Я обещаю вернуться — никогда, в никогда. Когда короткая осень горит небесным бледным огнём, Когда от холода жмутся друг к другу в ночи поезда, И коль случится проснуться, мы никогда не уснём.
— Какое безбожное враньё, — хмыкнул Рюноске и положил книгу обратно на тумбочку, — а он просто наивный болван, если серьёзно читает такое. Дазай тихо засмеялся и осторожно положил Ацуши на его постель. Достоевский украл множество детей из самых разных приютов, и пришлось потратить немало времени, чтобы развезти всех по местам. Когда корабль наконец-то причалил к приюту Оды Сакуноске, некоторые дети, в том числе и Накаджима, уже спали сладким сном. Кровати, если не считать тех, которые заняли освобождённые дети, были пусты — вероятно, детей перевели в другое помещение на время расследования. В зале тихо и темно, дети быстро засыпают, и Дазай с Акутагавой — единственные, кто нарушает эту идиллию. Надо же, Дазай провёл в Неверленде всего пару дней, а Нижний мир снова кажется ему чужим и сюрреалистичным. Хотя… разве это чувство вообще исчезало. — Он и правда очень наивный, — мужчина ласково пригладил волосы спящего и натянул на него одеяло, — может, такими они и должны быть, дети со счастливым детством? Они помолчали. — Думаешь, это хорошая идея? — вдруг спросил Акутагава, — Оставлять его в этом мире? — Он хотел вернуться. Я никого и никогда не заставляю, ты же знаешь, — Дазай устало присел на краешек кровати, — Он добрый и светлый мальчик, и он счастлив здесь. Не думаю, что он когда-либо позовёт меня. — А если всё-таки позовёт? Если кто-то сделает ему больно? — Тогда я приду и убью этого человека. Уголок рта Акутагавы коротко дёрнулся вверх. Он не отводил взгляда от лица спящего мальчишки и, похоже, совсем не замечал, как пристально наблюдает за ним собеседник. — Хочешь остаться с ним? Это вопрос заставляет Рюноске вздрогнуть и вскинуть голову. На лице Дазая ни радости, ни осуждения — только любопытство. — С чего вы взяли? — немного резко спросил мальчишка в ответ. — Когда я пришёл осуществлять план, у тебя было такое непонятное выражение лица. И потом, когда вы с Ацуши пришли на корабль, тоже. Я пораспрашивал Гин, выслушал пару интересных историй от Наоми, — мужчина улыбнулся, — и сделал соответствующие выводы. Акутагава снова опустил голову, скрывая румянец. — Ну так что? — Он действительно… заставил меня задуматься над этим, — тихо ответил Рюноске, — над тем, чтобы остаться в Нижнем мире. — И что ты решил? Останешься? Мальчишка неожиданно скривился. — Ну уж нет! — зло фыркнул он, — Я не собираюсь вот так, без раздумий, бросать всё просто потому, что какой-то весь из себя правильный и добрый идиот заявил мне, будто так будет лучше! — Эй, эй, — беззлобно заворчал Дазай. — Но… — Акутагава снова посмотрел на спящего Ацуши, — пусть он и бесит меня… Думаю, я был бы не против увидеться с ним ещё. — Ну, это как раз таки не проблема, — заметил мужчина, — я продолжу посещать Нижний мир и буду не против, если ты будешь летать со мной. — Да? Рюноске выглядел приятно удивлённым, и Дазаю даже стало как-то совестно. Когда это он успел стать настолько заносчивым в чужих глазах? — Конечно. Я слышал от Элис, что ты неплохо справлялся без меня. Мужчина встал с кровати и подошёл к подопечному. — Ты многое сделал для детей в моё отсутствие, и я буду рад, если ты и дальше будешь помогать мне, — он снова улыбнулся, — пока ты этого хочешь. Я буду рад любому твоему выбору. Я правда надеялся, что дал тебе жизнь о которой ты мечтал, но если ты однажды решишь двигаться дальше, я поддержу тебя. — Кошмар. С каких пор вы говорите такие вещи? — Практика показала, что иногда искренность — лучшее решение. Как у меня получается? — Ужасно. — Когда мы вернёмся, я заставлю тебя прибирать весь бардак в деревне.Внизу проснутся метели, чей воздух легок и дик, И зазвенят свиристели, как ледяная вода, За тем, что мы не допели, мой милый, что не узнаешь из книг, Я обещаю вернуться в наше личное никогда.
