Hypnogaja — Lullaby
С чего же начинается утро? Юра считает, что его начало всё-таки дает кофе, который поможет проснуться, но сегодня традиция нарушается. Проснувшись от очередного беспокойного сна, который парень даже толком не запомнил, он почему-то захотел залезть в телефон, дабы посмотреть, сколько ему осталось до подъема. Время было почти шесть утра. В целом, Юра вроде выспался, можно еще немного полежать и поднимать жопу с дивна. Раньше встанешь — раньше в себя придешь. Но на время скрипач посмотрел практически мельком. Зацепило его совсем другое. Медиум-хуедиум, 4:14 Мне только что Альт написал, там готовы результаты экспертизы ебаной. Утром позвонит, как на работу выйдет. Часов в десять. Я тоже приеду, вместе попиздим Новости вроде бы хорошие. Паша явно угадал, когда вчера сказал, что новостей от их подкупного санитара можно ждать в ближайшее время. Менее хорошее — почему, блять, этот дурак не спит в такое позднее время? Юра, моментально сбросив с себя остатки сна, решает устроить небольшую разборку. Юра, 6:01 Хорошо, будем ждать тогда. А какого хуя ты не спишь так поздно? Паша не ответил ни через пять минут, ни через полчаса, когда Музыченко уже делал себе скудный завтрак из яичницы. Медиум просто игнорирует, чтобы не навлечь на себя еще больший гнев, либо действительно уже спит. Удивительный человек. А потом встанет в семь утра и будет вертеться весь день электровеником. Сегодня вроде как среда, пары у него почти до самой ночи. Молодец! И Юра вообще не особо понимает причину своего беспокойства о друге. Он вообще не умеет выражать какое-то сочувствие и заботу, хоть и хочется иногда. Но для друзей скрипач пытается быть почти что Матерью Терезой. Ключевое слово — пытается. На словах в вечерней переписке Кикир держался лучше, чем в жизни. На юрино уклончивое беспокойство, выраженное в «как дела?», он ответил честно, что бывало и лучше, но он потихоньку смиряется с тем говном, в котором оказался. А еще попросил не переживать по поводу себя. Сашка ну очень впечатлительный, его отпустит со временем, когда он примет обстановку вокруг себя. Но как можно принять то, что ставит твою жизнь под угрозу? Как можно смириться со смертью? Как можно подчиниться этому чувству опасности, отдавшись ему с головой? Об этих нерадужных мыслях думал Музыченко и когда собирался на работу, и когда толкался в полном вагоне после перехода на «Технологический институт». Людей сегодня было ну очень много. После праздников все начинают входить в привычный ритм работы. Несмотря на невероятно ранний подъем, Юра всё равно немного опаздывает в театр. Он хотел приехать к половине девятого, так как к этому времени обещала подъехать Анечка, но всё равно закрутился и примчал только к девяти с копейками. И ждали, кажется, только его. Искомые ему люди, что неожиданно, обнаруживаются не в гримерке, куда Юра зашел, дабы закинуть сумку и скрипку, а в общем зале на первых двух рядах у сцены. Сам зал, кроме них, был пустой — даже свет горел слабо лишь на сцене, едва пробиваясь сквозь темень помещения. На самом первом ряду сидели Аня с Пашей через кресло, а сзади них Музыченко, зайдя в зал, сумел рассмотреть кудрявую голову Кикира. Друг то ли спал, то ли просто так прикорнул, уложив голову на спинку переднего кресла. — Надёжное вы место выбрали для разговора о трупах, — бурчит Юра вместо приветствия, подойдя ко второму ряду, и кивает всем одновременно, не выделяя никого. Но поднявшему голову Анисимову руку всё-таки пожимает в ответ, когда приземляется рядом. Сонный и так не ответивший на сообщение Паша её не протянул, тоже лишь кивнув и пробормотав тихое «привет», а девушка беззлобно цокнула. Пока скрипач шел сюда от гримерок, специально решив пойти в обход, то столкнулся с третью труппы, если не больше. Но к сцене пока никто не собирался. Наверное, потому, что репетировать сегодня будут не здесь, а двумя этажами выше. И Мустаев вроде как еще не приехал, поэтому большинство просто чиллило, пытаясь прийти в себя. — Почти что единогласно, — успокоила его ведьма, улыбнувшись, — здесь акустика класс. Слова наши никто не разберет, пока близко не подойдет. А любого мы издалека увидим, — Юра осмотрелся. И правда, — я в последнее время паранойей страдаю, кажется, что нас кто-то постоянно подслушивает. — Вы настолько мне не доверяете? — спрашивает Саша с усмешкой, обведя взглядом присутствующих. Да уж, выглядит он явно лучше, чем вчера. Либо пил, либо еще чем-то непонятным занимался, лишь бы голову в порядок привести, — я вам запись спер, копам не сдал… — Верим! — Паша говорит это, судя по всему, не ради успокоения, а ради того, чтобы побыстрее уже начать то, ради чего они все здесь и собрались. Юра чувствовал себя как-то невероятно