Скажи ему, что я его любил

      День еще не понимает... он не знает, что тебя уже не будет в нем.

***

      Москва. Серые стены больничной палаты, взволнованные голоса врачей, крики ругающихся Грега и Наташи где-то вдалеке, серое и хмурое утро, совсем недавно рассвело. Тускловатый свет лампочек... не очень приятный полумрак коридора. Он сидит на скамейке, откинувшись назад и пустым взглядом смотрит перед собой в обшарпанную стену. Красные глаза, огромные черные круги под глазами, помятый вид... слезы высохли, просто потому что у него больше нет сил плакать. Тупая боль в груди, кажется, только усиливается, груз вины столь велик, что он уже сутки думает о том, чтобы наглотаться таблеток... но ждет, пока он очнется. Прежде чем уйти, он должен попросить прощения. Иначе он просто утонет в этой боли и вине, которые вытянут его даже из могилы... а от осознания того, что он натворил, хочется сдохнуть еще больше.       В палате Свята и Баки, которые от него не отходят. Девушка уже двое суток подряд пытается сдвинуться с мертвой точки (на самом деле в его состоянии это звучит особенно жутко) и снять хотя бы часть ожогов, но получается пока очень плохо и очень медленно. На самом деле когда три дня назад его сюда доставили, никто не верил, что он выживет. Ни сама Свята, ни врачи, ни Мстители... сам Женя даже думать боялся, что он умрет. Хотя на тот момент это казалось слишком очевидным даже для него. Верил... только Баки. Именно он не подпустил его к нему, хотя даже Свята была уверена, что для Стива будет лучше, если он будет рядом и их связь поможет ему начать исцеляться. Но Баки и слушать ничего не стал. Он ударил Женю прямо в палате, и если бы не Клинт и Наташа, оттащившие его, вообще бы его избил. Женя даже не дернулся... он сам был готов с собой что-то сделать, но остатки веры за жизнь Стива убеждали его пока подождать. Стив был не просто плох. Он казался смертником, уже вполне себе мертвым трупом... после такого не выживают. Ожоги 4-й степени по всему телу, поврежденные внутренние органы, сухожилия, мышцы и кости, обогревшее лицо и как будто выжженные глаза - что повергло в леденящий ужас даже тех, кто видел на своем веку достаточно всяких смертей. Врачи сразу сказали, что он останется слепым. Свята, сдерживая слезы, сказала, что есть шанс, что она вернет ему зрение, но он очень маленький... и если он останется жив, то со Мстителями и статусом Капитана он точно попрощается. Он не Сорвиголова, и заменить зрение другими органами чувств не получится. Операции на глаза тут тоже не помогут. И вообще уже поражает то, что он не умер сразу... он почти сразу впал в кому, и все были уверены, что он не выживет. Но Свята не хотела сдаваться. За два дня она прервалась только на пару часов сна, исцеление, а если точнее, то пока слабые его попытки отнимали у нее все силы, она почти не ела и сама уже выглядела достаточно плохо. Но упрямо отказывалась отойти от Стива и делала все возможное, чтобы хотя бы как-то отсрочить неминуемую кончину... Баки тоже сидел рядом, глотал литрами кофе и отказывался даже на полчаса поспать. Он ничего не говорил, стараясь не мешать девушке, на его лице застыла каменная маска, и только глаза, полные слез и отчаяния, выдавали его состояние.       Женя и сам не рвался к нему, он безмолвной статуей сидел в коридоре, смотрел в одну точку и мечтал сдохнуть прям здесь. Он уже не мог плакать, он смотрел перед собой и молился всем богам, которых только помнил, включая предков, чтобы он остался жив. Ненависть к себе жгла легкие и горло похлеще крепкого виски, он мечтал самому себе свернуть шею или сделать еще что-то такое, что хоть немного облегчит его вину перед ним, но только он слишком хорошо знал, что этого не будет. Он понимал, что даже после смерти груз вины не уменьшится ни на йоту, и понимал, что это заслужил. Он мечтал хотя бы напиться, забыться вряд ли получится, но он может хотя