Глава первая
30 апреля 2020 г. в 12:28
Накаджима Ацуши в свои десять лет был вполне доволен жизнью в приюте.
Нет, он, безусловно, мечтал, чтобы его усыновили. Об этом мечтал каждый ребёнок в приюте. Чтобы была своя собственная комната. Ничья больше, только твоя. Чтобы в комнате была мягкая кровать. На кровати должно быть одеяло — не слишком лёгкое и не слишком плотное, не толстое и не тонкое. Матрас обязательно должен быть пружинистым — чтобы можно было прыгать на кровати. И игрушки! Целый ворох мягких игрушек: собачки и слоники, мишки и тигры, кролики и барашки, акулы и крокодильчики…
Ещё в комнате должен быть шкаф с одеждой. С твоей собственной одеждой — не обносками старших и не пожертвованиями, а новенькими обновками, купленными приёмными родителями на собственные деньги. И снова игрушки, теперь уже солдатики или куклы, разбросанные по всему ковру.
Кроме твоей комнаты, в доме должна быть кухня. Не огромная приютская столовая, а маленькая квартирная кухонька, на которой твоя новая мама будет готовить завтраки, обеды и ужины. И каждый день — разные! А на столе будет стоять вазочка со сладостями, которые можно будет тихонечко таскать в течение всего дня. И даже если тебя на этом поймают, никто не станет тебя ругать — все лишь улыбнутся тому, какой же ты сладкоежка.
Туалет и ванная комната в доме не будут общими. Можно будет в полном одиночестве плескаться в ванне. И чтобы пена — много-много пены и плавающие по всей ванной комнате пузырьки. В ванне можно лежать спокойно, а можно устраивать шторма и топить игрушечные кораблики и резиновых уточек. Можно плавать на поверхности, восхищаясь лёгкостью собственного тела, а можно нырять. Задерживать дыхание, устанавливая новые и новые рекорды, открывать глаза под водой, наблюдая за пузырьками воздуха, выходящими изо рта, и причудливыми бликами на дне ванны.
И, конечно же, в доме будет родительская спальня. Даже не так — в доме будут родители. Мама и папа. Они будут будить тебя по утрам, кормить, одевать. Гордиться твоими успехами, ругать (но несильно!) за оплошности. Они будут читать тебе сказки перед сном, целовать в лоб и желать спокойной ночи.
А потом ты вырастешь, и все пути тебе будут открыты. Можно стать кем угодно! Поваром, доктором, учителем, пожарным, космонавтом, художником, музыкантом, полицейским, археологом, писателем, строителем…устанешь перечислять. И родители снова будут тобой гордиться. Ты сам будешь собою гордиться. Весь мир будет гордиться тобой — простым ребёнком из приюта, который вырос по-настоящему хорошим человеком.
Таковы были мечты большинства детей из приюта. Таковы были мечты самого Ацуши. Но это ещё не значит, что ему не нравился приют. Мальчик, конечно, не собирался оставаться здесь навсегда, но в качестве временной остановки приют был очень даже ничего.
Приют этот положительно отличался от всех остальных приютов Йокогамы. Наверное, всё дело было в том, что Ода Сакуноске, его основатель и главный спонсор, действовал от сердца, а не в порыве пустой демонстрации благотворительности. И, что удивительно, большинство нынешних работников приюта относились к своему делу с душой. Все они были добры и внимательны к воспитанникам, строги в меру, но не жестоки.
Что касается условий, то в приюте вполне можно было жить, и жить, надо сказать, неплохо. Конечно, своей комнаты ни у кого не было. Все кровати узкими рядами стояли в одном зале. Но в этом была и своя прелесть — можно было тихонечко переговариваться с соседями. Иногда случалось так, что не спалось большинству воспитанников. Тогда можно было собраться в круг и по очереди рассказывать страшилки.
Еда в столовой не отличалась ни изысканностью, ни разнообразием. Но повара искренне старались, и простейшие супы и каши получались очень даже неплохо. А столовские котлеты — это вообще величайшее чудо и благословение! Ацуши не помнил, чтобы кто-нибудь из воспитанников хоть раз капризничал.
Ну, а родители… Большинство ребят было уверено — их время не за горами. Потенциальные родители приходили каждый день. Мамы и папы, как правило, парами, реже — поодиночке. Постарше и помоложе, высокие и низкие, худые и толстые. Кто то приходил в деловых костюмах, кто-то — в джинсах и футболках. Кто-то улыбался и много шутил, кто-то молчал и внимательно разглядывал детей. Кто-то приходил посмотреть на конкретного ребёнка, кто-то выбирал уже на месте. И не было такого, чтобы взрослые уходили ни с чем. Всегда находился везунчик, приглянувшийся гостям. И через пару дней взволнованный и счастливый ребёнок собирал свои скромные пожитки и отправлялся навстречу своему будущему.