странно. При взгляде на Аню он думал о том, что вчера ему нагадали карты, и от этого ощутимо расстраивался. Когда смотрел на медиума, то ругался мысленно на то, что он опять мало спал. Если же наблюдал за Кикиром, то испытывал чувство всепоглощающей жалости. Полный спектр эмоций, не иначе! Почти что целая палитра. — Ну что там? — бормочет быстро Музыченко, чтобы никто не смог больше ничего вставить в их диалог. Личадеев тихонько кивнул ему с благодарностью и разблокировал телефон, до этого мирно покоящийся в его руке, — не звонил? — Звонил, — Паша находит кого-то в списке контактов и нажимает на кнопку вызова. С первым гудком он переводит звонок в режим громкой связи и кладет сам телефон на свободное кресло между ним и Серговной, — но я попросил его чуть позже набрать, чтобы я потом никому ничего не рассказывал отдельно, — несколько секунд тишину зала нарушают мерзкие звуки гудков, но после раздается характерный щелчок — абонент всё-таки абонент, — еще раз доброе утро. — Доброе, — голос знакомого Паши, кажется, Альтаира, он слышал первый раз. Ничего особенного. Мужской, низкий. Возраст по голосу Юра определял плохо. Но парню наверняка около тридцати, вряд ли далеко больше, — теперь уже можно делиться информацией? — Нужно! — ответила за медиума Аня и наклонилась к телефону чуть ближе, — есть что-то из ряда вон выходящее? — абонент в трубке замялся. Находился он словно в каком-то вакууме — никаких посторонних звуков слышно не было. — Очень даже да, как по мне, — на это Юра хмыкнул и посмотрел на замершего Пашу. Он хмурым взглядом сверлил свой телефон, — но… Для начала, пожалуйста, ответьте мне на один вопрос, — вновь наступила пауза. Кажется, все ожидали вопроса, — а вот это вот… — он сделал упор на слово «это». Музыченко почему-то сразу догадался, о чем, точнее, о ком сейчас пойдет речь, — вот то, что приехало к нам неделю назад, в воскресенье, кажется, прошлое, по кусочкам. Это ваше? — Наше, — без гордости ответил Личадеев, заметно поникнув. Каждый раз, когда речь заходила про Соню, он моментально менялся в лице. И Юре почему-то казалось, что он пиздецки себя винит в произошедшем. Альтаир молчал несколько секунд, шумно дыша в трубку. Раздраженно. — Вы нахуй конченные ребята, знаете? — вздыхает он еще немного времени спустя, а потом всё же решает перейти ближе к делу, — короче… Не знаю, во что вы меня впутываете, но дело тут явно не чисто. Настолько, что протокол в полицию, скорее всего, поступит немного видоизмененный. Мы не можем отправить им пустой лист. — То есть, у вас ничего нет? — Юра непонятливо нахмурился. Только что же сказал, что там есть-то странное. — Да нет же! — тут же раздалось из трубки. Нетерпеливо, — всё есть. Но это слишком странно для внесения в дело. Ладно, это не так важно… — вакуум наконец лопнул. Раздался звук хлопка двери. Альтаир замолчал, а после заговорил вновь, когда звук повторился, — где тело Игоря было найдено? И Тани. — В театре, — Юра нахмурился еще сильнее. — Конкретнее. Место. Поверхность. — Пол, — Никитина кивнула, задумавшись, — в обоих случаях. Туалет и кладовка. — А остальные? Еще было два трупа до них. — Ты тоже их пробил? Они у вас в базе были? — обрадованный Паша почти подскочил на месте — Юра увидел, как тот пересел, подмяв ногу под себя, — ахуенно! — В квартире, — перебила его Анечка, пытаясь вспомнить, — вроде бы. Я не уверена. Короче, ничего сверхъестественного. Старушка вроде как просто в кровати, а про второго не помню. — Пробил, — ответил Альтаир сразу всем, — общая база на то и общая. И новости неутешительные, если верить тому, что вы мне говорите. У каждого тела была проведена процедура эндоназального вскрытия клиновидной пазухи. И, клянусь, у каждого в отчете стоит, что в этой самой пазухе обнаружена вода. Вскрытие Тани я видел лично, подтверждаю. — А… Что это значит? — Музыченко задумался. Он не был силен в биологии даже самой базовой, что уж тут говорить про углубленные курсы анатомии. — То, что смерть наступила в результате утопления, грубо говоря, — санитар вздыхает, — это сто процентов. Они все наглотались воды — от неё и умерли. Такие же отчеты у тех тел, кого находят в реках или озерах, например. Но если тело нашли в воде, а самой воды в пазухах нет, то человека убили другим способом, после сбросив куда-то, чтобы избавиться. Но тут всё иначе. Они в воде и погибли, — Альтаир вновь тоскливо вздохнул, — если бы не Паша с этой паранормальной чушью, в жизни бы в это всё не поверил, ей-богу… — сам же Паша в этот момент сидел ни живой ни мёртвый. Он смотрел куда-то сквозь кресло, опять пребывая не здесь, — так что как-то так. Утопленники. Поголовно. Но вода в пазухе — единственное, что делает их таковыми. Что-то мне подсказывает, что этот