Седьмой позвонок

      Сочувствие — то самое чувство, которое возникает на любое неприятное событие, к тебе лично никак не относящееся. Именно это ощущается, когда где-то за тысячи километров от тебя рушится здание, погребая под своими руинами сотни человек. Или когда видишь бездомную собаку, слоняющуюся по улицам в поисках еды. Или когда узнаёшь, что толпа хулиганов отметелила в тёмной подворотне какого-то бедолагу. Или…       Или когда кто-то на твоих глазах корчится от боли.       Чтобы ничего не испытывать в такие моменты — надо быть бесчувственной сволочью. Тэхён себя к данной категории людей не относит, так что его реакция на падение Чонгука — адекватное сочувствие. Всё просто. Можно выбросить из головы.       Но он невольно вспоминает об этом, замечая, как равнодушие сползает с лица трейсера и меняется на недоумение, когда они на следующий день встречаются возле зала.       Тэхён стоит, упираясь ногой в шину, валяющуюся у входа, и неторопливо курит, щуря глаза от дыма.       — Привет.       Чонгук не здоровается. У него вид, будто он прямо в этот момент пытается убедить себя, что бить людей негуманно и вообще-то карается законом. Берёт себя в руки и грубо говорит:       — Мы на одну тренировку договаривались. Какого хрена ты тут забыл?       Усмехаясь, Тэхён стряхивает пепел:       — Ты как всегда чертовски дружелюбен. Уже начинаю любить твоё постоянство.       У Чонгука отчётливо проступают под кожей желваки. Тэхён лениво опускает глаза на его руку — пальцы стискивают лямку сумки до побелевших костяшек. Как ожидаемо. Эмоции — вот они. Никакого равнодушия нет и в помине.       Затушив недокуренную сигарету, Тэхён убирает ногу с колеса и засовывает руки в карманы.       — Я не к тебе. Я пришёл к Алексу.       — Ещё бы ты ко мне приходил, — обходит его Чонгук. — Теперь будешь доёбывать Алекса?       «Нет, всё ещё тебя», — едва не слетает с языка, но благоразумно умалчивается. Пусть будет сюрприз.       Тэхён давит смешок, заходит за ним в раздевалку:       — С Алексом, в отличие от некоторых, приятно пообщаться. Он рассказал, что делает вам видео, и я принёс ему программу для монтажа.       Не отвечая, Чонгук садится на лавку и начинает переобуваться, пока Тэхён, приваливаясь к стене, смотрит на него сверху вниз, скрестив руки на груди. Скользит медленным взглядом по его чёрной макушке и шее.       Татуха и седьмой позвонок заклеены пластырем. Тем, который снимает боль. Видимо, падая, Чонгук приложился не только поясницей. Сколько ещё таких пластырей на его теле? А синяков? На вчерашнем месте удара наверняка приличных размеров гематома. Скорее всего, сине-фиолетового цвета…       Чонгук поднимает голову, встречаясь с ним глазами. В его радужках плещется раздражение, значит, всё это время он знал, что Тэхён его рассматривает. И знание это, судя по всему, ему настроения не добавляет. Если оно у него вообще бывает. Чонгук смотрит исподлобья каким-то звериным взглядом, от которого у любого здравомыслящего человека появится желание переехать жить на соседнюю планету, лишь бы быть от него подальше. Тэхён только задерживает дыхание и приподнимает брови в немом вопросе: сейчас-то что не так? Я же молчу.       Излишне сильно одёргивая футболку, Чонгук рывком встаёт и уходит в зал.       Ну и дикий же парняга.       Выдыхая, Тэхён тихо смеётся, качая головой. Такие люди обычно отталкивают, не вызывая желания общаться дальше. Не понятно, почему он не отталкивается, а наоборот притягивается. Интересно, какие бы варианты ответов на этот вопрос накидал старина Фрейд?       