12 мая 2213
Прижавшись лбом к краю низкого столика, Сецуна в очередной раз перезапустила мессенджер, проверяя на новые сообщения от Энджи. Новых уведомлений не было, а любые ночные новости вещали об уровне ущерба и приблизительных цифрах пострадавших, на повторе крутились короткие интервью с героями, раздел с комментариями шумел, как потревоженный улей. Было почти пять утра, Сецуна не уснула только из-за проклятого бараньего упрямства. Раз не спал до этого, бессмысленно гнаться за парой часов сна! Нацуо ушел спать, как и Фуюми, ведь обоим идти на учебу или работу, хотя они весьма настойчиво просмотрели целых три фильма, прежде чем сдаться. Сецуну же поход в школу волновал в последнюю очередь, даже если ее насильно туда отправят, никто не запретит ей отрубиться прямо за партой, отсыпая свои законные часы сна. Широко зевнув, она протерла слезящиеся глаза, прежде чем снова проверить уведомления на телефоне. Время текло медленно, специально издеваясь. И ведь даже бессонницы нет, спать прям охота, что невмоготу! На мгновение ей почудился шум заведенной машины, пока не услышала привычный звук открывающихся ворот. Сецуне потребовалось несколько секунд на обработку информации, затем она резко подняла голову, где лоб пересекала красная линия, имеющая форму ребер стола. Непослушные ноги свело судорогами, но это не остановило ее от попыток добраться до входной двери. Опираясь о стену, Сецуна вошла в коридор, когда дверь бесшумно открылась, а на пороге стоял слегка сгорбленный Энджи. В глаза сразу бросилось изможденное лицо, усталые глаза и отсутствие какой-либо реакции на появление Сецуны, которая по всем правилам должна была спать у себя в кровати. Сама женщина была прекрасно знакома с настроением Энджи, ведь не раз и не два замечала его как у своей матери, отработавшей две смены, так и у себя, когда пустой взгляд цеплялся за зеркало в прихожей после работы. В такие моменты не хотелось заставлять мозг работать, прилагать усилия, чтобы разобрать речь собеседника или совершать лишние телодвижения. Смущенная Сецуна судорожно обдумывала следующие действия, истерически споря у себя в голове, пока не плюнула на потенциальные риски и последствия и рванула к Энджи, прежде чем крепко обнять его за поясницу. Энджи долгое время не реагировал, лишь по привычке положил ладонь на детское плечо, да так и замер, уставившись в стену напротив. Он бездумно считал чужие вдохи, все еще мысленно находясь на работе и подбирая формулировки для ответов на потенциальные вопросы СМИ. — Я дома, — скорее констатировал факт, чем произнес стандартное приветствие мужчина. — Ага. Сморгнув застилавшую глаза пелену, Энджи опустился на колени и крепко обнял Сецуну, опустив лицо ей на макушку. Мягкие руки ловко вырвались из его захвата, прежде чем обвились вокруг шеи. Он снова замер, наслаждаясь моментом долгожданной передышки. Всякий раз, когда ему удавалось держать Сецуну в руках, он пытался вспомнить, всегда ли объятия детей имели успокаивающий эффект. Чем дольше он думал, тем горче становилось, ведь единственный ребенок, которого он действительно нянчил, был Тойя. Бойкий и улыбающийся Тойя, так горд своей причудой огня, которая была слишком мощной для его слабого тела. Энджи помнил маленькую Фуюми, которая цеплялась за его пальцы, буквально повиснув на них, но не отпуская влажной хватки. Воспоминания были ясными и чистыми, прямо как голубой оттенок любимых цветов Рей, пока между счастливым прошлым и настоящим не образовалась пустота. Логическая часть Энджи осознает, что было рождение Нацуо, затем Шото и даже Сецуны, но он не мог разобрать ни единой эмоции, чтобы связать их с расплывчатыми образами минувших дней. Он помнит разочарование, гнев и желание добиться цели, чтобы всё закончилось, и он мог передохнуть. Затем резкая вспышка жадности, вкус победы на кончике языка и лихорадочной веры, что цель почти достигнута. А потом была Сецуна. Странный ребенок, о котором он не помнил толком, пока она просто не появилась у него перед глазами, став неотъемлемой частью жизни. Она тянула его за руки, не отводила взгляда и упиралась с упорством осла, если ей что-то не нравилось. Энджи не может определиться, был ли он тактильным человеком или нет, однажды люди просто перестали его касаться, а его всё устраивало. Он не чувствовал себя неполноценным или одиноким, как любят говорить психологи. В чем тогда дело? Энджи любил свою семью, пусть и не чувствовал особой близости. Тем не