Ацуши верил. Нет, не верил, он знал, что однажды этим везунчиком будет он сам.
Потенциальные родители были не единственными посетителями приюта. Бывало, приходили журналисты. Эти либо проводили опросы и составляли бесполезные статистики, в которых маленькие дети ничего не смыслили, либо усердно старались вынюхать какую-нибудь гадость, вроде отвратительных условий или жестокого обращения с детьми (сделать это им, естественно, не удавалось). Раз в год появлялись люди с государственной проверкой, но и им не к чему было придраться.
А ещё волонтёры. Самых разных возрастов. Кто-то помогал работникам, кто-то развлекал детей. Здесь часто проходили практику студенты с факультетов детской психологии или социальной педагогики. Впрочем, после месяца практики дети редко видели этих людей снова — те предпочитали устраиваться на работу в обычные школы или центры детского развития, а не в приюты.
Однако был один человек, который появлялся в приюте постоянно.
Он приходил чуть ли не каждый день. Молодой человек, чуть старше двадцати лет, высокий и стройный. У него были растрёпанные тёмные волосы и неухоженная одежда, но, несмотря на неаккуратный внешний вид, человек имел очень приятное лицо. Единственной деталью, которая неизменно настораживала других людей, были бинты вокруг шеи и запястий.
Мужчина беспрепятственно проходил сквозь приютские ворота, небрежно кивая охраннику, который и не думал его останавливать. Проходил по коридорам и комнатам, улыбаясь персоналу, который здоровался с ним. Порою останавливался переговорить с кем-нибудь из работников, расспрашивал — что да как, что новенького, нет ли каких проблем. С удовольствием болтал и играл с детьми, рассказывал анекдоты и читал книжки вслух, приносил конфеты и другие приятные мелочи.
И дети, и работники считали его человеком странноватым. Чего только стоит неухоженный вид и вечные бинты. Ещё мужчина частенько строил из себя шута, вёл себя на редкость легкомысленно и бросался загадочными фразами. Совсем не стесняясь присутствия детей, отпускал дурацкие шуточки про суицид и с вдохновенным видом рассуждал о смерти вместе с красивой девушкой.
Но, несмотря на это, молодой человек неизменно пользовался уважением сотрудников приюта и любовью его воспитанников. Для этого было, как минимум, три причины. Во-первых, Осаму Дазай (а именно так и звали этого человека) и сам был приёмным ребёнком. Уже одно это сближало мужчину с детьми. Во-вторых, он был не просто чьим-то приёмным сыном, Дазай был приёмным сыном ныне покойного Оды Сакуноске. Того самого основателя приюта, перед чьей фотографией воспитанники ежегодно ставили свечи. В-третьих, несмотря на всё своё легкомыслие, Дазай всегда был добр и внимателен к детям и пристально следил за делами приюта. Он не только наносил регулярные визиты, но и продолжал спонсировать приют из оставленных приёмным отцом средств и помогал в решении всех возникающих проблем.
Зная это, уже не стоит удивляться неаккуратному виду молодого человека. Большинство недоумевало — как он умудряется совмещать свою благотворительность с учёбой в университете (к слову сказать — учился Дазай на факультете психологии). Но он совмещал. Что ему помогало в этом, неизвестно. Может, ум и талант, может, врождённая изворотливость. Дазай просто делал то, что делал, ни на секунду не прекращая дурачиться и шутить. Такой вот человек.
Ацуши обожал Дазая. Не как потенциального отца — об этом даже думать было невозможно. Он обожал его, как все дети искренне обожают интересных и добрых людей. Дазай был для него, словно волшебник — немного эксцентричный, но неизменно творящий какие-то заклинания в помощь другим людям. Он постоянно приносил Ацуши сладости. Именно он подарил мальчику его любимую игрушку — белого тигрёнка (который был очень похож на своего хозяина, а потому получил имя Ацуши-младший). Именно Дазай приносил ему книги.
Надо сказать, что мальчик очень любил читать. Он был одним из самых частых гостей приютской библиотеки.
Кстати сейчас Дазай как раз вертел в руках одну из библиотечных книг, которую Ацуши взял совсем недавно. Это был «Питер Пэн» Джеймса Барри. Мальчик пока прочитал только половину книги, но уже был в полном восторге.
А вот Дазай, похоже, его восторга не разделял. Ацуши впервые видел, чтобы мужчина так смотрел на книгу. Он вообще впервые видел такое выражение лица. Этакая смесь с равным содержанием весёлой насмешки и раздражения. А ещё совсем незаметная тень болезненной тоски, хотя, возможно, это просто плод воображения Ацуши.
