Слендермен: ожившая легенда леса Хойя-Бачу

      Все в ряд и вокруг идола они стояли, прижавшись друг к другу. Маска за маской вросли в лица каждого из чисел и только та, что принадлежала Колетт, держалась на прозрачном «пожалуйста» и веревке. Её невозможно было заметить, если бы Колетт не была главной героиней, но сегодня на неё смотрел тот, чье внимание смертельно опасно. Теперь всегда видно, куда Он смотрит, как кривятся губы, собирается складками кожа на лбу, стоит ему приподнять лысые брови.       Это лицо пугает пуще прежнего. Подобие на человека, имитация. У него пропорциональное и человеческое тело, но он слишком высок для этой расы. Лицо напоминает истину, однако в нем по-прежнему нет жизни. Даже труп живее того, что отражается в его очах. Словно стекло, глаз фарфоровой куклы, весьма старой и промокшей; в болотистом цвете, перемешанном с серым, он смотрит сквозь дымку. Еще и эта надбровная дуга, утяжеляющая взгляд.       Никто не задает ему вопросов по поводу внешности, они, видимо, не замечают изменений. Он Бог для них во всех пониманиях. Раньше Колетт хотела попробовать переманить их на свою сторону, устроить революцию в выдуманном мире, но у неё изначально не было шансов. Что она может против гипноза?       — Мне осталось собрать две детские души       Его голос со временем становился магической патокой, Колетт поняла, на что может купиться маленький ребенок, услышавший монстра в первый раз и еще не знавший странных рассказов и ужасов. Злу всегда просто протянуть руку навстречу, оно создает много иллюзий, хотя порой и ему ничего не приходится делать, люди сами обманывают себя.       — Я разорву материю при помощи голоса Девятой, а ваши таланты послужат мне путеводной звездой во время перехода в реальность       Колетт сжала зубы за маской, она слегка накренилась вниз, и девушка придержала ее рукой. Это заметила Третья дама, но промолчала. Косой и пустой взгляд хлыстом полоснул по сердцу, оно в животном темпе забилось и больно сжималось внутри. Здесь тело почти не жило, все процессы притуплялись и странным образом ускорялись. Настолько, что раны уже почти не болели, а органы молчаливо и мертво едва работали внутри.       — Сегодня не будет никаких ритуалов, расходитесь по норам       Колетт хотела усмехнуться от пафоса, уже не совсем безликого, но побоялась, что маска сорвется. Состояние рядом с ними всеми граничило от неконтролируемого нервного веселья и желания всех заткнуть и похвастаться тем, что она в своем уме до ужаса. Мозг — удивительная человеческая игрушка, вечно спасающая и позволяющая полноценно жить даже в таких условиях. Он не оставляет мысли не только о родителях, близких, но еще и подбрасывает вечные воспоминания об университете, желании попробовать что-то вкусное, пересмотреть атмосферный фильм. А от одиночества он еще и заставляет все это с кем-то обсудить, хотя бы вслух, с самим собой.       Девушка все-таки улыбнулась под маской и отличительной от всех походкой проследовала мимо Слендермена к выходу. Он следил за ней до двери. Его щупальце с узнаваемым хлюпающим звуком рассекло воздух. В этот раз Колетт встретилась с этим зрелищем лицом. Она закрыла глаза, поддаваясь стягивающему чувству и резкому приближению к монстру.       — За мной       Он поставил Колетт на землю. От такой близости кишечник завязался в узел, монстр был чересчур высоким и вызывал дискомфорт, мнимое ощущение его вечного превосходства.       Идя за безликим, Колетт смиренно опустила голову и незаметно проверила, насколько крепко маска держится на голове. Они зашли в пустую комнату. Пара дырявых кресел, грязное и пыльное окно. Ткани на полу разбросаны хаотично, но в одном месте напоминают место лёжки дикого зверя.       — Где мы? — Девушка не удержалась от вопроса, неестественно внимательно для Цифры осматривая помещение. Слендермен прищурился, почти скрыв свои глаза.       