новая американская мечта

Что-что, а находить развлечения и как-то убивать время в дороге мы умели. Ну, может, не конкретно я — не в депрессивном состоянии, по крайней мере, — но остальные точно. Тейлор, правда, предпочитала отсыпаться, и, видимо, она устала за всё это время настолько сильно, что не слышала наш пьяный смех и то, как мы периодически шумели. Учитывая то, что, возможно, потом столько времени, чтобы отоспаться, не будет, ей можно было только посочувствовать. Мы же, тем временем, наплевали на сон и решили занять себя хоть чем-то, лишь бы не было скучно. Я, будучи уже немного пьяным, — но всё же по большей части адекватным, в отличие от того же Себастьяна, — решил хотя бы попробовать отвлечься по совету Эмерсона. Он, к слову, тоже не сидел в стороне. — Я тут купил карты, — заявил Себастьян, усаживаясь на полу поудобнее и перемешивая колоду откуда-то взявшихся карт, — так что начнём с них. — Предлагаю на желания, — тут же встрял Энди с широкой улыбкой, не выражавшей явно ничего хорошего. — Если не зассыте, конечно. — Это ты от моих желаний зассышь, — хмыкнул я, усевшись на пол рядом с братом, в то время как Эмерсон сполз с дивана и приземлился рядом с Энди, боком облокотившись на тот же диван. — Во, такой настрой мне больше нравится. — Себ с улыбкой ткнул меня в бок, за что получил ответный толчок. — Ладно-ладно, молчу. — Итак, тогда играем в «Дурака», — с большим энтузиазмом делился Энди потоком своих не очень трезвых мыслей, — и проигравший, соответственно, исполняет одно желание выигравшего. — Только без отсосов друг другу, — умоляющим тоном попросил Себастьян, вызвав волну смеха. — Я всё понимаю, мы братья по духу, но я, всё-таки, почти женатый человек и всё такое... — Никто твою гетеросексуальность не спиздит, успокойся, — убедил я, а Данциг же принялся, наконец, раздавать карты. Почему-то был какой-то мандраж, и в то же время, я уверен, что все, как и я, были в предвкушении чего-то как минимум веселого и как максимум — интересного. — Так, кто первый? — спросил Себ, раздав всем карты. Я быстро глянул на лежавшую в стороне колоду и разглядел козырь — «черви». — У меня шестёрка. — Барретт показал всем карту, чтобы все убедились, а после, отвернувшись, положил первую карту, которую Энди достаточно легко отбил. Ну, я никогда не умел хорошо играть в карты, но любопытно посмотреть, что из всего этого выйдет.

* * *

Время, казалось, тянулось медленнее некуда, однако для нас это было плюсом: мы успели сыграть три кона, два из которых проиграл Себастьян, а один — Энди. Я выбывал чудом, в то же время как Эмерсон, тоже будучи не в очень трезвом состоянии, умудрялся хитро выкручиваться и выходить сухим из воды. Но не в этот раз. Энди выбыл первым, затем — Себастьян, и остались мы с Эмерсоном. Парни увлечённо наблюдали за тем, как на пол падали карты, как кто-то из нас либо отбивался, либо брал что-то, когда не оставалось другого выхода. Битва не на жизнь, а на смерть. Точнее, на желание. Все замолкли. Я сосредоточенно положил карту, на что Эмерсон, немного задумавшись, в очередной раз отбил. Его ход — и чёрт бы его побрал. Сидит с козырями, засранец, а мне ещё возиться с этим. Отбился, отдав последнего козыря. И теперь стоило полагаться на удачу: вмастит или нет? Но, впрочем, удача редко была на моей стороне, а поэтому... — Ладно, давай начистоту, — выдохнул Эмерсон, а после, с наглой, абсолютно бессовестной ухмылкой и прищуренным взглядом положил оставшиеся две карты передо мной. «Червовые» король и королева. Да пошёл ты к чёрту, Барретт, чёртов умник. Мне осталось только недовольно фыркнуть, бросив свои карты и всплеснуть руками, стукнув ими же по своим ногам. Энди вместе с братом смеялись так, что казалось, что они вот-вот просто задохнутся. — Да вы заебали, блять, — возмущённо произнёс я, толкнув Себастьяна, по щекам которого уже слёзы потекли. — Ладно, давай, придумывай. — Давай что-нибудь негетеросексуальное, он такое