Я что виноват, что ты кот?!

      Эта ночь стала адом на земле для юного Мидории. Первый круг казался тому мягкой периной, принимающей его в свои тёплые объятия. Было уютно и расслабляюще, пока заботливые руки не стали душить. Обманчивое тепло превращалось в жар и утягивало вниз — ко второму кругу. От жары снимающей кожу с мышц и мышцы с костей, он падал долго. До последней капли терпения — стоило ей утечь из его тела, как спина опустилась со всей силы на ледяные камни. Выбивая весь воздух и пронзая спину. Он мог шарить своими руками по телу, пытаясь найти ужасную рану от ледяной пики — но её там не было. А вот боль была. Он и не думал, что снова ощутить себя настолько близким к смерти. Это был второй круг — промерзлая земля и добивающий, обглоданное пламенем тело, холод. Ему хотелось выть и стонать. Хотелось выдернуть самого себя из этого мучительного сна. Он понимал, точно понимал — что всё это бред его мозга. Он спит и бредит. На самом деле он в комнате у Шинсо. Точно! Шинсо… Шинсо…Шинсо… — «Кликать его бесполезно, — о, этот голос он уже будет узнавать с полу щелчка, — я рада, что ты узнаешь мой голос. Это очень лестно, — Мидория лишь вздохнул, с её голосом боль прошла и тело нежилось в отдыхе, — так вот, о чём я. Да, не стоит пытаться дозваться до Хитоши. Он тебя не услышит, он ведь не живет у тебя в голове, — парень усмехнулся. Ведь по сути она тогда живет у него в голове, — нет, не живу. Но властью такой обладаю. Ведь ты находишься под моими чарами. Твой сон — твой способ вырваться из порочного кошачьего круга. Перетерпи все круги и может у тебя получиться вернуться в человеческое тело. Главное — стерпи все!» — Как прикажите, госпожа кошачья судьба и наказание, — Мидория закрыл глаза ладонями, приготавливаясь к худшему. Он прошел только два круга, а сколько их всего? Может девять как в адском царстве? Тогда его ждёт чудное путешествие по долинам боли и стенаний. Что ждало его на третьем круге?       Холод медленно уползал на свою территорию, позволяя юнцу вдохнуть воздуха свободы. Тот с радостью воспользовался дарованной возможностью и перевалился на колени, вставая и откашливаясь. Вроде бы ничего страшного не происходило. Его не пекло и не душило. Его не морозило и пронзало. Однако, стоит прежде дважды подумать, а потом радоваться. Сверху полилась вода, сначала стройными ручейками, а после неконтролируемыми реками. Они заполняли всё пространство жидкостью, сбивали Мидорию с ног и поднимали к потолку. Прижимая к чему-то похожему на камень, и стягивали его тело водою. Стремительнее и стремительнее заканчивался кислород, ему стоило бы найти выход на четвертый круг. Пока не стало слишком поздно. Поздно настолько, что вода была уже везде — мутная и холодная. Он мог бы посмеяться над ситуацией — это же просто сон. Он не может задохнуться в своей же голове. Правда ведь? Жжение внутри грудной клетки намекало, что герою стоит думать быстрее и всё-таки искать выход. Ему необходимо пройти все круги.       Трогая все стены, потолок и пол он отчаянно пытался найти подсказку. А может щель или дыру. Ему не везло. Ничего, гладкий камень. Губы в страхе сжимаются и после неловко открываются, выпуская последние пузырьки воздуха из тела. Опасным щупальцем вода заползала внутрь, игралась с бьющейся жизнью внутри. И губила её. Забирая трезвость ума.       Удар. Упало его тело или это был стук собственного сердца в голове? Главное, что не было воды. Не было горечи в горле и ниже по путям. Но было отвратительное чувство — такое обычно появлялось, когда он просыпался на больничной койке. Полностью в бинтах или гипсе. Многострадальные кости заныли, напоминая, что юноше желательно было бы быть аккуратнее. А он даже извиниться перед своим телом не может — ведь обещать хранить его в полной сохранности тоже не может.       Четвертым кругом стало собственное тело. Тело погибающее от стремительно растущего возраста. Он мог наблюдать как его пальцы иссыхали и становились тоньше. Его кожа покрывалась старческими пятнами, а вены были становились видными невооруженным взглядом. Сердце замедляло свой ход. Зрение теряло резкость и растворялось, уходя в темноту. Нет той боли, что на прошлых кругах, но есть очень ощутимый страх. И если в реальности он накатывает незаметно для нас — с каждым годом всё ближе и ближе. Но шаги естественной смерти слишком малы, чтобы пугать нас. Мы принимаем их всё легче и легче с возрастом. Но стоит ускорить поступь судьбы жизни — паника не заставит себя ждать. Наброситься из-за спины и вгрызется своими клыками в горло — останавливая сердце.       Вновь ощущать себя молодым — теперь он мог понять усталость своих учителей и наставников. И тем более бедную старушку в лечебном крыле. Будь он на её месте, отхлестал бы веником или чем покрепче за такое халатное отношение к своему телу.       Вновь смотреть на свои молодые руки. Ощущать силу и прыткость — золотое чувство. Подобное тому, как ты с восторгом понимаешь, что голова перестала болеть после нескольких часов адских стенаний и поползновений по стеночке квартиры.       «Шинсо вроде когда-то упоминал, что из-за причуды у него частенько случаются мигрени… — Мидория невольно поежился, представляя как его друг сжимается в комок в темной комнате. Лишь бы ничего его не тревожило. Хоть мы не бил свет в глаза и не горели уши от сильного шума, — бедняга.»       Хотя думать Мидории стоило бы сейчас о себе, его ждал пятый круг. — Что на этот раз? — он уже смеялся над всей ситуацией. Возможно это была глупая попытка выкрасть у испытания чуть-чуть времени на отдых. Но испытание не считало смех — достойной причиной для его расслабления. А потому следующим было: потеря всех чувств и ощущений. Первым пропало зрение — страшно. Это хуже темноты, умом ты понимаешь, что в ней нет ничего страшного. А вот в этой, в ней было всё. Вот только собственные глаза не позволяли это увидеть. Вторым пропал слух — худшее дополнение к потере зрения. Если в полном мраке можно ориентироваться на звуки, то вот в таком губительном положении — всё больше походишь на новорожденного котенка. — «Шинсо понравиться эта самоирония, — он не был уверен, что расскажет однокласснику все подробности столь изощеренного на пытки сна, но некоторые моменты точно можно описать, — например то, что я сейчас как котенок на ощупь пытаюсь дотерпеть до перехода на следующий круг.»       Как по заказу — исчезло осязание. Теперь даже собственные руки и ноги стали противниками. Чего стоило движение, если ты не можешь никаким образом понять куда и как двигаться. Хуже тумана и беспомощности сонного паралича. Это небытие, ведущее непонимающее тело к шестому кругу.       Боль за болью, отчаянье за отчаяньем. Вернувшиеся чувства были подобно обретенной прежней молодости. Как же притно было ощущать окружающие предметы и самого себя. Видеть картинку перед глазами — даже если сейчас она представляла собою каменную пещеру с гладкими стенами. А слышать собственное дыхание — блаженство. — Чёрт, — Мидория падает на спину и улыбается во все зубы, — никогда бы не подумал, что буду радоваться тому, что полностью здоров. Вижу и слышу этот мир. — Многие из нас не ценят того, что уже имеют, — его мучительница явно была довольна результатами, — мы ценим здоровье, когда болеем и крутимся в горячке. Ценим деньги, когда их теряем и всё по наклонной. Примеров огромное множество. — Думаю, да, — парень закрыл лицо ладонями, — надеюсь, что здесь нет круга в котором я теряю всех своих близких. — Хм-м — Скажи, что я не подал тебе только что идею. — Это твой самый большой страх, не так ли? — Да, — пальцы сами по себе стянули кожу лица, — я очень боюсь потерять дорогих мне людей. Свою семью, друзей.и просто я не боюсь видеть чужие смерти. — Именно поэтому ты смог добраться до шестого круга. — В каком смысле? — Если бы твоим главным страхом была собственная смерть, то ты не смог бы пробраться дальше третьего круга. — Говоришь так, словно ты…ты уже испытывала других людей подобным образом? — он вскочил, пытаясь отыскать знакомую фигуру чёрной кошки. Но вокруг была пустота и каменные своды. — Да, испытывала. — И многие проходили твоё испытание? — Проходили. — Многие? — Не могу ответить. — Почему? — Это тебе ничем не поможет, — она смеется и пропадает. — Словно бы остальные твои слова чем-то помогли, — конечно, он понимает. Его проверяющая устроила ему привал, заговорила и Мидори смог сделать передышку. Он прошёл большую часть. Наверное, ведь он так и не узнал, сколько круг точно должно быть в проверке.       Настало время шестого круга. Он предстал перед Мидорией всплеском безобразно ярких красок. Ядовитых и сверкающих. Пятна перемещались: прыгали и бегали. Менялись местами и раздражали глаза. Сводили его с ума, кружа в водовороте картинок создаваемых этими самыми кислотными цветами. Хотелось закрыть свои глаза насовсем, не позволять краскам сошедшего с ума художника проникнуть в черепушку. Но Мидории словно насильно открывали глаза. Тянули веки и заставляли наблюдать. А он впитывал, пропускал сквозь себя. Они отравляли, скручивали и трогали органы внутри. Тревожа тошноту — намекая мозгу на то, что тело его хоязина отравлено. Гадкий вкус засел на корне языка и Мидория из всех сил дышал. Грубо и громко. Зелёные кудри взмокли и прилипали к лицу. Ещё чуть-чуть, ещё перетерпеть. Ощутить как острая стрела ядовито-зеленого цвета пронзит сердце и тогда парень сможет откинуться на ближайшую стену. Задышать и возрадоваться тому, как яркость падает до оттенков белого, черного и серого.       Готовый к очередному прыжку. Готовый к седьмому кругу, Мидория стонет и открывает глаза. Открывает насовсем, он видит перед собой ставший уже таким знакомым потолок.       «Это комната Шинсо! Неужели я прошёл? Я смог?! — парень глухо засмеялся, горло болело, по нему как-будто и правда тек жар, холод, вода и ядовитая желочь, — я смог…получилось, — Мидория довольно провел пальцами по мокрым волосам. Похоже пока его пытали во сне, в реальности он метался по кровати. Как только не разбудил своего соседа, — стоп, — сознание остановилось, отмоталось на пару мыслей назад, — рука… — он поднимает вверх правую руку и отчетливо наблюдает пять человеческих пальцев заместо пушистой кошачьей лапки.» — Я снова человек!!!