Он повернулся к заткнувшейся девушке и медленно подошел вплотную. Его фигура сложилась вдвое, останавливаясь на уровне лица Летты. Девушка зажмурилась под маской, и он это увидел. Цифры его почитали, но не боялись. Они были запрограммированы на отсутствие любого чувства.       Пальцы монстра сомкнулись на краях маски. Он хотел оторвать ее от кожи, оставив гнилые шрамы на лице, но маска от легкого движения отошла от лица, а веревка с тихим звуком натяжения порвалась, ударив его по руке.       Колетт исподлобья смотрела на него, медленно задирая голову, чтобы взглянуть на выпрямившегося в полный рост монстра. Комнаты в особняке были под два с половиной метра в высоту, необычно, но не сверхъестественно. И он не мог стать выше из-за этого.       — Что с тобой не так?       Его щупальце волной заиграло за спиной, Слендермен стал ходить вокруг девушки, тентакля постоянно где-то или трогала, или ударяла, или пачкала. Яркое платье окропилось черной слизью.       — Со мной это в первый раз. — Остановившись около нее, произнес монстр. Его голос перестал вибрировать в голове. Он шевелил губами, и звук вылетал прямо изо рта.       — Необычные ощущения, да? — Она не дерзила и не хамила, но пыталась найти подходящий ключ к привередливому отверстию его уже более понятного мозга. Вопрос из уст девушки вышел с хрипотцой. Она давно не говорила с другими. День молчания был невыносим.       Он кивнул на кресло, и Колетт медленными шагами подошла к месту, садясь туда. Слендермен повернул кресло вместе с ней напротив себя и сам сел в свое.       — Как тебя зовут? — Он спрашивал настолько искренне, словно сам забыл. Но это было не так. Девушка не могла разглядеть в его глазах, что он испытывает, но по голосу все-таки распознала толику намерений. Это или проверка, или…       — Колетт. — Он кивнул, не отводя взгляда. Его голова накренилась в сторону в раздумьях.       — Вчера ты что-то сделала с моим лицом, Колетт. — Девушка сжала ободранные ручки кресла, услышав свое имя. Он признал её равной и дал право носить свое имя? Мол, заслужила, молодец? — До твоего появления я не знал, что могу чувствовать себя так, как при твоем пении. Еще на Земле я заметил, насколько подвластен ему, поэтому не уверен, что именно криком мы разрушим завесу. Возможно, этому миру нужно соприкоснуться с чем-то божественным, чтобы установилось равновесие. Чистое зло мир не примет в себя. Если предложить ему в противовес твою доброту, это может помочь.       Девушка бледнела от каждого его слова. Сила, стать и властность били в ноги, желая подорвать их устойчивость. Монстру не нужно было одобрение, его мнение было единственно верным, а то, что он теперь выглядит как человек, рассуждает и тоже к чему-то стремится, используя человеческую логику и мораль добра и зла — это яркий всплеск противоречий в голове.       Слендермен исследует, ищет, изучает, и это делает его человечным. При всем своем инородном образе это возбуждает. В нужный момент в голове Колетт появляется нужна идея.       — Ты не хочешь узнать, почему это на тебя так влияет? Может, я не одна могу вызвать эти странные метаморфозы с твоим телом. Вдруг другой человек одним своим словом сможет убить тебя на Земле? — Колетт закинула ногу на ногу, думая наперед, как закрутить фразы так, чтобы он заинтересовался и не заподозрил ее больной интерес к этому.       — Хочу.       — Мы как-то связаны. — Соврала она. — После того, как я получила маску, мне пришло откровение. Как разорвать материю этого мира, как тебе выйти на новый уровень физиологических возможностей, как стать совершенным… — Он поддался вперед, подпирая подбородок рукой и опираясь локтем о ногу. — Но без твоей помощи мне не справиться. Эта музыка может взять тебя под свой контроль. В видениях я должна была играть на скрипке, но…       — Но? — Он так активно спросил, что наверняка был заинтересован, как ему скорее отсюда выбраться. Он знал, как лгать, но никто еще не лгал ему. И откровение Колетт в его мире, настолько совпадающее с его мыслями, — единственная истина и проведение. Пророчество.       — Я не умею играть на скрипке. — Девушка изобразила разочарование. — Как же нам освоить это искусство, чтобы скорее выбраться? — Она специально завершила предложение его нуждой, его мечтой. Но Слендермен молчал. — Ты играл мне во сне?       — Да.       — Научи.       Колетт старалась не оставлять его в тишине, чтобы он не решил уйти или передумать.       — У тебя есть скрипка, Колетт?       Девушка вжалась в кресло, ощущая пары агрессии от него. Он что-то понял. Догадался, что человеческая девушка не станет что-то делать в угоду монстру. Прежде чем он успел исполнить задуманное — схватить ее за шею, она запела. Все, что запомнила, все, что могла. Должно было хватить, чтобы его загнуло от боли.       — Научи. — В этот раз звучало в его голове рядом с каждой спетой нотой.       — Научи меня играть на скрипке. — Монстр схватился за голову. Из его белой головы уродливыми палочками стали появляться волосы. Они вырывались в разных местах и образовывали круги из черного волосяного ежика, где-то удлинялись сильнее, а где-то вовсе не появлялись, будто он неаккуратно побрился налысо. Брови пробурили кожу и черными линиями заиграли на белой коже.       — Научи! — Вскрикнула Колетт, повторяя ту же мелодию. Этого было недостаточно, чтобы сделать его своей игрушкой или убить; чтобы выбраться, но оно ломало его.       Слендермен поднял голову и посмотрел на девушку снизу-вверх, она встала с кресла. Его голову покрыли черные волосы, а лицо полностью сформировалось, оставляя эти мертвые глаза и трупный цвет кожи. Девушка засмотрелась на его мученические потуги и подумала остановиться. Он слишком похож на адекватного человека. Даже рост сместился к отметке двух метров. Сможет ли этот монстр понять ее? Сможет ли он чувствовать?       Она опустилась на колени, прекращая петь. Он медлил, пытаясь выпустить щупальца, и они очень медленно пробивались сквозь дыры в спине, но не пролезали, будто те уменьшились. Ему больно. Слендермен потянулся к ткани рубашки под пиджаком, проверяя, насколько уменьшились отверстия под щупальца.       Колетт подлезла совсем близко, вызывая в нем желание отстраниться. Монстр получил глоток женского дыхания, когда то опалило его лицо перед касанием губ. Сухие женские уста коснулись его, бледных и холодных. Колетт сразу провела по ним языком, но слюна не выделялась, поэтому каждое касание тянуло за собой его губы. Они шуршали друг о друга и местами слипались друг с другом.       — Целуй меня. — Этот приказ прозвучал из уст Колетт.       Монстр с болью толкнул ее вперед. Девушка ударилась спиной о деревяшку кресла, сидя на деревянном полу. Она запрокинула голову назад, чувствуя, как мужские ноги касаются ее по обе стороны от бедер, а после, видя, что он нависает над ней и прижимает плечи руками к креслу. Болезненно выгнувшись, Колетт ждала увечья. К этому уже выработалась привычка. Мягкая подушка кресла по сравнению с острым ребром, давящим в лопатки, была блаженством. Девушка обхватила руками его локти, пытаясь хоть как-то проконтролировать ситуацию.       Монстр наклонился над ней, и она закрыла глаза, ощущая мужские вибрации от этого движения. Открытая шея пропустила мурашки, мечтая, чтобы к ней прикоснулись, но он широко открыл пасть и просунул длинный язык в глотку девушки. Он опустил его в человеческий рот Колетт так, будто тот теперь свисающий светильник, но он зашел так глубоко, что она закашлялась.       Слендермен не закрывал глаза, видя, как она морщится, и сделал это еще раз, обводя воспаленные миндалины, глотку и висящий по центру язычок. Колетт пыталась его оттолкнуть, но он еще сильнее нависал над ней, и она уже пожалела, что поддалась мимолетному желанию. Зачем она вообще это сделала? Экзотики захотелось? Или нужда заставить его нервничать, путаться в себе, отвлечься на что-то, кроме попыток выбраться из этого мира?       