без промаха

      С рокового для Левина вечера у Щербацких прошло уже порядка года. Кити давно позабыла Вронского и старательно вытесняла тот вечер из памяти более приятными моментами, в то время как Костя все никак не мог отпустить того довольного и не понимающего масштаб его проблемы (и вовсе не знающего) лица Вронского, что так непринужденно здоровался с ним в тот вечер. Порой он и сам не отрицал факта, что не может отпустить того взгляда, но от таких мыслей ему становилось не по себе и он переводил их в агрессию и дурные воспоминания о графе. Единственное, что спасало его от безумия, так это мысли о том, что более они никогда не встретятся и в памяти он исчезнет подобно обеду неделю назад. Но один московский вечер, не предвещавший ничего, кроме пьянки и толпища бессмысленных разговоров, в которых он так нуждался после деревни, можно сказать, решил его судьбу.

***

      Полный дел день, сменялся таким же беспокойным (по ожиданию Левина) вечером в клубе, куда привел его Стива Облонский, по совместительству давний друг и свояк Кити. Клуб совмещал в себе людей всякого толка, чина, заработка и прочих признаков, по которым делилось человеческое стадо. Степана Аркадьевича знала вся Москва, а если не вся, то за редким исключением, потому в клубе он пользовался крайне высоким спросом и каждый первый мимопроходящий человек точно приходился ему знакомым, если не другом. Левин же, ни с кем не знакомый и зачастую нелюдимый, чувствовал себя напряженно, не смотря на дружественную атмосферу, царящую в воздухе.       Одним из таких знакомых Стивы был ранее не раз упомянутый граф Вронский, что попал сюда, дабы хоть как-то отстраниться от проблем, преследовавших его на каждом шагу и донимающих его уставший разум. Ах да, еще он мельком контролировал своего друга Яшвина, который то и дело выигрывал целое состояние в карты и тут же проигрывал его.       Облонский, как и всегда, непринужденным шагом направился к Вронскому, который сидел в одиночестве и задумчиво курил. Заметив Стиву, он расплылся в присущей ему улыбке и, затушив сигарету, пожал ему руку.  — Забыл узнать, — сказал Степан Аркадьевич, переводя взгляд то на Вронского, то на Левина, — вы знакомы?  — Да, когда-то давно имел честь познакомиться с графом, — сказал Левин, пожимая руку старому знакомому, который всё еще улыбался.       Только улыбка его теперь была уже не такой солнечной и чистой, как ранее. Видно, что в жизни его произошло нечто ужасное, что терзает его душу и сердце до сих пор. Глаза же его были похожи более на небо, закрытое облаками, сквозь которые порой пробивается лучик солнца, когда раньше они более походили на ясное небо.  — Ах, да! — Вронского будто осенило, либо резко вернулась давно утерянная память, — я видел Вас у Щербацких, точно!       С того дня Алексей Кириллович ни разу не вспоминал тот вечер, потому как для него ничего особого там не случилось и таких вечеров было слишком много, чтобы запоминать каждый. Левин же терзал себя воспоминаниями изо дня в день на столько, что может рассказать этот вечер наизусть. А теперь вот он, прямо перед ним! Отвращение, пренебрежение этим человеком в воспоминаниях в миг улетучились и осталось только желание не упускать его из виду весь вечер и с упованием слушать, что он говорит, будто это его воздух.       Так и прошел весь оставшийся вечер в клубе, за разговорами с графом, выпивке и прочих увеселениях, находившихся там. Но дома жена, как же она?..