1
— Жарко, — шепчет Хару, чуть расслабляя свой галстук. — Сам виноват, — отвечает Дайске, и его горячее дыхание опаляет шею Като. — Тс-с… В шкафчике для одежды тесно, жарко и очень неудобно. Хару приходится стоять с согнутой головой, почти утыкаясь подбородком в макушку Дайске. И не шевельнутся, иначе в комнате услышат шум. Но больший дискомфорт доставляет опасная близость между ними, которая может ненароком кого-то возбудить. Двое детективов как никогда раньше стараются взять себя в руки. Не то чтобы им дается это легко. Когда твой партнер почти вплотную прижимается к тебе и дышит прямо в шею, все начинает играть не по твоим правилам. — Ты слышишь, о чем они разговаривают? — спрашивает Хару, стараясь прислушаться к приглушенным голосам в комнате. Он различает голоса Такея и Хошино, но не может разобрать речь. — Нет. Дайске успел пожалеть, что пошел на поводу у Хару и одобрил его очередную идиотскую затею. Именно из-за этого они сейчас жмутся друг к другу в тесном шкафчике в кабинете первой дивизии, ведь Хару хотел что-то там обнаружить и что-то там доказать. И если они попадутся, то конфликта будет не избежать. Но доля азарта и кипящей в жилах крови во всей этой ситуации все-таки есть. — Дайске. — М? — Убери руки от моей задницы, — шепчет Хару.2
Камей встречает равнодушным взглядом запыхавшихся и растрепанных Дайске и Хару, которые возвращаются на свои рабочие места. Като ранее поведал Камею о своем плане, и, судя по его понурому виду, ничего у них не вышло. И слава богу, подумал Камей. Не хватало им еще разбираться с ссорами между отделами, которые и так друг с другом собачатся. Да и неизвестно даже, что Хару надеялся там найти. Вероятней всего даже сам Хару не знал. Но, рассуждал Камей, у Като на такие вещи какая-то нездоровая чуйка. Кто знает, может, он и вправду что-нибудь да нашел бы. Но если Хару выглядит недовольным, то Дайске испускает флюиды самодовольства, от которых, вероятно, Хару и бесится. Камей внимательно рассматривает его и подмечает расслабленный галстук с расстегнутыми верхними пуговицами рубашки и покрасневшую кожу на шее. Пазл у него в голове мгновенно сложился. — Что? — спрашивает Хару, когда замечает, что на него нагло пялятся. — Даже думать не хочу, чем вы там занимались, — отвечает Камей, отворачиваясь, но голос и выражение его лица блещут намеками. — Ничем мы не занимались, — Хару старается быть невозмутимым. — О чем ты вообще думаешь? — Можешь не придуриваться, Като, — Камей понимающе ухмыляется и дружески похлопывает Хару по плечу, а затем возвращается к своим делам, затыкая уши наушниками и оставляя коллегу один на один со своей неловкостью. Хару бросает взгляды на Дайске, которые тот нарочито не замечает. Хару хмурится и старается сосредоточиться на работе, но прежде застегивает верхние пуговицы и поправляет галстук.3
— Знаешь, нам надо быть осторожней. Хару аккуратно начинает разговор. Рабочий день подошел к концу, и он вместе с Дайске вышел на парковку. — Что ты имеешь в виду? — как-то незаинтересованно спрашивает Дайске. Като останавливается и наблюдает удаляющуюся спину Камбэ, пытаясь понять, серьезен он или просто издевается. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Дайске, не останавливаясь, пожимает плечами. Он, как обычно, выглядит спокойным и хладнокровным, если дело касается каких-либо тонкостей. И пока он не выскажется, никто так и не узнает, что он думает на самом деле. Демонстративно идя к своему автомобилю и игнорируя Хару, Дайске дает ему понять, что обсуждение этого вопроса откладывается на потом или никогда. Он точно не из тех людей, кто будет переживать из-за такой мелочи, как общественное мнение и отношение с коллегами, так что не за чем удивляться его «беспечности». Только вот Хару не такой беспечный, и он не в таком состоянии, чтобы спокойно сносить все перешептывания за спиной. Дайске осознает эту разницу между ними. Поэтому в более подходящий момент он скажет ему простое «я сделаю, как ты скажешь». И этого будет достаточно. Хару тяжело вздыхает, поднимая голову к небу. Может, там найдутся какие-нибудь ответы, касаемо того, что у Дайске в голове. Отношения между людьми иногда такая сложная штуку, что лучше переехать в какой-нибудь домик посреди глухого леса, где рядом есть река, свой огород и виноградники, где можно разводить комбатов или альпак, а воспоминания об инфраструктуре останутся страшным прошлым. И можно не беспокоиться ни о коллегах, ни о перешептываниях за спиной, ни о том, что кто-то что-то не хочет обсуждать. — Кстати, — полукричит Дайске, уже дойдя до своего автомобиля и ожидая, пока Хару сдвинется с места. — Через неделю мы вылетаем в командировку в Иокогаму. Информация, конечно, не очень-то и важная, и потому Дайске сообщает ее так, между слов. Ну командировка. Ну Иокогама. Ну и бог с ней. Ничего особенного, приключение на двадцать минут. Хару эта информация вывела из ступора, он оторвал взгляд от закатного неба и в два шага преодолел расстояние между ним и Дайске. Слово «командировка» отозвалось в его душе неприятным скрежетом. Это ведь надо куда-то лететь и что-то еще там делать, наверняка серьезное. А он и так недавно закрыл муторное дел. И вообще устал. — Какая еще командировка? — буркает Хару, сложив руки на груди. — И почему я узнаю об этом только сейчас? — Потому что ты должен был узнать об этом только сейчас. Хару не нашел, что ответить. Дайске, прежде чем сесть за руль, окидывает взглядом парковку, но не находя того, что искал, обращается к Като: — Где твоя машина? — А-а, сегодня шел пешком, — Хару взмахивает рукой, уже позабыв о своем недовольстве. То, что Хару ходит пешком, это, конечно, хорошо. Возможно, именно из-за постоянной ходьбы он стал обладателем такой хорошей фигуры, выносливости и крепких костей. Только вот ни хорошего сна, ни снижения стресса ходьба ему не обеспечила. Даже после несколько-часовых прогулок, когда он валится с ног, его мозг продолжает стрессовать по поводу и без. Так и сегодня, отправившись домой пешком, он бы пришел часам к десяти, потом смотрел бы до часу ночи низкобюджетное кино, при этом поедая остатки позавчерашней еды, возможно, после он бы выполнил дела по дому и сходил бы в душ, и только тогда отправился бы в холодную постель, где его поджидал марафон нескладных мыслей и переигрываний ситуаций из жизни. Уснул бы он под утро с синяками под глазами и отсутствием желания