Тридцать три несчастья

Если Гай считал, что после того, как вопросы лояльности той или иной стороне будут выяснены, жизнь станет спокойнее, то глубину своих заблуждений он осознал быстро. С Робином не могло быть легко: чем ближе общение, тем больше неприятностей. Потому что его талант все портить и эти самые неприятности притягивать ничуть не уступал искусству стрельбы из лука. Теперь же Робин окончательно утратил инстинкт самосохранения, решив, что раз уж Гай с ними заодно, то прикроет. В результате налеты разбойников стали еще более дерзкими и рискованными, а здравый смысл скончался под ближайшим дубом. Впрочем, возможно, Гаю это просто казалось, поскольку теперь он знал, как Робин разрабатывает свои операции. Раньше можно было только догадываться, как спланировано то или иное дерзкое ограбление. А сейчас ему стало доподлинно известно, что в большинстве случаев все заключалось в единственной фразе: "У меня есть отличная идея". Дальше — больше. То, что Гая признали своим, в понимании Робина означало причисление к таким же идиотам-патриотам, как он сам и его люди. И в ошибочности этого мнения убедить Робина не удавалось. Даже когда словесные аргументы заканчивались, и в ход шло рукоприкладство. — Ты хоть понимаешь, что вы, скорее всего, попадетесь? — Ну, попадемся, потом сбежим. — Интересно, как? Вейзи давно распорядился сажать любого из вас в отдельную камеру с окованной дверью. И в кандалы. Или ты рассчитываешь, что я стану подставлять свою шею, помогая вам удрать? — А ты не станешь? — И не подумаю. Если тебе так охота на плаху, а твоей шайке — на виселицу, это ваше дело. Я своей шкурой рисковать не намерен. — Бросишь друзей на съедение шерифу? — Сколько раз повторять, чтобы даже до твоих отбитых в Святой земле мозгов дошло? Вы мне не друзья. В лучшем случае — временные союзники. И то... От таких союзников головной боли больше, чем пользы. И рисковать, вытаскивая тебя или твоих головорезов из петли, если вас схватят, я не буду! — Ты против Вейзи и принца, значит, на нашей стороне. — Гуд, я на своей стороне! — Но ты ведь помог королю... — Помогал я исключительно себе. Люблю, знаешь ли, жить, и не горю желанием попасть на эшафот. Но, если тебе так хочется — можешь считать, что я помогал Джеффри Йоркскому, потому что он хорошо мне платит. И отнюдь не за то, чтобы спасать ваши шкуры. — Торгаш! — Придурок. — Сволочь! — И даже не скрываю. Так что, Гуд, сунетесь завтра в замок — сами виноваты будете. Я предупредил. Гай крутанулся на каблуках и двинулся к привязанному поодаль коню. На этот раз ему удалось сдержаться и не отделать Робина. Хотя желание было. Впрочем, поколотить того хотелось почти постоянно, с призрачной надеждой, что так в эту взбалмошную голову удастся вбить хоть немного ума. Можно было еще взять за шиворот и встряхнуть. Или... Гай выругался сквозь зубы, отгоняя ненужные мысли, которые последнее время возникали все чаще. Потом саданул кулаком по дереву. Бесило то, что мысли эти так или иначе сворачивали к шервудскому недоумку, который дня не мог прожить без того, чтобы не вляпаться в дерьмо. И сейчас Гаю очень хотелось надеяться, что Робин завтра не полезет в замок, где Вейзи приготовил для отправки в Лондон крупную сумму денег и отряд из двух дюжин наемников для встречи дорогих гостей. Сбыться этим надеждам было не суждено. Стоило признать, план был неплох и вполне мог увенчаться успехом. Гай сам прошел меньше чем в ярде от золотарей, не обратив на них внимания, только поморщился от вони. Так что обыскивать смердящие бочки никому бы и в голову не пришло. Все испортил, как обычно, Робин. Ему показалось мало мешочков со звонкой монетой, которые разбойники потихоньку вынесли, и он полез в спальню Вейзи за драгоценными камнями. Откуда он узнал, что у шерифа там припрятана шкатулка