GlaubeLiebeTod

      Тецуя пренебрежительным жестом отмахивается от Акаши и разворачивается с твёрдым намерением уйти. Но где там. У Акаши в груди клокочет гнев. Слепая ярость управляет им, она заставляет рвануть на себя тощего ублюдка за голубые патлы и без каких-либо прелюдий затолкать его в ближайшую кабинку. Плевать, что они не одни. Во всём мире важно только это — Тецу дорвался. Выбесил его. Довёл до ручки. И дороги назад просто нет. Акаши должен поставить свою сучку на место. Он грубо и больно вытрахает из неё всю дурь. Тецуя оборзел в край. Лизаться с кем-то у него, у Сейджуро, на глазах? Самоубийца.       — Смотри не порви меня, дикарь, — фыркает Куроко, прижимаясь щекой к пропахшей хлоркой стенке.       Акаши думается, что ещё слово и Тецуя познает все прелести фистинга. Поэтому он тянет со своей шеи галстук, комкает и небрежно толкает его в извергающий поток брани грязный рот. Тецуя мычит и брыкается, но едва ли ему достанет сил вырваться. Загнанный в угол, полностью беспомощный Фантом сводит Сейджуро с ума. Он склоняется к его уху и почти мурлычет от удовольствия. Музыка орёт просто оглушительно, но Тецуя спиной ощущает вибрацию чужого тела и в страхе замирает, безошибочно определяя настроение своего уже не такого холодного партнёра — Акаши сорвался с цепи. И ни стоп-слово, ни пожар, ни четыре всадника апокалипсиса его не остановят. И Тецу ещё повезёт, если наутро его тело вообще будет способно двигаться.       Острые зубы бывшего капитана больно впиваются в кожу — у Тецуи искры из глаз и катятся по щекам слёзы. Он скулит и дёргает плечом, но это ничуть не помогает.       — Ты же этого хотел? — что удивительно рычание Акаши слышно даже сквозь вопль колонок. Его ладонь скользит вниз по впалому животу, чтобы задержаться в области паха на колом стоящем члене. — Хотел, чтобы я отодрал тебя как потасканную суку?       В ответ Тецуя скулит и судорожно вздыхает. Он бы согласился с каждым словом, но забитый в рот галстук мешает это сделать. Остаётся только толкнуться бёдрами вперёд и призывающе потереться о чужую ладонь.       Да, Акаши взбешён, но далеко не дурак. Пусть ему и хочется причинить голубоглазому ублюдку как можно больше страданий — делать этого нельзя. Да и самому мало удовольствия будет трахать его насухую. Только поэтому первоочерёдно он спускает с мальчишки штаны и бесцеремонно надрачивает ему. Без огонька, просто чтобы была смазка. Его не ебёт, получит ли Куроко удовольствие в процессе. Его, собственно, вообще ничего не ебёт.       У Куроко кожа тонкая и чувствительная, и синяки проявляются почти сразу. Акаши тянет безумную улыбку и припадает губами к последнему им же оставленному засосу. Чёрта с два этот сучонок посмеет одеваться так вызывающее в ближайшие три-четыре недели. Ну а позже можно будет повторить урок.       Сейджуро вновь с азартом кусается и едва сдерживается от едкого комментария в адрес скорострельности Тецуи: хватило каких-то трёх минут дрочки в кабинке туалета, чтобы он кончил. Но Сейджуро и не против, ему это только на руку.       Куроко невнятно мычит — точно проклятия в его адрес, думается Акаши, — когда перемазанные спермой пальцы начинают активно растягивать анус. Играя в такие игры Куроко готовится заранее и это бесит. Потому что Акаши не нравится чувствовать себя использованным, но он каждый раз попадается на провокацию и это по-своему заводит. Всё-таки они с Тецу на одной волне безумия и грех тут жаловаться.       Акаши не думает о сохранении товарного вида: ни голубоглазой сучки, ни собственного дорогого костюма. Он липкими пальцами расстёгивает ремень и приспускает брюки. На дразнящее скольжение головки между ягодицами Тецуя отзывается очень живо: постанывает и толкается задом, надеясь спровоцировать на более активные действия.       Мычание это здорово, но Акаши всё равно вытаскивает изо рта своего парня пропитанный слюной галстук, который тут же выбрасывает в урну, и кривится в усмешке, наслаждаясь сорвавшимся с тонких губ сладким стоном. Чтобы Тецуя заткнулся вновь, достаточно будет сунуть ему в рот член — проблем никаких, и галстук вовсе не жалко. Пока Сейджуро хочется в полной мере насладиться хриплым голосом голубоглазой сучки.       — Что нужно сказать? — мурлычет Акаши на ухо Тецуе. Он совершенно точно знает, от каких интонаций у того подкашиваются ноги. Головка продолжает скользить мимо сфинктера и обмякший после эякуляции член Тецуи вновь становится упругим.       — Знаешь, а я подрочил тому парню.       На долгих десять секунд Акаши замирает, переваривая услышанное. На танцполе было битком набито, он ведь на самом деле не видел руки Тецуи. Что если в тот самый момент…       — У него просто огромный, — Тецуя вздыхает и откидывает голову на плечо застывшему в недоумении Акаши. Он непривычно развязно улыбается и добавляет: — Хочу трахнуть его.       