новоприбывший к нам бефстроганов тоже наглотался того, чего нельзя. Но время покажет. Я сообщу, как к ней приступят. На протяжении всей его фразы все присутствующие молчали. Кикир непонимающе смотрел то на телефон, то на Юру, будто пытаясь в его хмуром лице найти ответы на свои вопросы. Никитина молча кусала губу, тоже думая о чем-то своем. Первым отмер Паша, услышав ненавязчивый кашель в трубку. — А… Воду не брали там… Не знаю… На анализ какой-нибудь? Чтобы понятно было, что за вода такая, откуда, — медиум отлип от точки рядом с телефоном и вырвался из своих размышлений. — Химический состав не определен, — моментально ответил ему Альт. — Не делали или… — Не определен, — повторил тот более отчетливо, — не смогли найти никаких совпадений. По крайней мере, в пределах Питера. Если это прям важно-важно, можно осторожненько еще провести пару анализов. — Будет здорово, — честно отвечает ему Личадеев и кивает, — спасибо тебе большое за инфу, Альт. Ты прям выручил пиздец. Огромное спасибо! — Да не за что, — отвечает он довольно, когда дожидается благодарностей от всех остальных, сидящих около телефона, — мы тогда как разберемся с той, что по кусочкам приехала, я вам позвоню. И если с водой что-то будет известно, то тоже. Я тогда пойду, у меня выдача. Всем хорошего дня, если он может таковым быть! — Альт отключился раньше «пока» в свой адрес от Паши. Медиум блокирует телефон и устало обмякает в кресле, протерев лицо руками. — Какая нахуй вода? — осторожно спрашивает Анисимов, — они все найдены на суше. Воды и близко нигде не было. — Теперь я понял, — кивает Паша самому себе, кажется, что-то вспомнив. Юра первый заинтересованно смотрит на него так же, как и Серговна рядом, — помните, что я сказал, когда я в голову к Игорю лез? Ну когда я задыхался. — Помню, — кивнул скрипач. Такое тяжело забыть. Тот перевернулся на бок, слабыми руками щупая пол под собой, и продолжал кашлять, будто у него в глотке что-то застряло. — Почему… Нету… — бормочет Паша путано и сипло между приступами кашля и поджимает к себе ноги, собираясь в позу эмбриона. Его трясло — очень и очень ощутимо. Словно холодно или лихорадило. — Игорь тоже кашлял, он задыхался, — Личадеев вздохнул и осторожно взял себя за шею, будто что-то проверяя, — и кашлял он водой. Мне как-то не до этого было в тот момент, но сейчас я вспомнил, что это однозначно так и было. И когда я вернулся, то удивился — никакой воды не было и в помине, я кашлял просто так. — То есть, он точно «утопленник», — хмыкает Анечка недовольно и отворачивает голову к сцене, продолжая сидеть боком. Юра запутался окончательно. Какая, блять, вода? Откуда она вообще взялась? — здорово. У нас на хвосте какая-то кикимора или водяной. — Ужасно, — высказывает мнение Паша и прикрывает глаза. Между всеми наступило молчание. — Что делать будем? — но Юра решил нарушить тишину почти сразу. И так не очень уютно сидеть в полутёмном зале, дак еще и молча, — звонка дождались. Есть идеи о дальнейших действиях? — Я бы хотел поговорить с самой Соней, — аккуратно начал медиум, нахмурив брови. Вчера он говорил про то, что возможности сделать это нет. Дерьмовато дела у них тогда. На лицо парень тут же стал заметно печальнее, наконец сложив постоянно куда-то лезущие руки на колени, — расспросить обо всем, что она знает, почему она это делала, кого вызывала. И мне плевать, если она не пойдет на контакт. Гораздо хуже то, что я даже не знаю, как к ней подобраться. Её не вызовешь никак. Она еще, грубо говоря, в процессе своей смерти. Чистилище, чтоб его. Потусторонний мир, — Паша как-то грустно хихикает, подняв веки. Смотрел он вновь куда-то прямо. — Ну так туда можно спуститься, — неохотно говорит ему Аня спустя несколько секунд молчания. По ней видно, что действовать таким образом она явно не хочет, — если прям действительно надо. Но да, иных выходов в этой ситуации я пока не вижу. Не факт, что она с тобой заговорить захочет, конечно… — Мне плевать, — тут же отвечает Паша и придвигается к девушке ближе. В его глазах Юра видит какое-то глухое отчаяние, — мне абсолютно похуй, захочет она или нет. Мы слишком много просрали, чтобы сейчас сдавать назад. Сдохну — но эту тварь обратно загоню, — медиум плотно сжимает губы, как упрямый ребёнок, но взгляд его действительно серьезен. Музыченко почему-то не сомневается, что он пойдет до конца. Даже если это будет ему стоить жизни. Скрипач ежится, но на друга все равно смотрит. Такой судьбы им точно не надо. — Уверен? — Анечка тоже серьезная. — Абсолютно, — ей кивают, — сделаю всё. Скажи как. Я знаю об этом целое ничего. Как мне туда попасть? Как мне её найти? — Только не смейся, — сразу предупреждает его Никитина и усаживается поудобнее, — это всё может показаться