бы попытаться... но он помнил, как Стив относится к алкоголю, сколько раз он отчитывал его даже за пару бокалов, и просто не мог доставить ему еще больше боли, чем уже доставил. Он ненавидел себя и свою силу, с которой он в очередной раз не справился. Он так и не научился себя контролировать, контролировать эмоции и держать себя в руках. Он знал, что сила, которой он обладает, слишком велика для него, что ответственность на его плечах огромна, и... естественно, не справился с этим. Он не Бог и никогда им не был, эта сила не для него, эта ответственность, этот статус... и дело даже не в возрасте. Он не смог. Ему не жаль. Какой из него Капитан? Он физически чувствовал, как его предок с небес мечтает сам его сжечь, но увы, это было невозможно. Поджечь себя сам (это было бы достойное наказание за то, что он сделал) он тоже не сможет. Он уже передумал столько вариантов самой изощренной смерти для себя, только вот это не облегчало боль. Вина только сильнее давила на плечи. Ненависть к себе застревала в горле, глаза уже не могли плакать... если бы не страх за Стива, он бы уже давно придумал, как свести счеты с жизнью. Он должен был убедиться, что он выживет. А уже потом... он не хотел думать, что его смерть не доставит ему радости, а еще больше подкосит. Он понимал, что не сможет жить дальше с этой виной и болью. Он должен уйти не только из его жизни. Он много раз хотел уйти, только Стив ему не давал. Он считал, что это не выход... а что выход тогда? Он подсознательно знал, что когда-то этим закончится... он знал и боялся. Он предупреждал его, что может попросту выйти из себя и последствия будут сокрушительными. Этот страх всегда жил в нем, сдавливал грудь и мешал дышать... он боялся этого на заданиях. Но больше всего боялся, что не сдержится с ним... так оно и вышло. И ведь из-за чего поссорились-то? Смешно вспомнить... хотя нет, не смешно. Страшно и больно. И теперь страх бежит по венам вместе с виной. Он бы не отказался, если бы Баки сам из него труп сделал, это будет недостаточно... но заслуженно. Но это не поможет Стиву. Он молился, чтобы Свята сделала хоть что-то. Он слышал приглушенные разговоры товарищей, осуждающий шепот и чувствовал косые взгляды на себе. Ему было плевать. Все, что могло случиться - уже случилось. Самое страшное из того, что он боялся... липкий страх за его жизнь оседал на стенках его сознания, он тонул в нем и мечтал уснуть и не проснуться. Медленно шли секунды, переходящие в минуты и затем в часы... сердце сдавливали стальные обручи, он смотрел перед собой и не видел, не слышал того, что происходило где-то рядом, и не чувствовал больше ничего, кроме леденящего страха, вины и адской боли, не покидающей его ни на секунду.       - Ты не понимаешь? Я опасен! Я могу тебе причинить вред! Ты не понимаешь, во что ввязался, и... - Он в отчаянии разводит руками и нервно ходит по комнате, пытаясь достучаться до здравого смысла, который почему-то в этот раз вечно рассудительного Стива решил покинуть.       - Я понимаю, что ты силен, но ты сгущаешь краски, - своей привычной мягкой улыбкой улыбается Стив, как будто разъясняя маленькому ребенку, почему не стоит совать пальцы в розетку.       - Вот именно, что не сгущаю, - мрачно выдыхает Женя и смотрит на него с досадой. Ну почему он никак не хочет это понять? - Я потомок Бога Огня, Стив. Я не управляю этой силой, я не контролирую себя... а что, если я когда-то что-то тебе сделаю? - Он смотрит с отчаянием и не знает, какие еще слова подобрать, чтобы он понял, что это серьезно.       - Я не думаю, что это будет что-то серьезное, - отмахивается тот и по-прежнему смотрит на него так, как будто они обсуждают, почему в дождь надо брать с собой зонт, чтобы не промокнуть и не заболеть. - А если ты спалишь дом или машину, или... - Хмыкает он. Женя готов взвыть от досады и смотрит на него сердито.       - Я тебя могу спалить, идиот! - Злится он, уперев руки в бока. Но только Стива это нисколько не трогает.       - Если ты намекаешь, что я горю в твоем присутствии... - Голос Стива смешивается с желанием и каким-то странным весельем, но Жене сейчас не очень-то до первого и тем более до второго.       Он машет рукой, подходит к окну и вздыхает. Ну вот что за упрямый осел? Не понимает, что на кону ни дом, ни машина и даже ни его щит (хотя он почему-то уверен, что его щит огонь не возьмет). Как он не поймет, что Капитан Россия не избалованный капризный мальчишка, угрожающий ему огнем просто назло, как это зачастую бывает у подростков. Это огонь Бога, и он может всерьез его убить. Он не хочет об этом даже думать, но он не может им рисковать. А что, если он выйдет из себя и не сможет вовремя остановиться? Почему до него это никак не дойдет?!       - Я намекаю, что не хочу тебя потерять... - С горечью говорит он, глядя куда-то вдаль на город. - И что я сам боюсь своей силы. Я не знаю, что случится в следующую минуту, если меня что-то заставит нервничать или...       - Перестань... - Тихо произносит Стив, подходя сзади и кладя руки ему на плечи. - Мне тоже лет немало, солнце. - Он осторожно гладит его по волосам, пользуясь разницей в росте, и слабо улыбается. - Я многое пережил, со многим сталкивался. Если ты думаешь, что твоя сила и то, что ты можешь мне сделать на эмоциях, меня оттолкнут от тебя, то ты ошибаешься. Я не боюсь, и мне все равно, даже если когда-то ты убьешь меня, потому что это мой выбор, Женя... - Говорит он тихо, но уверенно, целует его в висок и обнимает за плечи. Только от этих слов ему не становится лучше, и сердце падает куда-то вниз. Неужели он не понимает, что это ранит его больше, чем снаряд или шальная пуля? Да он вообще не уверен, что в воплощении Рарога его вообще может что-то убить, но...       Он разворачивается в его руках и чуть задирает голову, упрямо глядя в тепло смотрящие на него голубые глаза, и не знает, какие еще слова надо подобрать, чтобы до него достучаться. Стив смотрит мягко, его глаза блестят в полумраке комнаты нежностью и каким-то странным чувством, которое Женя не может сразу прочитать. Он сглатывает, чувствует тепло его пальцев на плечах и невольно расслабляется. Он до сих пор не понимает, как ему удается на него влиять. Он утыкается лбом ему в грудь и мечтает раствориться в его вязаном свитере... он снова чувствует себя рядом с ним маленьким и слабым, как тогда - в их первый разговор, когда он не знал, что сказать, и чувствовал себя полным идиотом. Не то чтобы он сейчас им себя не ощущает, но... но его сила сильнее его, она ему не подвластна, огонь Бога способен уничтожить все вокруг себя, и в этом состоянии он не отвечает за свои действия. Стив говорит, что ему плевать... беда в том, что ему не плевать. Он должен уйти из его жизни, но он его не отпускает. Уже были предпосылки, что он может ему навредить, когда он не сдерживался... и ему страшно от осознания, что это далеко не предел. В прошлый раз Стив отделался парой ожогов на руках и сожженным свитером, но с каждым разом ему становится все сложнее успокоиться. Это его до ужаса пугает. Он ожидал от вечно правильного и рассудительного Роджерса, который действительно видел и пережил столько, что на трехтомник хватит, большего понимания и как минимум осторожности. Но Стив легкомысленно махал рукой на его приступы плохого настроения, срывы и "безобидные", по его мнению, поджоги дома, машины или вещей. Он сравнивал его с Тором и Локи, которые почти всегда вполне отдают отчет своим действиям и легко контролируют свое плохое настроение (что не совсем верно касательно последнего, но все же), это до жути злило Женю. Тор и Локи - боги, которым больше тысячи лет каждому, которые в таких условиях обучались военному ремеслу в Асгарде, что на Земле тут никому и не снилось, которые видели уже десятки войн и тысячи битв, которые сильнее его физически