существовать. В общем, ходьба это хорошо, но только не в случае Хару. — Садись, я тебя довезу, — предлагает Дайске, открывая дверцу автомобиля. И его предложение звучало так, что у Хару нет смысла отказываться. — Не нужно, дойду на своих двоих, — Хару упрямится, ступней по асфальту отбивает какой-то ритм, желая поскорее сдвинуться с места. Дайске незаметно хмурится, наблюдая унылый вид напарника. Хару плохо прячет то, что у него на душе, особенно перед тем, кто для него важен. Камбэ замечает, что настроение Хару моментально куда-то улетучилось, не оставив и следа. Странно было наблюдать, как состояние Като меняется из-за невидимых Дайске причин, которые вихрем вертятся у него в голове и регулируют уровень серотонина и дофамина в организме. — Что-то случилось? — он заходит с далека. — Нет, с чего ты взял? — Хару пожимает плечами и отводит взгляд. Ему хотелось бы ответить непринужденно, чтобы поверили и не приставали с вопросами. Но сейчас он разговаривал с Дайске. Он никогда не встречал человека проницательней, чем он. Хару всегда заведомо проигрывал в таких играх. — Ты всегда ходишь пешком, когда тебе нужно подумать. Хару, опешив, отвечает не сразу. — Ты жуткий, ты знаешь об этом? — отвечает Хару после паузы, ставит руки на пояс и окидывает напарника «осуждающим» взглядом. — Я провожу тебя, — утверждает Камбэ и захлопывает дверцу автомобиля. Идя вдоль длинных улиц сквозь толпы незнакомых людей, они ловят кожей садящееся за горизонт солнце. Идут близко, почти соприкасаясь руками. Хару время от времени проговаривает всякие глупости, которые приходят на ум. Ему становится лучше, поэтому слова так и льются из него. Дайске внимательно слушает, время от времени улыбается и вставляет пару слов. — Мне сегодня снился кошмар, — заговаривает Хару, — но он был совсем другой. Знаешь, которые не особо впечатляют, и ты их сразу забываешь. — И что тебе приснилось? — Дайске переводит на него сосредоточенный взгляд. — Не помню. Совсем. Только какие-то отрывочные детали. Дайске нравилось выслушивать все, что генерировало подсознание Хару. Он надеялся зацепиться за что-то, что станет ключом к их пониманию. Като остается для него загадкой, которую он хочет разгадать из личных интересов. Вероятно, это будет самым громким делом в его карьере, о котором никто не будет знать. — Я бежал сквозь лес и какие-то заброшенные дома, — вспоминает Хару, нахмурив брови. — И было нечто, что меня удивило, но я не помню что именно. — Обычно ты запоминаешь все, что тебе снится, — замечает Дайске. Хару задумывается, пытаясь вспомнить подробности. Дайске пришлось взять его за локоть и отвести в сторону, чтобы он не столкнулся с идущей навстречу женщиной. — Да, но этот сон был другой. Обычный, что ли, — он пожимает плечами. — Может, это хороший знак, — Дайске не нужно было пояснять, что с Хару происходит нездоровая история, и сны его — следствие этой истории. Вот только Хару никак не мог собраться силами, чтобы разобраться со всем этим. — Может быть, — Хару глубоко вздыхает и переводит взгляд на партнера. — А что снится тебе? Я постоянно пересказываю тебе свои сны, а ты свои — нет. — Мне ничего не снится, — немногословно отвечает Дайске. — Не может быть, — скептично произносит Като, посмотрев на напарника. — Может. А если снится, я этого не помню. — Ты такой скучный, Камбэ, — протягивает Хару, кладя руки за голову и прикрывая глаза. — Ты так считаешь? — с наигранной серьезностью произносит Дайске, не отрывая взгляд от идущего рядом напарника. — Нет, — отвечает Хару, улыбаясь краем губ. Они доходят до дома Хару спустя некоторое время. Тот зевает, прикрывая рот рукой, и ждет, пока за Дайске приедет его личный водитель на его личном автомобиле. Невероятно удобно и очень практично. — Как думаешь, — начинает Хару, внимательно смотря на Дайске, чтобы уловить его реакцию. — Может нам куда-нибудь сходить? — Приглашаешь меня на свидание? — тут же отзывается Дайске, довольствуясь сделанным ему предложением. Он легко улыбается и смотрит на Хару, который отводит взгляд в сторону и чешет затылок. — Ну-у назовем это так. Да. — Я не против. Куда мы пойдем? — выпытывающе произносит Дайске, чуть склонив голову. Он немного удивился приглашению Хару (хоть и не подал виду). Не совсем в его духе, как ему казалось, затевать свидания и делать первый шаг. — Так я тебе все сразу и сказал. Дайске ухмыляется. Такая загадочность заставляет предвкушать встречу. Еще его заставляет улыбаться довольный своим триумфом Хару, который пытается совладать со своей широкой улыбкой, что так и силится появиться на его лице. Дайске кажется странным и необычным, что просто чей-то вид может осчастливить его. Разговор пришлось прервать, когда автомобиль Дайске остановился рядом с ними. Они попрощались. Пока что в их прощаниях еще чувствовалась неопределенность. Они не могли понять, что именно им нужно делать. Может, стоит обняться? Или всего лишь помахать ручкой, бросив простое «пока» или «увидимся»? Или они уже достигли того уровня отношений, когда нужно чмокнуть в щеку или сказать на прощание пару непристойностей на ушко? Никто из них не знал, в какой момент нужно сесть друг напротив друга и составить краткую инструкцию на эту тему. Поэтому они попрощались, как прощались всегда. Как-то по-своему. Хару шагает до квартиры с разволнованным сердцем. Почему-то мысль о безобидном названном свидании заставляет его нервничать. Последний раз он был на свидании целую жизнь назад. Не сказать, что это был позитивный период в его жизни. Хотя иногда он скучает по тому безобидному периоду в своей жизни. Как и все мы. Все же свидания — это слишком серьезно. Они либо делают лучше, либо хуже. По крайней мере, так считал Хару. Заниматься сексом — это одно, а вот ходить на свидания как пара — совершенно другое. Мысль о свидании с Камбэ казалась… необычной? До ужаса странной. До произнесенного Дайске заветного слова Хару представлял все это как простую дружескую встречу. Он как-то запамятовал, что они вообще-то нравятся друг другу и все такое. Их отношения задолго до этого нельзя было назвать просто дружескими. Безусловно, они не просто друзья, и Хару неосознанно упустил эту детальку, когда строил планы. Осознание, как снег на голову, заставило взбодриться и почувствовать легкий мандраж. А вдруг он облажается? Вдруг что-то пойдет не так, и Дайске поймет, что совершил ошибку, решившись на отношения с