28 апреля 2208
Когда Нацуо узнал о том, что Сецуну отправили в больницу с сильными ожогами от использования причуды, ему на миг показалось, что сердце разорвет от прошившей его боли. Он не верил, что будет волноваться, если с его младшей сестрой что-то случится, однако, когда беда постучалась в их двери, он почувствовал настоящий страх за нее. Он хотел спросить у Фуюми, как поживает Сецуна, все ли с ней будет в порядке, но глупая гордыня не позволила ему и слова вымолвить. Нацу зашел к себе в комнату, сел за компьютер, да так и залип на рабочий стол, бездумно разглядывая иконки приложений. Сецуна раздражала его, об этом не знал бы только совсем посторонний человек. Он без угрызений совести усложнял ей жизнь, спихивая свои обязанности и наказания на нее. И даже когда уловки не срабатывали, он был удовлетворен гневным выражением на её лице. Но стоило подумать, что в их доме появится еще один алтарь, перед которым пришлось бы отдавать поклоны и зажигать благовония, как сердце пускалось вскачь и застревало где-то в горле. Потому что он знал, какой доброй сестра может быть. Как она без проблем игралась с Шото, хотя всем вокруг было понятно, насколько ей не хотелось этим заниматься. Сецуна также редко когда перебивала или исправляла его, когда он делал ошибки или перевирал историю. Она не забирала себе его внимание, как он думал два года назад, просто их стало больше, а в дне как было двадцать четыре часа, так и осталось. И хотя правда о ее поступках начала доходить до него только в последние три месяца, Нацу все равно не переставал чувствовать иррациональную обиду. Досада и гнев на самого себя, на свою никчемность, на свою чрезмерную нормальность. Отсутствие ярко выраженных талантов, средних оценок в школе, низкого эмоционального интеллекта. От одного сравнения себя с Сецуной начинало тошнить. Поэтому вместо того, чтобы пойти в школу, Нацуо сел на автобус до больницы, в которую положили сестру. Он не знал, почему решился на поездку или что собирается сделать, он просто поехал, логично решив разбираться с проблемами по мере их поступления. Он не любил Сецуну, но последнее, чего он хотел, так это ее смерти. Ему было страшно от догадок, что случится с их семьей, если она погибнет. Стоя за деревом на противоположной от больницы стороне улицы, Нацуо следил за приходящими и уходящими людьми. Кто-то из них был в гражданской одежде, кто-то в геройском костюме. Кто-то уходил с улыбкой на лице, а у кого-то были красные глаза и бледное лицо. Посетители были самыми разнообразными. «Я просто спрошу у доктора, как у нее дела», — решил Нацу, сжимая лямки школьного рюкзака. Сделав шаг вперед, он остановился с занесенной на дорогу ногой. Подобно яркому пятну на белом полотне Старатель выделялся на всеобщем фоне. В своем излюбленном геройском костюме, но без горящего пламени на теле, мужчина уходил с территории больницы. В руках он держал белую папку, а по его правую руку ходила женщина в белом халате. «Врач», — догадался Нацу, заново спрятавшись за стволом дерева. Взрослые о чем-то говорили, пока его отец попутно складывал вещи в машину. Его водитель смиренно стоял около открытой двери, следя за тем, чтобы та внезапно не захлопнулась. Затем женщина положила руку на предплечье Старателя, и Нацу показалось, что его мир разорвало в клочья, потому что отец ничего ей не сделал. Ни-че-го. Он даже не разозлился, только резко кивнул, прежде чем сесть в автомобиль. Врач посмотрела в след уходящей машине, а после растрепала себе волосы, возвращаясь в здание больницы. Нацуо не до конца осознавал, что он только что увидел, но гнев закипал с новой силой. Парень удивился, как он вообще мог посочувствовать кому-то из них двоих, потому что они оба были ему омерзительны. Стиснув зубы до боли в челюстях, Нацу направился в школу, надеясь, что успеет ко второму уроку, раз на первый он столь безбожно опоздал. Неудивительно, что глубоко погруженный в себя, он не заметил следящих за ним пары глаз.***