тебе очень странным. — Это опасно? — Юра не мог не спросить. Он, скорее всего, знает ответ на этот вопрос, но признать это не может. Ему надо подтвердить. А еще он не хочет отпускать Пашу куда-то. Выискался тут герой. Лезет на рожон, как всегда, наплевав на всё остальное за его спиной. — Хороший вопрос, — ведьма вздыхает и начинает накручивать на палец прядь длинных волос. Волнуется, — если для обычного человека, то билет в один конец, скорее всего. Если же медиум или кто-то, обладающий экстрасенсорными способностями, то менее опасно. Но это не райский курорт. Может и не вернуться. — Я против, — Музыченко вскидывает руки и откидывается на кресло. Вот этого им для полного счастья не хватало. — Мне тоже не нравится идея, — осторожно подает голос Кикир, неотрывно смотря на Пашу. А тот сидел и заметно раздражался — злее он становился с каждой фразой, — сначала ты говоришь про потери, а потом себя под удар ставишь. — Мне похуй, — повторяет медиум, как попугай, и разворачивается к девушке, — Я не собираюсь вас слушать. Терять мне нечего. У меня ничего нет, — он как-то горько усмехается — от этого у Юры сердце ёкает, стукнувшись о перикард с глухим звуком, отдавшимся в уши, — и кивает ведьме, — рассказывай мне всё, что знаешь. Как попасть, как вернуться, как искать. — Ладно, — соглашается девушка и мельком осматривает зал. Судя по голосам из коридора, Мустаев приехал. Уже скоро начнется репетиция, — давай по-быстрому. Самое главное сразу. Ты до скольких учишься сегодня? — До десяти с хером. — Ты устанешь пиздец. Тебе силы нужны. — Я могу проебать последнюю пару и приехать куда-то поспать пару часов, — тут же предлагает вариант Паша, неуютно поёрзав на кресле. Кажется, он тоже волнуется, как и Серговна, насилующая несчастную прядку волос, — там всё равно вокал ебаный. Нахер его. — Петь будешь в другом месте, — Анечка кивает со вздохом, — вариантов проникнуть туда несколько. Все не очень. Самый доступный — через лифт. Ты всё-таки спускаешься, — увидев вопросительный взгляд Паши, она пожала плечами, — я предупреждала, что это будет странно. Должно быть какое-то определенного рода движение, символизирующее прохождение через определенную грань. Как вариант — метро, но там очень тяжело подобрать момент. Людей в поезде совсем быть не должно. — Тяжело, — медиум соглашается. — И остальные варианты такие же, — ему вновь кивают, — вот только лифт из нормальных и остается. Нужен дом, где больше девяти этажей. Определенный алгоритм в перемещении по этажам в пустом лифте — вуаля, ты шедеврален! Как только выйдешь на нужной лестничной клетке, то уже будешь не здесь. Точнее, твое сознание. Тело-то тут останется, само собой, — с каждым словом Юре эта идея нравилась все меньше, — спасибо моему деду, что поделился этим когда-то. Вот уж не думала, что мне это пригодится, — Никитина закатила глаза в благодарственном жесте и вновь посмотрела на парня. Тот ловил каждый звук от неё, — вот только он экстрасенсом был. А ты медиум. — Я не буду повторять третий раз, что я об этом думаю, — Паша ухмыляется и забирает телефон с сидения между ними, — так что всё. Я беру и делаю. Сегодня вечером. Ночью? — Желательно около двенадцати. — Забились! — парень мельком посмотрел на время, — а можно подробности либо в смс, либо вечером при встрече? А то меня пары уже ждут, чтоб они все сгорели к хуям. А вас работа зовет. — Давай до вечера, — Серговна кивает, — я тогда напишу, куда ехать. Или даже не так, — она отпускает прядь волос наконец и опускает взгляд, — мы можем дождаться тебя тут, ты поспишь пару часиков, а потом поедем куда-нибудь. Пока еще не знаю, на месте будем разбираться. — Отлично! — Паша подскакивает на ноги и поднимает с пола рюкзак. Юра его даже не видел из-за сиденья. Он посмотрел на друга как-то пристально, прищурив взгляд. Не нравится это всё ему. Ой как не нравится. Потусторонний мир, какое-то чистилище, диалоги с мертвыми. Медиум то еще ебанько, но это уже совсем бредово звучит. И опасно. А если он и правда не вернется? — тогда всем пока-пока, до вечера! — он, улыбнувшись, махнул рукой всем разом и, обогнув крайнее сидение Анечки у прохода, направился к выходу, напоследок бросив взгляд на Юру с Сашей. По глазам Музыченко смог определить, что тот тоже нервничает пиздец как. Но пытается всем своим видом показать, что это не так. Как и всегда. Самоуверенный, блять, говорун с призраками, чтоб его! Доиграется когда-нибудь. — Мне кажется, это хуево кончится, — вновь высказывает свое предположение Кикир. Как-то он совсем неожиданно влился в их компанию, превратив трио в квартет, — он и правда может не вернуться? А что с телом будет? — как же ужасно это звучит. Тело Паши. Не Паша. Просто его тело, бездушное и пустое, никому