Часть четвёртая. Истинный лик
29 апреля 2020 г. в 18:38
Священный город Фламмшрайн поражал своим великолепием и многолюдьем.
Когда Алехандро де ла Сегадора, юный виконт и будущий адепт самой уважаемой духовной семинарии всей Империи, впервые попал в него, стоял тёплый и невероятно солнечный весенний день. На узких брусчатых улочках раздавался гомон тысячи голосов, блеянье овец, стук лошадиных копыт и скрип колёс крестьянских повозок, грузно толкающихся вдоль узкого пространства.
Юный двенадцатилетний Алехандро, прибывший во Фламмшрайн вместе с отцом, сидел на своём жеребце чуть в стороне от старого графа. Лошадь била копытом о камни, трясла головой и недовольно фырчала, пока виконт, приставив ладонь ко лбу козырьком, щурился, вглядываясь вперёд, в каменные аккуратные дома с выступающими балконами на вторых-третьих этажах. Вокруг сновали люди, торгаши и простые бюргеры, даже пару клириков в долгих коричневых рясах прошли мимо — Алехандро следил за каждым из них внимательным острым взглядом светлых глаз, прежде чем отец двинулся вперёд, призывая за собой и сына.
Улочки, словно играясь, петляли, запутывая новоприбывших путников, уводя их всё дальше и дальше от въездных ворот. Постепенно затихали голоса, оставшиеся где-то позади на рыночной площади да около ратуши, и спокойная тишина мягко окутала гостей. Нарушал её лишь тихий стук копыт неспешно идущих лошадей.
Нижний город, пристанище большей части жителей, всё больше и больше отдалялся, пока безмолвные спутники дошли до второго уровня укреплений, за которыми прятался Верхний город, как и нижний, разделённый на кварталы, с роскошными особняками богачей и элиты, резиденциями герцога Волка и архиепископа Эльрата, главным храмом и самой семинарией.
— Учись прилежно, сын мой, — приведя Алехандро в его альма матер, где их встретил аббат-настоятель, впервые заговорил с юношей старый граф. — Ибо лишь прилежностью и смирением ты сможешь заслужить милость Эльрата.
Алехандро, слушающий наставления отца, ничего не сказал ему в ответ.
Он никогда не считал фанатичную и слепую веру залогом своего счастья и благополучия. Он, по правде говоря, в принципе не верил в Богов-Драконов. Вернее… Он не верил, что лишь они одни влияют на человеческие судьбы и потому заслуживают всевозможных почестей.
Поступать учиться в семинарию он не хотел совершенно. Перспектива посвятить всю свою жизнь либо монастырскому заточению, либо подколодным змеиным играм толстозадых епископов не прельщала его никак. Хотя Альма, смеясь, говорила, что из Алехандро получится очень хитрый и умный кардинал, сам парень к этому не стремился. Так что, когда отец поставил его перед фактом, Алехандро вынужден был лишь смириться.
Пока.
Обучение в семинарии давалось Алехандро в общем-то легко. Он был действительно очень талантливым юношей и уже с первых же занятий магией Света показал невероятное мастерство и потенциал, заложенный в него самим Эльратом. Другие науки, хоть и не вызывали в нём жгучего интереса, скорее наоборот, отторжение и непринятие, также шли обманчиво легко, заставляя учителей восторгаться непомерной одарённостью Алехандро.
В то время как его однокурсники один за другим начинали его ненавидеть.
Они завидовали Алехандро, считали его выскочкой. Сами посредственности, годящиеся разве что на роль мелких дьяконов в каких-нибудь сельских церквях — Алехандро действительно втайне смотрел на них свысока, в живую же одаривая лишь спокойным равнодушием и скукой. Смотрел с неискренним сочувствием и презрением не только потому, что все они сами по себе ничего не стоили, нет.
Фанатиков, пришедших в семинарию по своей воле и искренне верующих в мощь Эльрата, были единицы не только среди адептов, но и среди преподавателей. Большинство же из них были посланы в услужение богу, ибо были лишними членами семьи, бедняками, которым после смерти богатого родителя, не светило ничего, кроме бесславности и бедности. Веры у них было практически столько же, сколько у Алехандро, но зато как все они пытались доказать обратное!
