1
Если зайти в комнату Хару, то взгляд сразу падает на небольшую кровать, которая стоит у окна. В последние недели три, а то и больше, парень не тратил свое драгоценное время на то, чтобы заправить постель, но до этого она всегда была застелена покрывалом приятного синего цвета. Занавесок на окне нет, поэтому солнце всякий раз озаряет серую комнату сквозь заляпанные стекла. На подоконнике валяются всякие ненужные вещицы, которым было лень придумывать свое место. Теперь они вынуждены лежать здесь до тех пор, пока не произойдет какое-нибудь чудо, которое даже представить трудно. Например, справа, ближе к изголовью кровати, тленно проживают свою жизнь несколько исписанных листов, под которыми лежит блокнот, рядом заканчивающаяся ручка, обертки от сладостей и снэков, несколько пуговиц от уже несуществующей одежды, найденные когда-то на полу гайки и другие части неизвестных конструкций. Слева стоит кактус с большими иглами, которые выглядят зловеще. Однажды мама Хару предложила ему выращивать бонсай, но Като отказался, потому что бонсаю нужно уделять много внимания, а внимание ему нужно было и самому. Несколько книг лежит рядом с кактусом, не вызывая никакого желания даже брать их в руки. Это книги по праву и юрисдикции, и страниц в них немерено. По всему подоконнику разбросаны листовки с рекламой многочисленных магазинов, в которые Хару никогда не заглядывал, социальные брошюрки, затрагивающие темы религии, интернета, абортов, армии и так далее, тюбики из-под кремов и таблеток, которые то ли кончились, то ли просрочились. Справа от кровати стоит письменный стол, который выглядит намного чище, чем безнадежный подоконник. По середине стоит серый ноутбук, рядом мышь без коврика и пятна от разлившегося некогда чая, по бокам стопки документов, связанных с работой, несколько томов непопулярной манги, которую он непонятно зачем взял почитать у друга семь месяцев назад, но не вернул, потому что еще не дочитал. Рядом со столом стоит обтрепанный, повидавший жизнь стул. Слева в комнате находится шкаф с открытыми полками наверху и с дверцами снизу, рядом стоит напольная вешалка с одеждой, под которой пылятся небольшие коробки. Полки забиты книгами разного содержания, рядом с ними наставлены безделушки, которые время от времени дарила Хару мама: миниатюрная цветущая сакура и искусственный бонсай, за которым не надо следить, манэки-нэко, что стоит на красной подставке, развернутая мордочкой к двери, сувенирная тарелка, привезенная мамой из европы, статуэтки с надписью «лучший сын» и «хороший коп». Также стоит несколько рамок с фотографиями, на которых Хару с друзьями и родственниками, он в детстве и юношестве. Около рамки с портретом его матери меньшего всего пыли. Сейчас в комнате творится еще больший беспорядок, чем обычно, потому что Хару долго и настойчиво бросался в Дайске подушкой, от которой тот с легкостью уворачивался. Так подушка сметала на своем пути все, кроме Камбэ. Като потом долго обвинял коллегу в незаконном проникновении в чужую квартиру и просил Дайске убраться отсюда да побыстрее, иначе он вызовет полицию. В ответ он получил напоминание о том, что он и есть полиция. Като смог добиться изгнания Камбэ только из своей комнаты, приведя в аргумент то, что ему нужно сменить одежду. Он беспокоился, что незваный гость будет без его присмотра бродить по квартире и заглядывать туда, куда заглядывать бы не стоило, но Дайске лишь стоял под дверью, ожидая, когда Като переоденется. Стоит заметить, что Хару совсем не помнит, как очутился дома. И мысль о том, что заносчивый засранец притащил его на себе из паба, вызывает ужас и раздражение. Даже если это так, ему стало бы легче, уйди бы Дайске сейчас. Но он не уходил. Черт, почему он не уходит? Что он за мной увязался? Хару нервно надевает единственные оставшиеся чистые джинсы и одну из многочисленных белых рубашек. Выглядит