и нахер не сдавшееся. Анечка разводит руками. — Дед у меня лихой был, скакал туда регулярно за какими-то своими нуждами. Но он и силы был другой, это вам не медиум, — она ухмыльнулась. О её деде Юра знал мало. Умер он уже давным-давно, еще почти что в молодости, когда Анечка только росла. Кажется, у всех людей со сверхъестественными способностями такая судьба. Но о том, что он тоже такой, Музыченко ничего не знал. Неудивительно. Он и об Ане узнал не так давно, — всё скоро узнаем сами. Этот жеребец храбрится, вон, нос везде пропихнуть хочет. Пусть будет так. Может, самоуверенность ему и поможет на ногах удержаться. — А если нет? — аргумент слабый, но Юра не мог молчать. Упёртый Пашка всё равно добьется своего. Даже если ему запретят это делать, всё равно полезет и сделает. Вот вроде говорит складно и разумно, а действует иногда хуже, чем ребёнок. — Как я уже говорила — решаем мы проблемы по мере поступления, — Серговна повернулась к друзьям всем телом, обняв обеими руками спинку кресла, — а пока еще никаких проблем нет. И будем надеяться, что их и вовсе не будет. Вы Пашу знаете, он полезет туда всё равно после нашего диалога, так что отговаривать нет смысла. Будем делать всё, что мы можем, чтобы обеспечить ему какую-никакую безопасность, — она стала серьёзнее, — хоть это и звучит смешно. Он там будет совсем один. И это не его территория — там всё работает против живого, что имеет бьющееся сердце где-то внутри. После этой фразы Юре стало совсем дурно. Ничего не ответив, он просто кивнул и молча поднялся на ноги.***
— Напомните, пожалуйста, почему это именно мой дом? — подает голос Юра, не вставая с дивана. В комнате в его квартире кипела бесшумная и невидная работа. Анисимов бездумно кружил по помещению — он очень давно здесь не был. Серговна пыталась в старый светильник аккуратно поставить не менее старую свечу с почти иссохшим фитилём. Паша на стуле, притащенном с кухни, сидел и листал что-то в телефоне, досыпая одним глазом. Из института он приехал около девяти вечера злой и усталый. Его моментально уложили на диван в гримерке Юры и оставили спать, даже накрыв одеялом. Отрубился Личадеев практически моментально, засопев уже через минуту. С таким медиумом остались сидеть Кикир с самим хозяином гримерки. Первое время они молчали, боясь разбудить парня, но потом поняли, что спит тот мертвецким сном, поэтому могли себе позволить даже тихонько переговариваться. Атмосфера между ними царила напряженная. Это самое напряжение Юра чувствовал весь день с того самого момента, когда Паша изъявил желание влезть куда-то, куда точно не стоит. От страха всё внутри сжималось, но Музыченко пытался себя убедить в том, что он ничуть не боится. У них всё будет хорошо. Надо только сопроводить Пашу, прости Господи, в мир иной, а потом он обязательно вернётся с какими-нибудь хорошими новостями. Хотя в их ситуации новости хорошими быть не могут априори. Анечка приехала к ним спустя полтора часа, когда Личадеева, в самом идеальном раскладе вещей, уже надо было поднимать на ноги. Но медиум спал так мирно, явно что-то видя во сне, что будить его не хотелось от слова совсем. Паша был весьма нежно разбужен еще получасом позже, когда время перевалило за одиннадцать, а после был сопровожден до машины ведьмы. Там он, откинувшись на стекло, вновь прикорнул, но уже вместе с Кикиром на заднем сидении. Анисимов тоже немного задремал, но на каждом повороте распахивал веки и смотрел на всё внимающим взглядом. Юра, следящий за друзьями через зеркало, тоже чувствовал себя самым сонным человеком на этом свете. Но две кружки кофе заставляли держаться бодрячком. Ночь им, кажется, предстоит безумная. Надо бы тоже подремать, пока есть время, но Музыченко казалось, что от волнения он не заснет, хоть и очень хочет. Парень настолько впал в свои мысли, что даже не спросил у девушки, куда они едут. И через минут десять узнал Вознесенский по переезду через Обводный канал. Кажется, едут они к нему домой. Ну просто супер. Юра хотел начать возмущаться, но потом махнул рукой. Пусть едет, куда хочет, пусть проводят этот спуск в потустороннее, где хотят. Но эта самая вседозволенность как-то поубавилась, когда скрипач оказался в своей родной квартире. Часы показывали, что до полуночи осталось минут двадцать. На сборы — всего ничего. А из вопросов актуальных на языке все еще тот, почему для такого грязного дельца выбран именно его дом, его лифт, его парадная. Других, что ли, не было? — Нам нужен был дом, где больше, чем девять этажей, — Анечка повернулась к нему, наконец разделавшись со свечкой в лампе. Захлопнув в ней дверку до щелчка, она тут же ругнулась и открыла вновь. Забыли поджечь, — твой подходит. У нас больше нет вариантов. — В моем тоже