Монстр закончил водить языком по внутренностям и прикусил ее губы. Он стал жевать их, не прокусывая, вызывая легкую боль. Девушка старалась превратить все в адекватный поцелуй, но он кусался и не пускал в свой рот ее язык, не давал ее губам шевелиться.       Колетт попыталась остановить эту анархию, пытаясь произнести слова сквозь насилие над губами. И он отстранился, переходя на укусы кожи, легкие, проверяющие прочность. Одно непонятно — прочность ее плоти или своих зубов? Они также поменялись?       — Ты практически готов явиться на Землю, Слендермен. — Девушка морщилась, тяжело дышала и плыла под его прикосновениями. Он не мог знать, какие чувства вызывает, поэтому полноценно отдаться ему было бы ошибкой. Не потому, что он монстр, просто никакого продолжения не будет. Может, увлекшись, он подарит ей дыру и откусанный кусок чего-нибудь. — Твое тело подобно нашим. Позволь мне все закончить. Я сыграю на том, что ты мне дашь, и я подчинюсь твоей воле. Мне нужно скорее в свой мир.       Он оторвался от Колетт, вставая на ноги. Девушка поднялась за ним, чувствуя ноющую боль в линии позвоночника. Все ныло.       — Ступив на Землю, я позволю тебе жить. Так, как захочешь. Но если ты сделаешь что-то не так, Колетт, я разорву тебя так, как обещал сделать это на церемонии. — Девушка не почувствовала настоящей угрозы. Сможет ли он теперь ее разорвать? Настолько ли он силен?       — Я не подведу.       Монстр довольно кивнул — голову Колетт пронзила звенящая боль. Струна за струной в ухе рвались, подобно струнам скрипки. Она упала на него, хватаясь за лацканы пиджака. Колени ударились об пол, и девушка уткнулась головой в бедро Слендермена, подвывая от давящей боли в районе висков. Как когда-то она повалилась на асфальт на улице, так и сейчас ощущала тоже самое.       Он положил руку ей на макушку, и боль отступила.       — Играй, девочка. Тренируйся. — Он развернул ее голову в сторону, направляя взгляд на скрипку.       Не та… Но нужная находилась в известном месте.       Он исчез, и Колетт повалилась на доски. Что-то внутри по-прежнему гудело. Нужно было потеснее запрятать ноты в декольте и спуститься в подвал. Удобный момент наступил именно в тот час, как он подарил ей смертельные знания. Сейчас он наверняка не станет проверять, хотя бы руководствуясь тем, что такой чистой наглости в мире не существует. Или храбрости.

***

      Колетт шагала по ступеням в нишу подвала, теряясь в темноте. Красное платье было бы слишком заметно, поэтому она сорвала его у входа и бросила на ступени. Дай Бог, кто-то еще и поскользнется, будет удача — ловушка для незваных гостей.       Девушка шла в черном белье, ее волосы сливались с темнотой, только белая кожа выдавала, но и ее можно было списать на блик. В этом мире все из этих противных черно-белых тонов.       Пахло сыростью и жжёной плотью. От неё уже не тошнило. Раньше Колетт доводилось нюхать то, что осталось от свежего трупа, поэтому гниль — незнакомый запашок, но он узнается за секунды, ранее непознанный.       Колетт касается своих ран на теле, рубцы брезгливостью отдают в кожу. От осознания наличия этих ран начинает тошнить. По бетонному полу ударяются капли воды, где-то стучат генераторы, но освещения совершенно не имеется.       Только кончается лестница, как она ориентируется лишь по стенам, надеясь найти верный путь. Закрывает глаза, надевает маску: никаких стрелок или следов. Колетт боится начать напевать нужную мелодию, потому что та в секунды приводит за собой ведомого — монстра. И у того наверняка появятся вопросы по поводу ее места нахождения.       «Но, может, это сработает? — подумала девушка, — Скорее всего, в этот подвал и ему дороги нет. Это место словно отрезано от всего мира. То, что его убьет, живет здесь. Он может охранять вход, но не ступает на территорию».       Колетт вдохнула полной грудью и запела.       