Днями-ночами

Они познакомились в кафе. Или в кофейне — Ойкава не помнил, а Куроо никогда не видел разницы. Он знал только, что тогда-то, в такой-то день увидел его, пьющего то ли чай с молоком, то ли ещё какое-то извращение над напитками, корпящего над конспектами, и понял, что хочет быть с ним всегда. Тетсуро подсел тогда к нему за столик — маленький, одноместный, поэтому на диване, пристроенном к нему, двум взрослым парням было тесно, но никто из них не жаловался. Тоору отложил в сторону ручку и тетрадь и смотрел, не отрываясь, на нового знакомого, слушая каждое его слово и смеясь над частыми шутками. И когда под вечер, вытащив Ойкаву гулять под немногочисленными звёздами и редкими горящими фонарями, Куроо, не спросив разрешения, поцеловал его — Тоору только удивился и подумал, что это было круто. Они стали встречаться, кажется, сразу после того вечера, но узнаёт об этом Ойкава только через пару дней, когда на его телефон приходит сообщение с незнакомого номера. Номер оказывается забитым в контакты, но Тоору может поклясться, что не помнит и не знает эти цифры (а на память он никогда не жаловался). Тогда было воскресенье, и парень ещё не до конца проснулся, поэтому схватился неосознанно за гудящий смартфон, пытаясь спросонья прочитать текст на горящем дисплее. «Привет, погуляем сегодня?» А над сообщением, будто издеваясь, горит надпись «Куроо» и стоит фотография улыбающегося парня, показывающего куда-то позади себя, на высокие горы (и где он их только нашёл?). Ойкава улыбается, вспоминая прошлую их встречу, и на секунду прячет покрасневшее лицо в подушке, отказываясь когда-либо признавать, что может выглядеть таким романтичным и мечтательным; потом снова берёт в руки телефон и пишет, по сто раз проверяя текст на ошибки: «Привет, с радостью, куда пойдём?» А потом заваливается обратно на спину, прикладывая телефон к груди и прикрывая глаза, даже не чувствуя, как на его лице расцветает неуверенная, но такая искренняя улыбка. И начинает верить, что просто забыл, когда успел обменяться с ним номерами. Они встречаются через несколько часов у центрального парка. Тоору немного опаздывает, потому что, пока собирался, ему позвонил Иваизуми — и если уж он взял в руки трубку, соизволил набрать его номер и что-то промычать в знак приветствия, значит, случилось действительно что-то важное. Хаджиме спрашивает, может ли Ойкава прийти к нему, но, слыша в ответ неуверенные отмазки, лишь вздыхает и быстро сбрасывает звонок. Тоору правда чувствует себя виноватым, он набирает десятки смс с текстом, похожим на «Прости, пожалуйста, мне это важно, я побегу, но, когда вернусь, обязательно помогу тебе, подскажу», но так и не отсылает ни одно — потому что смотрит на время и видит, что, если не выбежит прямо сейчас, не успеет ко времени. И Ойкава хватает быстро-быстро вещи, пихает кое-как в маленький рюкзак и спешит к остановке, и мысли его уже далеки от проблем лучшего друга. Он выходит на остановке, самой близкой к месту назначения, и пишет много-много смс «Я уже подбегаю», и вскидывает голову, быстро-быстро поглядывая по сторонам, пока не выхватывает взглядом одиноко стоящую вдалеке фигуру. Тоору узнаёт его по росту, слишком высокому для обычного японца, по прядям чёрных волос, растрепавшимся из когда-то аккуратной причёски, по ухмылке, заметной даже с такого расстояния, и спешит, по пути пытаясь выровнить сбившееся дыхание. — Привет, прости, что опоздал, — произносит Ойкава, стоит только дойти до ограждения, прислонившись к которому, Куроо следил за каждым его шагом. — Ничего, — небрежно бросает Тетсуро, вставая на ноги и оглядывая парня. — Тебе идут очки. Тоору хватается испуганно за оправу, совершенно