— Летите без меня! — Дазай махнул рукой, — Мне нужно ещё кое-что уладить. И, не дожидаясь ответа, шагнул вниз. Ветер принял его в свои объятия, как дорогого друга после долгой разлуки. Дазай взмыл ввысь, невольно смеясь, и, не в силах отказать себе в удовольствии, пару раз кувыркнулся в воздухе. Всё-таки летать самому — это совершенно другое дело. Летая с помощью пыльцы фей, Дазай всё же чувствовал себя привязанным к земле человеком, который просто внезапно оказался в невесомости. Тело было неловким, небо — чужим, а он был подвешен в воздухе чужой силой, которая в любой момент могла отпустить его и отправить навстречу земле. Все эти десять лет Дазай просто не верил, что сможет сам подняться в небо. Но сейчас всё по-другому. Сейчас он может просто лететь, ни в чём не сомневаясь и ни о чём не думая. Сейчас он может раскинуть руки, словно птица, лечь на воздух или же вдруг войти в крутое пике — действия такие же естественные, как ходьба или дыхание. Сейчас у него есть вера в себя, а иметь веру в себя — это практически то же, что иметь крылья. Как же ему не хватало этого! Этих потоков воздуха между пальцами… Этой темноты и этой неповторимой ночной свежести… Этой свободы… Но он ещё успеет насладиться этим сполна. Сейчас нужно закончить с делами. Окно в его квартире — нет, в квартире Одасаку — всё ещё приоткрыто. Дазай тихо проникает внутрь, мягко спустившись с подоконника, хотя в этом нет нужды — здесь его никто не ждёт. Ребята из университета или Куникида, наверное, уже искал его, но пройдёт, в лучшем случае, ещё день, прежде чем кто-то возьмётся навестить это место. Разряжённый телефон лежит на столе, на кухне стоит недопитый чай, а в коридоре на полу всё ещё валяются сломанные часы — всё так, как Дазай и оставил. Ничего из этого он так и не трогает. Вместо этого мужчина идёт в комнату и, вырвав лист из первой попавшейся тетради, бегло царапает:Куникида, Номер нотариуса в телефонной книжке и в контактах. Удачи ;) P.S. Это я украл твой блокнот
Всё-таки в отличие от Одасаку Дазай очень предусмотрителен. И, несмотря на привычку бесить Куникиду, он не хотел, чтобы тот столкнулся с проблемами наследства и жадными ублюдками, как когда-то сам Осаму. Мужчина оставил записку на столе, прижав её телефоном. Взгляд невольно зацепился за фотографию Одасаку. Он снял её с полки. У Одасаку всегда было такое выражение лица. Спокойное, немного отстранённое, такое, которое многие люди назвали бы мудрым. Такое же лицо было у Одасаку и тогда, когда он сказал Дазаю повзрослеть. Вот только было ли это мудрым решением? Знали ли они друг друга? Понимали ли они друг друга? Наверное, никто этого никогда не узнает. Дазай вздохнул и поставил фото обратно в шкаф. — Спасибо тебе за всё, Одасаку. Я возвращаюсь домой. Он развернулся и вышел из комнаты, не оборачиваясь.Так дай же мне воздух, и я стану тебе крылом. Я дам тебе бурю и, может быть, даже грозу. Твое время течет за мной, как расплавленное стекло, Мои сны о тебе — далеко остались внизу.