Алехандро кривит губы в усмешке — жалкий божок, жиреющий на молитвах и подношениях людей и ничего не дающий им взамен, на самом деле, другого и не достоин.
В то время как Алехандро всё больше и больше ненавидел семинарию во всех её проявлениях.
Богословие, теология, молитвы и песнопения — его выворачивало от них наизнанку. Занудные догмы и абсолютно бесполезные клерикальные споры, пустословные хваления ленивого и лицемерного божества — Алехандро было тошно от всего этого. От показной святости и обманчивой кротости, которой их учили благочестивые учителя. Те самые учителя, что пропивали своё благочестие в тавернах да топили в пьянящих объятиях продажных девок.
Он ненавидел людей, тупых и пустых, что окружали его в этом месте. Их лицемерие и двуличность, даром что он сам был таким же! Он по крайней мере не прятал своё неверие и презрение к вере за трусливой маской показного благочестия и уважения. Конечно, демонстрировал их осторожно и с умом — отправиться за ересь на костёр инквизиции в тринадцать лет ему, на самом деле, не особо хотелось. Однако это всё равно не мешало ему часто задавать провокационные вопросы, вскрывая ими, словно скальпелем, всю гниль и шаткость конструкции под названием «вера».
Аббаты, однако, его слова никогда не воспринимали всерьёз. Они видели в них поиски веры и поиски правильного пути, размышления и искушения на чистой и светлой дороге Света, которой Алехандро шёл так же, как и все адепты.
Стоит ли говорить, что всё это было чушью несусветной?
Алехандро прячет лицо в руке, и плечи его дрожат от беззвучного смеха. Ослеплённые догмами клирики, что не могут даже банально оглянуться вокруг себя, чтобы увидеть что-то новое, наивные глупцы, сидящие в узде, словно лошади, тянущие повозку. Повозку божка, одного из многих, который только берёт и ничего не даёт взамен. Который держит их в течении жизни, как скот в загоне, и умерщвляет, когда приходит время, во мраке невежества.
В то время как вокруг раскидывается неизведанный простор и десятки, сотни волшебных миров, о которых никто даже и не думает помыслить. А они приходят к Алехандро во снах и словно издеваются над ним.
«Тебе никогда не суждено найти нас»
Словно взывают к нему, приглашая.
«Иди к нам, мы откроем пред тобой безграничье»
Но Алехандро заперт, как и всё стадо, в этой тюрьме. И всё, что ему остаётся, — продолжать ходить на ненавистные лекции по богословию.
Алехандро всей душой ненавидел семинарию. Однако демонстрировать в открытую свою ненависть и презрение, правда, он не собирался. По крайней мере, пока что, ведь ещё в отчем доме он уяснил для себя одну невероятно важную вещь.
В жизни всегда следует уметь приспосабливаться.
Неважно, какие чувства на самом деле обуревают душой. Неважно, что она испытывает на самом деле. Важно лишь терпение и выжидание, и то, что хотят увидеть окружающие — до поры до времени эта тактика может приносить свои необходимые плоды.
Ведь они в массе своей глупы, суетливы и невнимательны, и стоит немного усыпить их бдительность, как все они становятся как на ладони. Доверяют и не подозревают, кто на самом деле скрывается за очаровательной маской.
В конце концов, что-что, а выдавать желаемое за действительное Алехандро всегда умел превосходно.
Показная кротость и спокойствие, и единственная ценность семинарии — огромная библиотека, книги из которой он пожирает взахлёб — вот тот образ, который мальчишка выставляет напоказ. И многочисленным врагам и завистникам нечего предъявить ему, ведь Алехандро совершенно не кичится своими достижениями и не раздражает горячую кровь менее усердных адептов.
Лишь сидит, склонив голову в притворном смирении, и молится Эльрату, замаливая перед ним грехи.
Читая губами беззвучно на самом деле проклятия, а не молитвы и выстраивая в голове филигранный тонкий план, в котором найдётся место каждому — никто же ведь не думает, что он действительно будет заканчивать это гнилое место, м-м-м? О не-ет, для ненавистной тюрьмы, в которую его запроторили против его воли, у него уготована куда более приятная участь. И дерзкий план, время воплощения которого наконец пришло.
Алехандро ухмыляется, и никто не видит, как опасно сверкают его глаза. Лживому богу и его таким же лживым последователям он приготовил достойный ответ.