Тэхён не идёт за ним. Занимает себя рассматриванием фотографий и карты на стене, пока дожидается Алекса. На карте несколько отмеченных точек. В одной из них узнаётся адрес торгового центра с первого видео, в другой — стройка недалеко от дома Чонгука, где они оба успели побывать. Остальные места не знакомы. Тэхён переводит взгляд на фотографии. Белобрысого парня с одиночной фотки он в зале пока не видел. Зато, наконец, понимает, что его так цепляет на снимках: на каждом из них рука этого парня на плече Чонгука, и на каждом из них на лице Чонгука нечто похожее на улыбку. Даже не верится, что он так умеет.       Обдумать это как следует не даёт появившийся Алекс, который быстро переодевается и предлагает перебраться в зал. Тэхён соглашается. Помогает ему с установкой программы, располагаясь в углу на полюбившихся матах с ноутбуком на коленях.       Алекс — пацан добрый, общительный… и доверчивый. Последний пункт особенно кстати. Им Тэхён и пользуется, не чувствуя угрызений совести. Надо работать с тем, что есть. А у него есть только шизанутый интерес, граничащий с лёгкой одержимостью, и простой, как две копейки, Алекс. Ещё вчера, в процессе разговора, Тэхён выяснил, что нарезкой и «склейкой» кадров для их трейсерских роликов занимается он, а вечером позвонил Чимину и узнал, какая программа для монтажа видео одна из лучших.       У Тэхёна нет цели купить его. Просто Алекс — всего лишь подросток, у которого много «хотелок», а возможностей получить их мало. Он всего лишь человек со своими желаниями. Тэхён тоже — всего лишь человек, и на данный момент у него своя «хотелка». Так что если это поможет им обоим, так ли важно, каким образом они получат желаемое? Пацану нужна прога, и Тэхён, как добрый фей, помогает ему, извлекая из этого свой интерес — возможность прийти в зал под вполне обоснованным предлогом. Все в плюсе.       Установка растягивается на несколько дней: сперва не хватает места на ноуте, потом требуются ключи для распаковки программы. Приходится обратиться за телефонной консультацией к Чимину. Наблюдая за ними, Хосок несколько раз напоминает Алексу о необходимости выполнять домашние задания по учёбе, и Тэхён предлагает свою помощь ещё и в этом, окончательно и бесповоротно вербуя пацана за себя.       Не специально. Конечно же, нет. Так получается само.       И так же само получается, что благодаря его общению с Алексом, к нему начинают относиться гораздо благосклонней Хосок и Чжухон. Первым его присутствие одобряет Хосок: просто кивает при встрече, — и Чжухон, видя это, тоже перестаёт кривиться. Не то чтобы для Тэхёна это имело значение.       Он терпелив.       Большую часть времени он сидит в углу, наблюдая за тренировками, помогает Алексу и… ненавязчиво заставляет всех привыкнуть к себе. Смириться с его присутствием, потому что исчезать куда-либо он не собирается.       Он тупо не сможет. Его утро начинается с мыслей про грёбаную косточку и татушку над ней. И это уже начинает походить на какое-то психическое расстройство.       Меньше всего он контактирует с Чонгуком. Тот обходит его стороной, видимо считая, что условия договора он выполнил — дальше пусть разбираются другие. От него достаются только редкие, брошенные вскользь взгляды, после которых Чонгук усиленно делает вид, что Тэхёна не существует.       У самого Тэхёна так не получается. Его взгляд словно намагничен, находит его сам, как долбаная стрелка компаса находит север: вот он говорит с Алексом — а вот уже смотрит, как Чонгук разминается; вот он узнаёт от Хосока, что тот работает инструктором в батутном парке, — а вот уже смотрит, как Чонгук перепрыгивает с одного рукохода на другой.       Ночью Тэхён лежит на кровати, уставляясь на огни города за стеклом, и думает о том, что это нездоро́во. Что странная тяга подружиться (или чего он пытается добиться) с парнем, который всячески демонстрирует враждебность с лёгким налётом похуизма — не приведёт ни к чему хорошему. Нормально желать чего-то — ненормально на этом зацикливаться. А он зациклен. И, наверное, уже стоит попить какие-нибудь там таблеточки, сходить поболтать к психологу, пригласить к себе Суён, что буквально сама напрашивается в гости, и хорошенько с ней оторваться.       