Нота за нотой, и ей показалось, будто на полу светлела дорожка. Девушка пошла по следам, увеличивая громкость.       В руке отчего-то резко кольнуло. Сначала прикосновение, а потом порез, как от ножа. Яркая пульсация в сердцевине и ощущение теплой крови, текущей по руке. Колетт аж повело в сторону от яркости ощущений. Она заорала, с запозданием осознавая, насколько болезненно то, что произошло.       Девушка прикоснулась к руке и почувствовала на месте безымянного пальца пустоту. Она прикоснулась к торчащей кости своей кисти и заверещала. Обернувшись, она увидела Его. Красноту в сердцевине — галстук. Не стоило уточнять, точно ли это тот, о ком она подумала.       На адреналине боль притупилась, и Колетт побежала по коридорам. Она билась о стены, сворачивала за углы, где вечно светлело его лицо. Один раз она даже влетела в него со всей дури и не была уверена, что он настолько же слеп в темноте, насколько и она.       От боли отключилось осознание того, что можно остановить его пением. Мысли были только о беге и инвалидности. Фантомная боль распространилась на всю руку до плеча, словно он и ее вырвал под корень. Девушка проверяла уже заросшую дырку, она была всего одна. Один палец, один…       — Оставь! Оставь меня в покое! — Верещала она, возвращаясь в прошлое, когда он настолько же пугал ее. Превращая его в человека, пленяясь мишурой изменений во внешности, она не заметила, что в основании осталось все то же самое.       Молитвы вертелись на краю языка, но здесь были совершенно не властны над монстром. Тогда она вспомнила, ЧТО властно.       Выкрикнув первую ноту, девушка резко остановилась, и он настиг ее. Но не смог напасть. Она предусмотрительно приказала ему стоять на месте. Вокруг все стало трещать в темноте, зарябило в глазах, но не от света, а от экранных помех, будто на её зрение кто-то наложил фильтр.       — Приведи меня к скрипке и не смей вредить. — Не было видно, как он корчится, слушает ли, но через время рука монстра сжала её здоровую, и он повёл Колетт вперед.       — Я убью тебя       — Я все вижу, не имея глаз       — Не смотри       — Помоги мне       — Не смотри       Его голос эхом звучал в голове, пытался помешать. И это помогало, Колетт оступалась, но заставляла его держать ее и вести вперед. Крики убитых детей орали эти фразы во всю глотку, монстр насылал на неё галлюцинации — Доминик умирает, вырывая себе глаза, незнакомые дети вспарывают себе животы.       — Стой на месте. — Увидев скрипку в конце комнаты, подсвеченную красным светом, произнесла Колетт. — Я сказала, стой! — Заорала она, не выпуская его из поля зрения.       Он вырвал свое сознание из-под ее контроля и за руку кинул Колетт к стене. Это будущий вывих. Сможет ли она вообще что-то сыграть? Ноты, спрятанные в бюстгальтере, вылетели, удачно раскрывшись, хоть и не в последовательном порядке.       Колетт продолжила напевать, Слендермен ломался, идя медленно, но все же продвигаясь ближе.       Она схватила скрипку в последний момент, и он замер.       Первые звуки были настолько же могильно и умиротворенно безмятежны, как и пение. Дальше этого Колетт не заходила. Смычок самостоятельно плясал по струнам, наигрывая быстрый разбор с листа. Мозг даже не успевал обработать то, что она играла, пока мелодия сама не превратилась в смертельную патоку, напрочь отключившая существо. Слендермен замер на месте, завороженно глядя на скрипку.       Бег смычка увеличивался, превращаясь в бесконечные пассажи. Здание задышало в стенах и полу, стало отзываться в ритм нечеловеческими выдохами, громкими глухими стуками. Все вокруг шептало и рушилось.       Вырезая смычком мелодию, девушка заметила, как на куски стал распадаться он. Его тело постепенно превращалась в прах, оно разрезалось, тлело, рассыпалось.       Он орал в агонии и кусками разлетался по комнате.       Услышав, как разбивается завеса, Колетт упала на землю, теряя скрипку из виду.