просто, но со вкусом, тем более белый цвет всегда был ему к лицу. Зеркала в комнате не было, но он подозревает, что лицо его пребывает в полнейшем беспорядке. Во рту чувствуется неприятный привкус выпитого саке, а голова начала заливаться пульсирующей болью. Тронув лоб, он натыкается на приклеенный туда пластырь и морщится. Необходимо срочно идти в ванную. Чуть помедлив, он чувствует, что тело и разум его устали, а все потому, что он потратил драгоценную энергию на метание подушки, громкие крики и мыслительный процесс. Открыв дверь, он сразу натыкается на лицо Дайске и в испуге отскакивает. — Ты что здесь стоишь? — спрашивает Хару, контролируя свою нарастающую агрессию. — Жду тебя, — ровно отвечает Дайске, прислоняясь плечом к двери. — Не нужно меня ждать, выметайся из моего дома! — кричит Като и злобно топает в ванную, специально задевая плечом Камбэ. Ванная находится рядом с его комнатой, поэтому долго топать не пришлось. Дайске прошелся следом за Хару, что последнему не понравилось. Конечно, кому же понравится, когда парень, которого ты к себе не звал, караулит тебя под дверьми? Никому! Стоя на пороге, Като злобно смотрит на детектива, который встает напротив него, явно имея желание что-то сказать. — Я бы посоветовал тебе полностью помыться, — спокойно произносит Дайске. — От тебя пахнет. Глаза Хару расширяются от внезапно нахлынувшей ярости, и он громко хлопает дверью прямо перед носом Камбэ. Но это был дельный, хоть и невежливый совет. Хару часто приходилось не мыться по несколько дней, когда он вел крупные расследования или задерживался в офисе, поэтому он уже привык к своему разящему запаху или просто очень тщательно его игнорировал. Но сейчас, раскрасневшийся и озлобленный, он залезает под душ. Да что он себе позволяет? Приперся ко мне домой, смотрел, как я сплю, стоял под дверью, сейчас, наверняка, ждет меня около ванной… О боже… Да он же извращенец! Като вдруг остолбенел, пораженный своим (хоть и неверным) открытием, с намыленной головой под душем, и спустя несколько мгновений мыло, попавшее в глаза, вернуло его в реальность. В голову начали лезть гиперболизированные картины БДСМ-практик, на которые он однажды наткнулся в интернете (что он думает по этому поводу, история умалчивает), и стало как-то совсем не до шуток. Не очень близкий мужчина, который оказался в твоем доме неясным способом, пока ты был пьян и в отрубе, — явно к беде. События начинают принимать странный поворот, от которого передергивает. И не понятно, Хару злится или нервничает? Скорее, все вместе. Еще никогда он не чувствовал столько отрицательных эмоций одновременно, находясь в своей квартире с кем-либо. От горячей воды рану на лбу время от времени пощипывает. Выйдя из-под душа и замотав полотенце на поясе, Хару получше рассматривает ссадину. Образовавшаяся небольшая шишка прямо посредине лба, которая начинает болеть, если на нее надавить, здесь же желтеет синяк, кожа стесана, но не кровоточит. Достает аптечку, стоявшую в навесном шкафчике с зеркалом, берет новый пластырь и заклеивает рану. Теперь лицо его выглядит также паршиво, как и было до этого. К слову, эмоционально и духовно он чувствует себя не менее паршивей. Да и физически тоже, если брать во внимание эту ночь и события, не прошедшие бесследно. Кое-как вытеревшись и надев обратно чистую одежду, Хару аккуратно и с опаской открывает дверь ванной и видит перед собой Дайске, который, к сожалению (или к счастью), никуда не испарился. Като нервно сглатывает. Его тонкая рубашка, неопрятно заправленная в обтягивающие джинсы, прилипла к еще не высохнувшему телу, мокрые волосы взлохмачены в разные стороны, а лицо пылает после горячего душа. — Ну и… — неуверенно начал Хару, но после подумал, что ему следует быть авторитетней в своей квартире, и поэтому он взял себя в руки. — Ну и какого черта ты еще здесь?! — Не хочу оставлять тебя здесь