Тэхён думает: всё, к чёрту. Достало. Сколько можно? Завтра же продолжу свою нормальную жизнь.       А на следующий день опять тащится в зал.       Опять сидит в углу, словно наказал сам себя, опять общается с парнями, опять смотрит-смотрит-смотрит. Опять ловит косой взгляд в свою сторону и замирает на мгновение от ёкнувшего сердца.       День Сурка. Ничего не меняется.       Он даже покупает себе удобные кроссы, спортивные штаны, и ловит в награду от Чимина фонтан брызг на новенькое поло, когда сообщает ему, что теперь ходит в зал.       Правда, не уточняет, в какой именно ходит зал. И не уточняет, зачем туда ходит.       Он, честно, и сам не до конца понимает.       Появляясь в таком виде на тренировке, он замечает, как спотыкается об него взглядом Чонгук, и не может упустить возможности.       — Теперь нравлюсь? — разводит руки в стороны, красуясь.       Тэхён в курсе, что выглядит круто: воротник-поло с расстёгнутыми пуговицами подчеркивает шею, спортивные брюки прямого кроя не самой свободной модели визуально делают силуэт ещё стройней. Консультантки в магазине краснели щеками, когда он спросил, идёт ему или нет, и уверяли, что он похож на модель, сошедшую с обложки глянцевого журнала.       Чонгук явно краснеть щеками не будет — у него любимое равнодушное выражение и взгляд, как на пустое место. До скрежета зубов хочется сдёрнуть с него эту маску. Но к упрямым ослам подход нужен терпеливый.       — Мне плевать, — бросает Чонгук. — Хоть голым тут бегай.       — Приду голым — будешь ко мне подружелюбней? — дразнит Тэхён. — Я бы пошёл на это, чтобы проверить под силу ли тебе такой подвиг.       На заднем фоне Алекс, не обращая на них внимания, подёргивается в такт музыке, что грохочет чуть тише обычного, и расчищает себе место для отработки сальто — убирает к стене ящики для кроссфита и сдвигает в сторону высокие деревянные кубы.       Чонгук останавливается на полушаге:       — То, что у тебя с головой беда — я давно понял, — холодно говорит. — Не надо это лишний раз демонстрировать.       Продолжая улыбаться, Тэхён наклоняет голову вбок:       — Почему ты не можешь общаться нормально?       — А ты, типа, нормальный?       — Я тебе, типа, ничего плохого не делал, — выразительно смотрит.       На секунду эта безэмоциональная маска спадает, будто Чонгука и впрямь осенило: точно, этот парень ведь не совершал мне пакостей, просто однажды появился и теперь надоедает, — но секунда проходит быстро. Либо это разыгралось воображение. Иногда с людьми такое бывает — они выдают желаемое за действительное.       Решив больше ничего не отвечать, Чонгук проходит мимо, и Тэхён наконец-то видит её — татуировку над седьмым позвонком.       Если не присматриваться, можно подумать, что это какое-то тёмное пятно, грязная клякса, но на самом деле это круглый значок индикатора загрузки. По тому, как менее ярко выбиты линии, становится понятно, что загрузка идёт в другую сторону — против часовой стрелки.       Тэхён едва сдерживает порыв провести по ней пальцами. Ощутить кожу после краски и выпуклость седьмой косточки. Но он слишком хорошо понимает, что за такую вольность ему наверняка вывернут руку в другую сторону, вероятнее всего — обе, а своими конечностями он ещё планирует пользоваться.       — Что значит твоя татуировка?       Чонгук на миг останавливается (проще простого представить, как он прикрывает глаза и набирает полную грудь воздуха, чтобы не сорваться в очередной раз), а потом продолжает своё движение.       — Мыслительный процесс в голове? — зло кричит в его спину Тэхён.       Сдерживает желание догнать его и приложить лопатками к ближайшей стене. Несколько раз. Со всей дури. Ну, или просто наорать. Возможно, выхватить за такое поведение разок по морде, или куда там его захотят ударить. Вообще без разницы.       