Дом, в котором...

      Волк и Слепой не любят друг друга. Точнее, Волк не переносит Слепого, плохо скрывая это, а Слепому, кажется, все равно. Наверное, это правильно — не показывать своих истинных мотивов. Но Волка невероятно бесила холодная безучастность его соперника. Я избегала этой темы, притворяясь, что не понимаю его намеков. Но одно дело — туманные слова, которые можно трактовать по-разному, и совсем другое — открытая обида.       Прошел уже день с тех пор, как Волк вернулся из Клетки. Смотрю на его сгорбленную фигурку во дворе. Он который час сидит на перилах и курит. А я который час испепеляю взглядом его спину. Надо поговорить. Понятное дело, что, если меня вдруг заставят выбирать между Волком и Слепым, я, не раздумывая, выберу первого. Но потакать его ненависти и зависти я не собираюсь. Двуличная сволочь — шепчет мой дорогой внутренний голос. В общем-то, он прав. Хреновый из меня друг.       Наспех одеваюсь и выскакиваю во двор. Друг я, может, и хреновый, но бездействовать не привыкла. Да ну? — издевается мое Второе Я, но я советую ему заткнуться.       На улице непривычно тепло, светит солнце, кажется, оно не появлялось уже целую вечность. Я осторожно подхожу к Волку и встаю рядом. Он курит и молчит. Я тоже. Надо как-то начать разговор, но слова разбегаются, не давая собрать целое предложение.       — Ты пришел стоять над душой? — начинает Волк.       — Нет, — поспешно перебиваю я. Но на этом словарный запас резко заканчивается.       Пока я пытаюсь собрать свои мысли, Волк опять говорит:       — Ты просил не втягивать тебя в это. Но либо он, либо я. Уж извини.       И замолкает, судорожно втягивая в себя сигаретный дым.       — Ты, конечно. Волк, это было глупо обижаться…       — Не глупо. Если ему — он поворачивает на меня свои сверкающие желтые глаза — не дать отпор, он заберет все! Так было со Сфинксом. Но тебя я боюсь потерять больше.       Его слова пугают и радуют одновременно. Он боится потерять меня, наивный! Еще больше этого боюсь я.       — Волк, — мнусь, потому что могу испортить все неумелыми словами, — я не променяю тебя.       Он долго смотрит. В его глазах мерцают радость и бесконечная благодарность и еще… победа? Отмахиваю посторонние мысли, позволяя ему поглотить себя. На шею мне надевают куриный глаз. От легкого касания его пальцев по коже бегают мурашки.       — Сыграешь для меня? — шепчет он.       Завороженно киваю. Я сделаю все.       Волк забрал гитару и повел меня на первый. Я удивилась, потому что думала, что мы снова пойдем на чердак. Но мы спустились по лестнице и двинулись куда-то вглубь коридора. Стены на первом этаже отличались от стен на втором. И дело было вовсе не в том, что на них меньше писали. Здесь не было жизни. На втором, рядом со спальнями, перекрестком и Кофейником надписи были частью писавшего, сами становились живыми, раздвигая пространство, а здесь они существовали, чтобы не было голых стен.       Волк подошел к какой-то старой железной двери, толкнул ее и зашел в темную комнату. Мне понадобилось время, чтобы разглядеть огромную квадратную яму в середине.       — Это бассейн. — объяснил Волк. — Уже третий год ремонтируют. Лучшее место для уединения.       На дне ямы проходили ржавые трубы. Не уверена, что они пригодны для чего бы то ни было. Мы сели на скамейку, которую сюда, очевидно, притащили рабочие, когда они еще присутствовали здесь. Так что было сиденье очень пыльным, но нас это не заботило. Я взяла в руки гитару. Присутствие Волка меня теперь не смущало. Забавно, мы второй раз ссоримся и второй раз дело заканчивается песней в моем исполнении.       Сначала я просто играю. Даю привыкнуть этому месту ко мне и моим звукам, наполняю комнату гитарными переборами. Замираю на несколько секунд и начинаю песню. Есть слёзы на чудотворных иконах, Есть слёзы почти как вода, Есть звёзды для декораций в салонах И те, что на небе всегда.       Волк опускает голову мне на плечо. Голос еле слышно начинает дрожать. Есть красота, подвластная времени И вечная красота. Но нас подведёт наше слабое зрение, А тёмный инстинкт предаст.       