Бульвар де Курсель

      Маринетт не могла найти себе места. Отложив последний фотоальбом в сторону, она тяжело вздохнула и медленно, предельно аккуратно, поднялась на ноги. Время было уже позднее, Эмма давно спала или делала вид, что спит, а молодая мадам Агрест все не могла успокоиться. Женщина обвела взглядом гостиную их небольшого дома, рассматривая стеллажи, столики, тумбы, да любые поверхности на наличие фотографий, дневников, а может даже тайников?.. Хоть чего-нибудь!       Но нет, все, что можно было, она уже тщательно перешерстила в надежде найти снимки, подсказки, любое упоминание существования лучшей подруги или, в конце концов, красный волос. Джейн — не выдумка ее травмированной головы, Маринетт была в этом уверена. Только вот доказать не могла. Она закусила нижнюю губу, постучав ноготком по подбородку. Стоит попробовать поискать что-то в интернете. Вряд ли получится, конечно, ведь Кёниг не была парижской знаменитостью, как чета Агрестов, но пару раз светилась в кадре, когда репортеры охотились за Мари на улицах города, пока она отдыхала в компании подруг.       Агрест развернулась и не торопясь направилась к лестнице, вспомнив, что оставила новенький смартфон в спальне. Адриан немного смутил свою жену, подарив столь дорогое и навороченное устройство, не учтя, что она ни капельки не разбирается в современной технике. Мужчина даже не подумал, как разительно отличается нынешняя жизнь от той, что помнила Мари. Таких маленьких невзгод вдруг стало достаточно много, но пока они успешно с ними справлялись, пытаясь вклиниться и адаптироваться в привычную колею рабочих будней. Женщина ухватилась за перила, переводя дух и сосредотачиваясь на ощущениях в ногах. Лучше сразу понять, сможет она подняться на второй этаж или не стоит геройствовать, рискуя навернуться. Маринетт подняла голову, переводя взгляд с первой ступеньки на площадку наверху и испуганно вздрогнула. — Милая, почему ты до сих пор не спишь? — Эмма пожала плечами и, шлепая босыми ногами, спустилась к матери, уверенно протянув ей свою ладошку в качестве дополнительной опоры. — Я помогу, — девочка улыбнулась одними уголками губ, но взгляд у неё отчего-то был грустным, — мне не спится. Наверное, я просто отвыкла от своей старой комнаты.       Эмма заправила прядку тёмных волос за ухо и остановилась посреди коридора, не торопясь уйти к себе. Она продолжала держать руку мамы, потупив ярко-зеленый взгляд. Мари покачала головой из стороны в сторону, переступив последнюю ступень и пытаясь заглянуть девочке в лицо. — Если тебя что-то тревожит, ты можешь мне об этом рассказать. Проблемы в школе? Или обидел кто? — Нет-нет, — малышка по привычке закусила нижнюю губу, заставив Мари мысленно и счастливо улыбнуться. Дочка идеально воплощала сочетание своих родителей, каждый день удивляя женщину и раскрывая себя с разных сторон. Она кусала губы и спотыкалась, порой неуверенно заикаясь, когда придумывала глупые отговорки в своей голове, а в следующую минуту уже вовсю шутила, поражая окружающих своей ловкостью, кошачьей грацией и остротой языка. И на Адриана, и на Маринетт она смотрела с безграничной любовью ребенка, наконец понявшего, что такое жизнь в полной семье, — просто сегодня на уроке литературы мы говорили о сказках. — И что же? — женщина не удержалась, немного резко упав на кровать, когда они добрались до спальни супругов, Эмма села напротив нее и пожала плечами. — Все рассказывали, что им читали мамы в детстве перед сном. А я не могла ничего сказать, потому что папа вечно засыпал еще в начале, уткнувшись носом в книжку, — малышка закатила глаза и горько усмехнулась. Мари вздохнула, представляя, как уставал Адриан после работы и патрулей, успевал заскочить к ней в больницу, забирал Эмму домой, кормил ее и пытался укладывать сам. — Я видела у тебя сборник на столе, тащи. — Что? — маленькая мадемуазель Агрест несколько раз моргнула и непонимающе посмотрела на маму, с вызовом сложившую руки на груди. — Тащи сказки, сейчас же, — женщина поиграла бровями и рассмеялась, следя за тем, как девчонка искренне улыбается и убегает в свою комнату. Когда она вернулась, Мари протянула ладони, но не за книгой, а затем, чтобы дочь с разбегу упала в ее объятия, что она и сделала, хлестнув хвостиком свою маму по шее.       