менее, прижимая дочь к груди, он ощущал трепет и гложущую тоску по упущенным возможностям. — Всё хорошо? — разбила тишину Сецуна, повернув голову и прижавшись к его плечу. Теплое дыхание пощекотало оголенную шею. — Да, но на пару дней придется воздержаться от посещения офиса, — предупредил ее Энджи, напрягая ноющие мышцы, прежде чем подняться на ноги с Сецуной на руках. — Все сейчас заняты. — Я уж догадалась, не идиотка. Ласковый ответ едва не вырвался из уст мужчины, но он прикусил язык, посчитав комплименты, исходящими от него, странными. Нет, у него не было проблем сказать коллегам, что они хорошо справились с работой, но почему-то похвалить Сецуну было смущающе. — Тебе пора спать, — вместо этого сказал он, бесшумно ступая по дому. Сецуна к этому моменту задремала, поэтому Энджи просто прижался к ней лицом, прикрывая глаза и наслаждаясь временным покоем. Когда Тодороки проснулись, Старателя уже не было дома.13 мая 2213
Айзава устало осмотрел свой непривычно тихий класс. Ученики были в подавленном состоянии из-за отсутствия своего старосты. Иида Тэнья на данный момент находился в частной больнице, где в ближайшем будущем его прооперируют. Затем мальчика будет ждать длительное лечение, которое, по оптимистичным прогнозам хирургов и физиотерапевтов, продлится от полугода до года. Первый год, не прошло и пары месяцев, как уже есть один академический отпуск. Айзава даже не уверен, будет ли Иида психологически устойчив, чтобы вернуться на геройский курс. В любом случае, до этого ещё много времени. Лучше уделить время остальным студентам, в частности, замешанным в данном инциденте школьникам. — Мидория, Бакуго и Токоями, останьтесь после этого урока. Все трое почти в одно время нахмурились, догадавшись, по какой причине выделили именно их. Вплоть до конца урока сохранялась напряженная атмосфера, каждый пытался предугадать, что будет дальше. Строгим взглядом выпроводив излишне любопытных детей, Айзава попросил оставшихся сесть за первые три парты. Вынув из папки скрепленные листы, он положил их на парты. — Вы трое были задействованы в инциденте с Пятном. Вам необходимо написать отчет, чтобы мы, преподаватели, могли оказать вам соответствующую поддержку. В частности, это касается тебя, Мидория. Ни Токоями, ни Бакуго не выказали удивления, что только подтверждало их не незначительную причастность. — Согласно нашей информации, Мидория сделал спам-рассылку со своими координатами, не приложив иных объяснений. Токоями был тем, кто поделился сообщением с Ястребом, а затем использовал третью сторону, чтобы передать сообщение команде Старателя через Бакуго. Есть что добавить? Отреагировал только Мидория, с изумлением уставившись на своих одноклассников. Не удержался он и от привычного «Кач-чан» в сторону Бакуго, который только скривился, услышав детское прозвище. Кацуки скрестил руки и отказался смотреть на кого-либо, убийственным взглядом окинув их всех. Парень не выдержал: — Чё уставились?! Айзава вздохнул. — Правила гласят, что вам нельзя делиться рабочей конфиденциальной информацией с третьими лицами. Пусть в вашем случае это послужило благу, но вы нарушили правила. Ни в одном из отчетов не фигурировало имя человека, связавшего ваши случаи. Мужчина не ожидал, что получить одно единственное имя будет трудно, но, в конце концов, его жизнь никогда не идет по легкому пути. Очевидно, что Мидория был не в курсе развернувшихся за сценой битвы действий, поэтому всё внимание уделялось двум другим подросткам. Токоями Фумикагэ, прошел стажировку под руководством Ястреба, героя номер три. Бакуго Кацуки, прошел стажировку под руководством Старателя, героя номер два. И никто из них не спешил давать ответ, который так хотел заполучить директор Незу. Тем не менее Айзава сам не против узнать имя выдающейся личности, обладающей столь примечательными связями. — Если вам нужна информация, то обращайтесь в агентство Старателя. Подобные детали стажировки находятся под NDA, мы, — в этот момент Бакуго зыркнул на спокойного Токоями, которого в лучшие дни было сложно читать из-за специфики физиологии. — Не имеем права разглашать сверх того, что отображено в наших отчетах. — Всё так, как говорит Бакуго, — кивнул Фумикагэ, положив сцепленные в замок руки на парту поверх пустого образца для отчета. Учитель еще раз вздохнул, искренне расстроенный свалившимися проблемами. — В любом случае, вы должны в хронологической последовательности еще раз описать свои действия на одиннадцатое мая. Обязательно оставьте замечания о своем эмоциональном состоянии, потому что вы в любом случае пройдете психологическую оценку на этой неделе. Никто не хочет, чтобы она длилась дольше, чем строго необходимо, не так ли? — хоть Айзава и произнес последнее предложение так, словно это был вопрос, но присутствующим было ясно, что тут нет места спору. Кислое выражение Кацуки было тому подтверждением. — Свободны.***