Тэхён за свою жизнь участвовал в драках всего несколько раз: парочку — в младшей школе; и год назад, когда две пьяные толпы выясняли свои отношения у дверей в клуб. Он не вовремя вышел покурить и попал под раздачу — одна из сторон по ошибке приписала его к другой компании. Сейчас он сам готов спровоцировать драку. Лишь бы уже перестать топтаться на одном месте, сдвинуться с мёртвой точки, чтобы хоть что-то изменилось.       Хочется спросить: ты адекватно вообще умеешь общаться?       Предложить: попробуй для разнообразия, вдруг понравится.       Попробуй, чёрт возьми, что-нибудь другое кроме своего тотального игнора.       Вариант: «уйти и хлопнуть дверью» — Тэхён не рассматривает. Он привык добиваться своего. Он тоже упрямый. В этом они с Чонгуком похожи. Хоть что-то общее между ними.       Поэтому он остаётся. Поэтому хватается за ближайший куб, чтобы помочь Алексу расчистить место для отработки элемента. Куб, сколоченный из досок, расшатался от постоянных нагрузок, но пребывая в хреновом расположении духа, Тэхён не замечает этого. Не замечает он и вылезшее наружу остриё гвоздя, когда дёргает куб на себя, желая передвинуть в другую сторону.       Острая боль пронзает ладонь, и Тэхён резко отдёргивает руку, делая этим ещё хуже: распарывает кожу, оставляя неровный порез, который тут же заполняется красным.       Когда первые капли крови падают на пол, его пальцы сжимает в кулак чужая рука:       — Держи так, — говорит Чонгук. — В раздевалке есть аптечка.       И это первые нормальные слова, которые Тэхён от него слышит. Не рычание и не очередные приятные фразы вроде: «мне плевать» и «меня от тебя тошнит». Оказывается, он может говорить простыми человеческими словами, с простыми человеческими интонациями. Для этого всего-то нужно было разодрать себе кожу до мяса.       Алекс выпучивает глаза:       — Ты как так умудрился?       — Потому что руки из задницы растут, — вместо него отвечает Чонгук и, продолжая держать его кулак сжатым, тянет в сторону раздевалки.       Тэхён поддаётся.       — Я талантлив, — мимоходом подмигивает Алексу.       — Надеюсь, твой талант не передаётся воздушно-капельным! — со всей искренностью кричит пацан вслед.       Насмешливо фыркая себе под нос, Тэхён позволяет Чонгуку увести себя. У того опять сильно сжаты губы, но на лице нет брезгливости из-за чужой крови, что пачкает кожу его пальцев. Впрочем, может, так и проявляется именно его брезгливость. Хрен разберёшься, как работают эмоции на лице этого парня.       В раздевалке Чонгук усаживает его на лавку, а сам отходит к столу, на котором стоит коробка из-под обуви, выполняющая роль аптечки, ковыряется в ней, возвращается с ватой, бинтом и пузырьком какой-то жидкости. Опускается рядом на корточки и осторожно разжимает ладонь. Заторможенно переваривая такое непривычное заботливое отношение, Тэхён пропускает момент, когда льют антисептик. На спиртовой основе.       Шипяще выдыхая сквозь стиснутые зубы, он дёргается и машинально вцепляется здоровой рукой в чужое плечо. Зажмуривается от огня, что охватывает всю его кисть и поднимается выше. Требуется несколько секунд, чтобы выровнять дыхание. Ещё несколько, чтобы понять, что он так и сжимает ткань футболки на плече.       И ещё одну — чтобы убрать руку.       Чонгук либо делает вид, что ему плевать на это прикосновение, либо ему и вправду плевать. Сосредоточенно сдвинув брови, он обрабатывает его ладонь: сперва вытирает кровь с кожи вокруг раны, а потом слегка промакивает края сверху. Осторожно. Бережно. Стараясь причинить минимум дискомфорта.       Бережно.       