ним? Вдруг, вдруг, вдруг, вдруг, вдруг… Пройдя в квартиру и плюхнувшись на кровать, Хару тяжело вздыхает, избавляясь вместе с воздухом от всей нервозности и лишних мыслей. Ничего плохого не произойдет. Дайске точно не собирается отшить его сразу после их первого свидания. Учитывая, что перед свиданиями они смогли узнать друг друга получше. Навязчивые мысли лишают спокойствия. Хару успокаивает себя, отбрасывая худшие вероятные сценарии времяпрепровождения куда подальше, не желая перекручивать их в своей голове раз за разом. Мыслительный процесс так его утомил, что он не замечает, как проваливается в сон. Не ощущая больше под собой какой-либо поверхности, он открывает глаза и понимает, что ничего не чувствует. Белый свет ударяет по глазам, заставляя сощуриться на мгновение. Зрение восстанавливается, но не сразу. Осмотревшись, Хару ничего не замечает, кроме белого пустого измерения, в котором он парит. Опустив взгляд вниз, он видит черные тени, которые, тянувшись с самого дна, уже успели добраться до него и обвить его конечности своими «щупальцами», не давая сдвинуться с места. Смотря, как неведанные монстры захватывают его, Хару не чувствует страха, паники или ужаса. Он чувствует недоумение и возмущение. Мерзкая черная падаль, пытающаяся утянуть его на самый низ. Сколько можно? Хару пальцами хватается за языки теней, желая освободиться от их хватки, но те держатся крепко, выскальзывают из-под рук и не дают за них ухватиться дольше, чем на несколько секунд, тут же начиная просачиваться сквозь пальцы. Бесполезно. Безмерное светлое пространство с черной пропастью внизу. Здесь ничего не ощущается. Хару чувствует, будто его вовсе не существует. Это противное, липкое нервирующее ощущение, от которого хочется поскорее избавиться. Тогда Хару думает сдвинуться с места. Пытается «проплыть» по воздуху, но тени возвращают его назад, сжимая крепче, впитываясь в кожу. Неужели отсюда нельзя выбраться? Хару осматривается лучше, в надежде выцепить взглядом хоть что-то из этой абсолютной пустыни. Только так у него есть шанс найти отсюда выход. Здесь нет ни осязаемого пространства, ни тактильных ощущений, ни звуков. Словно все разом выключили, нажав на переключатель. Задрав голову вверх, Хару не сразу осознает, что его уже утаскивают вниз. Он ощущает, что падает, и от этого сердце уходит в пятки. Видимо, вот он — конец. Он просто утонет. Или его сожрут живьем. Может, он бы смирился со своей участью раньше, но только не теперь. Только не тогда, когда его жизнь перестала быть одним бесконечным повторяющимся днем. Падение вдруг останавливается, когда Хару замечает выделяющиеся на белом фоне очертания. Тени обволокли почти все его тело, не доставая шеи и головы. Он не обращает на это внимания, пытаясь понять, что находится в далеке. Тени начинают ослабевать. В голове Хару только одна мысль. Надо добраться до туда. Его желания оказывается достаточно. Он медленно парит к темным очертаниям, которые приобретают образ двери, такой ему знакомой. Подбираясь ближе, он чувствует тепло. Это выход. Хару хватается за ручку двери, слыша высокой тональности звуки, открывает дверь и просыпается.4
Позднее утро выдается слишком жарким, и Хару уже начинает жалеть о том, что выбрал именно этот день для встречи. Его белая футболка прилипает к мокрой от палящего солнца спине, а сам он пытается освежиться холодной водой, которую купил в ларьке неподалеку. С каждой секундой Хару приближается к тому, чтобы позвонить Камбэ и перенести все на другой день. Но уже слишком поздно. Дайске появляется на горизонте, и Хару выдыхает то ли с облегчением, то ли с тяжестью. Сказать честно, он немного волнуется. Ему кажется, что они делают достаточно серьезный шаг в их… отношениях? Но думать об этом все еще странно. Като успел позабыть, каково это, ходить на свидания и ворковать. Но он ощущает как сердце волнуется и отдает импульсы по всему телу, как улыбка сама по себе появляется на лице и, кажется, он вот-вот начнет вспоминать… Приветствие и недолгое переглядывание. Хару смахивает пот со лба и старается не пялиться так откровенно на Камбэ, который в кои-то веке был одет не в костюм, как Хару его и просил. Идущие мимо прохожие, не обращающие на них внимание. Недоверчивый взгляд Дайске скользит по двум велосипедам, которые Хару пригрел под своим боком. — Мы куда-то поедем? — спрашивает Дайске. Сложно понять, что он думает об этой затее. Но скажу вам по секрету, ему понравится все, что связано с Хару. — В одно местечко, — отвечает Като. — Думаю, тебе понравится. А, кстати… Ты ведь умеешь ездить на велосипеде? — спрашивает он, передавая транспорт и надеясь на положительный ответ. Дайске забирает велосипед, отходя с ним чуть назад, и рассматривает его, будто видит первый раз. — Нет, — спокойно отвечает он, пожимая плечами и переводя взгляд на Като. Хару начинает ощущать нарастающее чувство тревоги, которое, он боится, будет лишь усиливаться со временем. Вот, с самого начала все начинает идти не по плану. Но он не выдает своей паники и старается вести себя уверенно и спокойно. У него вроде бы получается, но когда он забирает у Дайске велосипед, чтобы вернуть его в прокат, тот пытается спрятать свою улыбку, дабы не смущать восприимчивого Хару. С произошедшим казусом парочка справилась быстро. Хару предложил Дайске прокатиться на багажнике, и у него не было другого выбора, кроме как согласиться. Они едут вдоль улиц, отъезжают все дальше от центра города. Дайске пытается выпытать у Хару, куда же они направляются, но тот ему не дает и намека. «Увидишь», — говорит он, и Дайске приходится мириться с его упрямой молчаливостью. Он никогда не любил сюрпризы, и сейчас не видит в них ничего, за что стоило бы их любить. Ему необходимо знать все, желательно еще и наперед. Проехав достаточное количество времени, они оказываются среди деревьев, растущих вдоль дороги. Исчез городской шум, легкий ветер чуть освежает и не дает жаре взять вверх. Дайске сидит позади, обхватив руками грудь Хару, чтобы не упасть, и прижавшись к нему, что совсем не обязательно. Укладка Дайске канула в небытие, и теперь его волосы в полном беспорядке: непослушные пряди лезут в глаза, и ему приходится время от времени их поправлять. Хару хорошо справляется с управлением, несмотря на то, что велосипед предназначен лишь для одного человека. Конечно, если бы Дайске ехал отдельно, они бы прибыли в нужное место