одного, — все также спокойно отвечает Камбэ. — Не понял… — У тебя может быть сотрясение. Не хочешь съездить в больницу? — Да… нет… — недоуменно отвечает Хару, неосознанно дотрагиваясь до лба. — Так… А-а откуда, говоришь, у меня эта рана? — Не помнишь? — Дайске чуть приподнимает брови в удивлении. — Ты поскользнулся, ударился головой и отключился. Мне пришлось везти тебя до дома, потому что никто не обратил должного внимания на твое падение. Какой стыд! — Ага, — тихо проговорил Хару, не отрывая взгляд от собеседника. — А кто тебе сказал мой адрес? На этой ноте Дайске исчерпал свой лимит ответов на вопросы, и нам придется подождать некоторое время, прежде он снова начнет на них отвечать. А пока Камбэ самодовольно хмыкает и улыбается. — Ты чему это ухмыляешься? Я задал тебе вопрос. — Пойдем пройдемся. Тебе нужно купить продукты, потому что в твоем холодильнике абсолютно пусто. И надень что-нибудь сверху, сегодня на улице ветренно. — Мы что… А какого черта ты тут командуешь и лазишь по моему холодильнику? — Кто-то же должен быть хозяином в этой квартире. Хару бесшумно охает в удивлении от наглости Камбэ, и его вновь берет злость. Дайске, как у себя дома, проходит к выходу, обуваясь и ожидая Като, словно варианта отказа с его стороны быть не может. Это злит даже больше, чем безнравственное заглядывание в чужие холодильники. Нет, нет, нет. Сейчас я его выпровожу и запрусь. И больше я его никогда здесь не увижу. Может, вообще нигде не увижу. Да, уйду с работы, устроюсь где-нибудь еще. Или вообще перееду. Но если он сейчас не уйдет, если он начнет что-то вытворять, я с ним сам такое вытворю… Здесь я прерву трансляцию мыслей Като. Блондин, решив отказаться от прогулки, подошел к Дайске, чтобы высказать ему все, что он считает нужным. Принял самую ненапряженную позу, которую можно было принять, будто он очень уверен в себе, будто это он является хозяином своей квартиры да и жизни тоже. Но вся его стойкость и уверенность мгновенно ломается, как тростинка, когда Камбэ переводит на него свой строгий взгляд и чуть наклоняет голову. Хару, покраснев, молчаливо надевает ветровку.2
На улице действительно ветренно и прохладно, а солнце, часто прячущееся за облаками, греет совсем немного. Сегодня выходной, и людей снаружи больше, чем обычно. Хару не знал, который сейчас час, и ему пришлось спросить это у Дайске. Разговаривать с ним вдруг стало трудно, а все потому, что он напридумывал себе всякого. Мысленно корит себя за то, что решился с ним пойти непонятно куда непонятно зачем. На вопросы Камбэ отвечает с неохотой или не отвечает вовсе. Творится что-то странное и неопределенное, и эта неопределенность раздражает. Входят в супермаркет, чтобы закупиться продуктами. Между этими двумя чувствуется неловкое напряжение, от которого Хару теряет дар речи, а Дайске его, наоборот, приобретает. Сдержанно спорят, что нужно положить в корзину, а что лучше вообще не покупать ни за что и никогда. Бродят вдоль километровых прилавков, долго выбирая необходимое, и это превращается в пытку. Но если не брать во внимание то, что творится в голове у каждого из них, и какой вихрь смешанных эмоций проносится там с периодом в несколько минут, то они выглядят и общаются вполне себе как адекватные люди, у которых нет никаких проблем между собой. На кассе Дайске предложил за все заплатить, но Хару категорично и эмоционально отказался от этого предложения, испугав молодую девушку, что стояла рядом в очереди. Возвращаются обратно более длинным путем, Дайске настоял на этом, потому что сейчас Хару будет полезно побывать на улице, а не в тесной квартирке, в которой следовало бы устроить генеральную уборку. Като на это замечание естественно разозлился, но Камбэ не был бы самим собой, если бы не проигнорировал нападки своего коллеги. Намерения Дайске все еще были недосягаемы до разума Хару. Чего он вообще добивается? Он