Я слышу, как он дышит, и дышу в унисон, я чувствую, как бьется его сердце, и мое замирает от счастья. Есть счастье лишь на пару мгновений И горе, что будет всегда. Одно утешение — друг, Который никогда не предаст.       Аккуратно заканчиваю. Воцаряется тишина, в которой плавают отголоски моих слов. Мягкие волосы Волка щекочут шею. От них пахнет мылом.       — Ты ведь меня никогда не предашь? — шепчет Волк. Я качаю головой. Никогда.       — Убей Слепого.       Я не сразу понимаю, что он просит. А когда до меня доходит весь ужас сказанных им слов, Волк стоит надо мной. Неожиданно сильный и властный. Желтые глаза сверкают в темноте.       — Волк, — голос начинает подозрительно дрожать. — Ты же понимаешь, что я не сделаю этого? Я просто не смогу…       Он наклоняется к моему лицу, близко-близко, почти касаясь носом.       — Сможешь. — и улыбается безумной улыбкой одержимого. — Я все продумал.       Я отодвигаюсь от него, судорожно качая головой. Спина утыкается в стену.       — Все будет легко, Котенок. — он гладит меня по голове, отбирая гитару. — Тебе надо всего лишь заманить Слепого в постель, и, пока он будет самозабвенно трахаться, ты всадишь ему нож. Прямо в спину.       Я едва верю своим ушам. Хочется рассмеяться. Хорошая шутка, Волк. Только это не шутка. И не мои галлюцинации, хотя именно сейчас я была бы им рада. Он действительно хочет, чтобы я убила Слепого. Трахаясь с ним. К горлу подступает тошнота.       — Волк, заткнись. — бормочу я. — Этого не будет. Вожачество не стоит того, чтобы кого-то убивать. Тем более так.       — Да чхать я хотел на вожачество! — Волк орет. Я съеживаюсь под его натиском. — Я хочу, чтобы Слепой навсегда убрался из моей жизни, ясно?!       Сердце быстро стучит и колит. Боль наливается в висках. Тело холодеет и не хватает воздуха. Еще чуть-чуть и точно отключусь. Пора заканчивать это безумие. Я встаю, отодвигая от себя Волка и иду к выходу, оставляя своего друга за спиной. Бывшего друга. Он никогда не простит мне мой отказ, но я не хочу становиться убийцей, тем более, ради удовлетворения чьих-то мстительных хотелок. Мерзкий внутренний голос противно хихикает. Ярость накрывает меня с головой. Как он только додумался до такого?! Маленький червячок подозрения кусает меня. Я оборачиваюсь, собираясь задать один единственный вопрос.       Что-то хватает меня за шею и тянет, земля исчезает из-под ног, и я падаю. Кажется, прошел целый час, прежде чем мои руки и колени коснулись сырого фундамента, сдирая кожу. В глазах бегают разноцветные пятна, смешиваясь с царящей вокруг темнотой. Сильные руки поднимают меня и, пока я прихожу в себя, связывают. В рот запихивается какая-то вонючая тряпка.       — Котенок, мы ведь друзья, — голос Волка доносится откуда-то сверху. — а друзья помогают друг другу. Но я понимаю, ты не можешь решиться… — он делает паузу. Я слышу, как где-то капает вода. — Ничего, я помогу тебе. У тебя есть целый день на раздумья. А если ты все-таки не захочешь, то мне придется рассказать всем, — мои внутренности падают куда-то вниз, — что ты девушка, Кот.       Дергаюсь и мычу, но в ответ мне только посмеиваются. Я чувствую его ухмылку даже в темноте.       — Поверь, никто не вступиться за сбежавшую шизофреничку. Думай скорее, Котенок, и снова становись моим другом.       Я слышу, как хлопает железная дверь. Сначала просто тихо лежу, прислушиваясь к капающей воде. Потом резко набираю воздух и кричу до тех пор, пока не сдираю горло и не захожусь в кашле, давлюсь слюнями и гадостной тряпкой, но даже тогда продолжаю выть. Сопли и слюни стекают на лицо и размазываются. Я бешено дергаюсь, пытаясь подняться, но ноги связаны вместе, а руки привязаны к трубе. Ерзаю по полу, дрыгаю руками и ногами, но лишь сдираю кожу. Я обмякаю на сыром фундаменте, завывая. Он предал меня. Даже нет, не так. Он приручил меня, как вшивую собаку, а потом бросил. Потому что никому и никогда не нужны бесполезные вшивые собаки.       