больше, чем девять, — тут же подает голос Анисимов из кухни, появляясь в дверном проёме, — но у меня там консьержка злая. И жилой комплекс. Хер пройдете. — Вот! — Никитина подняла палец вверх, — так что не серчай. На тебе и твоем лифте драгоценном это никак не отразится. Личадеев отложил телефон в сторону и протер глаза. Кажется, всё это время он действительно спал, потому что никаких вопросов по поводу предстоящего путешествия не задавал. Но, видимо, время пришло. — А зачем лампа? — хрипло спрашивает он, одергивая рукава толстовки. Наверняка холодно. Хочет спать всё еще, — света не будет? — Маловероятно, — уклончиво отвечает Никитина и гордо вручает ему старую потрескавшуюся на ручке лампу, — телефон можешь не брать, он даже работать не будет. Материал фонаря тут же расплавится, обещаю тебе. А это вот старье, — она проследила за тем, как Паша немного заторможено принял её в свои руки, — никуда не денется. С тобой до конца пойдет, — медиум кивнул, не спрашивая ни о чем более, — теперь поехали дальше. А то у нас уже время поджимает, скоро пора будет тебе отправляться, — на этой фразе Личадеев посмотрел на неё с каким-то нескрываемым ужасом. Своего взгляда Юра не видел, но почему-то не сомневался, что они мало чем отличаются, — раздевайся по-максимуму. В футболке оставайся. Погоды там никакой не будет, но через некоторое время ты поймешь, зачем тебе быть налегке, — Паша вновь ни о чем не спрашивает. Как смиренный перед казнью. Он отставляет лампу на пол и снимает с себя свою толстовку. Одежда летит в сторону Музыченко. Тот ловит её и осторожно укладывает рядом, стараясь сильно не помять. Напряжение в комнате возросло. Даже Анисимов, до этого момента мельтешащий по квартире, замер на пороге, топчась на месте. И он нервничает, — поехали по основному. Времени у тебя не так много, я думаю. Сколько — не скажу, это индивидуально, но через некоторое время тебя начнет выталкивать оттуда силой. Не сопротивляйся. Соня должна быть там, где она и умерла, — то есть в театре. Главное — тебе надо вернуться назад туда, где ты и зашел. И повторить всё свои передвижения на лифте, но наоборот. Отзеркалить свои действия, грубо говоря. Понял? — Не понял, — мотнул головой Паша. Юра — тоже не особо, — то есть… Я окажусь на этом же самом месте, где мы и сейчас, но в паранормальной версии мира… Тот же дом, та же парадная… — Аня терпеливо кивнула, — и мне надо будет идти до Петроградской пешком, блять? — Никитина вновь кивнула, и у Музыченко отпала челюсть. Вот это номер. Медиум, кажется, тоже в шоке, — заебись! А чего мы в область не поехали? Или еще куда-то? Так же близко! — Бля, Паш, в центре это делать реально без вариантов! — устало вздыхает Никитина, — одни пятиэтажки и жилые комплексы. Мы туда даже зайти не сможем. Так что это еще близко, поверь. Пешком… — Часа два. Плюс-минус, — тут же подает голос Музыченко, прикинув расстояние. Ну, в принципе, осилить можно, особенно если быть в форме. Но вот только в силах ли Паша — хороший вопрос, — но дойти возможно, я ходил пару раз. — Классно вы придумали, — бурчит Паша недовольно, скорее, на себя и вновь хватается за телефон. Видимо, открыть карту и посмотреть маршрут, — сейчас постараюсь запомнить. Память… вроде хорошая, — продолжает он тихо и начинает вводить нужные ему адреса, — а что будет, если я не вернусь на это же место? — Кто же знает, — Никитина пожимает плечами неуверенно, — поэтому я и не хотела, чтобы ты в это всё влезал… — Я решился на это сам! — упрямо бормочет Личадеев и утыкается в карту, начиная чертить пальцем в воздухе свой маршрут, — прямо-прямо… Направо… — Лучше попробуй вернуться, — просит его Юра, и Аня смотрит на него, резко повернув голову. Проебаться здесь — как нехуй делать. Но Паше он верит. Паша сильный. Паша справится, — мы не хотим остаться без тебя на веки вечные, — Личадеев ухмыляется, не отрываясь от телефона, а скрипача посещает страшнейшая мысль. А что, если парень и сам не против этого? Уйти и не вернуться. Его ведь здесь ничего не держит. По его же словам, у него тут ничего нет. А есть ли тогда смысл держаться за эту жизнь? От этих страшных мыслей Музыченко отмахивается с ужасом. Это не может быть правдой. Паша — такой улыбчивый и жизнерадостный, — хоть и почти кричащий о своем одиночестве, не сможет сделать с собой такого. Юра уверен на все сто. — Вроде бы всё… — говорит медиум через пару минут молчания и вновь откладывает телефон, — дальше что? Какая у нас последовательность этажей? Что делать надо? Анечка отодвигается от него и лезет в сумку. Тревога Музыченко захлестнула с головой, поэтому парень как-то пропускает мимо себя все следующие события. Кажется, медиум своим ножом колет себе указательный палец, а потом что-то