только и делает, что злит и язвит. Никаких положительных эмоций, никакой конструктивной коммуникации. Движение на узком тротуаре затруднительно из-за большого потока людей. Парни идут неспеша, ведь спешить им некуда. Вокруг очень шумно, на дороге встала пробка, и автомобили то и дело переговариваются клаксонами. Хару смотрит по сторонам, как всегда, подмечая незанимательные детали. Например, милые значки на сумке у девушки или чуть порванные в сгибе колена джинсы у какого-то мальчишки. Идет, с трудом переставляя ноги и зевая до слез. Дайске плетется позади и не отрывает от него взгляда. — Хару, — обращается Камбэ, догнав парня. — У тебя есть планы на сегодняшний вечер? — А? — Като останавливается, переведя на детектива чуть испуганный взгляд. — А тебе зачем эта информация? — спрашивает, сощурив глаза. — Приходи сегодня ко мне на ужин. С этого момента возражения не принимаются. — У меня есть планы, — выпаливает Хару, хотя никаких планов у него нет. — Отмени, — строго отвечает Дайске, достав телефон и начав отвечать на сообщение. — Машина заедет за тобой в семь. — Машина?.. Не успев опомниться, Хару уже наблюдал, как Камбэ, не сказав ни слова, садится в подъехавшую черную машину и уезжает куда-то в неизвестном направлении. И что это было? Закидал Като оскорблениями, перепугал его, заставил выйти из дома, эмоционально выпотрошил, пригласил на ужин (!) и уехал, даже не попрощавшись. У этого парня явные проблемы с социальными навыками. Хару запрокинул голову и страдальчески промычал, потому что страдальчески кричать на улице не очень хорошая идея, лучше заниматься этим дома. Неловкость с исчезновением Дайске тоже пропала. Поэтому Хару, дабы себя чем-то занять по пути домой в полном одиночестве, решает в очередной раз позлиться. Теперь это его новое хобби. Негативные эмоции переполняют его, почему бы и не побыть злым в таком случае. В первую очередь Като корил себя за свое идиотское поведение, за свою неуверенность и неловкость. Почему он вообще чувствует себя так, когда находится рядом с Дайске? Дайске… он вел себя, как заносчивый и высокомерный придурок, потому что, видимо, по-другому он вести себя не умеет. Разве это может не злить? Камбэ считал себя идиотом после всего случившегося не меньше, чем Хару. Ему следовало уйти сразу после того, как он довез его до дома. Но он остался, повинуясь неизвестному порыву. Обработал рану, найдя маленькую аптечку в ванной, сторожил его около кровати, потому что Хару кричал и ворочался во сне. И не нужно быть гением, чтобы понять, что ему снятся кошмары, которые мучают его. Дайске неожиданно смылся, как трус, боясь вытворить что-то еще, о чем потом будет жалеть. Нельзя так беспечно вести с себя с человеком, который не стабилен. Действия, оказываемые на него, могут привести к чему-то ужасному. Поэтому Камбэ ушел. Ему нужно все тщательно обдумать.3
Дайске живет в огромном особняке, который находится на отшибе города. Подобные сооружения Хару видел вблизи только в кино. Дом и прилегающая к нему территория хорошо освещены, поэтому в темноте можно рассмотреть незамысловатой формы кусты, которые складываются в круг вокруг центра двора, над чем явно потрудился садовник. Повсюду проложены аккуратные дорожки, по ним можно подойти к небольшому пруду, который заключен в зеленый круг. Оформление переднего двора сдержанное, но удачное. Четырехэтажный дом выглядит массивно и напоминает строение какого-нибудь аристократического рода в современном решении. Вокруг только лес и тишина, царит притягательная отрешенность и спокойствие. Может, поэтому Дайске не бывает взвинченным? Ко входу ведет каменная лестница, и у Хару, поднимавшегося по ней, складывается ощущение, что он, простой горожанин, идет во дворец знати. Даже как-то волнительно. Темную дубовую дверь отворяет дворецкий, Като неловко кланяется и бормочет приветствие, неуверенно проходя