Рычу от досады и впиваюсь ногтями в ободранные ладони, по пальцам стекает теплая кровь. Дура. Глупая, наивная дура! Я забыла главный урок, который преподносит Белый дом каждому, оказавшемуся в нем. Никогда! Никому! Не верь! Но я побежала за первым встречным, виляя хвостом. С силой ударяюсь головой об пол. Один, второй, третий. Я бьюсь пока череп не начинает звенеть. Тогда я снова кричу, связки сводит. Тряпка во рту намокла и увеличилась. Меня начинает тошнить от слюней со вкусом плесени.       В голове звенит, на правом виске пульсирует шишка, ладони и колени болят. Я ничтожество. Сердце неприятно съеживается. Может, убить Слепого? Потом, правда, убьют меня. Если только не наплести, что наш дорогой вожак был нетрадиционной ориентации, попытался изнасиловать, а я защищалась, точнее, защищался. Слезы подступают к глазам и скатываются вниз. Что толку от мертвого Слепого? Волк использовал меня. Мою доверчивость, мой страх. И будет делать это снова и снова, пока не выжмет все. Я была нужна ему. Но не так, как мне того хотелось. Смешно, он даже веревки приготовил. Интересно, как давно?       Страх подкрадывается незаметно, дыша в замерзшие уши. Я не хочу обратно. Белозубый врач смеется в моей голове. Его омерзительные толстые губы шевелятся, смакуя каждый слог: Дюймовочка. Он сладко улыбается, присасываясь к моей шее, его оскал я могу почувствовать, даже находясь в коме. Я не вернусь в Белый дом!       Внезапно появляется безумная идея. Здесь нет мягких стен. Если я хорошенько ударюсь головой, то убью себя. Или сознание потеряю, но не уверена, что мой организм перенесет долгую отключку, стресс, да еще и потерю крови. Глубоко дышу, успокаивая сердце. И все же лучше бить наверняка. Почти на автомате делаю первый удар. Глаза полезли из орбит, челюсть свело судорогой, но этого недостаточно. Я смогу. Чуть наклоняю на себя голову, готовлюсь ко второму удару… Но тело безвольно обмякает. Ничтожество — шепчут стены и вода, журчащая в трубах. Ничтожество. Я не спорю. Горло раздирает изнутри ком, слезы выливаются из широко открытых глаз. Истерика быстро накатывает, а я совсем не сопротивляюсь. Сознание мутнеет, тело дергается в спазмах, я почти задыхаюсь от обилия слюней во рту, потому что не успеваю глотать их. Ничтожество.       Я не знаю, сколько провалялась на сыром холодном полу, глотая слезы вперемешку с соплями. Тряпка во рту намокла и вываливалась. Но когда я попыталась вытолкнуть ее языком — ничего не получилось, только появились рвотные позывы, которые я подавила с большим трудом. Кисти рук онемели, как и связанные ноги. Левая рука затекла, потому что лежала я на ней. И тишина. Замираю, стараясь расслышать шаги в коридоре, может, крики, хоть что-нибудь, но вокруг, кажется, километров на сто никого нет.       Неловко ерзаю, стараясь немного сменить положение, иначе левую руку придется ампутировать. В голове пусто, сердце монотонно бьется в такт капающей воде. Встреча с Волком меня больше не страшит, хотя я так и не знаю, что буду делать. Лежу и смотрю в темноту. Мне чудится ухмыляющийся Волк и его желтые глаза. Он подходит ко мне и смеется, а мои руки, словно отдельные от тела и мозга, вырывают его сердце. Оно бьется у меня в ладони, капая горячей кровью на сырой пол.       Наверное, я заснула, потому что, когда открыла глаза — вокруг стелился знакомый туман. Но я не боюсь. Мне все равно. Если это загадочное существо хочет убить меня — вперед, можно даже без песни. Закрываю глаза, слушая тихие приближающиеся шаги.       Тряпка изо рта внезапно исчезает, передо мной появляется широкая острозубая улыбка и два слепых глаза. Крик застревает где-то на середине пути. Тем временем Слепой развязывает меня и усаживает. Сам садится рядом. Вода больше не капает. Мне требуется много времени, чтобы свести все ниточки и, наконец, понять:       — Это был ты? — у меня отвратительный голос покойника. Ладони и колени пульсируют от боли.       Слепой улыбается еще шире, обнажая ряд острых зубов. У обычных людей такие не растут.       — Да. Это был я.       — А где мы?       — В Доме.       