«Летите без меня! Мне ещё нужно кое-что уладить». Чуя крепче сжимает штурвал. Ну и что это, чёрт побери, значит? Последний приют, который они посетили, давно остался позади, огни ночного города скрылись за облаками, и прошло уже достаточно времени с того момента, как рука с крюком крутанули штурвал, совершая один единственный поворот направо. Сейчас же штурвал оставался неподвижен, Чуя только придерживал его. Учитывая то, насколько велика оказалась его власть над «Смутной печалью», он мог и вовсе его отпустить, но Чуя действительно любил управлять кораблём вот так, по старинке. Это здорово успокаивало нервы в моменты, подобные этому. Это немного эгоистично, но Чуе просто хотелось бы полететь обратно вместе с Дазаем. Или хотя бы услышать от него не «летите без меня», а «я догоню». Не то чтобы Чуя не доверял Дазаю. Дазай врал часто и много, но вряд ли он стал бы врать сейчас. Но… Что, если Дазай опять засомневается? Что, если испугается? Что, если передумает? Кошку ему в пятки, китового червя ему в кишки, да, Чуя знает, что это глупо. У него нет никаких оснований для такой паранойи — Дазай сказал, что останется, останется с ним. Дазай набрался небывалой смелости, чтобы рассказать о своих чувствах, Дазай ему доверился. Дазай смотрел на него так, будто Чуя был центром его вселенной — как, интересно, он вообще мог не заметить этого раньше? Дьявол! Прекрати себя накручивать, Чуя! И всё-таки… Дазай уже ушёл однажды, однажды он уже оставил его. И пусть они тогда считались врагами, Чуя вряд ли когда-либо сможет забыть эту тоску, эту тупую боль и эту незаполнимую пустоту внутри, которые стали его верными спутниками на десять лет. А теперь… Теперь, когда Чуя наконец-то осмелился дать имя тем чувствам… Теперь, после того, как он осмелился показать Дазаю, как чудовищно много тот значит для него… Теперь, после того, как они были вдвоём в маленькой и тёмной пещере, одни в целом мире, после того, как они проснулись вместе, после того, как Дазай кинулся за ним на верную смерть… Если после всего этого Чуя снова его потеряет, он просто… не сможет… Чёрт…И перед тем, как очнуться, смотри — с твоего корабля Крысой прыгает страх, почти не касаясь бортов, И ты видишь, как мимо плывет голубая Земля На спинах холодных гладких черных китов.
— Чу-у-уя, проснись и пой! Вздрогнув, пират так резко вскинул голову, что чуть было не столкнулся носом с Дазаем. Тот отпрянул, смеясь. Потом вгляделся в его лицо и резко посерьёзнел. — Чуя? Всё в порядке? — Да, — выдохнул Чуя, с облегчением и жадностью всматриваясь в чужую фигуру, — теперь да. Дазай лежит в воздухе на животе — как же Чуя любит эту позу. Во-первых, потому что так их лица на одном уровне. Во-вторых, так радостно видеть Дазая летающим. В карих глазах мелькает понимание. — Чуя, — тонкие пальцы скользнули по щеке и заправили рыжую прядь за ухо, — я сказал, что останусь. Я останусь с тобой. Чуя задохнулся от нежности в его голосе. Дазай улыбнулся, без труда прочитав чужую реакцию. Наклонился ближе, опалив дыханием ухо, почти касаясь мочки губами. — Надеюсь, ты будешь держать меня крепче, чем свою шляпу. Пират попытался ткнуть его под рёбра, но Дазай легко увернулся и рассмеялся, звонко и весело. Как же Чуя любит этот смех. — Серьёзно, Чуя, тебе следовало бы приклеить её! Для человека, который так ценит свою шляпу, ты слишком часто её теряешь! Или подсознательно ты всё-таки понимаешь, насколько она безвкусная, поэтому и… Раздражённо закатив глаза, рыжеволосый ухватил мужчину за ворот плаща и, притянув к себе, поцеловал. Слизал жадно улыбку с чужих губ и сглотнул вибрирующий смех, который всё ещё искрился в горле Дазая. — Заткнись, — прохрипел он, отстранившись. Темноволосый послушно молчал. — Я не отпущу тебя. Больше никогда, — выдохнул Чуя, и глаза Осаму вспыхнули ярче гибнущей звезды. — Уж постарайся.И перед тем, как очнуться, Я обещаю вернуться
=The End=