внутрь и попадая в большой холл, отделанный светлым мрамором. Напротив входа построена громадная лестница, устеленная красной ковровой дорожкой, словно кровью. Пройдя по ступеням наверх, можно увидеть высокую дверь, украшенную золотым абстрактным рисунком. От двери слева и справа продолжаются ступени, ведущие на второй этаж. Холл полностью освещен. Висит несколько громоздких люстр, от которых исходит больше всего света, на двух колоннах снизу и сверху по три небольших светильника. Что за пафосное местечко? Дворецкий, мужчина средних лет, одетый в такой же черный костюм, как и все костюмы Камбэ, проводит Хару сквозь коридор, который находится слева от входа. Коридор мало чем отличается от ранее увиденного. Не очень длинный, светлый, под каждым окном стоят мягкие лавки, шторы собраны, сквозь стекла виднеется сад. Мужчина останавливается и отворяет дверь, жестом приглашая пройти дальше. Хару начинает терять связь с реальностью, когда заходит в столовую, которая, судя по всему, больше, чем вся его квартира. Продолговатый стол, вместимостью в уйму человек, накрыт на двоих в самом конце. Большие, чуть ли не панорамные, окна задернуты шторами такого же цвета, как и ковровые дорожки. Комната освещается мягким светом чуть менее больших люстр. Поотдаль стола находятся несколько опрятных кресел кофейного цвета, на которых можно отдохнуть перед или после приема пищи. В дальней стене находится электрический камин, сейчас не зажженный, а над ним висит прямоугольное зеркало без рамы. Дайске, до этого сидевший в кресле, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди в глубокой задумчивости, встал, пока Хару в изумлении рассматривал помещение. Несмотря на свое предубеждение по поводу всего, что касается Дайске, он явно впечатлен обстановкой дома. Като еще до прибытия в особняк решил быть предельно бдительным, но вся бдительность вдруг разбежалась при виде роскошных апартаментов. Дайске пригласил его к столу, как настоящий джентельмен, и Хару, чуть помедлив, смог вернуть себе самообладание и сесть за стол рядом с хозяином дома. Камбэ задал несколько формальных вопросов, на которые блондин ответил, подозрительно на него посматривая. Утреннее напряжение в их общении спало, но Хару все еще чувствовал себя предельно неловко, хотя старательно пытался скрыть это. Дайске же был примером стойкости и холодной невозмутимости. Он спокойно рассказал, что им подали на стол, что за кустики растут у него во дворе, что Сузуе, которую Хару знал и видел лишь раз в жизни, передавала ему привет. Рассказал, сколько персонала работает на него, каким именно способом был приготовлен свежевыловленный тунец, которого они сейчас активно и с удовольствием поедали, и много других занимательных мелочей. Като, как ни странно, выслушивал все с интересом и даже задавал уточняющие вопросы. На самом деле он жаждал получить хоть какую-либо крупинку информацию о Дайске, который до сих пор оставался для всех загадкой в их отделе. И, сидя сейчас за столом рядом с Камбэ и выслушивая подробности его обыденной жизни, Хару внутренне ликовал. Когда с ужином было покончено, Дайске как-то неоднозначно позвал его посмотреть одно место, которое ему точно понравится. Хару, который до сих пор был предельно бдительный, понял, что отнекиваться бесполезно и невежливо (хотя этот пункт волновал его меньше всего), потому согласился. Выйдя из столовой, Като хвостиком следовал за Камбэ. Они прошли по холлу мимо громадной лестницы в другой конец особняка и дошли до лифта. Лифта! Хару сразу понял, что здесь что-то не чисто и начинал даже паниковать, но в лифт все же зашел. Опасения и паника Като не оправдались. Спустившись вниз, они вышли в колоссально (по меркам Хару) огромное помещение, где было два этажа. На первом, где они сейчас находятся, с правой стороны располагаются экраны в восемь метров в длину и десять в высоту с панелями