и крепче морально, чего уж тут сравнивать? А уж чем может закончиться "плохое настроение" Локи, все знают... Ему же 17. Он с большим трудом контролирует себя даже в безобиднейших ситуациях, чего уж говорить про то, когда он начинает даже немного нервничать, его психика неустойчива, настроение скачет, как кардиограмма, и сила его легко выходит из-под контроля и реально может убить. Огню все равно на то, кто может от него пострадать - близкие или чужие, враги или свои... и он устал бояться самого себя. Но его жизнь для него дороже всех вместе взятых, он не имеет права им рисковать, и почему это непонятно самому Стиву - это уже другой вопрос... Он знает на него ответ, потому что чувствует то же самое, даже больше, но... это ведь не оправдывает его постоянный риск самым дорогим, что у него есть?       - Я не знаю, как я буду жить без тебя, если причиню тебе вред, - шепчет он, пряча нос в его свитере, как он всегда делал, когда чувствовал страх или смятение. Страх - чаще всего за других и за него самого, а смятение... стало нормальным чувством с самого начала их отношений.       - А я не знаю, как я вообще буду жить без тебя, - тихо отвечает Стив, сильнее прижимая его к себе и продолжая ласково поглаживать по волосам, - ты же понимаешь, это не выход. Тебе все равно придется научиться себя контролировать, и я тут не причем, и...       - Ты тут больше всех причем, придурок! - Женя тут же отстраняется и окидывает его сердитым взглядом. - Ты можешь больше всех пострадать! И почему это не доходит до тебя, я не понимаю! - Он пытается вырваться из кольца его рук, но Стив не дает ему этого сделать, прижимая крепче, как непослушного ребенка, коим он его иногда считает.       - Потому что мне все равно, - повторяет он, глядя на него сверху вниз и продолжая мягко улыбаться, - я люблю тебя, солнце. И я тебя не отпущу, даже не надейся. - Он притягивает уже не сопротивляющегося Женю к себе и мягко целует куда-то в макушку. Тот снова утыкается носом ему в свитер и мечтает провалиться сквозь пол. Опять он ничего не понял.       - Я тоже тебя люблю... - Бормочет он себе под нос, грея руки у него под свитером и невольно прижимаясь сильнее. - И мне не все равно, запомни.       Ну что же. Все вышло так, как он и боялся. Только гораздо хуже. Уже не имеет значения, что его вывело из себя и из-за чего они поссорились... он помнит только наполненные клубами дыма и едкой гарью остатки гостиной, языки пламени, охватившие комнату и переходящие в коридор и на второй этаж, собственные руки, охваченные огнем, почти незаметно пощипывавшим кожу, раскаленный тяжелый воздух вокруг, от чего его легкие моментально наполнились едким горячим дымом и он закашлялся... и оседающий на всю поверхность комнаты пепел. Крылья Рарога плавно опустились и растворились в воздухе за его спиной, состояние аффекта медленно проходило, глаза из ярко-красных снова стали синими, и... когда он увидел, что натворил, его тут же сковал животный ужас. Охваченная огнем фигура Стива, уже получившего многочисленные ожоги и потерявшего сознание... он себя ругал потом не только за то, что натворил, а еще за то, что из-за сковавшего его ужаса и шока промедлил, и от этого Стив получил еще больше повреждений и его состояние практически сразу опустилось до грани смерти.       Эти дни в коридоре больницы стали настоящим адом. Страх за жизнь Стива, вина и ненависть к себе по капле выпивали из него жизнь, которую он тоже искренне ненавидел. У него осталось только два осмысленных желания - чтобы Стив выжил и сдохнуть. И каким бы сильным ни было второе, первое перевешивало сейчас все... он смотрел в стену перед собой, ни на что не реагировал и молился. Страх ядом отравлял сознание, боль сковывала тело, ненависть горечью оседала на языке, глаза снова стали красными и потухшими... он боялся, что если из палаты выйдет врач или Свята и скажет то, чего он больше всего