не ожидая прикоснуться к ней, и, чуть посмеиваясь, отвечает: — Я так торопился, что забыл надеть линзы. Вообще не утро, а кошмар какой-то. У друга что-то случилось, а я даже не смог прийти к нему, потому что уже договорился встретиться с тобой. Теперь не знаю, что делать. Куроо слушает его внимательно и спокойно, и на лице его отражается искреннее волнение за неизвестного ему парня, так что Ойкава, почти полностью расслабившись, вываливает на него все свои мысли по поводу того, какой он плохой друг. А закончив, Тоору чувствует, как на его плечи опускается тяжёлая рука и как его притягивают к себе сильно-сильно, и тогда успокаивается окончательно. — Всё с ним будет хорошо, не переживай, тебе не за что винить себя, — шепчет на ухо Куроо, и голос у него такой глубокий, волнующий, очаровывающий, что Ойкава может только глупо цепляться за ворот его толстовки. — И знаешь, — продолжает Тетсуро, чуть выпуская парня из своих объятий; Тоору на это неожиданно даже для себя протестует и тянется обратно. — Я счастлив, что за пару дней стал для тебя таким важным. Несколько месяцев назад Ойкава клялся перед друзьями, что ни из-за кого он, такой уверенный и самонадеянный, больше никогда не будет краснеть, но сейчас полностью и безоговорочно проигрывал. Притянув парня поближе и всё-таки спрятав лицо в мягкой ткани на его груди, Тоору тихо и как-то неуверенно произносит: — Не говори такие смущающие вещи на первом свидании. Куроо только смеётся, сильнее стискивая своими руками чужие плечи, и спрашивает: — А на втором можно? И лишь еле слышное «я подумаю» доносится ему в ответ. Тетсуро идеальный бойфренд. Пишет каждый день пожелания доброго утра и сладких снов, встречается всегда, когда получается, и, когда не может, всё равно приходит к нему; дарит различные милые безделушки, показывая, что помнит, каждую секунду помнит о нём — даже просто зайдя в продуктовый и заметив смешные значки, помнит. Приносит кофе через десять минут после того, как Ойкава пишет, что очень устал и хочет спать; и даже не важно, где он был, когда принял сообщение. Заботится, волнуется, постоянно звонит, говорит, что скучает по его голосу даже через полчаса после их последней встречи. И любит. У Тоору были отношения раньше: и с девушками, и с парнями, — но никто никогда не любил его сильнее. Его чувства проскальзывают в беглых взглядах, которые Куроо бросает, стоит ему только отвернуться; в объятиях, до безумия крепких, но нежных и волнительных; в подарках, в комплиментах, в свиданиях; в признаниях, искренних и невероятных. — Ты лучшее, что со мной случалось. Я готов всю оставшуюся жизнь провести около тебя, в роли парня, друга, да хоть питомца или мальчика на побегушках; просто позволь мне быть всегда рядом, позволь, — шепчет из раза в раз, словно мантру, Тетсуро, сильнее притягивая к себе со спины за талию Ойкаву и дыша тяжело ему в шею. Тоору чувствует, как руки, сжимающие ткань его домашней футболки, сильно-сильно дрожат, и всё тело Куроо практически трясётся от интимности момента, от высказанных и невысказанных чувств и от ожидания ответа (хоть и знает, что ничего, кроме ответного признания, не сможет получить). Тоору хочет прикоснуться к Тетсуро, притянуть его за голову к себе, ближе и ближе, прошептать прямо в губы что-то такое же поразительное, но не может — стоит зашевелиться, как руки, держащие его в своём коконе, лишь сильнее, как тисками, начинают сдавливать его тело. Ойкава вздыхает немного тяжело и немного больно, но отвечает, смотря куда-то вперёд и представляя перед собой лицо парня. — Позволяю. И словно был сказан пароль, особое слово — Куроо расслабляется, отодвигается немного и почти сразу тянется через плечо к