Мотылёк из стали

      Говорят…       … что надо желать большего, хотеть всего и сразу. Первый кирпичик к цели — это твои желания. Мечты.       … что для нас открыты все двери, сотни шансов и миллионы моментов… А потом закрывают под замок на большую часть жизни в школу, указывая, как думать, что говорить, следовать толпе, угнетая индивидуальность. Изложение своих мыслей на листке бумаги должно совпадать с тем, что в книге, где мысли писателя девятнадцатого века зафиксированы на ещё сотни лет вперёд. И плевать, что мир изменился. Плевать, что сейчас не так всё устроено.       Получив свою первую неудовлетворительную оценку по изложению, Марни долго спорила с преподавателем, говоря: «Как можно считать чужие мысли неверными, если это, вашу мать, изложение, где надо просто излагать свои мысли?!» И тогда она поняла, что есть мысль своя, правильная для тебя, а есть стандартная, верная для толпы. С тех пор мысли оставались только мыслями. Оценки упали ниже плинтуса. Единственное, что легко давалось ей — изучение языков. Тот ещё гуманитарий. Та ещё девочка.       Не давая возможности даже выбрать место в классе, где хочешь сидеть, взрослые вдруг решили, что школьники способны сделать самый сложный выбор в их жизни. И после школы внезапно исполняется восемнадцать, а жизнь показывает несколько сотен тысяч дверей, которые надо открыть. А ключ у тебя только один — положительно сданный экзамен. И то не факт, что откроется именно та дверь, в которую ты бы хотел войти.       Если у тебя нет положительных оценок, денег, родителей с хорошими связями, то перед тобой только один путь. В никуда. И оказывается, что не открыта ни одна дверь, нет ни единого шанса и никаких хороших моментов… А пробиваться придётся, сдирая кожу до мышц и костей. — Я знаю, что они существуют! Я хочу! Я очень хочу увидеть их! — Но, Марни, это будет непросто. Это… — Невозможно? Я сдам этот чёртов экзамен! Я сдам его! Вот увидите, я открою эту чёртову дверь пинком, если не поддастся мне!       Полгода страданий, мучений и тяжкого труда… Лишь для одной прописи в аттестате. «Хорошо». Хорошо, но не отлично. Эмоциональное опустошение. Ей дверь не открылась. Она не смогла её пробить. Не хватило трех баллов до «отлично». Три балла поставили крест на её мечте. Три балла решили её судьбу. — Вы подняли Кэрол Прут двадцать четыре балла, почему вы не можете сделать мне так же?! Дело в цене? Я заплачу, — даже не зная, чего она требует, заверила в тот момент восемнадцатилетняя Марни. — Сколько вы хотите?       Женщиной быть тяжело, а красивой молодой девушкой ещё труднее.       В тот момент директор школы, мистер Смоук, мог решить её судьбу и направить в другое русло, открыть чёртову дверь, поставив лишь три «плюса» в её аттестат. Но он не просто отказал, а раздавил её. — Шлюха. — Она предложила секс директору, прикинь! — Жесть, на что она, оказывается, готова…       Слухи — то, чего никто не видел, никто не слышал, но о чем знают все. Даже если это неправда, не было ни голоса, ни права, чтобы отбить свое имя. Кому поверят? Мужчине, который десятки лет работал директором и выпустил сотни школьников, или же девочке, одержимой своей мечтой, и готовой на всё ради её осуществления? На всё, но не на секс за три балла.       Никто не поверил. Клеймо на её имени. Клеймо на её родителях, на сестре. Жирный крест на её будущем. А хотелось только достичь своей мечты. Три балла разрушили мост в хорошую жизнь.       Надо отдать должное, Маркус Уверика Стоун сделал всё, чтобы Марни приняли в колледж, отдал последние копейки, чтобы поступила, а дальше сама. Крутись. И ушёл. В целом ушёл с семьи. Позор дочери сломил, разбил отцовское сердце. Он поверил лжи, потому что знал, как жаждала дочь «отлично» в аттестате и принял за правду то, что она готова была продаться ради трех баллов.       