страшился, последствия будут ужасающими. Его тогда уже никто не остановит, Рарог в бессильной ярости в состоянии спалить не то что маленькое здание больницы, а в худшем случае вообще всю планету... и он точно знал, что худший из случаев - это смерть того, за кого отдал бы самой Смерти что угодно, включая собственную душу. Горе и страх топят сознание, добела сжимаются пальцы в кулаки, перед глазами стоит картина горящей комнаты и фигура Стива на полу, сухие слезы щиплют глаза, и он понимает, что еще немного и его по новой накроет состояние аффекта. Ему страшно, но он не может себя заставить встать и уйти из этого коридора, где за стенкой Свята отдает все силы за спасение его жизни. Он ненавидит врачей, которые даже не попытались побороться за его жизнь, почти так же, как себя. А вот если (об этом даже думать не хочется)... когда он очнется, ей он будет обязан стольким, что величину долга он даже вообразить не может.       Воспоминания жгут кожу еще больше вины, его голубые глаза будто рентгеном смотрят в самую душу, ему хочется спрятаться от его взгляда, провалиться под самую литосферу, убежать куда-нибудь подальше, а лучше сразу сдохнуть. Но он должен убедиться, что Стив будет жить...       - Потому что мне все равно... Я люблю тебя, солнце.       Он закрывает глаза и сцепляет зубы от нового приступа острой боли в грудной клетке. Боже... ну почему он его не послушал? Он же предупреждал, что он опасен. Что он не контролирует себя... что у него банально не в порядке с психикой, и этот статус Капитана и ответственность, которую на него взвалили, ничуть не улучшают его состояние, а только усугубляют. Хотя о чем он вообще? Вся вина за произошедшее лежит только на нем. И он никогда ее не искупит, даже если его отдадут в рабство Сатане в вечное пользование... он был бы не против этого исхода, если бы только Стив остался жив. Не замолить его грехи, даже если он будет до конца дней стоять на коленях в храме. А ведь он почти готов поверить даже в нынешних богов... несмотря на то, что его предки явно сами бы его сожгли за такое инакомыслие. Он почти готов поверить в чудо. И даже в пресловутых ангелов-хранителей... лишь бы он остался жив.       Часы медленно отсчитывают секунды, он почти готов сдаться и пойти хотя бы на полчаса поспать, либо (что лучше) наглотаться перед этим чего-нибудь, от чего он уже точно не проснется... он не сразу замечает, как рядом осторожно садится Ника и что-то тихо говорит ему, виновато пряча глаза - ему все равно. В нем не осталось ничего, кроме жгучего страха за Стива и собственной вины за то, что он сделал. Ему будет все равно, если его прям здесь решат застрелить, он даже будет счастлив этому. Все равно жить с этим дальше он не сможет... он равнодушно смотрит перед собой пустыми потухшими глазами, что-то машинально отвечает, кивает и мечтает, чтобы его оставили в покое. Он жалеет, что Баки его ударил только один раз, хотя он видел в тот момент по его глазам, что он мечтает его сам убить собственными руками. Он разделяет его желание. Он знает, что он чувствует сейчас почти то же самое... с той лишь разницей - он перед ним не виноват. Он жалеет, что ему не хватило характера, чтобы уйти самому. Стиву с ним было бы лучше. Возможно, это были бы не те чувства, что они испытывали к друг другу... и возможно, Стив бы так и не смог смириться. Но по крайней мере он бы не подвергался опасности каждую секунду, проведенную с ним, и сейчас не находился на грани смерти, в коме, обгоревший и непонятно каким чудом вообще оставшийся живой... Женя бы тоже не смог смириться. И он ненавидит себя за эту слабость. Он не имел права ставить собственные чувства выше его безопасности и его жизни. И нет ему прощения. Ни одному из Богов на небесном суде он не рискнет посмотреть в глаза... а Сатане сам сдастся в лапы, и пусть хоть вечно его истязает в самом раскаленном котле - ему уже все равно. Его жизнь