губам Тоору. Тетсуро плавно, почти неощутимо проводит пальцами по чужой талии, будто знает, нажмёт крепче — и Ойкава вздрогнет от боли в наливающихся синяках. В основном, Куроо зовёт его гулять поздно ночью. И, сказать честно, это совершенно неудобно Ойкаве, потому что утром ранние тренировки, школа, снова тренировки, и нужно быть сосредоточенным и играть со всей силы — но после поздних встреч и, в лучшем случае, пары часов сна ни на игры, ни на уроки сил не остаётся. Отчётливые круги под глазами, отчаянно замазанные консилером, ухудшенная концентрация во время матчей, вялость, слабость — Иваизуми видит всё и пинает его каждый день со словами: «Какого чёрта ты творишь?». И Тоору сам не знает. Просто, когда слышит счастливый, воодушевлённый очередной ночной вылазкой голос своего парня, вспоминает, как однажды, в самом начале, отказался под предлогом подготовки к контрольной, и буквально видит перед собой то разочарованное лицо. «Мог бы просто сказать, что не хочешь быть со мной». И пришлось идти, собираться судорожно, потому что последний автобус уходит через десять минут, а ещё нужно добежать до остановки. Пришлось кричать родителям, что переночует у Хаджиме, и выслушивать их обеспокоенный тон — потому что, конечно, они знают, что у Иваизуми его не бывает. Пришлось подбираться к какому-то странному, неизвестному ему месту, тёмному и непонятному, подходить к обидевшемуся Куроо и просить прощения, унизительно обещая, что больше такое не повторится. «И всё же, — думает Ойкава, замечая, как взгляд Тетсуро немного теплеет, а всё его тело чуть расслабляется. — Оно того стоит». На самом деле Ойкава старается не оставаться у Куроо в квартире. Он соглашается переночевать с ним только в те самые отчаянные моменты, когда Тетсуро уже не принимает слова «нет» и упрашивает, постоянно повторяя, как сильно его любит. Тоору остаётся, и тогда уже становится больно. Не так, как от объятий и проявляющихся через день синяков, страшных, но уже привычных. Не так, как от прокушенных до крови губ или сильно натянутых во время поцелуя волос. Больнее. Ойкава закрывает глаза, трусливо надеясь провалиться без сознания, потому что лежит лицом в подушку, и когда Куроо разбудит его, всегда можно будет соврать, что заснул по окончании, совсем выбившись из сил. Он хватается руками за простыню, чувствуя, как и без того короткие ногти ломаются от слишком сильного упора и напряжения, и чувствует, как слёзы, такие несвоевременные и ненужные, падают рядом, смешиваясь со слюной, капающей из приоткрытого после рваных хрипов и криков рта. В такие моменты Тоору жалеет, что не умеет перематывать время. — Как у тебя дела? — спрашивает, откинувшись и развалившись рядом, Тетсуро. Ойкава лежит, плохо сознавая себя, своё тело, происходящее вокруг. Глаза ощущаются сухими, и в то же время их неприятно щиплет; а горло саднит и даже глубокий вдох отдаётся глухой болью. У него не хватает сил, чтобы заставить себя перевернуться, поэтому он мычит куда-то в комок одеяла и простыни, и надеется, что короткого ответа от него будет достаточно: — С учёбой проблемы и в клубе всё плохо. За последние месяцы стал хуже играть. Куроо смотрит на него пристально и немного даже жутко, поэтому хорошо, что Тоору из-за усталости не может на него посмотреть и увидеть. Он протягивает руку, ласково прикасаясь к плечу и осторожно ведя вниз, к предплечью, к ладони, и вдруг переплетает их пальцы и подносит их к своим губам. — Ну так бросай волейбол. Ойкава всхлипывает — от неожиданности и от страха; и очень надеется, что Тетсуро сейчас просто пошутил. Потому что самое страшное заключается в том, что, попроси он это, и Тоору прямо сегодня отнесёт заявление об уходе.