Сборником, конечно, назвать эти несколько страничек в хлюпком переплете было сложно, но все же пара историй там имелась. Недолго думая, женщина открыла «Золушку», начав тихо, но выразительно читать, поглаживая свободной рукой темноволосую макушку. Приглушенный свет и особый запах, самый родной для каждого человека — запах мамы, создавали ту волшебную атмосферу, которая всегда царит в такие теплые семейные вечера. Эмма слушала так внимательно, будто не знала содержание истории, Мари же читала так, будто делала это каждый вечер на протяжении восьми лет. Тихий шорох со стороны двери на секунду отвлек мадам Агрест от текста, заставив встретиться взглядом с мужем, прислонившимся плечом к косяку. Выглядел он невероятно умиротворенным, мысленно отмечая, что его давняя мечта застать столь нежную семейную картину, наконец, исполнилась. Вот она — его Леди, обнимающая их дочку, а вот он — пришедший с патруля парижский герой. Безумно счастливый герой.       Маринетт убрала книгу в сторону, когда сонные глазки Эммы закрылись, а руки, обнимавшие талию мамы, расслабились. Адриан улыбнулся и бесшумно подошел, целуя жену в губы и поднимая девочку на руки, чтобы отнести ее в детскую. Через пару минут он плюхнулся на то же место, где лежала дочь, предварительно прикрыв дверь в их спальню. Мари стянула с его волос резинку, оставляя ее на своем запястье, и потрепала черные кошачьи уши. — Боже, я так устал, милая. Плагг, сними трансформацию, — мужчина зарылся носом в сбившийся на животе любимой плед и проводил ленивым взглядом черного котенка, отправившегося на поиски Тикки. И сыра. — На нашем выпускном я пролила на тебя бутылку вина, нечаянно выбив ее из рук Нино, — Маринетт хихикнула, когда Агрест, снимая с себя футболку, удивленно уставился на нее, тут же укладываясь обратно на нагретое место. Она провела нежными руками по его оголенной спине, медленными движениями массируя напряженные плечи. Постепенно муж начал расслабляться, впадая в полудрему. — Было, — он зевнул. Адриан хорошо держал свое обещание, данное у памятника, и помогал Мари восстанавливать воспоминания. Поочерёдно, они выдавали рандомные факты их жизни, подтверждая их истинность или опровергая. Женщина несколько раз натыкалась на ответ «не было», что, безусловно, очень её расстраивало. В такие моменты её Котенок принимался рассказывать что-то смешное, поднимая ей настроение. Но горечь утраты все равно оседала где-то у неё в груди.       Сейчас был самый подходящий момент спросить про Джи. Пару раз она уже упоминала подругу, но все вокруг будто не слышали этого или не замечали. Спрашивать напрямую героиня не решалась до этого момента, все ожидая, что Кёниг появится на пороге её палаты или хотя бы позвонит. Или что Маринетт найдёт дома какие-то фотографии. — Джейн Кёниг завалилась к нам ночью после показа, — женщина незаметно выдохнула, мысленно хваля себя за смелость и решительность, она продолжала гладить мужа по спине, лишенная возможности лицезреть все буйство эмоций на его лице. Адриан думал, что если никто не будет говорить о ДжиДжи, то Мари решит, что та — лишь выдумка и забудет о ней. Но нет, и теперь его жена ждала ответа в их незатейливой игре, а он лихорадочно бегал глазами по комнате, пытаясь делать вид, что почти уснул. Мимолетная мысль крепко вцепилась в его сознание, словно лампочка горя единственным решением в данной ситуации. Так что мужчина сделал максимально невнятной и сонной свою речь, готовясь к одной, но очень важной для этого вечера фразе: — Кто такая Джейн Кёниг, родная?