Был вечер понедельника, когда Нацуо рано вернулся домой после лекций, не в состоянии расслабиться в компании друзей после всего, что случилось на выходных. Поэтому он взял из общежития довольно популярную настольную игру, чтобы бросить вызов Сецуне и, как положено старшему брату, утереть выскочке нос. Шла третья партия, и Нацуо уже предчувствовал, как до конца недели будет наслаждаться своей победой в сухую, когда они услышали щелчок замка уличной двери. Переглянувшись, они отложили игровые карточки и, спрятавшись за углом, высунули головы. — Ой, это Шото, — прошептал Нацуо, его брови сошлись на переносице, придав лицу привычную хмурость. — Он какой-то спокойный. Сецуна согласно промычала. — Не хватает мстительно-депрессивной ауры. Голова Шото начала поворачиваться в их сторону, из-за чего Нацуо схватил сестру за волосы и дёрнул назад, спрятавшись в последнюю секунду. Затаив дыхание, он ждал, когда произойдет что-нибудь. Было тихо. Шото шуршал одеждой, затем его тихие шаги направились в сторону его комнаты. Никто не двигался, пока не услышали хлопок закрывающейся двери. Нацуо отпустил волосы Сецуны и уставился на свою влажную ладонь. Он даже не помнил, как зажал ей рот. — Ты обслюнявила меня. — Не затыкай мне рот. — Омерзительно, — он всё-таки скривился, протерев мокрую руку о джинсы, оставив на них темное пятно. Обмениваясь колкостями, они вернулись в гостиную, чтобы закончить финальный раунд. Никто ничего не сказал о случившемся, потому что нечего было обсуждать. Шото вернулся домой спустя неделю, парень мог просто устать. Да, всё верно. Шото отдохнёт и вернётся к своему угрюмому, обособленному существованию, делая вид, что в комнате нет других людей, помимо его одинокой и непонятой обществом личности.***
Шото вернулся домой, где прожил всю свою жизнь, но чувствовал себя неуместной фигурой, выбивающейся из хорошо знакомой композиции. Те же стены, тот же сад, и да, привычное шушуканье якобы незаметных Нацуо и Сецуны тоже было на месте. Шото не собирался разрушать их наивную идиллию, где они верили, что действуют незаметно. Более вероятно, что все решили ничего не говорить, не желая начинать бессмысленный спор, у которого не будет ни начала, ни конца. Оставшись наедине у себя в комнате, он начал распаковывать вещи, складывая грязное белье в корзину, а тетради с новыми конспектами аккуратно положил на стол. Шото оттягивал момент, когда ему придется столкнуться с собственными мыслями, но когда дел больше не осталось, а он обнаружил себя сидящим на краю кровати с вытянутой рукой, на которой игриво полыхало маленькое пламя, не вызывая негативных чувств. Ему бы хотелось заметить момент, когда вторая половина причуды стала просто еще одним инструментом в его арсенале будущего героя. Было ли это во время одного из перевалов, когда ему приходилось поддерживать огонь, чтобы спасенные ими гражданские не получили переохлаждение? Или когда пришлось прижигать рану, чтобы спасенный из-под завалов человек не скончался от потери крови? Может это было тогда, когда наставник сказал, что не быть ему героем, если он не готов отдавать всего себя выбранному пути? Шото помнит лишь боль в сердце, когда он был вынужден прибегнуть к преимуществам второй половины причуды, потому что ему не оставили выбора. Не было ни мягких уговоров, ни вежливых попыток переубедить его. Это были крики и резкие слова, оставившие его опустошенным и разгневанным одновременно. «Ты видишь лица людей, чьи жизни тебе доверили? Или семейные обиды настолько застилают глаза, что ты скорее позволишь им умереть, чем усмиришь гордыню?» Он хотел быть героем, чтобы спасать людей с улыбкой на лице, как это делает Всемогущий. Чтобы он мог защитить свою мать, встать перед ней и сказать озлобленному старику отвалить. Он хотел стать героем для своей младшей сестры, чтобы не дать слезам разочарования скатиться по ее щекам, как это было у остальных членов семьи. Быть ее безопасным местом, доверенным человеком, к которому бы она могла прийти, когда стало плохо. Стать