Задумываюсь. Слепой не соврал, я не покидала пределов Дома, но в тоже время нахожусь в совсем другом месте, которое, возможно, является зеркальным отражением Настоящего Дома. Но я так же не могу быть уверенна, что это все — не плод моего воображения. Щипаю себя за запястье, заранее зная, что такой способ не доказывает ничего. Тем не менее стрела боли пронизывает руку — веревки прилично содрали кожу. Я стараюсь спокойно дышать, истерика уже была и второй мне не нужно.       — А много людей знают про Этот Дом? — услышать ответ я боюсь.       — Только я.       Это кажется невозможным, но Слепой улыбается еще шире. Мурашки бегают по телу с сумасшедшей скоростью.       — А зачем здесь я?       — Потому что я позволил зайти тебе.       — Позволил зайти или специально затащил?       — Затащил.       — Зачем? — нервы не выдерживают, я почти кричу.       — Захотел.       Мне страшно. Он так спокойно говорит о том, что специально затащил меня в какую-то параллельную реальность просто потому, что захотел. А если он захочет убить меня? Внезапно понимаю, что именно это и просил меня сделать Волк. И если Слепой пришел сюда, зная, кого найдет, значит, скорее всего, он знал и о плане Волка. Смотрю на его лицо, завешенное черными волосами. В мутных глазах нет ничего.       — Я не собираюсь убивать тебя. — он смеется, тихо и долго, где-то изнутри себя. Меня передергивает.       — А с чего ты взял, что я не убью тебя? — говорю это, прекрасно понимая, что бросаюсь пустыми угрозами.       — Я же помог тебе.       Вздыхаю и закрываю глаза. Пахнет отсыревшим деревом и пылью. Еще немного землей, но это от Слепого. Зуб за зуб. Что ж, неплохая сделка, дорогой вожак. Ты спас меня от самоубийства или чего-то похуже, а себя от меня. Хотя, если бы пустил все на самотек, то не пришлось бы даже напрягаться, так зачем? Что я здесь делаю? Вшивая собака никому не нужна.       — Чего тебе от меня надо? — я говорю медленно и тихо, стараясь изобразить уверенность, но голос все равно дрожит. — Мне убить для тебя Волка?       Слепой выглядит удивленным, безумная улыбка сползла с его лица.       — Нет. — вздрагиваю от количества металла в голосе. — Такого мне не нужно.       — Почему ты тогда помог мне? Да еще и… сюда затащил? Почему ты этого захотел?       — Много вопросов, — морщится Слепой, — ты сама сможешь найти ответы.       Он встает и легко выпрыгивает из бассейна. Я почти не верю глазам. Кажется, он взлетел. Слепой оборачивается и протягивает мне руку. Еле доползаю до него, морщась от не разгибающихся коленей. Я точно ничего не сломала? Не успеваю схватить его ладонь, как его пальцы сжимают мое плечо и вытаскивают. Легко и без проблем, как будто я вешу не больше сухой деревянной палки. Мы стоим на краю бассейна, я смотрю в его мутные глаза, они так похожи на молочно-белый туман. Это Его место. Но оставаться вечно я здесь не могу, даже Слепой не может.       — И что дальше? Волк все равно расскажет.       — Он умер.       Я отшатываюсь от него. Не правда. Такого не может быть. Первая мысль — самоубийство. Но он бы не сделал такого.       — Как? — ноги начинают дрожать из-за того, что слишком долго находились в неподвижном состоянии. Или от воспоминания: я держу в руках его бьющееся сердце. Голова идет кругом, живот скручивает спазм. Я бы грохнулась на пол, если бы Слепой не поддержал меня. Но лучше бы он дал мне упасть — его лицо оказывается слишком близко, я могу рассмотреть каждый острый зубик в его безумной улыбке.       — Он не проснулся. — шепчет Слепой мне прямо в ухо. — Пришел из Клетки с Македонским, два денька походил, а потом умер. А Македонский, узнав об этом, побежал на крышу Дома и хотел спрыгнуть. Как думаешь, эти два события связаны?       Сердце судорожно бьется.       — Отпусти, — бормочу я. Но Слепой настойчив.       — Ты не ответила на вопрос.       — А ты не ответил на мои! — собираюсь с силами и отталкиваю его, разумеется, безрезультатно.       Но Слепой неожиданно сам ослабляет хватку. Весь его безумный вид стекает и исчезает вместе с туманом. До моего слуха начинают доходить чьи-то крики, топот и суета.       — Идем. — голос Слепого обычный. Безучастно тихий. — Тебя не было два дня.       Даже не удивляюсь такому сообщению. Вряд ли теперь хоть что-то способно удивить меня.