Тэхён прикусывает губу, рассматривая его лицо. Изучает мимику по крупицам, запоминает, как выглядят его настоящие эмоции. Наверное, потому что их так старательно прячут. Когда Чонгук злится, у него выступают желваки и напряжены крылья носа. Сейчас задействованы только брови. Не злится. Что это тогда за эмоция? Обеспокоенность? Искреннее равнодушие?       Как тебя, блин, понять?       Почему с тобой так сложно? Может, к тебе есть какая-нибудь инструкция? Дай полистать. Мне прям надо.       — Ты был прав, — нарушает тишину.       Чонгук поднимает на него взгляд. Из-за их расположения получается, что он опять смотрит исподлобья. Тэхёну нравится своё отражение в его глазах. Нравится, что он смотрит на него.       — Про ободранные ладони, — поясняет. — Это действительно больно.       Чонгук убирает вату, достаёт из упаковки бинт.       — Жить будешь.       Опять спокойный тон. Обалдеть. Расхреначенная ладонь того стоила. Интересно, если сломать ногу — плюшек будет больше? Чонгук придёт к нему в больницу с апельсинами и тетрапаком сока? Мысль настолько абсурдная, что Тэхён с трудом удерживается от смеха.       Хрена с два он к нему придёт. Если только, чтобы доломать вторую.       — Научи меня какому-нибудь трюку, — внезапно просит.       Забинтовывая его кисть, Чонгук приподнимает бровь, качнув головой:       — Вот уж нет. Какой трюк? Чтобы ты шею себе свернул?       — Переживаешь за меня? — хитро щурит глаза Тэхён и подаётся к нему ближе.       Закрепляя бинт, чтобы не слетел, Чонгук вытирает свои руки и, упираясь ими в лавку по обе стороны от Тэхёна, поднимается, нависая над ним так, что приходится задрать голову.       Он очень близко. И в который раз сам нарушает все границы личного пространства. Не только Тэхён теряет над собой контроль, когда они находятся рядом. Это знание греет.       …чёрт.       Чёрт.       — Из-за твоей временной прихоти я не собираюсь брать на себя такую ответственность.       Звучит серьёзно.       — Я напишу расписку, что вся ответственность будет только на мне, — в тон ему отвечает Тэхён и не выдерживает — тянет губы в довольную улыбку.       Он ничего не может с этим поделать — ему нравится бесить Чонгука. Нравится, как расползаются от злости его зрачки, хотя лицо и остаётся непроницаемым. Ведь это подтверждает, что у Чонгука есть к нему чувства. Пусть пока это только чувства раздражения и злости.       Но это чувства. И они есть.       Чонгук отворачивается. Стоит так какое-то время. Может, медитирует: считает до ста или представляет, как откручивает Тэхёну голову. В любом случае, даже скульптуры Будды не выглядят такими невозмутимыми, как он, когда поворачивается.       — Рано или поздно тебе надоест, — заявляет уверенным тоном.       Выпрямляется и уходит обратно в зал.       Тэхён провожает его спину взглядом. Он так часто это делает, что скоро можно будет просто закрыть глаза и представить этот момент, даже не смотря ему вслед. Это… немного пугает своей привычностью и тем, как поразительно умиротворённо становится внутри после их диалога.       Он задумчиво смотрит на свою забинтованную кисть с влажным алым пятном по центру. Сглатывает.       Чувство, которое возникает на любое неприятное событие, к тебе лично никак не относящееся — адекватное сочувствие. Именно это ощущается, когда где-то за тысячи километров от тебя рушится здание, погребая под своими руинами сотни человек. Или когда кто-то на твоих глазах корчится от боли.       Или когда кто-то расхреначивает себе руку гвоздём.       Адекватное сочувствие. Всё просто.       Не надо забивать этим голову. Не надо ничего надумывать. Просто… просто не надо.       Ладонь пульсирует болью, что отдаёт где-то за рёбрами в груди, и почему-то появляется иррациональное желание громко рассмеяться. Только что-то подсказывает, что смех этот будет далёк от весёлого.       Тэхён трёт глаза целой рукой:       — Твою мать, — выдыхает. — Твою мать…       Ему не надоест.       Теперь он в этом уверен.