калякает на листочке, который ему дала ведьма. Видимо, нужную очередность этажей. И, кажется, список там не прям маленький. — …после на пятом этаже к тебе присоединится попутчик-проводник, — Никитина забрала из его рук нож. Юра выхватил её слова как-то сквозь толщу воды и своих невеселых мыслей, — не разговаривай с ней, не трогай. Этого нельзя делать ни в коем случае. Жмешь на первый — а дальше всё пойдет само. Всё? — она вопросительно смотрит на Пашу, замершего на стуле уже в менее испуганном виде. В одной руке он сжимал несчастный листочек, этим самым пережимая кожу, чтобы кровь не шла, а в другой держал ручку от лампы. Готов к труду и обороне на полную. — Всё, — хрипло и тихо отвечает Личадеев, бросив короткий взгляд на почти трясущегося Юру. Но молчит, — пойдемте уже. Почти двенадцать. На этой ноте все четверо медленно вываливаются из квартиры, слушая тишину в парадной, а потом начинают спуск вниз на лифте. Паша прижимается к стенке и смотрит куда-то в пол. Бумажку он аккуратно просунул в карман на джинсах. Выглядела их компания странновато. Всё — за исключением медиума — спускались на первый этаж в куртках. Один парень трясся в футболке то ли от холода, то ли от подкатывающего к горлу страха. Когда они оказываются на площадке первого этажа, Кикир тут же размещается на ступеньках лестницы чуть правее от самых дверей в лифт и достает из кармана куртки пачку сигарет. Серговна с Юрой отходят чуть дальше, замирая у почтовых ящиков. Музыченко страшно до дрожи в руках, но он терпит, видя, что даже Паша держит себя в состоянии относительного покоя хотя бы внешне. О чем думает — даже страшно представить. — Дай и я покурю… Напоследок, — ухмыляется он, протягивая руку к курящему Саше. Тот одаривает его печальным взглядом, но пачку отдает. Паша приземляется рядом. — Еще раз намекнешь на то, что ты без билета обратно, я тебе въебу, — честно предупреждает Музыченко друга. Он держится из последних сил и старается об этом не думать, а тот и так подливает масла в огонь. На Личадеева это действует отрезвляюще. Он принимающе кивает и закуривает. На влажной и холодной лестничной клетке первого этажа курили все. Анечка не курила, но сигарету у Юры всё-таки попросила. Тот удивился, но вслух ничего не сказал. Дела у них, видимо, действительно плохи, раз прикуривает даже некурящая Серговна. Курили они молча, никому и ничего не объясняя. В парадной было тихо — ровно полночь, а почти все, кажется, спали. Либо затихли по своим квартирам, отказываясь и нос показывать на свет. Паша докуривает последним. Не торопясь, выкурил он целых три сигареты, будто пытаясь этим накуриться до конца. Он тушит уже третий бычок о поверхность ступеньки, после мизинцем проталкивая его в щель в стене, а потом поднимается на ноги, беря с собой и старую скрипящую лампу. Медиум осматривает всех вокруг, а потом со вздохом нажимает на кнопку лифта и достает из кармана бумажку, выхватывая взглядом последовательность из цифр, написанных собственной же кровью. Как часть ритуала. Лифт открывается мгновенно. Паша немного медлит, а потом всё же заходит внутрь, стараясь не ловить на себе ничей жалостливый взгляд. — Не прощаемся, — негромко бормочет Юра ему вслед, когда медиум, кивнув, нажимает на кнопку четвертого этажа. Двери по скрипом закрылись. Паша в оглушающей тишине чувствовал, как сильно бьется его сердце. Он сжимал лампу двумя руками перед собой, не поднимая головы от пола, и старался думать хоть о чем-нибудь другом, но получалось слабо. Когда кабина тормознула на четвертом этаже, медиум, видя, как мелко дрожит его указательный палец, подался вперед и нажал на кнопку с цифрой «два». Ему невероятно страшно. Он пока что не может смириться, что где-то там, куда ему надо отправиться, у него нет никаких средств защиты. В настоящем живом мире он — почти что герой, умеющий справляться с тем, что встает у него на пути, ебаный Винчестер или Джон Константин. Там же он — одно большое никто. Это не его территория и не его поле битвы. Там всё настроено против него. Сколько он сможет продержаться? Сможет ли вообще? Время покажет. Он же сам так отчаянно рвался сюда, крича, что ему на всё похуй. Похуй-то похуй, без сомнения, вот только страх, бьющийся под ребрами, от этого никуда не стекает. Паше страшно от неизведанного до этого момента горизонта. Он не понимает причину страха детальнее. Что он не вернется оттуда? Хуево. Он туда на дело отправляется, он не может никого подвести. А то выйдет как всегда. Глупое геройство, которое кончится очередной бессмысленной смертью. Может, он боится боли? Может быть. Паша действительно всегда относился к сильным болевым ощущениям на «Вы». Медиум, пока катался туда-сюда, пытался представлять хоть что-то другое, лишь бы