человеком, который бы решал ее проблемы, став щитом между счастливым детством и жестоким внешним миром. Шото не смог защитить мать. Он ничем не помог Всемогущему во время нападения. Защитником сестры стал тот самый человек, от которого он должен был ее защищать. Проклятый огонь сжигал каждую мечту, цель, которую он ставил перед собой. Его не просто попросили отпустить прошлое, словно оно не имело значения. Он жил этим, его мать лежит в лечебнице, семья разбита, и ее уже не склеить обратно, а всё потому, что у него была эта проклятая идеальная причуда! Если бы у него был только лед матери, как у Фуюми и Нацуо, ничего из этого не произошло бы! Его бы не изолировали от остальных членов семьи, мать не испугалась бы его лица, а младшая сестра не осталась бы с вечным напоминанием о его неудаче на коже. И все же он сидел у коек больных, поддерживая определенный уровень тепла огня, находящегося в опасной близости от кожи пациентов с признаками обморожения, а в голове резкие слова наставника резонировали с криком Мидории: «Это твоя причуда!» Как долго он ненавидел самого себя?***
Опустив пакеты с готовой едой на кухонный стол, Фуюми пыталась оценить, стоит ли подогревать еду, или это было необязательно. Сегодня был выматывающий рабочий день, множество родителей разом обеспокоились безопасностью подготовительной школы. Их можно понять, после нападения Ному в выходные и несколько детских смертей, задохнувшихся в горящих зданиях или под разрушенными зданиями, было страшно выпускать любимого ребенка из зоны видимости. Она как раз заваривала чай, когда краем глаза заметила движение возле проема. Обернувшись, Фуюми увидела неловко стоящего Шото. У него было то самое выражение, когда ему хотелось что-то сказать, но слова не складывались в предложение. Недостаточно точно, чтобы правильно передать мысль. Неделя без Шото была немного странной, однако Фуюми не уверена, с чем это связано. Конечно, они переписывались по вечерам, желали друг другу "доброго утра" и "спокойной ночи", но она не чувствовала, что сильно скучала по нему. Не так, как это было с Сецуной, когда она лежала в больнице. Даже находясь на расстоянии нескольких миль, у Фуюми оставалось фантомное ощущение, что Шото рядом, как будто всё это время он был в школе и вот-вот вернулся бы домой. Только когда она встретилась с ним лицом к лицу, незримые изменения тут же бросились в глаза. Шото был физически здоров, не было ни повязок, ни скрытой хромоты, тем не менее общее впечатление было другим. Он, словно одновременно сбросил груз с плеч, но обменял на другой тип ноши. — С возвращением домой, Шото, — ласково произнесла Фуюми, неловко поднимая руки для объятий, как это делала с детьми сегодня вечером. Если честно, она не надеялась, что приём, вычитанный в одной из многочисленных методичек сработает, но сегодня, очевидно, был день сюрпризов. Потому что Шото сделал шаг навстречу, прежде чем замереть, напомнив оленя в свете фар. И Фуюми решила, что пора избавляться от старых привычек, начинать новый день с чистого листа и пересиливать себя, выходя из зоны комфорта и учась рисковать. В прошлом она бы позволила Шото самому решить, хочет ли подойти ближе или спрятаться у себя в комнате, но, как говорит ее профессор, некоторым людям нужен не просто толчок, а удар под зад для направления. И как бы щеки не краснели, когда преподаватель красочно описывал один случай из молодости, она решила применить полученные знания на практике. Сделав последние шаги, она встала напротив Шото и обняла его за плечи, не оставив выбора. Шото был выше Фуюми, однако в этот момент эта разница в росте не чувствовалась, ведь Фуюми была старшей сестрой, которая решила заботиться о своих младшеньких. Будучи старше и умнее, а также единственной, кто изучал психологию в качестве профильного предмета, она лучше прочих разбирается в том, что может быть необходимо Шото в данный момент. И это, очевидно, крепкие семейные объятия от старшей сестры. Первоначально Шото был не мягче камня, но чем дольше она держала его, тем расслабленней он становился, пока, в конце концов, он не наклонился вперед, уткнувшись лбом в покатое плечо. Руки всё еще безвольно висели вдоль тела, но Фуюми не расстраивалась. Прогресс должен быть медленным и плавным, чтобы не спугнуть свою жертву, то есть человека, которому оказывают помощь. Похоже, что не только Шото изменился. Все в этой семье начали меняться, осталось подождать и увидеть, куда это их приведет.