Дом, в котором...

      Он был зол, его мир разрушен, а Бог свергнут. Единственное, что им двигало — жажда кровавой мести, разрушения, хаоса. Мир, казавшийся таким радостным и притягательным, окрасился багровым, показывая свою другую сторону.       Он рвал все живое, попадавшееся на пут, разрывал горло, вспарывал брюхо, терзал когтями, упиваясь горячей кровью и судорожными криками. Его добыча была самой разной: от беззащитных мышек и кроликов до койотов и целых стай волков. Для Оборотня, подобного ему, это было не проблемой, лишь игрой. Он упивался визгом раненых волчиц, ползших на распоротом брюхе в жалкой попытке защитить потомство. И не было лучше мяса, чем сладкая плоть молодых щенков, еще совсем слепых и беспомощных. Он убивал просто так, без причины, забыв о голоде, сне и законах Леса.       И только вернувшись в Дом, обессиленный иступляющей яростью, он понял, что натворил. Лес, как и Дом, не прощал ошибок, жестоко наказывая провинившегося. Его Бог оказался лишь пешкой, поглощенной водоворотом Сил. А подарок от Бога — расплатой за то зверство, что он совершил.       Когда Слепой услышал мерное сопение Кузнечика — то тут же все понял. Он приполз в Лес на коленях, вылизал каждое деревце, не ел днями, от его воя леденели реки, но Лес молчал. Назидательно и строго, давая понять, кто во всем виноват.       И тогда Слепой решил исправить все сам. Он много дней и ночей проводил в Лесу, вынюхивая знакомый запах, но возвращался всегда ни с чем. Мокрый, голодный и бесконечно униженный. Слепой не сомневался: Лес специально путал его, сбивал со следа, давал слабую надежду — и тут же лишал ее.       Однажды молодой Оборотень решил схитрить. Он подошел к самой границе, рассчитывая, что мощи Леса не хватит сбить с толку его острый нюх, но опять ошибся. Он попался. Как неопытный волчонок, учуявший соблазнительный запах отравы.       Всего мгновение — и металлические сети уже прижимали его к земле, а тонкие иглы впивались в тело, лишая малейшей попытки шевельнуться. Его глаза снова перестали видеть, залитые кровью. Зато чуткое ухо мгновенно уловило тихую песнь ножа. Всем телом Слепой ощущал гадкую ухмылку охотника, а ноздри раздувались от знакомого запаха.       Вот он! Так рядом! Протяни лапу — и дотронешься! Запах Кузнечика дурманил, лишал рассудка, он буйствовал в голове, вытесняя другие мысли. Слепой бился в сетке, игнорируя тупую боль и пинки охотника. Еще чуть-чуть! Его когти царапали землю, желая добраться до цели, Оборотень рычал, стонал, умолял, напрягал мышцы, загоняя стальные иглы глубже и скуля от боли, но только сильнее пригвождал себя к земле.       Это был конец. Расплата за ошибку, за неправильное использование Великого Благословения. В пасти явственно ощущался привкус крови. Слух притупился, только проклятое обоняние вопило о приближающейся цели, не давая сознанию отключиться. Тяжелый сапог снова пнул в бок, затем с хрустом раздавил одну из шести лап. Оборотень закашлял, отхаркивая комки шерсти и крови. Он заходился в истошном вое, как те сучки, умоляющие не трогать их потомство. Он молил о пощаде ради всего одного человека.       И пощада промелькнула белым мехом, вгрызаясь в глотку охотника.       Слепой очнулся человеком в самой чаще Леса. Раны кровоточили и ныли. Он чувствовал, что не один. Что за ним пристально наблюдают, но не мог понять кто. Обоняние, как и слух заметно притупились, глаза залепляли кровавые подтеки, они почти не открывались. Слепой как можно глубже вдохнул в себя запах окружающего Леса, стараясь запомнить и не пропустить ни малейшую деталь, а затем поднялся и ушел. Впереди его ждали дни ожидания возвращения Кузнечика.