И сейчас это всё казалось таким далёким… Давними воспоминаниями, словно сон, который был забыт, но опять всплыл перед глазами.       Почему так шумно?             «Ошибка! Повторите доступ! Ошибка!»       «Повторная диагностика.»       «Перезапуск систем. Ошибки не найдены. Подключение завершено.»       «Активация оптических сенсоров… Успешно завершёна.»       «Калибровка аудиосенсоров… Успешно завершена.»       «Ошибки не найдены.»       Марни никогда не страдала от плохого зрения, но… открыв глаза, лёжа на спине, смотря на ярко освещённый потолок, чей свет она бы сравнила с яркостью прожекторов. И она могла поклясться, что видит каждую неровность на толстых стёклах ламп, даже заметив несколько обгоревших комаров внутри. Краем сознания, или это шестое чувство, но Марни слышала лёгкий гул мотора, словно сидела внутри машины. Пальцы рук сжимаются в кулак. Девушка физически ощущала некий дискомфорт в себе, словно её избивали всю ночь, а сейчас она проснулась после долгого сна.       — Хэй! Слышишь меня?.. Кажется, она не понимает мою речь.       — Да слышу… Мнх! — тихий стон боли. — Как тут шумно!       Не узнав свой голос, Марни морщится, после чего по привычке тянется к горлу, чтобы обхватить её. Вместо тёплой кожи, ладонь почувствовала гладкий металл, однако Марни не придала этому никакого внимания. После бодуна и не такое может показаться. Собственно, что произошло?       Приподнявшись на ноги, Марни потёрла пальцами глаза, и хотела было сделать несколько шагов вперёд, но настигнутая слабость в теле заставляет прогнуться в колене и рухнуть на четвереньки.       — Что за… — оперевшись об пол руками, девушка невольно взглянула на свои… пальцы. — Что?       Присев на пол, девушка в непонимании осматривает изящные металлические пальчики серебристого оттенка, совершая ими быстрые движения вверх-вниз, будто проверяла, её ли это конечности.       — Привет, Марни, — голос человека где-то сбоку заставил вздрогнуть. — Меня зовут Эдди. Кхм! Марни?       Светло-голубые линзы переводят взгляд с рук на своё тело, а далее на ноги, которые были… также металлические. Стоило взглянуть на учёного, который аккуратно подходил к ней, Марни вмиг осознаёт разницу в их размерах и… визжит истошным воплем.       Дрифт в это время медитировал, пока Кроссхейрс был в стазисе, а они с Хаундом ожидали новостей от Прайма и Бамблби, которые сейчас отсутствовал. Услышав громкий визг, Дрифт невольно вздрагивает, после чего на инстинктивном уровне мчится к источнику шума, а за ним запоздало помчался и автобот цвета хаки.       Не зная, что думать и что представлять, лишь готовые к бою, Хаунд и Дрифт от увиденного застывают.       Первые шаги мнемотрансформера были довольно забавными: искусственный бот пытался ровно стоять на сервоприводах, однако колени тряслись, а корпус почему-то был согнут, словно она боялась полностью выпрямиться, тем самым думая, что заденет макушкой потолок. Делая несколько шагов вперёд, Марни теряла равновесие, падая на колени, при этом морщась от громких, как ей казалось, шумов в голове, хватаясь за шлем руками. Прямо как… маленький спарк.       Хаунд легонько толкнул Дрифта в бок, чтобы тот ожил и предпринял что-либо, так как эту бедолагу было жалко.       — Это очень странно, конечно, но… ладно, — шепнул Самурай и сделал несколько шагов в сторону старой знакомой. — Что с тобой?       Марни мотает головой, жмурясь и закрывая виски ладонями, сжавшись на полу комочком. На этот жест Дрифт задумчиво нахмурился и, потянувшись к её шлему, в ручную настроил аудиосенсоры, снизив их чувствительность, после чего, искусственный бот заметно притих, ощущая разницу в получаемых радиоволнах.       — Так лучше? — спрашивает Дрифт. — Марни, да?       — Лучше, — собственный голос казался очень хриплым, отчего где-то в горле неприятно саднило. — Я… Я не понимаю.       — Для начала, давай ты встанешь, — усмехнулся трёхрежимник.       Марни кивает, взявшись за протянутый манипулятор. Она ухватилась за него, как за спасательный круг, невольно навалившись на Дрифта всем весом. Благо, мех смог её удержать, даже приподнял на сервоприводы, помогая устоять ровно.       — Что это?.. — мотая головой из стороны в сторону, спрашивает Марни. — Перед глазами мельтешат какие-то окошки.       — «Мельтешат»? — переспросил Дрифт, запоминая забавное слово. — Это, наверное, уведомления о низком заряде энергона или удачном запуске программ. Принимай их.       — Как это?..       — Задержи внимание на них и моргни, — наконец-то вмешался Хаунд. — Ну?       Марни дважды моргает светло-голубыми линзами, после чего удивлённо замечает, что виснет на руках Дрифта, пока сама еле стоит на ногах, чувствуя неимоверную слабость.       — Ну-ка, присядь, — произносит Самурай и в одно движение усаживает её на платформу. — Как ты себя чувствуешь?       — Я… Не человек.       — Очень наблюдательно с твоей стороны, — хмыкнул Эдди, поднимаясь по лестнице на платформу. — Ты меня чуть не оглушила своим визгом!       Марни виновато поджимает губы, после чего снова поднимает руки перед собой, рассматривая переливающийся тёмно-синий металл на предплечье, и ярко-серебристое напыление на кончике пальцев. Раскрывая и сжимая ладонь в кулак, Марни не чувствовала скованности в движении, но ощутила, что кончики пальцев и ладони не такие чувствительные, как… Кожа человека.       — Что произошло? — спрашивает Марни, подняв взгляд на Дрифта и Хаунда. — Почему я… Как будто какой-то сон.       Слышать о том, что произошло, и не помнить, несмотря на то, что ты была участником этого события… Странно. На каждом предложении Хаунда Марни печально отводила взгляд, понемногу вспоминая, а именно то, что это она привела Кроссхейрса в ловушку, сама того не ведая.       Благо, что все обошлось, и Кроссхейрс был цел… Относительно. Не считая того, что был ранен, а никакой возможности залатать брешь на его боку на данный момент не было. Да и энергона, чтобы запустить функцию регенерации, тоже было мало. Оставалось только терпеть и пребывать в стазисе.       Эдди, инженер-технолог, все же нашёл несколько литров токсичной жидкости голубого цвета, предоставив её новому трансформеру. Только вот Марни приняла это подношение очень скептически.       — Я буду пить топливо? — не веря в то, что ей сказали, переспрашивает она.       — Это энергон, — показывая на голубую жидкость, произносит Хаунд. — Он поддерживает жизнь в наших корпусах. Пей. У тебя низкий показатель энергии, иначе такими темпами к своим праотцам отправишься, не успев прожить и дня.       Марни выполняет сказанное, всё же доверившись тем, кто по природе своей являются инопланетной расой из металла. Прохладная маслянистая жидкость стекает по глотке, или что там было теперь вместо неё, но Марни эта консистенция понравилась — обволакивает и как будто смазывает высохшие и покрытые ржой детали.       Две пары линз смотрели на неё выжидающе, пока человек следил за жизненными показателями, фиксируя в своих записях.       — Безвкусный, — осторожно произносит Марни, заметив, что голос стал куда мягче. — На сколько мне хватит этого количества?       — Зависит от размера корпуса и затрат. Тебе — где-то на двое суток, если экономить, — отвечает Дрифт, которого забавляла реакция искусственного робота. — Ну, как ощущения?       Марни пожала плечами. Она всё ещё пребывала в замешательстве, смотря на свои руки и до конца не веря тому, что происходит.       Время на удивление пролетело куда быстрее, из-за чего Марни казалось, что она застревает в временной петле.       