любит, — прошептал Энди Барретту, на что я громко возмутился: — Слушай ты, советчик, блять!.. — Молчу, молчу, — тут же выпрямился Бирсак, выставив руки в примирительном жесте. Эмерсон задумчиво отвёл взгляд на несколько секунд, а после его губы растянулись в той же наглой и бессовестной улыбке. Как же сильно хотелось прибить его в тот момент. — Сними верхнюю одежду. Я удивлённо выгнул бровь и опустил взгляд на свою кофту, под которой была облегающее тело майка. Так играем, значит? Ладно, я сыграю. Сам же пожалеет. — Я думал, чего похуже придумаешь, — хмыкнул я, после чего стянул с себя сначала кофту, а потом майку, и кинул это на диван. Я так же нагло ухмыльнулся, слегка откинув голову назад, тем самым выгнув шею. Своего тела я не стеснялся и просто принимал себя таким, какой я есть. Конечно, себе я не особо нравился, но особо тут ничего не изменишь, хоть девчонкам и нравилось. Да и парням тоже. Да, Эмерсон? — Вы ещё потрахайтесь прям здесь все, — буркнул Себастьян, собирая карты. — А что, это задело бы твою хрупкую гетеросексуальную душеньку? — вызывающе спросил Энди, на что брат только закатил глаза. — Продолжим в карты? — А у тебя уже новая идея родилась? — поинтересовался я, выгнув бровь. — Да я вот предложить хочу, — кивнул Бирсак, и подался чуть вперёд, — может, в «семь минут в раю»? Или в «правду или действие»? — Для «семи минут» нужно народу много, иначе неинтересно, — подметил Себастьян, отложив карты в сторону. — Поэтому в «правду», — заключил Энди, и мы, дружно кивнув, уселись поудобнее. — Я предложил, мне и начинать. Идём по кругу. — Парень прочистил горло, затем поднял взгляд на брата. — Правда или действие? — Нарушу традицию и назову действие, — с вызовом ответил Данциг, на что Бирсак удивлённо вскинул брови, что сделал и я. — Ну давай, давай, интересно даже, — негромко произнёс я, с нескрываемым любопытством наблюдая то за задумавшимся Энди, то за братом. Энди, к слову, долго не думал. — После каждой своей реплики добавляй «сладкий» в течение десяти минут, — с милой и безобидной улыбкой выдал он, на что Данциг возмущённо хмыкнул. — Да вы, бля, издеваетесь... — «Сладкий» забыл, — напомнил я, в ответ получив недовольный взгляд исподлобья. Но я только улыбнулся в ответ. — ...сладкий, — выдавил из себя Себастьян, громко сглотнув, а мы все засмеялись. Искренне жаль гетеросексуального братца, хотя... переживёт. Тем более будучи пьяным. — Давай-давай, твоя очередь теперь, — толкнул я брата локтем в бок, усмехнувшись. — Действие. — Бля, ну... — Себ задумался. — ...сладкий, блять... — Мы все вновь засмеялись. — Короче, хуй знает, что тебе придумать, просто встань на руки и пройдись немного. Сладкий. Я усмехнулся в ответ и пожал плечами — плёвое дело из всех, что мне когда-либо загадывали. Поднялся на ноги и немного отошёл от ребят, после чего, набравшись уверенности и сделав пару вдохов-выдохов, опёрся руками о пол и попытался встать на них. Со второй попытки получилось и я, дрожа, как сучка на морозе, даже прошёлся немного, но в итоге мои руки слишком перенапряглись, и я всё же опустился на ноги и уселся на своё место. Отряхнув предварительно руки, разумеется. — Ебать ты мартышка, — засмеялся Данциг, на что я толкнул его, закатив глаза. Сказать было нечего, поэтому я просто поднял взгляд на Эмерсона. Тот уже приготовился. — Правда, — выдал он в ответ на мой немой вопрос. Я вызывающе приподнял бровь и облизал губы, задумался: что же ему такое задать? Впрочем... Долго думать не пришлось. — Кто из всех здесь находящихся внешне тебе нравится больше всего? Первое, что пришло в голову, но зато сразу интересно всё выходит. — У-у-у, с места в карьер, — пролепетал Энди, усмехнувшись. Эмерсон задумался. Ну, как задумался — просто оглядывал всех поочерёдно, в том числе и меня. Но на мне его взгляд задержался дольше. Потом он всё-таки оглянул Бирсака. — Ну? — спросил Себ, явно заинтригованный. Эмерсон ещё несколько секунд молчал, а