***

      Из всех ответов тем вечером Мари ожидала услышать любой, но не этот, совсем не этот. Всё её желание уснуть в объятиях Адриана, тут же пропало. В голове вихрилось море идей и предположений, какие-то включали в себя теорию, что муж был просто не знаком с ДжиДжи, а сама она жива и здорова, какие-то доходили до крайности, срывая с тёмных ресниц небольшие слезинки. Уснула она только утром, услышав ну очень громкий и раздражающий будильник дочки из соседней комнаты. Женщина прикрыла глаза, делая вид, что спит, пока Адриан собирался на работу, шёпотом поторапливая Эмму. Девочка что-то ворчала в сторону отца, высказывая свое нежелание учиться в столь раннее время, но через час покорно села в автомобиль, чтобы после обеда шумно шлепнуться рядом с матерью и разбудить её. — Ты уже дома? — Я тоже рада тебе, мамочка, но вообще-то уже два часа дня, и я очень хочу есть, — юная Агрест подложила ладошки под подбородок, ничуть не смутившись урчащего живота, тут же подтвердившего ее слова. — Папа не покормил тебя? — Маринетт потерла глаза и перевернулась на другой бок, хватая дочку в крепкие объятия. Малышка тихо и придавлено запищала, пытаясь вырваться из тисков родительской любви и ненароком не пнуть кое-кого очень любвеобильного. — Меня забирал крестный. Он так торопился по делам, что даже в дом не зашёл, — Эмма скинула балетки на пол, начав потихоньку трясти Мари, чтобы та уже встала. Но женщина лишь широко раскрыла глаза. — Крестный? — Ну да, знаешь, такой человек, который тебя крестит… — Эмма не паясничай, напомни пожалуйста, твой крестный — дядя Нино? — Она все же села на кровати и взяла с тумбочки расческу, пытаясь найти пальцами ног махровые тапочки под кроватью. Интересно, куда так спешил Ляиф, что не мог даже купить ребёнку поесть. — Вообще-то дядя Феликс. — Эмма пожала плечами, надеясь, что хоть объяснять, кто такой двоюродный брат отца, не нужно. Маринетт нахмурилась, явно о чем-то задумавшись, она медленно поднялась на ноги, пытаясь их размять, держась за спинку рядом стоящего стула. — А крестная? — Мадам Агрест потянулась после долгого сна и отправилась в ванну, но остановилась на пол пути, когда ответом ей было молчание. Девочка все также сидела на кровати, ее взгляд блуждал по комнате, выдавая судорожный мыслительный процесс. Потом она горько вздохнула, будто сдаваясь. — Я не могу тебе сказать. Папа очень просил меня об этом, потому что врачи запретили.       Вот как. Ну и что еще от нее скрывает Адриан? Что такого страшного в информации о крестных родителях их ребенка? Маринетт раздраженно закатила глаза и ушла принимать душ. Иногда ее невероятно бесило, насколько сильно этот Кошак ее оберегает. Выйти на работу? Нет. Пройти по дому без его опоры? Нет. Взять ее, чтобы просто посидеть на крыше и подышать ночным воздухом? Нет, нет и нет! Она чувствовала себя бесполезной, абсолютно ни на что не способной, и больше так продолжаться не могло, сегодня вечером они серьезно поговорят. Мари ударила по крану, выключая воду, завернулась в полотенце и вцепилась в раковину, чтобы не упасть. Конечно, она прекрасно понимала свою слабость сейчас, но не была беспомощной. Девушка посмотрела на себя в зеркало. Именно, она все еще была девушкой, такой же юной, красивой, хоть и немного исхудавшей. В свои 29 лет мадам Агрест выглядела на 20, мысленно подмечая, что с новой стрижкой ей куда лучше, чем с отросшими по пояс волосами. Теперь они доходили до области чуть ниже лопаток и немного вились из-за влаги, витающей в воздухе.       Слишком рано ее муж сделал из нее безвольную куклу!       Она недовольно фыркнула и вышла в коридор, где ее ждала Эмма. Девочка уже успела переодеться и распустить неаккуратную косичку, впопыхах заплетенную Адрианом с утра перед школой. На ее лице красовалась неуверенность вкупе с какой-то… надеждой? — Я подумала, что если не могу тебе ничего рассказать, то, по крайней мере, смогу отвести тебя к ней.