утихомирить плывущее сознание и ком тошноты в горле. Он начал вспоминать какие-то незначительные моменты, сегодняшний день в деталях, про ужасно раздражающую преподавательницу истории русского театра, про волнующегося Кикира, про Никитину, такую уверенную внешне, про Юру, который за него переживал. От всех этих мыслей почти болезненное волнение скрутило с новой силой. Какой там алгоритм? Четыре-два-шесть-два-десять-пять. А дорога какая до театра? Почти всегда прямо, не сворачивая. Пойдет прямо через центр, посмотрит на облик Невы в Чистилищном варианте. Если, конечно, он до неё вообще дойдет. За этими мыслями Личадеев, почти пополам сгибаясь от страха, не заметил, как почти подошел к концу его незамысловатый ритуал. Когда лифт, спускаясь вниз с десятого этажа, замер на пятом, Паша едва вспомнил, что дальнейший свой путь он должен продолжать не один. Аня не соврала — на лестничном пролете замерла девушка в чёрной куртке, держащая в руке сумку. Она молча зашла в лифт, а медиума почти что подкинуло от страха. Он чувствовал, как быстро и громко бьется его сердце. — Первый? — почти равнодушно спросила девушка, обернувшись на Пашу, но тот ничего не ответил, вжавшись в стенку позади зеркала. Попутчица удивленно и настороженно смотрела на него несколько секунд, а потом, раздраженного цокнув, нажала на кнопку первого этажа. Личадееву стало настолько страшно, что он даже не понял, вверх или вниз поехал лифт. От ватных ног он даже не почувствовал нужной отдачи от пола. Только шум в ушах и дрожащие руки — Паша уверен, что его самого наверняка трясет. Облегчение, хоть и мимолетное, наступило в тот момент, когда двери распахнулись, и первое, что он там увидел, — взволнованное лицо Кикира. Девушка подозрительно оглядела дрожащего парня еще раз, видимо, думая, что он какой-то пьяница, а потом молча вышла в подъезд, почти тут же скрывшись по направлению к входной двери. — Я чуть не сдох! — Паша вылетает вслед за ней, ловя ртом воздух и взглядом взволнованные лица остальных, кто замер у почтовых ящиков, — это пиздец… — парень прижимается к стенке и дышит глубоко, чтобы успокоиться. Двери лифта медленно закрываются — они ждали долго, но никто так и не зашел. — Надо еще раз, — сочувственно говорит ему Анечка, сжимая в руках зажигалку Юры. Хоть что-нибудь, что держит его с реальным миром, — никто не должен быть в лифте, кроме тебя. Любой человек, зашедший во время, нарушает ритуал. — Может, не стоит… — Музыченко хочет подойти к другу и хотя бы ободряюще положить тому руку на плечо, но почему-то не делает этого. Друг выглядит потерянным. — Похер, — вздыхает Паша, выровняв дыхание, а потом отходит от стенки, возвращаясь к дверям, — сейчас сделаю. Это было стратегическое минутное отступление, — еще один вздох, но более спокойный, — я в норме, — медиум оборачивается. Кикир протягивает ему сигарету, и парень, само собой, обхватывает её губами, наклоняясь к, наверное, тоже уже другу. Как только он выдыхает дым, тот кивает с благодарностью и делает шаг к дверям, — дура, блять. Почему ей дома не сидится, куда она так поздно намылилась, — ругается Личадеев куда-то в воздух, а потом, вздохнув последний раз уже совсем спокойно, осторожно вдавливает указательным пальцем кнопку вызова.***
За каждым звуком остановки лифта Юра следил с замиранием сердца. Он чувствовал, как в ушах шумит кровь от волнения. И то, что сердце скоро явно готово потеснить грудную клетку, заставив ткани разойтись по швам. Спустя несколько долгих минут ожидания, проведенных в тишине, лифт таки замирает, судя по звуку, на самом верху, где-то в районе десятых этажей. — Паш! — кричит Музыченко, задирая голову. Голос эхом разнесся по пустой парадной, отталкиваясь от стен, а после утонул в тишине, — Паша! Ему никто не ответил. Дождавшись кивка от Анечки, скрипач делает несколько шагов вперед и нажимает на кнопку вызова. Лифт медленно стартует с места с характерным треском натяжения. Юра отходит назад и терпеливо ждет. Слушает, как кабина неспешно едет вниз, преодолевая этаж за этажом. Как будто специально слишком долго. В конечном итоге она замирает, а двери после раскрываются со скрипом. Музыченко подается вперед, как и Анисимов, от волнения почти что закончивший к этому моменту свою пачку сигарет. На полу лифта он тут же видит Пашу. Или просто его тело. Тот — явно без сознания — сидел, подперев заднюю и боковую стенки, откинув голову вбок. Волосы закрывали лицо, но Юра почему-то уверен, что глаза у него закрыты. Ноги он протянул вперед, немного поджав в коленях, поэтому идеально вписывался в кабину со своим ростом. В пальцах левой руки он слабо сжимал ту самую лампу, с которой он и отправлялся в своё путешествие. И, кажется, у него всё-таки получилось.