Я все также лежала в постели, но при этом не сводила глаз с прямоугольной коробки с названием корейского бренда, напечатанного прямо посередине. Телефон. Мобильный телефон. Смартфон. Энджи купил мне его и лично подарил, занеся прямо перед работой, на которую он, скорее всего, немного припозднится. Он зачитал речь с бумажки, которую с большой вероятностью написала Фуюми. Там что-то говорилось про умеренность и безопасность, но ни я, ни Энджи особо не вникали в написанное. — Я зайду к тебе вечером, — сказал Тодороки, передавая мне нераспакованную коробку с телефоном. — Будь осторожна с пальцами. Улыбнувшись, я заверила его в своем благоразумии. Но не могла не спросить напоследок: — А когда с меня снимут бинты? В ответ на вопрос мужчина бросил на меня хмурый взгляд, прежде чем хлопнуть дверью. Закатив глаза, я подумала, что за великовозрастное дите. Я бы и не затрагивала данную тему, если бы медработники соизволили ответить на мои вопросы. Но те явно боялись, что у меня снесет крышу от суровой правды. То, что невредимой из передряги я не выберусь, было очевидно. Даже чисто по ощущениям это можно было понять. Тело чесалось, хотя от прикосновений кожа начинала гореть и щипаться. Хотелось попросить вернуть предыдущую долю обезболивающего, но на логичное требование меня попросили не вмешиваться в дела профессионалов своего дела. Да, больница это тебе не детский сад или школа, где со временем преподаватель может привыкнуть к тебе и перестать третировать как наивного ребенка, оценив разумность поступков по должному. Самым постыдным за все дни, которые я провела здесь, было справление нужды с посторонней помощью. Лет двадцать как моя мать перестала держать меня на руках над унитазом в общественных туалетах, и возвращаться к прошлой практике было смущающим. Тем более что сейчас никакого унитаза не было, зато имелся горшок. Как же стыдно. Отбросив посторонние мысли, я сосредоточилась на своем подарке. Облизнув пересохшие губы, я осторожными движениями открыла коробку. Та, с мягким «хлоп», открылась. На самом верху был конверт с красивым серебряным узором. Нетерпеливо смахнув его, я с немым восторгом уставилась на глянцевый черный экран телефона. Глаза мгновенно увлажнились. Задрав голову, я проморгалась, не позволяя себя разреветься от переполнявших меня эмоций. Все мое красноречие улетело в окно, поскольку никакие слова не могли бы полно описать ту гамму эмоций, которые бурлили внутри меня. Но больше всего впечатляло доверие, оказанное мне Энджи. Этот его поступок был громче любых слов. Закрыв лицо ладонями, я широко улыбнулась. С моих плеч словно сняли груз весом в тонну. Быстро настроив смартфон и установив базовые приложения, кое-как найдя в магазине их аналоги из моего прошлого мира, я на некоторое время зависла над пустой поисковой строкой от осознания вернувшейся вседозволенности. Потому что я могла ввести что угодно. Найти любую информацию, посмотреть, что хотелось. Четыре года я не имела такой свободы, коей обладаю прямо сейчас. Прикусив губу, я поменяла язык на клавиатуре, прежде чем на английском вбить название своей любимой книги. Онлайн книга «Портрет Дориана Грея» нашлась без проблем. Оставшийся день я читала ее, прерываясь только на процедуры и по нужде. Сначала я читала медленно, наслаждаясь каждым словом, но постепенно скорость чтения увеличивалась, пока страницы едва не летали перед глазами. Мозг работал вовсю, воображение рисовало невообразимые картины, а я считала себя самым счастливым человеком на всём свете. Находясь в игривом настроении, я не удержалась и сфотографировала себя с высунутым языком и знаком победы, отправив полученное фото на почту Энджи. Пусть щеки и были в белых пластырях, руки до кончиков пальцев перемотаны в бинтах, а от волос остался короткий ежик, я находила снимок полным радости. Откинувшись на подушку, я посмотрела на знакомый белый потолок. — Бе-е-е! Скривив тому рожицу, я не переставала ухмыляться. Мы еще посмотрим, кто кого в этот раз. Потому что я ни за что не сдамся.***