после, облизав губы и цокнув языком, с какой-то хитрой усмешкой на лице, всё-таки ответил: — Ремингтон. — Ой, ну кто бы сомневался, — фыркнул Энди, «обиженно» отвернувшись, на что Себастьян и Эмерсон засмеялись. Я только лишь улыбался, но не Энди. А ответу Эмерсона. Почему-то в глубине души я подозревал, что он назовёт меня, но не думал, что настолько очевидный ответ будет для меня... и удивительным, и приятным. Приятным, блять. Дожили, Ремингтон. Эмерсон, пока хихикал со всеми, снова посмотрел на меня. Всего на несколько секунд его вечно холодный взгляд задержался на мне, опустился куда-то ниже, и... Отвернулся, как ни в чём не бывало. Засранец, что у тебя в голове творится? — Правда или... — Правда, — решительно проговорил Энди, вздохнув. — Жду вопрос «сколько у тебя сантиметров», блять. Эмерсон только усмехнулся, но вопрос тут же задал, и даже не такой уж очевидный: — Целовался с кем-нибудь из членов группы когда-либо? Энди хмыкнул. — Было дело, — невозмутимо ответил он. — Ты с одним из них тут сидишь. Эмерсон вновь бросил на меня взгляд. — Во говнюк, вы посмотрите, — буркнул я, на что громко засмеялся Себ. — С ним на войну не пойдёшь — всех, нахер, выдаст. — Ой, бля, кто бы говорил. — Бирсак закатил глаза, и мы оба засмеялись. Да уж, у нас двоих и правда длинные языки, и не ясно, кто бы выиграл в соревновании «у кого длиннее». Фу, Рем, как пошло. — Правда или действие, Себ? — переключился Энди на брата. — Правда, знаю я ваши «действия», ну нахуй... Сладкий, блять, — хмыкнул он в ответ, а после посмотрел на время на часах. — Сука... — Сколько там тебе ещё? — поинтересовался я. — Минут... Семь, шесть, где-то так короче... Сладкий, — устало выдохнул Данциг, вызвав новую волну смеха. — Короче. — Энди прочистил горло и посмотрел на брата; тот, в свою очередь, ждал вопроса, — изменял своей благоверной в турах? — Совсем ебанутый? — Себ удивлённо и одновременно недовольно приподнял брови. — Конечно нет... Сладкий, бля. И снова смех, но теперь заговорил я. — Действие. Ну, а зачем мне выбирать «правду»? Что у меня можно спросить? «Сколько женщин/мужчин за жизнь ты выебал?» или «почему ты такой ебанутый?» Оба вопроса так себе, а другого особо мне и не задашь. Буду страдать, что делать ещё. — Блять, да я не знаю, что тебе загадать, — махнул рукой Себ, а мы все в ответ засмеялись. — Ты сам по себе шапито ебучее, сам себя не переплюнешь. Сладкий... — Давай я тогда, — предложил Бирсак, как-то хитро взглянув на меня. Я не сводил с него взгляда — слишком он уж был подозрительным сейчас. Мне, почему-то, немного поплохело. Хуй знает, что этот мудак мог загадать. А он... Он мог выдумать что угодно. Вот кого я точно не переплюну, так это Энди. Себастьян в это время пожал плечами в ответ парню, и тот продолжил: — Поцелуй... — Бирсак замолк на несколько секунд, и я уже успел выдохнуть: я был уверен, что он назовёт себя, но... — Эмерсона. Блять. Блять-блять-блять. Приехали, блять, хотя никуда не ехали. Приплыли, а лучше б утонули. «Поцелуй Эмерсона». Мне нужно целовать, блять, ебучего Эмерсона, которому я недавно в нос вдарил так, что кровь хлынула; который недавно выслушивал моё ебучее нытьё; который чуть ранее меня презирал и я не удивлюсь, если и сейчас тоже, просто хорошо скрывал. Потому что, ну... Я хоть и внешне красивый, внутри я то ещё уёбище, а это хуже. Удивляюсь, как меня люди вообще терпят, общаются, любят... — Нихуя себе, — усмехнулся подвыпивший брат. — Чё, струсил, а, сладкий? — тыкнул Себ, на что я дёрнулся. — Пошёл ты, — хмыкнул я. — Хуйня вопрос. Эмерсон всё это время вёл себя тихо. Только лишь наблюдал за всеми нами, а на мою последнюю реплику усмехнулся, и я, честно, не понял, что значила эта ухмылка. Нехороший знак. Ох, Реми, вот это ты въебался. Я перевёл взгляд на Эмерсона, тот сделал то же самое. — Ну давайте уже, а, — поторопил Энди, на что я злобно на него зыркнул на пару секунд. Я подвинулся немного ближе к Барретту, тот