***

      Эмма сразу сказала, что это недалеко, но лучше все же не пренебрегать коляской, так что они неторопливо двигались по улочкам седьмого округа, договорившись сначала купить цветов по пути. Маринетт пожала плечами, соглашаясь и активно крутя головой. В ее годы все здесь выглядело по-другому, Адриан рассказывал, что после их победы над Габриелем, пришлось чуть ли не заново отстроить несколько округов, настолько масштабными были разрушения. Теперь она это видела, но такая объемная реконструкция ничуть не портила антураж старинного города. Недалеко от улицы Фальсбур они купили роскошный букет красных пионов, которые Мари немного нервно сжимала в руках, пока девочка толкала ее кресло через бульвар де Курсель, направляясь ко входу в парк Монсо. Здесь девушка уже когда-то бывала, но от воспоминаний ее отвлекали не столь многочисленные, но очень заинтересованные ее персоной прохожие. Некоторые просили сфотографироваться, другим хватало и автографа. Эмма раздраженно фыркала, привыкшая к такому поведению общественности, и стремилась как можно быстрее свернуть на незаметную дорожку, ведущую в уютный тенистый тупик, где никто не сможет их потревожить.       Когда ей это удалось, вдруг показалось, что они находятся не в центре города, а в лесной глуши. Звуки машин не доходили до их слуха, лишь редкие солнечные лучи проникали сквозь крону окруживших их деревьев, вдоль дорожки стояли лавочки, а в конце стоял большой памятник, на который Мари не обратила внимания. В парках нередко можно встретить такие сооружения, посвященные великим событиям истории, но сейчас ей было не до этого, она просто ждала обещанной ей встречи.       Дочка опустилась на ближайшую к мемориалу скамейку и откинулась на спинку, а потом вспомнила про цветы и забрала их из рук матери, положив на основание мраморного камня. — Что ты… — мадам Агрест развернула коляску и непонимающе взглянула на плиту, оказавшуюся достаточно необычной. В твердый материал вмонтированы красивые чаши, каждая из которых выделялась индивидуальным дизайном. 18 штук — сосчитала Мари, осознавая, что на каждой золотистыми буквами были выведены имена и годы жизни. Теперь до девушки дошло, что Эмма не ожидает чьего-то появления, она привела ее именно сюда совсем не случайно.       «В память погибшим под обломками бульвара де Курсель» — гласила незатейливая простая табличка, ниже на которой значилась дата, врезавшаяся в память Мари очень прочно. День победы над Бражником, национальный праздник французов.       Бледные руки начали мелко дрожать, пока глаза пробегали по именам на погребальных урнах, остановившись на красной. Как символично. По диаметру емкость была разрисована черным кружевом, а на самом видном месте золотые буквы выводили: «Джейн Алеит Кёниг».       Маринетт провела запястьем по щеке, стирая покатившееся соленые слезы. В голове закрутились картинки воспоминаний, которые никак не хотели восстанавливаться в памяти девушки все то время, что она пребывала в сознании. Но теперь она особенно четко видела, как падала на черепицу крыши, громко крича имя подруги, потерявшейся под обломком офисного здания. Как Адриан пытался поднять ее на ноги, а она категорически отказывалась бежать дальше за акумой. И как тонкой струйкой по асфальту текла алая кровь, такая же алая, как цвет этой чаши с прахом ДжиДжи.       Сложно было представить, сколько еще человек могло бы погибнуть в центре города, если бы не столь ранний час нападения.       Маленькая ладошка опустилась на плечо Мари, напоминая ей, что она не одна. В зеленых глазах Эммы стояли слезы, впервые девочка плакала по крестной, которую видела лишь на снимках. Фотографии предусмотрительно спрятал отец, на всех Джейн держала Эмму на руках, целуя в пухлые щеки и радостно смеясь. Пару раз Адриан показывал ей видео с Кёниг, где она шутливо отбирала малышку у родителей, дурачилась с ней и кормила, напевая детские песенки. Но саму девушку ее крестная дочь уже никогда не узнает. — Какой она была, мам?       Маринетт горько усмехнулась и протянула руку, пальчиками погладив золотые буквы на урне: — Абсолютно безбашенной.       Тем же вечером Адриан виновато вернул целую папку, напоминающую о существовании их красноволосой подруги. Мужчина долго извинялся за свое вранье, объясняя его рекомендацией врача не напоминать о стрессовых ситуациях. Но Мари не злилась, как он того ожидал. Мадам Агрест достала из комода бежевую рамку и вставила в нее общую фотографию друзей с первого дня рождения Эммы. Со снимка улыбались четы Агрестов и Ляифов, Алья держала на руках Валери, на голове которой красовались лисьи ушки, у маленькой именинницы же были антенки божьей коровки. Своим атрибутом она попала в глаз стоящей посередине и целующей крестницу счастливой ДжиДжи. Маринетт грустно улыбнулась подошедшему со спины мужу. Адриан нежно обнял ее, положив подбородок на женское плечо,когда услышал произнесенную шепотом фразу: — Она не заслуживает быть забытой.