— Враньё, — коротко и резко заключил молодой человек.
— Это же сказка, Дазай-сан, — бросился мальчик на защиту понравившегося произведения, — история и должна быть вымышленной.
— Вот поэтому я и называю это, — Дазай кивнул на книгу, — враньём. История не вымышленная, а просто искажённая и перевранная до неузнаваемости.
— Что вы имеете в виду? — не понял Ацуши.
Мужчина драматично вздохнул.
— Этот маленький засранец Барри всё переврал. Упусти и додумай он лишь пару деталей — я бы ещё мог списать всё на плохую память. Но это, — он постучал пальцем по обложке, — уже ни в какие ворота не лезет.
Дазай принялся листать книгу.
— Во-первых, почему у него все пропавшие дети — мальчишки? Что это ещё за дискриминация? И где он взял эту Венди? А имя? Питер Пэн… Где он только откопал это имя? И что это за описание вообще?!
С каждой страницей он всё больше горячился. В какой-то момент мужчина подскочил к Ацуши и сунул книгу мальчишке под нос.
— Нет, ты только посмотри! — возмутился он, тыча пальцем в одну из иллюстраций, — это же просто кошмар!
Мальчик непонимающе посмотрел на картинку. На ней был изображён Капитан Крюк. Ацуши с недоумением перевёл взгляд на Дазая. Кошмар? Неужели взрослых людей пугает что-то подобное?
— Старше? Пускай! Темноволосый и с усами? Да пожалуйста! Но он никогда, — Дазай посмотрел на иллюстрацию так, словно она разрушила всю его жизнь, — слышишь Ацуши, никогда не был таким высоким!
Драматично захлопнув книгу, он положил её обратно на тумбочку.
— Дазай-сан, вы несёте какую-то ерунду, — осторожно заметил мальчик, — почему вы говорите так, словно все описанные в книге персонажи — реальные люди?
— Ох, и правда, — осёкся тот, — чего это я? Забудь, Ацуши. Нечего тебе слушать бредни старика вроде меня.
— Вам двадцать два года, Дазай-сан, — заметил Ацуши, — вы не старик и ещё не скоро им станете.
— Э? Правда что ли? — мужчина состроил удивлённое лицо, — А у меня такое чувство, словно моя никчёмная жизнь тянется уже несколько веков. Эх, поскорей бы найти прекрасную девушку и совершить с ней двойное…кха!.. самоубийство…
Последнее слово он прохрипел, согнувшись и хватаясь за живот. Нанёсший роковой удар воспитатель Куникида резким жестом поправил свои очки.
— Сколько раз просил — прекрати эти рассуждения о самоубийстве! Здесь же дети!
И разгневанный мужчина, сопровождаемый любопытными взглядами, уволок Дазая прочь.
Уже вечером Ацуши дочитал «Питера Пэна». Не то что бы конец его устроил, но в остальном ему понравилось. Хорошая интересная книга. И почему Дазай-сан так к ней отнёсся?
Прозвучал сигнал отбоя, и мальчик положил книгу на тумбочку. Завтра он вернёт её в библиотеку.
Забравшись в кровать, Ацуши с удовольствием уткнулся в подушку. От неё исходил лёгкий запах стирального порошка — совсем недавно стирали. Вообще, постельное бельё в приюте было хоть и простым, но качественным и приятным. В те дни, когда дети слишком уставали, чтобы болтать и рассказывать страшилки, можно было просто вот так вот зарыться в одеяло и спать. Что, собственно, и сделал Ацуши.
К сожалению, поспать до утра мальчику не удалось.
Он и сам не понял, что заставило его вдруг проснуться посреди ночи. Не иначе, как интуиция, развившаяся до невероятной остроты за десять лет жизни. Либо же это было простым совпадением. Не удачей, нет, — то, что Ацуши в ту ночь проснулся, никоим образом ему не помогло.
Некоторое время мальчик лежал, глядя в потолок и вслушиваясь в окружающую тишину. Поворочавшись, повернулся на другой бок — лицом к окнам. Закрыл было глаза, намереваясь продолжить спать. Но тут же широко распахнул их.
Окна были открыты настежь. Этого точно не мог сделать никто из сотрудников — помещения проветривались только в отсутствие воспитанников, и Куникида-сан строго следил за этим. Однако окна были открыты. Но самым главным было даже не это, а то, что через эти самые окна в зал кто-то лез.