Дрифт принял роль костылей, помогая ей держать баланс и ориентироваться в пространстве. Из-за перемены в росте Марни казалось, что она может задеть потолок своей макушкой, несмотря на то, что Хаунд и Дрифт, будучи выше и шире, не испытывали скованности и такой настороженности.       Прислушиваться к своему корпусу было крайне непросто, так как сконцентрироваться на чём-либо одном было сложно — всё работало единым механизмом. Да, и тело человека работает также, но не с таким шумом и выбросом тепла, что Марни приходилось останавливаться и прислушиваться, так как ей казалось, что в её сторону мчится грузовик. Корпус был сбалансированным и не ощущался при ходьбе, хотя из-за разницы в размерах пол под ногами казался неимоверно далеко, из-за чего постоянно пытались активироваться протоколы самосохранения… Которых не было, ведь Кроссхейрс перезаписал все данные.       Шарлотта Миринг появляется внезапно, оказавшись на лестничной площадке, неотрывно смотря на неё, поражаясь тому, что несмотря на другой корпус и тело, она всё равно видела в этом роботе Марни — неловкую и неуклюжую девчонку.       — Мэм, — кивком поздоровалась Марни, после чего вышла из кольца рук Самурая. — Спасибо, Дрифт. Дальше я сама.       Красный автобот повёл плечами, оставив её наедине с человеком, решив, что пора вернуться к Хаунду, который, наверное, уже сообщил Оптимусу о последних новостях.       — Как ощущения? — Спрашивает Шарлотта.       — Высоко, — уклончиво отвечает Марни. — Я не помню, что было после того, как попала под тиски десептикона, но… Я ещё жива, и все эти изменения… Непривычные.       — Я хотела защитить свой мир, — произносит женщина, тяжело вздохнув. — Марни, мне жаль, что… Так вышло. К сожалению ты…       — Умерла? — договаривает искусственный робот с грустью смотря на человека светло-голубыми линзами. — Последнее, что я помню, как мне тяжело дышать и… желание встать.       —…       — Меня учили адаптироваться и никогда не ныть, но… Это очень непривычно и странно, — признается Марни. — Мой мозг… Или, что там сейчас вместо него, пытается вспомнить, как это — сердцебиение, дыхание и голод. Но я ничего не могу вспомнить.       Из неё вышел бы отличный солдат. Дело даже не в том, что она не поддаётся панике, а именно то, что может адаптироваться. Шарлотта диву давалась, как её дрессировали, словно с самого детства её учили быть сильной. Хотя, всякое может быть — разные семьи бывают. Настолько это в неё впиталось — эта дрессировка «ты должна быть сильной», что даже признаться в своём страхе ей казалось непристойной роскошью.       — Моя мама… Она знает? — спрашивает Марни.       — Да, — выдыхает Миринг, и светло-голубые линзы печально прикрываются. — Я должна была сообщить… По протоколу. «Несчастный случай на работе.»       —…       Где-то там умирает от тоски мать, лишившаяся своего ребёнка, а она не может просто пойти к ней и рассказать, что жива, но… В другом теле.       — Меня похоронили?       — Пока нет.       Это чувство — разбитости и опустошения, когда понимаешь, что твои родные страдают… Его не было. Марни понимала, что такое тоска и боль, но не могла спроецировать в своих ощущениях, что пугало её больше, чем собственная кончина. Она ведь должна чувствовать… Не так ли?       — Я… Мне надо пройтись, — говорит Марни, извинившись.       Шарлотта Миринг провожает её взглядом, всё ещё видя в этом роботе ростом в пять метров девчонку, которая сейчас путалась в своём прошлом и настоящем, не понимая, кто она и как адаптироваться к сложившейся ситуации. Ей бы выговориться и поплакать. Только вот, кому?       Она брела по лаборатории, буквально учась ходить заново, стараясь не обращать внимание на взгляды учёных и солдат, прожигающие её спину заинтересованным взглядом. Сейчас ей нужно было подумать.