ничего не стоит. Его душа выгорела, оставшись горсткой пепла, и от этих 21 грамм ничего не осталось. Его сердце... на его месте остался только сгусток острой боли и вины за то, что он сотворил. Все, что раньше принадлежало Стиву, сжалось до размеров маленькой точки от страха за его жизнь... нет, он даже после смерти будет принадлежать ему. Но в собственных глазах теперь его чувства и душа ничего не стоят. Он его чуть не убил. Он не заслужил его любовь... он ничего в этой жизни не заслужил. И эта проклятая сила... лучше бы она его самого свела в могилу. По крайней мере это было бы заслуженно, и он не был бы повинен за жизнь того, кого любит больше самой жизни и себя самого во много раз.       Он не знает, сколько проходит времени, да и, честно говоря, не хочет знать... как бы ни хотелось верить в пресловутое чудо, но привычка оценивать трезво практически любую ситуацию и давно разбитые розовые очки ясно дают понять, что с каждым днем шансы Стива на жизнь падают с геометрической прогрессией. Надежда угасает с каждой минутой, и противный холод оседает у него внутри, а в синих глазах постепенно становится все меньше жизни. Не то чтобы он и раньше хотел жить, но... но без него она ему и подавно не нужна. Он не понимает, чего ждет, шансы ничтожно малы, какой смысл отсрочивать неизбежное? Ему не страшно умирать. Страшнее умирать с мыслью, что он так и не успеет попросить у него прощения и сказать ему в последний раз... он понимает, что никакое прощение даже стоя на коленях не искупит его вину. Но он должен это сделать. Это не уменьшит ненависть к себе... но уж слишком малодушно и эгоистично сводить счеты с жизнью, не посмотрев в глаза тому, благодаря которому ему в принципе хотелось жить и дышать. Теперь все это не имеет смысла... и не будет иметь, если он умрет. Он пойдет за ним. Хотя он точно уверен, что в аду не будет возможности заглянуть в рай даже на секунду. Он не увидит его больше, но он должен посмотреть на него в последний раз.       ...он не знает, сколько прошло минут. Часов? Суток? Недель? В нем ничего не осталось, кроме страстного желания сдохнуть. Даже надежда его почти покинула. Застывший взгляд потухших синих глаз был пропитан горем. Он почти смирился. Он не знал, какая сила его держит здесь. Ведь уже очевидно, наверно, даже Святе - он не выживет. А может, он уже умер, а ему просто не говорят? Он не знает, что хуже - эти напрасные горстки надежды или уже свершившийся факт... он почти не замечает, как открывается дверь, рядом садится измученная Свята, которая за эти дни стала сама выглядеть как живой труп. Она что-то тихо-тихо и быстро говорит, он с трудом поворачивает голову, где-то внутри него сердце сжимается в тугой комок, он не слышит почти ничего из ее сбивчивой речи, кроме трех слов: "он будет жить".       Он не замечает, как из закрытых усталых глаз стеной льются горячие слезы, обжигая щеки, не замечает сотрясающихся от беззвучных и бессильных рыданий плеч, как теплые пальцы девушки ловят его ладонь, и она утыкается носом ему в плечо и, кажется, тоже плачет... весь мир и время как будто останавливаются для него в этот момент, все остальное давно осталось неважным. Предки услышали его молитвы... теперь он может уйти почти спокойно. Его смерть, ровно как и жизнь тоже будет напрасной. И грехи ему никогда не замолить и не искупить. Но по крайней мере Стив будет жить. И возможно, когда-нибудь он его простит. Нет, он не заслуживает его прощение, как не заслуживал его любви и его самого... но возможно, ему где-то в другом мире станет чуточку легче.       Он поднимет к небесам голубые глаза, вздохнет, и сожмется сердце в груди... конечно, он не забудет. Но он заслуживает совсем другой жизни и кого-то другого рядом. Женя бы не хотел, чтобы он жалел о нем... хотя, конечно, он будет. ***       Он тенью проскальзывает в палату и сразу ловит на себе яростный взгляд уставших серых глаз - конечно, он против его присутствия здесь. Он виновато опускает глаза и замирает у двери, будто спрашивая разрешение. Свята, что-то бормоча себе под нос над пока еще бессознательным Стивом, удивленно вскидывает голову.       - Женя?       Баки отходит от окна, где явно стоял последние несколько часов, чтобы не мешать девушке, и не говоря ни слова, подходит к нему, смерив его злым гневным взглядом. Он не выглядит так, будто хочет ударить, скорее предупреждает: если подойдешь к нему - убью. Жене понятно это желание защищать... это то, чего он сам не смог. Хотя он справедливо считал, что защищать самого сильного человека в мире всерьез надо только от него самого. Он предупреждал его об этом... он просил. Теперь же... впрочем, это уже не имеет значения. Он все решил.       Свята тоже подходит к нему, ее взгляд становится обеспокоенным, она немного испуганно смотрит на явно воинственно настроенного Баки, и его взгляд слегка смягчается. Но он смотрит по-прежнему гневно и хмуро.       - Свят, пожалуйста... - Женя с трудом отрывает взгляд от бессознательного Стива за их спинами, мотает головой, сдерживая совершенно непрошенные сейчас слезы, и протягивает ей конверт и маленький кулон на длинной нитке, из камня, навскидку похожего на янтарь. - Передай ему, когда он очнется. - Тихо просит он и чувствует, как в горле застревает тугой комок.       Он знал, что будет тяжело здесь находиться даже эти пару минут. Он бы хотел... попрощаться. По-другому. Он бы хотел последний раз посмотреть ему в глаза. Но рядом с ним он тогда будет себя чувствовать совсем уж бессовестным эгоистом. А уж если поддастся слабости и вообще не сможет потом от него уйти... он будет ненавидеть себя еще больше. Да и Стив это не заслужил. Он бросает косой взгляд на враждебно поедающего его сейчас глазами Баки и с горечью понимает, что он изначально был во всем лучше него. Лучше... для Стива. Изначально было понятно, что для одного из них это не просто дружба. Но когда они были вместе, ему доставалась роль где-то в стороне. Женя понимает, что и сам Баки этого не заслуживал. А он... что же. Он слишком многого не заслуживал в этой жизни из того, что у него было. А его... особенно.       - Женя... - Свята забирает конверт и кулон, в ее глазах мелькает страх. - Что ты задумал? - Он через силу грустно улыбается ей, уже не глядя на Баки, и качает головой.       - Ничего из того, что способно навредить кому-то еще больше, - тихо произносит он и смотрит мимо них в окно на очередное серое и мрачное утро. Идеальное время, чтобы... уйти.       - Не делай того, что еще больше причинит кому-то боль, - почти неслышно говорит девушка, смаргивая слезы с глаз. Баки бросает хмурый, кажется, слишком понимающий взгляд на него... но ему уже все равно.       - Я думаю, что нет, - выдавливает он еще одну измученную улыбку и крепко обнимает старую подругу. Напоследок. - Скажи ему, что я его любил. - Тихо просит он ей на ухо и украдкой бросает еще один взгляд на Стива.       Он по-прежнему в очень тяжелом состоянии... он почти заживо сгорел. Но по крайней мере теперь он будет жить и, возможно, даже видеть. А это уже очень много.       - Женя... - Шепчет Свята, по ее щекам уже стеной бегут слезы. Баки отходит назад и уже старается не смотреть на них - для него итак все понятно. И не то чтобы ему было жаль, но...       - Ты нужна ему здесь, - Также тихо говорит он, быстро целует ее в щеку, ощущая на губах вкус ее соленых слез, и торопится уйти. Иначе это с каждой минутой сделать будет все сложнее.       