сделал то же самое. Несколько мгновений — и мы совсем близко друг к другу. Неправильно близко. Почему-то я дико занервничал, будто, блять, целуюсь с парнем впервые в своей жизни. Остатки адекватности давали мне понять, что тут ничего такого нет, но почему-то внутри всё смешалось и будто сжималось от той нашей близости с Барреттом. Я не подавал никаких признаков того, что я нервничал: снаружи казалось, что мне абсолютно плевать, что происходило. Эмерсон выглядел так же. Хотя нет, он был каким-то... Сосредоточенным, что ли. Вовлечённым. И заинтересованным. Положил ладонь на его шею, — так, почему-то, было не столько удобно, сколько комфортно психологически, — и заставил немного наклониться к себе. Эмерсон послушно поддался и никак не реагировал на мою руку, будто её и вовсе не было. Вдох-выдох, Реми, давай, тебе не пятнадцать уже. И то, в пятнадцать посмелее был. Мы оба наклонили головы, всё ещё смотря друг другу в глаза. Первым на губы опустил взгляд Эмерсон. И опять та искра в глазах — клянусь, что я её видел. Я немного облизал губы, подался вперёд, прикрыл для уверенности веки. И, наконец, я накрыл его чёртовы губы своими. Эмерсон ответил тем же. Либо на меня влиял алкоголь, либо что-то другое, но факт состоял в том, что я в ту же секунду перестал ощущать пространство и время; всё перестало иметь какое-либо значение, кроме губ Эмерсона. Кроме его дыхания. Кроме всего, что связано с этим чёртовым барабанщиком. Я слышал какие-то возгласы рядом, но не мог разобрать, кто именно что-то говорил, да и плевать, на самом деле. Ебаный Эмерсон, что ж ты делаешь? Мы целовались достаточно долго, — по крайней мере, для меня прошлая целая, блять, вечность, будто время стало резиновым и растянулось специально для нас, — и слишком страстно для тех, кто некогда друг друга ненавидел. Ну, может, ненависть — перебор в этом контексте, но не очень-то переваривали. Теперь же... Кажется, всё это в прошлом. Пора научиться жить настоящим, Реми. Да и в принципе жить. На его губах — тонких, необычной формы и бледно-розового цвета — ощущался горьковатый привкус алкоголя, но он дурманил, почему-то, только сильнее, и никак не отталкивал. Твою мать, я бы хотел ощущать этот вкус всю свою оставшуюся никчёмную жизнь. Господи, да что со мной?! Я не понял, в какой момент мы разорвали поцелуй, но это произошло так неожиданно, что я не успел чего-то понять. Мы с Эмерсоном пялились друг на друга, удивлённо и с некоторым страхом — как бы Барретт не подавлял эмоции, я видел такой же непонятный ужас в его глазах. Даже не то что бы ужас... Мы просто оба не понимали, какого хера только что произошло. Проще говоря: мы оба охуели. А я ещё и почему-то не на шутку перепугался. Я сам себя уже не то что не понимал — я себя просто не узнавал. — Нихуя вы... — Первым заговорил Энди, ошалело пялившийся на нас обоих. Да, Энди, полностью согласен. Он хотел что-то ещё сказать, но тут же закрыл рот, когда позади, со стороны коек, послышался шорох. — Так, — прохрипела спросонья Тейлор, показавшаяся со своей кровати, — вы либо захлопнитесь, либо ложитесь спать, а лучше второе. Вас слышно на всю улицу. Мы в ответ только кивнули ей, и она завалилась спать обратно. Впрочем, тут никто долго не думал, что делать дальше — лучше и вправду лечь спать. А может, я уже сплю и всё это — мой тупой сон? И этот тур, эти концерты, этот поцелуй — тоже часть сна? Может, я вообще в коме, и мой больной мозг показывал всё это, чтобы было приятнее умирать? Стоп, да в смысле «приятнее»?.. Я окончательно запутался. Супер. Но, решив не сидеть на месте и пялиться в одну точку, как идиот, я попросту встал с места, забрал свою майку с кофтой и, никому ни слова не сказав, лёг на свою койку и отвернулся лицом к стене. Нужно заснуть. Нужно, блять, заснуть. И, желательно, не просыпаться более. Или?.. Как же тяжело признавать, что я был готов проснуться только ради того, чтобы ощутить эти ебанные губы на своих вновь.