намного быстрее. Но было в этой ситуации что-то такое… играющее им обоим на руку. Проезжают мимо громоздких построек, назначение которых не знают. Несколько раз сворачивают и едут уже не по главной дороге. Здесь совсем не ощущается город. Дайске бы точно мог ездить так целую вечность. От Хару приятно пахнет чем-то цветочным и душистым, голос его сегодня звучит особенно завораживающе, его широкая спина и исходящее от него тепло. Дайске точно собой не владеет. Хару сообщает, что они уже близко и скоро доедут, делает какое-то глупое замечание и начинает смеяться, а Дайске боится вот-вот расплавиться, но вовсе не из-за солнца. Они доезжают спустя некоторое время. Хару останавливается около какого-то огромного участка, которое обнесено сетчатым забором. Виднеется несколько зданий, похожих на склады или амбары, которые явно заброшены, как и вся местность вокруг. Хару оставляет велосипед за деревом. Дайске видит, он немного устал, но это никак не сказывается на его настроении. Он улыбается, и ему не терпится поскорее дойти туда, куда так сильно рвется. Ведет Дайске за собой вдоль забора сквозь небольшие заросли, и Дайске благодарен сам себе за то, что послушал Хару и не вырядился в костюм от какого-нибудь Пола Смита, а надел лишь легкие брюки и поло за несколько тысяч долларов. Марать костюмы в богом забытом месте не хотелось даже ему. — Раньше здесь была ферма, — нарушает молчание Хару. — Но за ненадобностью ее забросили, а участок так и не смогли никому продать. Да и ничего стоящего здесь делать не стали. Видно, что Хару бывал здесь ни раз. То и дело он предупреждал Дайске о неровно лежащей палке, о которую можно было споткнуться, о ямах, в которых можно было подвернуть ногу, если очень сильно постараться. Показывал вырезанные кем-то на дереве фигурки целующихся человечков, китайские иероглифы, а ниже несколько милых кроликов. Необычно видеть это на задворках Токио. Они проходят еще несколько метров, прежде чем остановиться. От тропы и посторонних глаз они были скрыты плотной стеной деревьев и кустарников. Когда Хару приблизился к забору, Дайске заметил, что железные прутья перерезаны, судя по всему давно. Так что неудивительно, что Хару без колебаний и с особым энтузиазмом вел Дайске сюда. — Это ведь частная территория? — интересуется Дайске, пока Хару раздвигает прутья в стороны, чтобы они оба могли пролезть. — Да, а что? — Что если нас поймают? — невзначай спрашивает детектив. — Ну для тебя это не будет проблемой. Так ведь? — отвечает Хару и поворачивается к Дайске, довольно ухмыляясь. Дайске улыбается краем губ. Хару проворно пролазит через дыру и дожидается напарника по ту сторону изгороди. Дайске почти никогда не занимался таким в детстве, ему было просто не с кем да и негде, тем более он не промышлял такое в зрелом возрасте. И то, что Хару, словно мальчишка, проникает куда-то через дыры в заборе просто чтобы прогуляться, немного удивляет Дайске, но и в тоже время распыляет интерес. Он также быстро перебирается сквозь забор, после чего Хару продолжает вести его за собой. Заброшенные постройки остаются позади. Дайске и Хару пересекают пустынную местность, приближаясь к лесу. По мере передвижения, Дайске находит одну из вероятных причин, почему эту ферму могли забросить. Даже его невооруженному глазу понятно, что почва здесь до ужаса каменистая, на ней почти ничего не растет, кроме редкой травы, сорняков и низкорослых деревьев. Палящее солнце не собирается сбавлять обороты. Хару жалуется на жару, а Дайске может лишь с ним соглашаться. Еще Дайске не мог не заметить, что Хару сегодня до неузнаваемости в хорошем расположении духа, от этого ему самому становится радостно, ведь долгое время на Хару не было и тени улыбки. Като делает короткие замечания о теперь забытой ферме. В том домике было то-то. А в том амбаре было этакое. И откуда он только все это знает? Дайске слушал не очень внимательно, но «ключевые моменты» запоминал. О фермах Дайске имел малое представление. Спустя несколько минут они заходят в лес, часть которого, по словам Хару, тоже принадлежит ферме. Вглубь леса ведет тонкая тропа, по которой они спускаются. Здесь их накрывает тень, солнце еле-еле сочится сквозь густую листву деревьев. Чем дальше они продвигаются, тем больше становится зелени и высокой травы, слышится треск древесины под ногами и жужжание всяких жучков. Идут они недолго. В какой-то момент Хару сходит с тропы на несколько шагов, приближаясь к зеленой стене, созданной ветвями деревьев и кустами. Он отодвигает их без особых усилий, проходит «внутрь», не отпуская ветви, чтобы Дайске мог пройти за ним. Они очутились на прогалине, окруженной высокими деревьями и словно скрытой от всего остального леса. Она усыпана мелкими цветами, название которых Дайске не знал, и слишком зеленой травой, он даже подумал, что она ненастоящая или что ее покрасили. Солнце беспощадно светит лишь по середине поляны, а ближе к деревьям все накрыто тенью. Это место кажется Дайске слишком прекрасным, чтобы быть настоящим. — Пришли, — говорит Хару. — Это, скорее всего, самое зеленное место во всем лесу. А подальше есть ручей. Вода там вроде чистая, но я бы не рискнул. — Как ты нашел это место? — Дайске осматривается, обращает внимание на громадное дерево, около которого он стоит; проводит рукой по толстой многолетней коре, что оставляет белые тонкие царапины на коже. — Искал тут несколько лет назад одних подростков, которые из дома сбежали. Вот так случайно и наткнулся. Хару ложится на траву, улыбаясь солнцу, и шумно вдыхает воздух, которым не подышишь в городе. — Я приходил сюда, чтобы отдыхать и размышлять о чем-нибудь. В общем, чтобы побыть одному. Дайске, чуть побродя, ложится рядом с Хару и аккуратно укладывает голову на его плечо. Хару ненадолго прикрывает глаза, наслаждаясь чужим прикосновением. — Здесь красиво, — говорит Дайске. — Ты часто сюда приходил? — Достаточно. Но за этот год это в первый раз. Здесь ничего не изменилось. — Вряд ли в лесу что-то часто меняется. Особенно, если сюда редко кто приходит. — Наверное, ты прав. Тут даже время не ощущается. Легко можно забыться. — Это если у тебя с собой нет часов. — Ты портишь всю романтику, Дайске. Они лежат на мягкой траве слишком близко друг к другу. Дайске перебирает пряди волос Хару, отчего тот чуть ли не мурлычет, прикрыв глаза. Облака, словно стены, закрывают собой солнце, и жара перестает