Белая пелена застилает глаза и Акаши разворачивает Куроко лицом к себе. Звонкий шлепок по щеке и у голубоглазого на губах выступает кровь. Упиваясь гневом, Акаши вгрызается в бледную шею и не замечает ни отчаянный вскрик, ни неожиданно сильные удары по плечам. Его пиджак расходится по швам, потому что Тецуя вырывается так, словно от этого зависит его жизнь. И правильно делает, потому что Акаши до конца не уверен, насколько вообще хочет, чтобы сердце этого дрянного мальчишки продолжало биться. Он бы его придушил, утопил, заколол… Но для начала нужно выебать.       Тецуя без конца брыкается — это бесит. Акаши цыкает и несильно ударяет его затылком о стенку. Этого недостаточно, чтобы всерьёз навредить, но хватает, чтобы Тецу ненадолго потерялся. Или надолго… Парнишка подозрительно обмякает и сползает вниз. Он всё ещё в сознании, но не факт, что вот-вот не отключится.       — Эй! — раздражённо бросает Акаши и вновь ударяет Тецу по щеке. Если и это не поможет, придётся сунуть его голову под кран и щедро полить холодной водой. — Нет уж, давай обойдёмся без обмороков.       — Не могу обещать, — хрипит Тецуя, слабо цепляясь за плечи Акаши, пока тот его благополучно поднимает, всё так же прижимая спиной к стене. Куроко почти повисает на своём парне и, улучив момент оказаться так близко, беспощадно мстит за каждый нанесённый удар одной-единственной фразой: — Я ему ещё и отсосал.       Тецуя вскрикивает, когда чужие зубы вновь смыкаются на горле, и почти задыхается, когда его насаживают на твёрдый член. Акаши растянул его хорошо, даже отлично, и смазки много, поэтому боли нет, но ощущение наполненности вызывает дискомфорт. И это не говоря о грубых действиях бывшего капитана. Шея горит от укусов, задница от рваных толчков. Тецуе почти нечем дышать, потому что, кажется, Акаши решил забить ему глотку своим языком — ни вдохнуть ни выдохнуть.       По щекам продолжают катиться слёзы, но Тецуя их не замечает. Он не стесняясь стонет. Громко, протяжно. Да он почти воет. Потому что от Акаши крышесносно пахнет парфюмом, который выбирал Тецу, и этот запах мешается с хлоркой, мылом с цветочной отдушкой и спермой. Потому что ягодицы слишком громко шлёпают о чужие бёдра, да так что от того звенит в ушах. Потому что здесь и сейчас они оба сошли с ума: Акаши от ревности, а Куроко — от того, что эта ледяная глыба наконец-то оттаяла. И пусть ему ещё не раз аукнется и поцелуй с первым встречным, и наглая ложь про интрижку. Оно того стоило. Пусть даже Акаши придушит его, когда закончит трахать — последние минуты жизни были, наверное, самыми счастливыми.       — Дрянь, — рычит Акаши в истерзанные губы, — какая же ты дрянь, Тецуя.       То как эта голубоглазая шлюха отвечает восторгом на грубость вышибает остатки здравого смысла. Акаши не парит ни тот факт, что в кабинку неистово колотит какой-то мудак, возомнивший себя бессмертным, ни жалобный скулёж Куроко, ни перепачканная спермой белая рубашка. Перед глазами взрываются столпы огненных искр и одновременно с финальным движением бёдер с губ срывается блаженный стон. Если бы руки не отваливались, он бы непременно врезал по неподдельно счастливой роже Куроко — гадёныш развёл его как мальчишку. Опять.       Одежда неприятно липнет к телу, но с этим приходится мириться — сменного гардероба Акаши с собой не возит. И очень зря. Пара чистых рубашек в багажнике лишними не будут — это следует учесть на будущее. А пока он был рад хотя бы тому, что успел вымыть руки, прежде чем их с Тецуей выставили из ночного клуба. И на том спасибо.       Тецую, к слову, состояние тряпок не колышет. То ли дело его подпорченная мордашка: Акаши успел трижды поправить зеркало заднего вида, и вот уже в четвёртый раз голубоглазый гений провокаций разворачивает его к себе, чтобы оценить масштабы повреждений. По мнению самого Акаши, Куроко раздувает из мухи слона. Сорвать чеку и отделаться парой ссадин и засосов? Это ли не чудо! Но этому в край охреневшему ублюдку всё равно хватает наглости обиженно ворчать на гранату.       — Ты сказал правду? — спрашивает в какой-то момент Акаши. Он следит за тем, как Куроко оставляет в покое разбитую губу и возвращает зеркало в исходное положение. — Ты и тот парень…       — Что если да?       На светофоре загорается зелёный, но Акаши не трогается с места. Он только сверлит отражение Тецуи немигающим взглядом — смотреть прямо почему-то не решается — и проклинает тот день, когда умудрился вляпался в это дерьмо.       Сейджуро наконец-то моргает и ударяет пальцами по рулю.       — Если твой ответ да, настоятельно рекомендую задуматься о составлении завещания.       — А если нет?       — Значит, ты меня обманул, — без заминки отвечает Акаши. — А врать нехорошо, Тецуя, — недобро усмехается он, — тем более мне.