управления снизу. На экранах высвечивается многочисленная информация: статистика, списки, записи видеонаблюдения, карты, диаграммы. Первый этаж обрывается слева, здесь же лестница, ведущая вниз, по середине смотровая площадка. От внезапного падения защищает невысокое железное ограждение. На втором этаже находится мастерская. Сейчас она не освещается, но благодаря отсвету экранов, можно рассмотреть нарисованные справа и слева желто-черные полосы вдоль всего помещения, значит, эта выдвижная платформа. На платформе стоит бронированная машина, вокруг которой разбросаны различные инструменты. Зачем и откуда здесь броневик, Като даже думать не хотел. — Это же пещера Бэтмена, — неверяще произносит Хару, осматриваясь. Дайске льстило такое замечание, и он самодовольно улыбнулся, посматривая, как Като горящими глазами оглядывает его секретное место. — Поверить не могу, что у тебя под домом такое. Хару несколько минут оставался на смотровой площадке, разглядывая все, что было внизу. Вся его неловкость и переживания перешли на второй план. Сейчас перед его взором то, что он не смог бы себе позволить ни в одной из жизней, и какой-то там чересчур навязчивый парень не сможет завоевать его внимание. Налюбовавшись вторым этажом, Като переводит взгляд на экраны, решая получше рассмотреть то, что на них отображено. Подходит ближе и бесцеремонно садится на компьютерный стул за панели управления. Он слишком очарован техникой, чтобы помнить о правилах приличия. — Сейчас я независимо расследую дело об обороте наркотиков, — подал голос Дайске, становясь позади сидевшего на стуле Хару. — Их поставляет крупный синдикат. — И как успехи? — недовольно спрашивает Като, ведь он такие расследования не проводит. — Уничтожу их на корню. — Откуда у тебя доступ ко всему этому? — игнорирует ответ на свой же вопрос, задавая новый. Но здесь ответа уже не последовало. Дайске вдруг разворачивает стул так, что теперь Хару сидит лицом к нему. Като недоуменно хмурится и хочет высказать слова негодования, когда Камбэ наклоняется и кладет ладони на его колени. — Камбэ? — испуганно произносит Хару и старается не смотреть ему в глаза. — Ты что делаешь? Дайске продолжает молчать. Хватает край галстука Като, который добавился к утреннему образу, и накручивает его на свою ладонь, тем самым сближая их лица. Действует уверенно, на лице не проявляется ни одной эмоции, пока Хару в это время громко сглатывает собравшуюся во рту слюну и заливается краской. Дыхание его сбилось, а в голове воет сирена и вспыхивает сигнал SOS, не может даже двинуться, оцепенев от неожиданности происходящего. И, на самом деле, Хару не может понять, хочет ли он продолжения этой неожиданности или нет. Но он вспоминает о своей чести и чувстве собственного достоинства. Черт, не будет же он прогибаться под каким-то богатеньким придурком, который… который что? — Какого черта ты делаешь?! — кричит в бешенстве Хару, отталкивая от себя Дайске, когда их лица были катастрофически близко друг к другу. Вскакивает на ноги, руки сжимает в кулаки, брови сильно хмурит от злости, и взгляд его настроен враждебно. Като чуть ли не трясет, и не просто из-за злости или отвращения (упаси господь), а оттого, что он безумно запутался во всем, в чем только можно было. В голове у него уже давно творится кавардак, и Камбэ это только усугубил. Дайске остается невозмутимым, на лице его не дрогнул ни один мускул. Делает несколько небольших шагов назад и кладет руки в карманы, смотря в глаза Като. Он не хотел, чтобы все вышло именно так. — Спасибо за ужин! — кидает Хару и быстро, почти бегом, идет к лифту. Когда блондин скрывается за дверьми, Дайске снимает свою маску хладнокровности. Хмурится, понуро качает головой и достает из внутреннего кармана пиджака портсигар. Достает папиросу, закуривает, усаживается на стул и долго-долго о чем-то думает.4