***

      Оптимус Прайм метался между двумя балластами, не зная, как поступить. Долгие годы войны сделали свое дело, лишив жалости к врагам, но… теперь, когда Кибертрон утратил свои силы и из Колодца Искр давно не появляются трансформеры, каждая потеря была ощутима, как у автоботов, так и у десептиконов, которые потерпели поражение. Но всё равно обе стороны остались ни с чем. Пока воевали за территорию, сами же свой дом и уничтожили.       Если смотреть на Баррикейда, как на солдата, не как на десептикона, а просто солдата, то он довольно умелый и смелый воин. Верный. В трудные времена, когда Мегатрон покинул их ряды, остался верен ему, но… сейчас был пленён.       Подвешенный под потолком, с обмотанными вокруг кистей цепями, Баррикейд оставался таким же грозным, сверля Прайма хищными алыми линзами. Несмотря на нацеленные на него пушки, этот десептикон оставался таким же опасным, как и на свободе. Да и его побег лишь вопрос времени, как считал Оптимус. Как-то ведь он выживал все это время? Как-то прятался и успевал себя лечить. Но, судя по его состоянию, самолечение не приносило результатов.       — Где остальные десептиконы? — повторно спрашивает Оптимус. — Сколько вас осталось?       —…       — Хорошо… Я даю тебе шанс, Баррикейд, всё бросить и вернуться обратно. Домой.       При упоминании родной планеты десептикон готов был жадно облизнуться — как же он хотел покинуть этот клубок грязи, называемый Землёй. И этот блеск, кричащий взгляд от Оптимуса не скрылся.       — Кибертрона больше нет. Мегатрона больше нет! Посох уничтожен! План наш провалился! — не в силах держать своё отчаяние, прокричал Баррикейд. — Ты предал свой вид ради каких-то людей! О каком доме ты сейчас говоришь, Прайм?!       Оптимус слегка нахмурился. В словах Баррикейда было что-то… Живое. Он говорил о Мегатроне, как о ком-то очень дорогом, или… ему показалось?       — Я не прошу тебя принять нашу сторону и идеалы, а лишь надеюсь на то, что ты прислушаешься к голосу разума. Мы покидаем эту планету в ближайшее время. Энергона на Земле крайне мало, и когда-нибудь мы дойдём до дна, — произносит Оптимус, не сводя взгляда с красных линз Баррикейда. — Мегатрона больше нет. Война окончена. Помоги восстановить Кибертрон, если ты хочешь снова вернуться домой.       Баррикейд молчит. Ищет подвох, но… Соблазн слишком велик. Да и оставаться здесь крайне опасно и нелогично. Его разберут при первой же возможности, а тут какой-никакой, но шанс.       — Скажи мне, ты ведь тоже ощутил ЭТО?       Десептикон в непонимании в начале хмурится, но потом понимает, что Прайм имеет в виду.       — Оллспарк, — шёпотом, словно его могут услышать произносит Оптимус. — Есть ещё один осколок. Ты попал на его след.       —…       — Я раздобуду его, если ты скажешь всё, что знаешь. И с его мощностью мы попробуем восстановить наш мир. В противном случае, останешься здесь ржаветь. Ты мне — информацию, я тебе — свободу… Вполне выгодное предложение, не так ли, Баррикейд?       Чего ему терять? Ждать спасения нет смысла. Даже, если кто-то и остался из десептиконов, никто не сунется его спасать. А так есть шанс на выживание… Так, почему же не попробовать переиграть этот па заново?       — Осколок в лаборатории, — хриплым тоном говорит Баррикейд. — Она на виду у всех.       — Где именно? — торопливо спрашивает Прайм.       — С его помощью люди хотели заново «оживить» своих игрушек, ты понимаешь, о чем я? — широкая ухмылка тронула светлый фейсплейт десептикона, на что линзы лидера автоботов слегка расширились. — Да, именно. Оллспарк был видоизменен и подвергся сильной трансформации, но он всё ещё есть.       Оптимус кивнул, раздумывая над тем, что ему было сказано. Не похоже на ложь, да и Баррикейду проще было отнекиваться и молчать, чем врать.       — Я не оставлю тебя здесь, — почти что обращение. — Будь готов.       Баррикейд хмыкнул, в ответ зазвенев цепями, в которые был заключён. В таком состоянии он пока не может никуда деться. И он всегда готов ко всему.

