О любви

Аксель нежно гладит Каталину по волосам и смотрит как-то не по-дружески, но как обычно уверенно и смело. Лайонесс сейчас этого не достаёт: она смущена и скована, хоть и чувство тёплого, глупого счастья пытается непослушно вырваться из сердца наружу. Собственная постель стала как будто в два раза меньше, а воздух в комнате — в два раза жарче. Каталине нечем дышать. И как-то сказать, в общем, тоже нечего. — Аксель, — выдавливает она из себя шепотом, — это же не… — Не вовремя? — тихо усмехается Меннинг, а затем опускает глаза на ее губы. Противоречивые чувства смешиваются внутри, и Лайонесс прикусывает нижнюю, чтобы не отвлекаться от главного. То, что сейчас происходит, как-то неправильно и нереально. И пускай на самом деле Каталина так не считает. Пускай она ждёт того, что случится дальше, с волнением и неконтролируемым внутренним жаром — всегда есть рацио. А оно холодно констатирует, что нужно взять себя в руки, сдвинуть поплотнее колени и не обольщаться. Аксель видит ее замешательство, но как будто не понимает его причин. Как будто все между ними просто. Было. Всегда. — Хочешь, чтобы я ушёл? — спрашивает заботливо, без тени обиды. Каталина отрицательно качает головой. — Хочу, чтобы ты понимал, что ты делаешь. Аксель улыбается — смешливо и по-доброму, искренне, — а затем наклоняется ближе. В момент, когда его губы прикасаются к ее, Каталина не хочет думать. Что-то, похожее на смесь жадности и счастья, отфутболивает мозг, и Леоне может на несколько будоражащих секунд забыть и обо всех своих страхах, и о смущении с чувством неправильности. Ровно одно мгновение она хочет сказать что-то или спросить. По крайней мере думает, что хочет. Ей надо что-то уточнить, потому что происходящее пьяняще, но все же на грани нереального. Лайонесс не делает этого. Отмахивается от всех мыслей, как от одного надоедливого комара, и отвечает Акселю — со всей невыраженной любовью, что есть внутри, Каталина обвивает его шею и тянется к нему как можно ближе. Акс сдергивает край одеяла, лежащий между ними, и обнимает Лайонесс одной рукой. Его рука скользит по ее спине, изгибу талии, бедру и обратно, его губы одуряюще жгут ее собственные. Все это отдается буквально электрическими волнами, скользящими по коже и проникающими под нее. То, что происходит с ней, похоже на эйфорию. Пустота головы, обостренная чувствительность тела — ни единой мысли о том, что будет дальше, что что-то не так… Ничего подобного Лайонесс не испытывала очень давно. И сейчас она словно растворялась в испытываемом счастье. — Я знаю, что много где облажался, — Акс прерывает поцелуй, но не отстраняется, нежно касаясь ее носа своим, — Надеюсь, ты простишь мне это… — Думаю, что уже простила, — Лайонесс растекается в улыбке и обнимает ладонями лицо Акселя. Он добро усмехается и целует Лайнс в кончик носа, на что та шепчет в ответ: — хотя ты был тем еще засранцем в последнее время. — Обещаю исправить все свои ошибки, Лайонесс, — Аксель говорит это с улыбкой, но Каталина чувствует, какой серьезный он на самом деле, — начну с самой главной прямо сейчас. В его глазах проносится что-то, что Каталина не может прочитать. Она вопросительно приподнимает брови. Аксель вновь усмехается краешками губ, а затем наклоняется к ее шее и оставляет за ухом чувственный поцелуй. Дрожь немедленно разбегается по всему телу Лайонесс, и в груди закипает волнение, заставляющее пальцы на ногах сжаться, а дыхание сбиться; с губ сам собой срывается вздох. — Каталина Леоне, — тихо произносит Аксель, — я тебя люблю. Одна фраза разучила Леоне дышать. Лайонесс смотрит на Акса: он спокоен. И, очевидно, абсолютно уверен в том, что говорит. — Не знала, что ты умеешь складывать эти три слова вместе, — ляпает Лайнс, перебирая пальцами каштановые волосы. Аксель взрывается тихим смехом. — Я тоже люблю тебя, Аксель Мэннинг. Лайонесс открывает глаза. Темно. Навязчиво темно — Лайонесс вертит головой, сбрасывая черноту, цепляясь за ускользаемое, но ничего не выходит. Она мгновенно теряет то, что так четко видела перед собой. От осознания Лайонесс вскакивает на постели и оглядывается, но до конца не верит и не понимает, что реальность — вот это, вот то, что она видит сейчас. Это неправда. Это не может быть правдой, ведь Лайонесс ощущала все так отчетливо, так ясно видела. Она шарит руками по простыне в надежде уцепиться за краешек реальности, которая должна, просто обязана существовать. Чувство потери разрастается, разгрызает все внутри. Это сон. Противный ком подкатывает к горлу, а счастье, опрометчиво поселившееся в ее сердце, быстро утекает в неизвестном направлении. Лайонесс хаотично рассматривает комнату, постель, свои собственные руки в надежде наткнуться на что-то, что поможет выбраться, и натыкается взглядом на уродливые черные синяки, расписавшие ее предплечья. Это был сон.