Хару отказался от предложения дворецкого подготовить ему машину. За ним не нужно ухаживать, как за маленьким ребенком, ему не нужны никакие подачки. В горле стоял ком и в груди вновь появилась тяжесть. Отчего же так тяжело? В какой момент его жизни все пошло наперекосяк? Путь до дома был длинный, но Като об этом не беспокоился. Это было последнее, что его волновало. Наступило то время в жизни, когда нужно беспокоиться о будущем, исправлять ошибки, мириться с неисправимым, начинать с чистого листа. Но Хару не видит будущего, вся жизнь кажется всего лишь чьей-то сатирой. Сил начинать сначала нет, да и не знает он с чего и что вообще начинать. Есть ли хоть какой-то смысл, если в конце он все равно все испортит, потому что по-другому просто не может. Интересно, я когда-нибудь почувствую себя вновь полноценным человеком? Уверенным в себе и в своем будущем, свободным и сильным, независимым от чужого мнения, не боящимся совершать ошибки. Все разрушилось в одно мгновение. Все, чего он добивался на протяжении многих лет, исчезло, словно никогда и не существовало. А все из-за его беспечности, из-за обостренного чувства справедливости, которое, как туман, затмило разум, не давая рационально мыслить. Глупец, ничего не заслуживающий. Бредет по трассе, погрузившись глубоко в свои мысли. Дорогу помнит смутно, но он уверен, что рано или поздно куда-то да придет. Время близится к полуночи, вокруг густая тьма и тишина. Эпизод с Дайске не дает ему покоя. Почему он это сделал? Планировал ли он что-то подобное с самого начала или это был лишь импульс? С Камбэ все так неоднозначно и сложно, а сложностей ему хватало и так. Сердцебиение эхом отдается в голове, словно кто-то бьет кувалдой по гоняющему кровь органу, разливая дрожь по всему телу. Вот отчего так все время тяжело. Хару чувства прячет и тяжесть старается не замечать. Нельзя, не достоин, не заслужил. Запер себя в решетку, из которой до счастья нельзя дотянуться. Хару добрался домой лишь далеко заполночь. Перипетии сегодняшнего дня слишком измотали его, и он сразу же свалился на постель и уснул. Провалившись в сон, он оказывается где-то далеко в белоснежной пустыне. Пустыня расстилается на тысячи тысяч километров, ей не видно конца. Вокруг гнетущая тишина и высокое черное небо над головой. Вверх устремляются сотни лестниц, зловеще светящихся небесно-белым цветом, расставленных в хаотичном беспорядке. Первобытный страх окутывает его, леденящее одиночество касается своими холодными влажными лапами каждой клеточки тела, заставляя биться дрожью, словно в лихорадке. Совсем один в этой неизведанной пустыне, у которой нет ни начала, ни конца. Идет вперед по нескончаемому потоку одинаковых пейзажей, неестественная тишина присуща этому месту. Нет ни дуновения ветра, ни шума, лишь шорох его шагов и засыпающегося в обувь песка неприятно режет слух. Под тяжестью его веса хрустят кости, которые лежат здесь со времен начала мироздания. Целые скелеты встречаются то слева, то справа. Огромные скелеты невиданных им существ, которых, наверное, никогда и не существовало. Страх достигает пика, и, гонимый невидимой силой, Хару начинает бежать. Бежит, не ведая куда, не зная как долго, пока горло не пересыхает и не становится трудно дышать. Останавливается, шестым чувством ощущая, что добрался до нужного места. Лестница, бесконечная, устремленная в черную необъятную бездну, возвышается над ним и зовет к себе. Като начинает взбираться по ней. Дается ему это без особого труда, словно он легкий, как перо птицы, и воображаемый ветер несет его на самый верх, в неизвестность. Смотря ввысь, он видит свет, словно кто-то открыл дверь подвала. И чья-то рука тянется к нему прямо из открытой двери. Но когда Хару почти добрался до спасательного свечения, почти ухватил руку, что так отчаянно тянулась к нему, он, не управляя своим телом, отталкивается от лестницы и безмолвно падает вниз.