхание. — А еще ты меня поцеловал. — Минутное помрачение. — Значит, теперь помрачение будет у меня. Долгое, — заявил Робин, надавил ему на затылок, притянул к себе и сам поцеловал. Последней здравой мыслью, мелькнувшей у Гая, была надежда, что люди Робина, наравне с благоразумием, обладают еще и тактичностью, и в ближайшее время будут собирать цветочки подальше от лагеря.

***

Постель из сена и шкур в лесной хижине оказалась на удивление удобной. Не настолько, конечно, как в Локсли или в замке, но зато ее нельзя было сломать. И падать тоже было низко. Робин дремал, закинув руку Гаю на грудь и сопя в шею. А Гай рассматривал светлую макушку главной неприятности своей жизни, гладил его по мокрой от пота спине и думал о том, как все обернулось. Он потерял все, чего так долго добивался. Поместье, положение, власть. Стал изгоем. Из-за Робина. И неизвестно, получится ли вернуть хоть что-то. Архиепископ, конечно, ценит верных людей, но в данный момент от Гая было мало толку. Он был полезен рядом с Вейзи, а не в Шервуде. Возвращение короля тоже было туманной надеждой. Вот только сейчас, когда Робин, обнаженный и теплый, спал у него на плече, происходящее казалось абсолютно правильным, а все остальное не имело значения. За исключением, пожалуй, одного. Гай протянул руку к одежде, кучей сваленной у постели. Достал любимый кривой нож. Потревоженный Робин завозился и сонно моргнул. — Что?.. — глаза его удивленно расширились, когда прохладный клинок коснулся ямки под горлом. Гай медленно провел тупой стороной лезвия ему по шее, чтобы тот ощутил холод металла. — Робин, запомни. Если ты в этот раз умудришься все испортить, я тебя точно убью!