Шузенджи Чиё, также известная как бывший про-герой — «Вечно юная героиня: Исцеляющая девочка», с комфортом сидела на низком диванчике в кабинете директора ЮЭЙ, Незу. В руках она держала глиняную кружку с чаем матча, изредка покручивая ее по часовой стрелке. Напротив нее сидел сам директор, положив лапы на колени. Его ноги не дотягивали до пола, но это никоим образом не сказывалось на его профессиональном образе руководителя. — Так что вы можете рассказать о ситуации с Тодороки? — начал разговор Незу, отслеживая мимику и реакцию собеседника. Исцеляющая девочка вздохнула, покачав головой. Она не знала, что ответить. Тодороки Сецуна была физически здоровой, все ее показатели в норме, если, конечно, не принимать во внимание последствия от взбесившейся причуды. Не было ни синяков, ни неправильно сросшихся костей, ни признаков недоедания. Пожалуй, Сецуна была примером здорового ребенка. — Странная ситуация, если говорить честно, — молвила пожилая девочка, смотря на погоду за окном. — Это уже третий ребенок от Старателя-сан, который попал в больницу с травмами от ожогов. Хотя мальчик Шото-кун не пострадал от причуды, у него были признаки легкого истощения. Точнее это то, что написано в его медицинской карте. — Вот оно как. Двое взрослых замолчали, где каждый из них думал о своем. Тишина была столь привычна для них, что они даже не заметили, как прошел час. — Вы подозреваете домашнее насилие? — спросила Чиё, за всю свою карьеру столкнувшаяся и не с такими ужасами. — Я не отбрасываю данную возможность, — не отрицал Незу, инстинктивно дернув ушами. — Но Старатель-сан является Героем №2, мы не можем предъявить обвинения без веских доказательств. Его жена, Тодороки Рей, проходит интенсивное лечение, к ней никого не пускают, даже ее семью. Мы также не можем допросить его детей, поскольку они несовершеннолетние. Медсестра ЮЭЙ кивнула головой, поскольку не раз сталкивалась с подобными препятствиями в прошлом. Нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным. Сколько жизней можно было бы сохранить, если бы те только согласились говорить о проблеме, а не игнорировать или отрицать ее. — Но случившееся с Сецуной-кун играет нам на руку. Больница может потребовать, чтобы она прошла психологическую оценку. — Вы думаете, что она согласится рассказать обо всем? — засомневалась Исцеляющая девочка, по опыту зная, что жертвы порой никогда не нарушали своего молчания. — После травмирующих событий жертвы довольно открыты для психологических манипуляций, особенно если те не закрылись в себе. Это может быть нашей лучшей и единственной возможностью, чтобы разобраться в деле семьи Тодороки. Слова директора были жестокими, но правдивыми. И в таком деле, как спасение человеческих жизней, порой приходится переступать невидимые границы, разделяющие понятия хорошего и плохого. Чиё никак не отреагировала на озвученный план Незу, отчего-то засомневавшись в успехе их предприятия. Старушка все еще помнила мельком увиденную улыбку Сецуны, адресованную Тодороки Энджи. Шузенджи даже засомневалась в реальности произошедшего, подумав, а не привиделось ли ей. Но забыть маленькую копию Старателя было сложно. «Как бы все не стало еще хуже», — заволновалась женщина, шагая по тихому коридору академии ЮЭЙ. Возможно, стоило сначала связаться со старыми знакомыми, работающими в спецшколе при Геройском комитете. «Чует мое сердце, что далеко не все так просто».29 апреля 2208
А это еще что за хмыри? Меня, конечно, предупредили с утра пораньше, что придется проходить особую процедуру, но отчего никто не проинформировал, что придется иметь дело с нежелательными мозгоправами? Я глубоко уважаю психологов, но исключительно в тех случаях, когда я лично выбираю их и самостоятельно устанавливаю дату сеанса. Что более тревожно, эти двое могут оказаться не обычными психологами, а с особенными причудами, как чтение мыслей или детектором лжи. С чего я это взяла? А какие еще будут доктора в больнице для супергероев? Не обычные уж точно. — Ну что, пообщаемся, Сецуна-кун? — любезно сказал мужчина, присаживаясь рядом с моей кроватью так, чтобы мне не приходилось наклоняться, чтобы посмотреть на него. А не пойти ли тебе***
На пухлом детском личике появилось крайне угрюмое выражение лица, невольно вызвавшее табун мурашек у наблюдателей.