с самоцветами на черный день, осталось загадкой. Гай ему об этом точно не говорил. Робин, увлеченный вскрытием сундука, не заметил возвращения хозяина покоев, который к тому же воспользовался потайным ходом. А Вейзи проявил редкую для него скорость и изворотливость и умудрился огреть грабителя тяжелым подносом по голове. И, несмотря на то, что остальные разбойники удрали вместе с золотом, шериф ходил гоголем, а Робин прохлаждался в отдельной камере и в кандалах. Гай весь день злился и не мог решить, чего ему больше хочется: побиться об стену лбом самому или использовать для этой цели медный лоб Робина. Но ближе к вечеру он все-таки спустился в подземелье, даже похвалил стражников у входа за усердную службу и "не заметил" оплетенную бутыль, которую один из них безуспешно пытался прикрыть собственным задом. — Позлорадствовать пришел? — ехидно осведомился Робин, когда Гай шагнул в камеру. Держался он так, словно не сидел на цепи в сыром каменном мешке, а прогуливался по любимому лесу. Все тот же насмешливый взгляд, широкая улыбка. — Тебя, между прочим, завтра казнят, — Гай старался говорить спокойно. — А перед этим Вейзи подумывает, не отдать ли тебя палачу, чтобы выяснить, куда вы спрятали золото. — Шериф уже милостиво просветил меня насчет своих планов, — Робин снова улыбнулся, и Гай не выдержал. Рванулся вперед, схватил его за плечи, от души встряхнул, после чего впечатал спиной в стену. — Дубина! Это тебе не шуточки! Я же предупреждал! Какого дьявола тебе опять надо было все испортить?! — Гисборн, чего ты бесишься? Тебя же не волнует... Договорить Робин не успел, так как терпение у Гая лопнуло. Он еще раз приложил Робина спиной о стену, а потом придвинулся вплотную и поцеловал. Настойчиво, яростно, как обычно дрался, сминая даже тень сопротивления. Впрочем, Робин и не думал сопротивляться, видимо, пораженный до онемения. Первым очнулся Гай. Отшатнулся, сорвал с пояса кинжал и швырнул на пол. — Так. Кандалы ты вскроешь, дверь не запираю. Стража через несколько часов упьется в лежку. И чтоб я больше тебя не видел! — Гай... — Вообще не видел! Нигде! Никогда! Хватит с меня неприятностей! Гай вылетел из камеры, хлопнув дверью. Лицо у него было такое, что стражники шарахнулись по сторонам, словно увидели нечистого. Взбегая по лестнице, Гай пытался успокоиться и понять, что это было, и какая муха его укусила.

***

Разумеется, Робин сбежал. И, разумеется, не собирался выполнять требование: "Чтоб я тебя больше не видел!" Зато его твердо был намерен выполнить сам Гай, который проявлял чудеса изворотливости, лишь бы не пересекаться с Робином наедине, да и вообще не пересекаться. Гая устраивала должность помощника шерифа, устраивало, что он держит в страхе половину графства, устраивала даже необходимость шпионить за Вейзи. Но позволять втравить себя в очередную бессмысленную авантюру он не собирался. И старался не думать, с чего ему взбрело голову целовать малахольного разбойника, и не вспоминать, какими на вкус были его губы. Никаких дел с Робином. Точка. Гай даже потратился на волкодавов, которых вечером спускал во дворе — после того как Робин, желая пообщаться, проник ночью в поместье, и пришлось вышвыривать его в окно. Поначалу стратегия себя оправдывала. Неприятностей в жизни стало куда меньше, а возмущаться очередным дерзким ограблением перед Вейзи получалось куда искреннее. И судьба разбойников Гая не волновала. Ну, разве что самую малость, когда те удирали под ливнем арбалетных болтов, а в целом — вовсе нет. Стоило представить, что он мог бы заранее знать об их рискованных планах, как по спине бодрым строем маршировали холодные мурашки. А так дергаться приходилось только во время происшествия, а не за несколько суток до него. Жизнь явно налаживалась. Ровно до того дня, когда в какой-то