Их было человек десять. Лиц в темноте было не видно, но по росту и телосложению Ацуши понял — взрослые. Грабители? Но что можно красть у бедных сирот? К тому же, как эти люди забрались на пятый этаж? Это вообще…люди? Все рассказанные ребятами страшилки тут же всплыли в голове. Сердце Ацуши испуганно ухнуло куда-то вниз, а потом панически быстро заколотилось. «Успокойся!» — мысленно прикрикнул на него мальчик, — «Услышат же!»
Одна из фигур подошла к ближайшей кровати. Раздался еле слышный детский вскрик, который тут же смолк. Неизвестный с лёгкостью поднял брыкающегося ребёнка на руки и потащил к окну. На соседних кроватях зашевелились несколько детей, но другие тёмные фигуры тут же схватили и их.
Ацуши сделал то единственное, что мог сделать напуганный десятилетний ребёнок в данной ситуации. Накрылся одеялом с головой. «Меня здесь нет», — сказал он мысленно, — «Эта кровать пуста. Не нужно к ней подходить».
Естественно, это не сработало.
Одеяло сорвали грубым рывком. Ацуши, не имея ни сил, ни смелости, чтобы кричать, сжался на кровати в комок, с ужасом глядя на человека перед собой. В следующую секунду его легко подхватили на руки. Мальчик набрал в лёгкие воздуха, чтобы позвать на помощь, но чужая рука тут же зажала ему рот.
Похититель быстрым шагом направился к окну. Похоже, он собирался уйти тем же путём, которым и пришёл. Ацуши испуганно замычал и принялся извиваться, но неизвестный крепко держал его. Лёгким движением запрыгнул на подоконник и шагнул вперёд. Мальчишка зажмурил глаза, ожидая свиста ветра в ушах и неминуемого удара. Однако ни того, ни другого не последовало.
Ацуши открыл глаза и увидел под собой деревянные доски. Его похититель стоял на палубе. Из палубы подобно мощным деревьям устремлялись вверх мачты с угольно-чёрными парусами. Мальчик запрокинул голову, глядя на флаг. Флаг, так хорошо знакомый ему благодаря детским книжкам, — чёрный флаг с оскалившимся белым черепом и скрещенными костями.
Ацуши очутился на пиратском корабле.
Держащий его мужчина грубо поставил мальчишку на палубу и лёгким пинком отправил его на середину — туда, где уже сидели остальные дети.
— Сегодня у нас богатый улов! — послышался чей-то весёлый голос.
Ребята все дружно повернули голову.
На верхней палубе за штурвалом стоял высокий мужчина в странном наряде. Костюм его походил скорее на костюм фокусника, нежели пирата. На плечах незнакомца болтался длинный плащ, а голову покрывал цилиндр. Роскошная длинная коса из светлых волос лежала на правом плече. Единственная истинно пиратская деталь — повязка на глаз — и та была выполнена в виде игральной карты.
Мужчина глядел прямо на детей, и на лице его застыла полубезумная улыбка.
— Господин Гоголь, думаю, мы набрали уже достаточно детей, — обратился к мужчине какой-то парень.
В следующий миг в воздухе блеснул клинок. Быстрая, словно молния, рапира чудом не задела расширившиеся от ужаса глаза, глубоко рассекая переносицу. Брызнула кровь.
— Сколько раз мне нужно повторить, чтобы ты наконец понял, — тот, кого назвали Гоголем, вернул рапиру в ножны, не переставая улыбаться, — Капитан Гоголь. И никак иначе. Я ведь капитан, не так ли?
Он с ласковым лицом надавил пальцем на чужую рану. На глазах парня от боли выступили слёзы.
— Да, капитан, — дрожаще выдавил он, — прошу прощения, капитан.
— Вот и умница, — Гоголь щёлкнул парнишку по носу, и тот закусил губу, чтобы не взвыть, — в следующий раз отрублю тебе нос. Свободен.
И, потеряв всякий интерес, он повернулся к штурвалу. Парень, зажимая рану, бросился прочь.
— Все на борт! — крикнул мужчина весело и громко, — Отдать швартовы!
Пираты живо принялись исполнять приказ.
Какой-то мальчишка рядом с Ацуши рванулся прочь. Но не успел он добежать до окон, как какой-то рослый бородач ухватил его за шкирку.
— И куда же ты собрался, а, крысёныш? — он грубо тряхнул пленника, — Врёшь, не уйдёшь!
И швырнул мальчишку обратно к остальным. Тот упал, больно ударяясь коленями о палубу, и тихо заплакал.
— Задаю курс! — торжественно объявил Гоголь, — Поворот направо, а дальше прямиком на рассвет!
Ацуши замер, потрясённо уставившись на него.
Он узнал этот адрес.
Он только сегодня видел его.
Он только сегодня прочёл его в книге.
Адрес острова Неверленд.