достигать земли. Тихо. Разговоры не вяжутся, но они и ни к чему. Молчание слишком идиллическое, чтобы позволить себе его нарушить. Но кто-то все-таки разрезает тишину. Дайске и Хару не видят нарушителей, но до их слуха доносится песнь. Двое дроздов, приземлившись где-то в нескольких метрах на одну из веток деревьев, запевают, будто специально для нежданных гостей. Песня их в лесной тиши кажется ошеломляюще громкой. Пара замирает, очарованно прислушиваясь. — Интересно, что это за птицы? — интересуется Хару, когда дрозды делают перерыв в своем выступлении. Дайске приподнимается и пожимает плечами, а затем прикасается пальцами одной руки к серьге: — Эврест, опр- — Э-эй! — Хару возмущенно повышает голос. — Что? — чуть испуганно оборачивается Камбэ. — Никакого Эвреста, — заявляет Хару, и выглядит он серьезно. — Почему нет? — Он третий лишний. — В каком смысле? — Я просто хочу провести время без всех этих полумагических штук. Хару плюхается обратно на землю, надеясь, что Дайске его поймет. Он через полуоткрытые веки поглядывает на напарника, наблюдая за ним. У Дайске задумчивое лицо, он легким движением снимает сережку и рассматривает ее, держа в своей руке. — Просто… — начинает Дайске. — Без Эвреста я бесполезен. Эти слова словно ударяют Хару по лицу. Он ошеломленно приподнимается на локтях, ощущая как сердце начинает щемить. Как? Как он может думать про себя такое? Неужели даже за, казалось, ненарочитой уверенностью и самовлюбленностью скрывается огромная доля самобичевания. Дайске ведь никогда не давал и повода усомниться в том, что он действительно знает себе цену. Хару судорожно пытается сообразить, что же ему сказать такого, чтобы Дайске раз и навсегда избавился от этой мысли. Хотя он по себе знает, что это совсем не просто. Като перебирается к нему поближе, заглядывая в глаза: — Это не так. Ты небесполезный. Ты ведь так много сделал для всех… и для меня. — Сделал с помощью Эвреста и банковского счета. — Это здесь совсем ни при чем, — Хару садится напротив и смотрит Дайске прямо в глаза. — Ты даже не представляешь, как много для меня сделал. Именно ты, понимаешь? Дайске отводит взгляд в сторону. Пульс учащается от волнения или стыда. Он еще никогда не обсуждал это с кем-то, а теперь неозвученная слабость вырвалась наружу, желая, чтобы ее услышали. Дайске, наверное, ни за что бы не осмелился произнести это в слух кому-нибудь другому. Он боялся, что другие могут не понять, начать злорадствовать или наживаться на этом. Но в его жизни появился Хару, и все его доводы были перевернуты с ног на голову. — Ты постоянно геройствуешь, а думаешь, что просто госслужащий, — как бы упрекая, напоминает Дайске. — У тебя при себе даже оружия нет. Ты бы голыми руками свернул горы. Я бы так не смог. — Тебе и не нужно сворачивать горы. У тебя же есть голова на плечах. Просто перелезь через них, — Хару ухмыляется и пожимает плечами. Глаза Дайске слегка расширяются. Что-то внутри него закопошилось, и лицо его стало чересчур задумчивым, словно он пытается решить какую-то задачу, не зная нужной формулы. В каком-то смысле так оно и есть. Только вот чтобы решить задачу нужно лишь додуматься до одной правильной мысли. Я — это я. А ты — это ты. И ничего здесь уже не поделаешь. Дайске вновь смотрит на Хару, на лице его полуулыбка, и он, кажется, тоже о чем-то задумался. Они встречаются взглядами, между ними мало расстояния. Солнце выплывает из-под облаков, заливая лучами все, до чего может дотянуться. Дайске внимательно всматривается в лицо напротив, чтобы надолго запомнить явившейся ему образ. В чистом солнечном свете Хару выглядит совсем по-другому: карие глаза наполнились золотом, белесые волосы словно сами стали светом, и так светлые ресницы стали еще светлее. Видно каждую пору на его коже, завсегдатые синяки под глазами, которые за последнее время стали меньше, морщинки на лбу и вокруг глаз. Дайске еще никогда не ощущал Хару настолько… реальным? Протяни руку и вот он, здесь, совсем рядом, из плоти и крови. И Дайске протягивает руку, касаясь его щеки и скулы. — Хочу тебя поцеловать, — произносит томно-тихо. Хару мгновенно заливается краской, и не из-за того, что он, возможно, смущен или слишком застенчив, а просто потому что тронут до глубины души и в общем-то совсем не против. Улыбается уголками рта и невольно тянется вперед. Дайске воспринимает этот жест как «да».5
Неделя перед командировкой пролетает незаметно. Штампованные дни, загруженные работой, скрылись в прошлом и в памяти не отложились. Просыпаешься, о чем-то думаешь, едешь на работу, о чем-то думаешь, работаешь, отвлекаясь на занятия поинтересней, заканчиваешь, чувствуя усталость, приходишь домой, о чем-то думаешь, ложишься спать и думать не прекращаешь. А там уже проваливаешься в сон и даже не помнишь, о чем думал. И все вдруг сговорились, решили противозаконные деяния не совершать, оставляя полицейским лишь скучное времяпрепровождение в офисе с бумажками да чернилами. Но несмотря на скудность дней, произошло кое-что неочевидное, постепенно растущее в течение времени, неосознанное, но вполне ощутимое. Дайске перестал казаться недосягаемым, и Хару больше не сравнивал его жизнь с глянцевой картинкой, как это было до этого. Этого невозможно было избежать. Рано или поздно Хару бы узнал, что Дайске с растрепанными волосами выглядит мило, но он делает укладку, чтобы этого избежать; что ему чуть ли жизненно необходимы прикосновения; что он тоже сомневается в себе и боится сделать недостаточно. В отношениях были свои подводные камни. Недопонимание еще сквозило в их общении, недомолвки оборачивались неприятным послевкусием и горькой досадой, с чем они справлялись быстро и без сожалений. Они только начинали складывать пазл друг друга, кусочек за кусочком выстраивать цельную картину и все больше и больше друг в друга проникать. Как уже говорилось, Хару командировки не жаловал. И эта не стала исключением. Им предстояло отсидеть несколькочасовую конференцию по обсуждению вопроса о внедрении новой системы расследований особо тяжких преступлений с применением инновационных технологических средств в области информационных и нано- технологий в департаменты полиций Японии. Да-да, именно на такую конференцию. Дайске в напарниках безусловно был приятным бонусом, но когда Хару узнал, что он будет выступать на конференции, а ему самому придется по приезде домой писать об этом отчет, то