Свята долго смотрит на закрытую дверь... а потом падает на соседнюю от Стива койку, прячет лицо в подушке и заходится беззвучными рыданиями. Она действительно все поняла. ***       Он открывает глаза, пока еще очень плохо видя через повязку, и ищет взглядом в тускло освещенной комнате знакомую фигуру. Он слышит тревожный голос Святы и дрогнувший голос Баки - они действительно все это время были рядом с ним? Он пытается кое-как сесть на постели, но после стольких дней комы это очень сложно, и он тут же падает обратно на подушку. Баки тут же подскакивает к нему, Свята бежит к нему из другого конца палаты, что-то на ходу доставая из тумбочки... но сейчас он должен увидеть его. Наверняка он за эти дни сожрал себя, мучаясь виной из-за того, что в очередной раз не сдержался... но Стив прекрасно понимал, на что идет, когда соглашался на такие со всех сторон безумные отношения. Ну подумаешь, едва не сгорел и не умер. Он знал, что когда-то этим кончится, ведь в возлюбленные ему достался не обычный парень или девушка, а потомок Бога Огня, который в состоянии аффекта перевоплощается в Рарога... И он должен его увидеть.       - Стив... - Хрипло шепчет Баки, пристраиваясь рядом с ним на постели и неловко хватая его за руку. Но он не смотрит на него и ищет глазами Святу.       - Свят? - Тихо спросил он, не узнавая собственный голос. Девушка замерла за пару метров до его постели, уже зная, о чем он спросит. Ее взгляд моментально стал испуганным, и в нем что-то мелькнуло. Но он, пока еще плохо видя без повязки, не разглядел, что это было. - Позови Женю. Где он? - И он слабо повертел глазами по палате, будто желая убедиться, что его действительно тут нет.       Свята усилием воли сохранила лицо и взглядом попросила Баки выйти. Он кинул на ничего не понимающего Стива тревожный взгляд, немного виновато отвернулся, что-то тихо сказал ему и пошел к двери. Уже у дверей он поймал взгляд девушки, которая смотрела на бледного Стива с откровенным страхом, переминаясь с ноги на ногу и едва сдерживая слезы. У Баки в этот момент что-то дрогнуло внутри... он еще раз посмотрел на нахмурившегося друга, который попросту не понимал, что за странные переглядки и что это все значит, и только тогда вышел. В коридоре он тут же рухнул на скамью, закрывая лицо руками. Он даже представить себе до конца не может, сколько еще боли на него выпадет... и от этой боли он его не сможет уберечь. На его месте... он бы поступил точно также, он бы тоже не смог жить с таким грузом. Но Стиву от этого легче не станет. И он благодарен Святе, что взяла на себя эту ужасную ответственность - сказать ему.       - Свята? - Повторил Стив, снова с трудом усаживаясь на постели. Его в этот момент посетило крайне плохое предчувствие. А предчувствия редко его обманывали, но...       - Он просил тебе передать... - Очень тихо произнесла девушка, мужественно стараясь не реветь и кусая потрескавшиеся губы, чтобы не дрогнул голос.       Она сунула ему в руки простой белый конверт и кулон с оранжевым камнем. Едва бросив взгляд на камень... Стив сразу все понял. Прикол про Вормир и камень души был их сугубо личным, и никто другой не оставил бы напоследок такой подарок, кроме него. Его по голове будто ударило тяжелым обухом, в состоянии шока он долго смотрел на кулон и конверт, мысли разбегались, сердце гулко билось в грудной клетке, грозя вырваться наружу... у окна, уже не сдерживаясь и пряча лицо в ладонях, рыдала Свята. Он был ее лучшим другом в команде, он заменял ей брата. Она не смирилась с тем, что его нет, и никогда не смирится.       - Свят? - В третий раз глухо повторяет Стив, не оборачиваясь. Он пока не понял.       - Он просил передать, что любит тебя. - Сквозь слезы пробормотала она.       Он поймал взгляд ее красных зареванных глаз, слезы стеной бежали по ее лицу, она несколько секунд смотрела на него, хватая ртом воздух и будто не решаясь сказать что-то еще, а потом пулей выбежала из палаты, оставляя его наедине с этим осознанием. Он смотрел перед собой и пока не понимал. Осознание медленным ядом проникало в кровь и сдавливало сердце... в этот момент его жизнь раскололась на две части.       Этот мир, этот дом... помнит нас, здесь вдвоем.       День еще не понимает... он не знает, что тебя уже не будет в нем.