захудалой деревушке стражники, проявив несвойственную им сообразительность, отловили Ночного Дозорного, раздающего провиант крестьянам. Если бы Гай мог допустить хотя бы намек на мысль, кто скрывается под маской, он точно не стал бы ее срывать перед отрядом стражи. Но ему и в голову не приходило. Увидев лицо Мэриан, он впервые усомнился, что все портит только Робин. Уж тут разбойник был ни при чем. Хотя... Если бы у Робина хватило соображения рассказать ему об этом, неприятностей удалось бы избежать. Но свидетелей оказалось слишком много, чтобы он мог позволить себе отпустить леди и сделать вид, будто ничего не произошло. Пришлось везти Мэриан под конвоем в замок и сажать под арест. Правда, не в подземелье, а в отдельную комнату в башне. Последнее, впрочем, никого не удивило: трепетное отношение сэра Гая к леди Мэриан не было тайной. Он чудом не опустился до того, чтобы ударить ее. Оставшись наедине, они какое-то время просто орали друг на друга. — Почему вы не сказали?! — Вылетело из головы! — Теперь может вылететь и с головой! Вы от общения с Робином вконец думать разучились! — Гай!.. — Я всю жизнь Гай, и что? Что мне теперь делать прикажете? От Вейзи скрыть не удастся. Предлагаете сопроводить вас на плаху или сбежать с вами в лес?! Бурный диспут продолжался минут десять, затем обе стороны немного успокоились, и разговор перешел в более конструктивное русло. — Хвала господу, что вы всего лишь раздавали еду. Попробуем выкрутится. — Но как? — Вы никогда не были Ночным Дозорным, поняли?! Костюм давайте сюда, я принесу что-нибудь отдаленно похожее. Скажете, что сэр Эдвард не одобряет возню с бедняками, поэтому вы решили прикинуться Дозорным. Один раз. Один разъединственный гребаный раз! Вам все ясно?! А я попробую устроить доказательства. — Думаете, получится? — А вы постарайтесь быть убедительной, — раздраженно бросил Гай. — Или вам вместе с престарелым отцом хочется прятаться по лесам?! Если выгорит, будете сидеть тихо, как мышь под веником, и упаси вас святые угодники спорить с шерифом. Гай вылетел из комнаты, громыхнув дверью, и до конца дня вертелся как угорь на сковородке, организовывая свидетельства, наемника, который за солидную сумму согласился мелькнуть в плаще Дозорного перед Вейзи, и стараясь уверить того, что это была лишь глупая выходка со стороны излишне добросердечной леди. К счастью, Вейзи всегда был невысокого мнения об умственных способностях помощника, а уж женщин — и подавно. Совсем без последствий он это дело не оставил и велел в наказание утром на площади остричь леди Мэриан волосы. Но, по крайней мере, о плахе речь не шла. И Робин снова все испортил. Он и его шайка появились именно в ту минуту, когда Мэриан поднималась на помост для экзекуции. Благородные спасители, чтоб им на том свете икалось. Робин всадил стрелу в палача, сдернул Мэриан с помоста и передал своим людям. Стража бросилась на разбойников, те схватились за оружие. Началась свалка. Гай стоял возле шерифа и мечтал об одном — придушить Робина. Потому что после такого Мэриан ничего не оставалось, кроме как пуститься в бега, а ему предстояло долго оправдываться перед шерифом, и то неясно было, выйдет ли. И тут Робин поскользнулся и упал. Нападавший на него стражник занес меч. Гай действовал инстинктивно: выхватил у стоящего рядом солдата взведенный арбалет и всадил болт в спину противника Робина. А потом, сообразив, что натворил, ринулся с помоста вниз, во двор, на ходу вытаскивая меч и пробиваясь к разбойникам. — Ты спас мне жизнь! — Робин таращился на Гая, как баран на новые ворота. — Придурок, под ноги смотреть надо! — огрызнулся тот, занимая позицию справа от него. Отряд организованно отступил к воротам, кто-то подрезал канат, и решетка рухнула, отрезав разбойников от стражи. Кони ждали за ближайшим углом.