стало совсем уж как-то досадно. Перебрались они на частном самолете Камбэ. Хару смог хорошенько поспать, пока Дайске на него скучающе поглядывал. Но не успел Като разлепить глаза, как его уже высадили на землю, затолкали в машину и привезли в отель, который внутри был похож на дворец. И думать не надо было, чтобы понять — об этом позаботился Дайске. Было бы у Хару столько денег, он бы и не на такое растрачивался. Их встретили с особой доброжелательностью. Дворецкие приветливо улыбались, ручками приглашали пройти дальше, вручили ключи и регистрационные карты, с гордостью сообщили, что сделали все, о чем их просили (только вот Хару лично ни о чем их не просил), и багаж уже наверху, обед подают во столько-то, ужин тогда-то, завтрак когда захотите, вино самой лучшей выдержки, в номере все самое необходимое и даже больше, окна выходят на лучший вид в городе, буйных соседей нет, машину подадут в любое время, вот ваши апартаменты. У Хару голова шла кругом, и когда он вошел внутрь их совместного номера, то обомлел и думать ни о какой конференции не хотел. Все в традициях голливудской картинки. Комната была выдержена в светло-пастельных тонах, белоснежные стены, темный паркет. Панорамные окна открывали вид на город с большой высоты, Хару даже не понял, что они поднялись так высоко. Пространство было огромным, что было совсем непривычно для него. Слева была инсценирована гостиная: два длинных дивана друг напротив друга, обитых кремовой кожей и заставленных подушками; между ними маленький темный столик, на нем лежали многочисленные журналы, которые ни Хару, ни Дайске не были интересны; на полу лежал такой же кремовый ковер, квадратный, не выходящий за область «гостинной». Справа находились столовая и кухня. Обеденный стол в цвет журнального столика, восемь кремовых маленьких, но удобных кресел, ваза с неживими цветами. Лаконичный и при этом изысканный кухонный гарнитур с множеством посуды, электрических приборов и прочей утвари. И мини-баром их не обделили. Около окон несколько столиков и стульев, на которых можно посидеть и подумать, а что если эти окна сейчас разобьются, пол провалится, и ты ухнешь прямиком вниз, разобьешься насмерть, но зато перед дорогущим отелем. Спальня находилась в отдельной комнате на втором этаже, ванная там же. Наверх вела лестница, ступеньки которой тоже были кремовые, а перила стеклянные. Слово «тесно» можно было позабыть хотя бы на период нахождения в этом отеле. Настолько большое пространство даже нечем было заставить. Размести тут десять игровых автоматов, предварительно окрашенных в кремовый, все равно останется много места. Огромная двуспальная кровать выглядела настолько мягкой, что, кажется, провалишься куда-нибудь в дебри как только приляжешь на нее. Напротив кровати была удлиненная темная тумба, над которой висел телевизор. Рядом были книжные полки, заставленные всякой литературой и статуэтками. Был выход на небольшой, к удивлению, балкон, где был столик и стулья. Здесь можно прекрасно проводить время за чашечкой чая, если ты, конечно, не боишься высоты. Просторный шкаф был рядом с дверью в ванную, и у Хару за всю жизнь не будет столько одежды, сколько можно было запихать в этот гардероб. В ванной не было ни бассейна, ни джакузи, говорить в принципе не о чем. Как им и обещали, багаж был уже в номере. Дайске поймал за шиворот ходящего туда-сюда Хару и заставил его переодеться в официальный костюм. Откуда у Хару официальный костюм, он сам не знал. Время поджимало, им нельзя было опаздывать на конференцию. Хару переоделся, но совершенно не хотел никуда идти. Он все причитал, мол, Дайске, сходи-ка ты сам, все выслушаешь и выступишь, и все поймешь, а там уж и отчет напишешь, зачем мне там вариться. — Ты не хочешь посмотреть, как я выступаю? — чуть ли не плаксиво спросил Дайске. Хару ответил, что он, конечно же, хочет, и в припрыжку выскочил из номера. Конференция оказалась достаточно интересной, чтобы Хару смог не уснуть. Мужчины и женщины средних лет друг за другом читали с бумажек много заумных слов, которые были связаны в заумные предложения, и Хару все никак не мог понять, кто вообще додумался посылать сюда его. Он, конечно, не глуп, и если захотел бы, то без проблем бы понял все, что произносилось в конференц-зале. Но он не хотел и раз за разом подавлял зевки. Дело в общем обстояло так: старье ликвидировать, новье внедрить. И чтобы без всяких форс мажоров, да чтобы проработало все лет пятьдесят (что сомнительно, учитывая скорость развития технологий). Правительство выделяет крупные суммы, и их главная задача — не проебаться. Хару вынес основные тезисы конференции, а значит он свою работу выполнил. Когда настало время демонстрации тех технологий, которые должны были пустить в оборот, началась череда еще одних не слишком впечатляющих выступлений. Вот мы тут собрали что-то из гаек и монтажного ключа, все работает, иногда с перебоями, но если постучать по правому боку под углом сорок семь градусов, то все налаживается. А вот здесь мы смастерили классный дизайн, но технологически и практически пока что (!) не дотягивает, но к сроку все будет доработано и исправлено. А вот этим мы все уже давно пользуемся, только теперь у устройств расширена цветовая гамма. Хару, конечно, чуть-чуть впечатлялся и проговаривал про себя «круто». Это «круто» завыло сиреной и загорелось красным, когда на сцену вышел Дайске. Ох, лучше бы он стоял там все это время. Дайске был слишком… Слишком. Безумно красивым, выделяющимся, изумительно прекрасным ну и просто сногсшибательным. Сложилось впечатление, будто все они сегодня собрались им полюбоваться. Хару уж точно. Выступление Дайске разительно отличалось от всех остальных. Потому что, во-первых, выступал Дайске. Во-вторых, он действительно выглядел как кинозвезда, которая пришла не на полицейскую конференцию, а на Оскар. Его идеальный костюм подчеркивал фигуру, туфли на платформе делали его чуть выше, укладка была закреплена лаком, лицо было сосредоточенным, но от этого не менее притягательным. То, о чем говорил Камбэ, было интересным не меньше, чем он сам. Его доклад презентовал абсолютно новый вид нанокостюма, который не только защищает все тело человека, но и усиливает его физические способности. Кроме этого, костюм легкий и функционально удобный, и надевается поверх собственной одежды, что значительно облегчает его использование. Для того, чтобы активировать костюм, нужно поместить специальные датчики, собранные в полуобруч, на заднюю часть шеи, а затем нанести искусственно разработанную смесь из наночастиц на одежду или же на кожу. Сигналы из централизованного штаба (который еще предстояло соорудить) должны поступить к датчикам, которые активируют работу частиц и костюма. Без поступления сигналов костюм не сможет работать. Складывалось впечатление, будто Камбэ просто зачитывает фрагменты из научной фантастики. Хару сидел, разинув рот, и не мог понять, когда Дайске успел все это придумать и соорудить. Пытаться разобраться, как это в принципе работает, он даже и не думал. Дайске продолжал свое выступление. Он подробно объяснил работу костюма, его сильные и слабые стороны, возможности, а также какие непредвиденные ситуации могут произойти. Несомненно, такой костюм — огромный скачок вперед для полицейской сферы. В будущем, возможно, его могут использовать и не только полицейские. И даже не только Япония. Если так, то имя Дайске разлетится по всему земному шару, ведь это изобретение может повлиять на очень многое.6
— Поверить не могу, — сказал Хару, смотря на всю ту еду, которую им принесли в номер. — И ты даже словом не обмолвился. После конференции они сразу же направились в отель, игнорируя всех журналистов, встречающихся на пути, и желая как можно скорее отдохнуть. — Я старался быть осторожным. Вся информация была засекречена. Прости, что не говорил. — Все нормально, не извиняйся. Я просто… удивлен. Типа, вау! Я совсем не ожидал такого. И как долго ты над этим работал? — Пару лет, — отвечает Дайске, словно это вообще ничего не значит. — И сколько таких костюмов у вас сейчас есть? — Всего два. Один нужно доработать. — О, для тебя и Сузуе? — спрашивает Хару без задней мысли. — Нет, для тебя и меня. — О, — выдает Хару, перестав орудовать палочками, — это слишком сентиментально. Сейчас расплачусь. — Перестань, — говорит Дайске, выдыхая и улыбаясь уголками рта. — Ты слишком меня балуешь, — деловито жалуется Хару и глотает шампанское, не подозревая, что выпивает двести пятьдесят тысяч йен. — Балую? — Именно. Привез меня в дорогущий отель, кормишь бесподобной едой, делаешь для меня супер-нано-продвинутую-броню. Еще и достал откуда-то костюм, который мне как влитой. Ты что, снимал с меня мерки, пока я спал? — Да, — серьезно отвечает Дайске, смотря прямо в глаза Хару, чтобы увидеть его реакцию. А Хару приоткрыл рот в недоумении. — Шучу. — Я подозревал, что юмор это не твое. — Просто я еще не раскрыл весь свой потенциал, — говорит Дайске, слегка взмахнув рукой. — Ну да, ну да, — неверяще проговаривает Хару, взяв бокал шампанского, чтобы сделать очередной глоток. В момент, когда он поднес бокал ко рту, Дайске быстро протягивает руку через стол, хватается за дно чужого бокала и поднимает его вверх, тем самым выливая все содержимое прямо на неповинного Хару. Шампанское беспощадно пачкает его кофту, льется на пол и на стол, разливаясь все дальше и дальше. Хару, пытаясь быть безэмоциональным, спокойно и сдержанно ставит теперь опустошенный бокал обратно на стол, стряхивает с себя капли напитка и вопрошающе смотрит на Дайске. — И чего ты хотел этим добиться? — произносит, словно на допросе. — На тебя безумно увлекательно смотреть, — отвечает Дайске, довольно улыбаясь. — Хотя сейчас было… как-то скучновато. — Я тебе что, цирковая зверушка? — Хару встает из-за стола, со скрипом отодвигая стул, и направляется к лестнице, чтобы подняться в спальню и переодеться. — Но ты-то у нас юмором не обделен. Почему бы тебе не использовать это умение по назначению? — Ха-ха-ха, — подразнивает Хару, удаляясь. Он полубегом добирается до второго этажа, желая быстрее вернуться обратно. Но ему и не придется. Дайске, не желая оставаться в полном одиночестве, следует прямо за Хару. Поднявшись, он застает его копающимся в шкафу, а мокрая кофта лежит рядом на полу. В темноте Като мало что может разглядеть, включить лампы он не догадался, думая, что хватит и света, проникающего в комнату с улицы. Дайске идет медленно и тихо, мрак добавляет колоритной атмосферы. Он подходит к Хару со спины, обнимает его торс, сцепляя руки у того на животе. Като вздрагивает от неожиданных прикосновений и тут же оборачивается. Дайске не дает ему повернуться полностью, обдавая спину дыханием и легкими прикосновениями губ. Хару прикрывает глаза и откидывает голову назад, смутно осознавая, что никакую еду они доедать уже не будут и шампанское допивать тоже. Он совсем не против, и мысли о незаконченной трапезе пропадают мгновенно, как только Дайске начинает медленно водить руками по его голому торсу. Хару вообще взял за привычку отключать благоразумие и критическое мышление каждый раз, когда Камбэ становился слишком тактильным и возбужденным. И сегодня не было исключением. Хару поймал руки Дайске, останавливая их и оборачиваясь, чтобы оставить мокрый нежный поцелуй на чужих губах, а потом еще один и еще. Дайске покраснел то ли от того, что происходит, то ли от того, что стало жарко, но Хару этого не видит из-за темноты, тем самым многое теряя (он еще успеет восполнить этот пробел). Они жарко жмутся друг другу, создавая как можно больше давления и контакта между их телами. Прикосновения стали грубее и напористей. Поцелуи превратились в что-то гораздо более страстное, чем мгновение ранее. Дайске чувствует, как Хару углубляет поцелуй, и от этого приятный тремор разливается по всему телу. Он понимает, что стоять больше нет мочи, и им нужно как можно быстрее добраться до горизонтальной поверхности. Дайске тянет Хару за собой, ближе к кровати, и они без особого изящества ложатся на матрас, не желая ни на секунду отстраняться друг от друга. Не находилось никаких слов, и они молчали, оставаясь сосредоточенными на своих ощущениях и друг друге. Хару удобней устроился на бедрах Дайске. Ему все же пришлось отстраниться, чтобы избавить Камбэ от рубашки, которая все еще была на нем. Он суматошно расстегивает пуговицу за пуговицей, доходит до последней и распахивает рубашку, смотря на Дайске сверху вниз и довольствуясь своей работой. От такого Хару у Дайске заходится сердце, и он вдыхает побольше кислорода, чувствуя себя почти что обдолбанным. Дайске притягивает Хару ближе к себя и еле слышно шепчет: — Сделай это. Я готов. На лице Хару мимолетно проносятся все возможные эмоции, и несколько секунд он неуверенно мнется и смотрит на Камбэ, пытаясь про себя понять, правильно ли он расслышал. Он расслышал правильно, но все равно дожидается, пока Дайске не повторит это снова, но уже более громко. Он говорит достать откуда-то смазку и презервативы, и Хару, пребывая в неком пьянящем забытье, приходится покинуть кровать и рыться в какой-то сумке. Когда Хару находит необходимое, он осознает, что Дайске планировал с самого начала переспать с ним в этой чертовой командировке. Как вульгарно. Но Хару обеими руками за. Он возвращается обратно как раз в тот момент, когда Дайске стягивает до середины бедер свои брюки. Хару помогает ему избавиться от ненужного сейчас предмета одежды и откидывает их куда-то на пол, возвращаясь к тому, на чем остановился. Он немного медлит, думая, что Дайске перехватит инициативу, но тот даже не пытался. И Хару вовсе не был против. Дайске смотрит на него из-под полуприкрытых век, грудь его тяжело вздымается. Хару наклоняется, чтобы оставить на его лице десятки поцелуев, рукой проводит по обнаженному торсу, спускаясь ниже и цепляясь за ткань боксеров. Дайске всем свои существом принимает прикосновения Хару, рукой цепляется за его волосы, очерчивает пальцами плечи и ладонями проводит по спине. Его руки тоже спускаются ниже, он обхватывает бедра Хару сзади, добирается до ягодиц и стягивает резинку белья, тут же издавая одобрительные звуки, когда Като начинает покусывать кожу на его шее. Желание Хару превратилось в необузданный голод, ему хотелось всего Дайске, каждую его часть. И такой Дайске, податливый, распластавшийся под ним, полностью открытый, казался до боли невероятным, нереальным, и на секунду Хару задался вопросом, а не снится ли ему это все? Но Дайске отвечал на прикосновения, шумно дышал, целовал в ответ, и все это слишком даже для самого реалистичного сна. — Ты сводишь меня с ума, — шепчет Хару, целуя чужие скулы. Дайске слышит, как он улыбается. — Кто бы говорил, — получает он в ответ. Хару, как бы в подтверждение слов Камбэ, накрывает ладонью его пах, тем самым пресекая дальнейшие разговоры. Вновь целует шею, ключицы и спускается все ниже, но не переходит к большему. Дайске понимает, что его дразнят, нагло и не скрывая. И он, вроде, должен проявить хоть немного раздражения и нетерпения, но, кажется, лишь сильнее разгорячился от того, что Хару поступает сейчас с ним так же, как когда-то он сам поступал с ним: дразнил, раздражал и провоцировал. Хару, конечно, не планировал ничего из этого. Ему просто стало интересно, что будет, если не дать Дайске того, что он хочет. Не сказать, что их желания разнились… Просто немного поиграть с уязвимым Дайске показалось достаточно заманчивой идей. Хару избавляет Дайске от единственного оставшегося белья и почти сразу берет его член в рот. Дайске громко ахает от внезапно нахлынувших ощущений и приподнимает бедра. Хару действует медленно, двигаясь вверх-вниз, проводя языком и пальцами по плоти. Он старается посматривать на Дайске, чтобы видеть, как его действия отражаются на нем, но в темноте, хоть глаза уже и привыкли, не разглядишь всего. Дайске слишком увяз в своих ощущениях, наслаждаясь каждой секундой происходящего. И когда Хару резко отстранился, то он, приподнявшись, чтобы узнать в чем дело, не сразу осознал, что пальцы Като уже в смазке, а рука его нежно оглаживает ягодицы и раздвигает их. — Все нормально? — спрашивает Хару, но вместо ответа Дайске выпрямляется и целует его. — Хорошо, — шепчет Хару, улыбаясь, и слегка давит рукой на грудь любовника, чтобы уложить его обратно. Хару берет Дайске за руку, сжимая ее. И Дайске сжимает ее в ответ. Больше Хару не медлит. Он нежно массирует вход, постепенно раскрывая Дайске, вводя палец за пальцем и не сводя с него глаз. Он весь сосредоточен на нем: смотрит, слушает, ощущает. И единственное, что он хочет — сделать эту ночь незабываемой для них обоих. Возможно, это банально, но Хару знает: он в силах сделать это. Дайске казалось, что прямо сейчас он с ума сойдет от того, что чувствует, сгинет и вознесется к небесам. Сегодня (или только сейчас) каждое движение, каждое трение он воспринимал так чувственно, как никогда раньше. Он сжимает пальцы в кулак, хватается ими за простыню, ерзает и тяжело дышит, время от времени постанывая от ощущений. Он чувствует на себе взгляд Хару, от этого становится так странно и еще больше невтерпеж. Хару входит медленно и осторожно, пристально наблюдая за Дайске. Не торопится. Камбэ прикусывает нижнюю губу и накрывает глаза предплечьем, чуть выгибая спину, когда Като проталкивает член чуть глубже. — Посмотри на меня, — томно просит Хару. — Я в любой момент могу остановиться, только скажи. — Не смей, — отвечает Дайске, переводя взгляд на Като. Он приподнимает бедра, как бы давая понять, что Хару нужно быть смелей. Хару входит почти до основания. Дайске уже привык к новым ощущением, и потому чувствовал себя прекрасно. Хару нависает над ним, чтобы быть настолько близко к нему, насколько это возможно. Камбэ обвивает его шею руками и прижимает к себе. Так будет удобней говорить друг другу всякие нелепости и улавливать каждый звук, что будет вырываться из них. Ощущение заполненности Дайске мало с чем мог сравнить, да и в принципе в этом нет смысла. Когда Хару начинает набирать темп и двигаться размашисто, Дайске благополучно прощается с разумом и полностью отдается чувствам, что охватывают его. Не нужны никакие слова и мысли, хватает и жара, закручивающегося у него в животе и разливающегося по всему телу, и неосознанно срывающегося с губ имени. Хару не останавливается, всматривается в лицо, которое находится в жалких сантиметрах от него, и никак не может справиться с желанием расцеловать его. Щеки, скулы, подбородок, брови, лоб, глаза, он оставляет кроткие поцелуи везде. Дайске совсем не против, он старается ответить ему тем же, но по большей части просто принимает все прикосновения. Хару втягивает его в поцелуй и внезапно задевает что-то внутри него, отчего Дайске стонет, не прерывая поцелуй. Наверное, все пережитые тягостные дни, перепалки и недоговоренности стоили того, чтобы дожить до этого момента. Когда в безмолвности сказано то, что, возможно, они бы еще постеснялись сказать, глядя друг другу в глаза. Делать иногда легче, чем просто говорить. Слова порой такие вязкие и нелепые, что лучше промолчать. И суматошные поцелуи и прижатые друг к другу тела сейчас громче любых слов.