***

      Марни проходила осмотр под пристальным наблюдением учёных, выполняя то, что они говорят — приседала, поднимала тяжести, прыгала и делала всякую ерунду в этом роде. Как она поняла сразу, ей не разрешено покидать подземелье. Марни очень хотела увидеть родных и утешить мать, сестру, но… Она даже представить не могла, как её такую встретят, даже если бы ей разрешили выбраться отсюда.       За ней наблюдали не только люди, но и автоботы. Дрифт и Хаунд буквально неотрывно следили за ней, не мешая людям, заняв угол в лаборатории, временами перекидываясь фразами на родном языке. Марни пыталась не угнетать себя плохими мыслями, стараясь немного улыбнуться, но… Не получалось. Даже отвлечься трудно, когда тебя окружают учёные в белых халатах.       Иногда Марни ловила себя на мысли, что разношёрстные автоботы довольно уникальны.       Дрифта без шуток и приколов можно считать ярым фанатом азиатской культуры, натуру Кроссхейрса она сравнивала с темпераментным итальянцем или испанцем. Такой же оживленный и эмоциональный… Весёлый. Но, тем не менее, очень жестокий, судя по тому, что Марни читала о нём в досье когда-то. Хаунда она бы сравнила с натурой настоящего русского мужика. Любящий закурить огромную сигару и хорошенько почесать кулаком у морды недругов. А Бамблби просто… подросток?       На себя, блин, посмотри, — подумала Марни. — По сравнению с ними, это ты тут ребёнок.       Посмотрев на Дрифта, Марни невольно сглотнула, так как слишком бурная фантазия в красках описала его прошлое, представив его тем, кем он был раньше. Десептикон… Вряд ли он был белым и пушистым в рядах противников автоботов.       Если Баррикейд смог сломать ей хребет одним сжатием кулака, то не трудно представить, что мог творить Самурай, дай ему клинки и живую мишень.       Бр-р-р!       Это был настоящий стресс — чувствовать себя белой крысой для экспериментов. И хорошо, что давалось некое чувство свободы, пусть это и иллюзия, но всё равно… Она могла остаться со своими мыслями наедине.       Она нашла себе место на старом складе, куда мало кто ходил. Марни раньше проходила стажёрство здесь, пока не был построен новый склад. Пусть и темно, но всё же, вдали от людей.       Сидя забитой в углу, Марни не сразу понимает, что в её сторону кто-то идёт. Лишь свет фар заставляет её поднять голубые линзы и немного поморщиться от градиента света в темноте.       — Так это ты? — голос принадлежал Дрифту, который вскоре выключил фары.       — Как ты нашёл меня?       — Почувствовал, — признается Самурай, присев на старые ящики. — Кстати… ваши людишки не говорили, из какого металла делали твою броню?       — Эм… Кибертрониум, — надеясь, что правильно произносит, тихо отвечает Марни.       — Кибертрониум не обладает способностью вырабатывать энергию самостоятельно, — хмыкнул Дрифт, сияя в темноте своими синими линзами. — Проверься у Хаунда. Вдруг, это что-то… Интересное?       — Он доктор? — Удивляется искусственный робот.       — Нет, но это пока всё, что у нас есть, — тихо смеётся Дрифт.       Марни смолкает. Тишину в кромешной тишине нарушает лишь работа их двигателей и звук скольжения суставов при малейших движениях. К этому шуму придётся привыкать…       — А у меня… Есть возможность стать обратно человеком? — с нескрываемой надеждой спрашивает она.       — Зачем тебе быть человеком? — немного высокомерно интересуется Дрифт. — У тебя теперь выносливый корпус, ты проживёшь больше и дольше, чем любой человек. Ваш мир, конечно, красив, но разделения по гендеру, цвету кожи и всякой ерунде настолько нелогично, что я бы назвал это варварством.       — Ты видишь только плохое… Есть ведь и хорошее в нас.       — Например? — слишком резко, чем сам ожидал, спрашивает Дрифт.       — Семья.       — Твои создатели, то есть, родители, развелись. Вы живёте в маленькой деревне без возможности выбраться в большой город. По статистике 47% брака заканчиваются разводом, а 16% — самоубийством одного из партнёров.       Марни прикрывает линзы. Да, он прав, но…       — Количество брошенных детей растёт с каждым днем. Проституция процветает. Рабство ещё существует, — хмыкнул Самурай. — Так что, тебе повезло, что ты больше не человек.       — Моя мама сейчас, наверное, оплакивает меня, — после небольшой паузы говорит Марни. — У меня есть младшая сестра, которая без ума от машин и хочет стать инженером в будущем. Я… скучаю по ним.       Дрифт промолчал. Он не может понять, какого это — быть человеком. И он даже рад, что никогда этого не поймёт.       — Хм… Хорошо. Отойдем от твоей семьи. Люди, по твоему, лучшее, что есть в мире? Лучше, чем мы? — прямо спрашивает Дрифт. — Никогда не разочаровывали и не обманывали тебя? Допустим, противоположный пол по отношению к женщинам, к тебе?       Марни опустила взгляд — «всегда».       —… Улсон, иди сюда!       И снова воспоминания нагрянули внезапно, проецируя перед взором неприятное прошлое.       — У нас для тебя подарок, — кричит некто внизу. — Спускайся.       — Подарок? — нахмурилась Марни и в светлой комнате зрачки её глаз в подозрении сузились, когда этим кто-то оказался Брукс. — Что опять вы решили учудить?       — Ну как так можно? Мы от всего сердца! — улыбнулся Кевин. — Тем более, ты нас не сдала Миринг. Это какой-никакой, но всё же подвиг!       Марни помнит, что тогда, будучи человеком, не поверила сказанному, но любопытство взяло вверх, и она спустилась с лестничной площадки. Сейчас бы она самой себе дала тяжёлый подзатыльник, чтобы была внимательнее и подозрительнее.       И стоило спуститься, подойти ближе, как Кевин протянул прямоугольную коробку в жёлтой обертке. Марни, под пристальным взглядом мужского пола, берёт презент и медленно открывает, ощущая, будто работает с бомбой замедленного действия. И она была права…       Внутри лежал чёрный шоколад… В виде огромного члена. С крупными венами, головкой, и с дыркой на кончике, откуда под давлением прямо на лицо девушки брызнула белая глазурь. Имитация спермы. Очень смешно…       Но видимо это было вправду смешно, так как смеялись все. Марни с усталым вздохом, заранее зная, что нечто подобное будет, платком вытирала лицо. Она ведь знала, что так будет. Она даже не удивлена, но всё равно это печалило.       От грязных слухов не скрыться… Даже после смерти.       — С праздником куртизанки, — усмехнулся Кевин и, подойдя, встал к девушке вплотную. — Сколько ты брала за час?.. Напомни мне, а?       Марни поднимает взгляд на солдата, сверля своими серыми, как туман, глазами холодно, но спокойно. А после, рассмеялась. Её смех был громким, искренним и заразительным, отчего все вокруг подхватили, смеясь вместе с ней. Марни держала в руках коробку с «подарком», сгибаясь в приступе хохота, замечая, что даже плоть людская может сгнить в один миг.       — Ну, лучше уж я буду шлюхой, чем папинькиным сыночком, который от маминого соска не отошёл! — рассмеялась Марни и сильно толкнула Кевина от себя. — Ну как там? Повышение тебе готовят? Успел отсосать у генерала за красивую форму?       Слишком прямо. Слишком в лоб, даже если все и знали, как он получает свои медали.       Кевин в ту же секунду замахнулся рукой, дав крепкую пощёчину, которая эхом прошлась по стихшему ангару. Щеку прожгла боль, а её саму откинуло немного в бок, но на ногах Марни удержалась. Лицо горело красным следом ладони, но она улыбалась, показывая ровный ряд белых зубов, несмотря на боль. Марни поднимает взгляд на Кевина, который скрипел зубами, а потом на других мужчин и парней. И все ещё удивляются, почему она не замужем. Парни… Мужчины… Ненависть к ним в глазах Марни красноречивее всякого хайку и подобного дерьма в этом роде.       — Я вижу, ты совсем забыла своё место? — притворно ласково шепчет Брукс. — Марни Уверика Улсон… Тебе стоит держать свой рот на замке, чтобы туда кто-то не засадил чего.       Марни, всё ещё улыбаясь, как ни в чём не бывало, берёт холодное пиво из ведра, резким движением вниз по краю стола открыв крышку, после чего прикладывает её к щеке.       — Улсон, ты что там шутки не понимаешь? —  поинтересовался кто-то из толпы.       — А я думал, ты одна из нас, а не какая-то истеричка.       — «Истеричка»?.. О, так называют сейчас тех, кто пытается защититься? — отпив с горла холодное пиво, спрашивает Марни. — Диву даюсь вашей самоуверенности, раз считаете, что ваше мнение меня интересует, — с ухмылкой говорит девушка. — И ещё смешнее то, что думаете, будто ваши однотипные «обзывалки» меня задевают. Ну? Скажи что-нибудь, Кевин.       —…       — Ни один из вашей компашки не похвастается таким размером хера, который я положила на вас всех… Да пошли вы к черту со своими детскими выходками, — устало и раздражённо фыркнула Марни. — А ты… Ты не стоишь ни ненависти, ни презрения, ни внимания. Ты не стоишь даже той пули, которая тебя убьёт… не стоишь пороха в пороховнице… Ты — никчёмное, жалкое создание, Кевин Брукс. Как и вы все, господа. Пусть меня и приняли сюда без стажа работы, без должного высшего образования, я ставлю вас всех ниже себя…       Светло-голубые линзы моргают слишком часто, словно пыталась отогнать навязчивые воспоминания. Под пристальным взглядом Дрифта Марни поджимает губы. Он не поймёт. Он не был человеком… Не поймёт, какого это — разочароваться в своём виде.       — Наверное, ты прав, — шепчет Марни, крепче обняв себя за колени. — Дрифт, а… Где Кроссхейрс?       — На автостоянке.       — Я пойду, если ты не против, — аккуратно вставая на ноги, произносит Марни. — Спасибо.       Дрифт кивнул, поднявшись вслед за ней, провожая её опущенные плечи задумчивым взглядом. Он бы хотел ей помочь, но не знает, как. Наверное, единственное, что он может сделать, это не мешать ей думать.       Как поняла Марни, Кроссхейрс её избегал. Может случайно, а может намеренно. В течение двух дней, что она училась жить в новом теле, зеленый автобот ни разу не появился в зоне её видимости. Успев поговорить и с Би, и Дрифтом, и Хаундом, Марни не понимала, почему Кроссхейрс даже не поинтересовался ею. Может, он злится на неё? Ведь именно она привезла его сюда, где его чуть на запчасти не разобрали.       Целенаправленно идя к автостоянке, Марни взглядом искала зеленый спорткар, и нашла его в самом дальнем углу за огромным грузовиком.       — Кросс? — осторожно, не зная, спит он или нет, тихо обращается к нему Марни. — Всё хорошо у тебя?       —…       — Ты со мной не разговариваешь?       Присев рядом с грузовиком, прямо перед зелёным спорткаром, буквально закрыв все выходы для выезда, Марни тяжело провентилировала системы, в старой манере обняв себя за колени.       — Прости меня, — снова заговорила Марни. — Я слышала, что ты ранен. Кросс?       Беззвучно трансформировавшись в свою робоформу, Кроссхейрс сразу же принял сидячее положение, при этом слегка нахмурившись, прижимая рану на боку. Откинувшись к стене спиной, зеленый автобот стал наблюдать за бывшим человеком, который почему-то зарылся в свои колени, обняв их.       — Как впечатления? — хриплым голосом поинтересовался автобот.       Марни вздрагивает и резко поднимает взгляд на Кроссхейрса, завороженно смотря в его лазурные линзы. И невольно взгляд скользнул по ране на боку, которую он зажимал рукой. Благо, перестал хоть энергон терять.       — Кроссхейрс, — опечаленно шепчет она. — Твоя рана…       — Ты пришла говорить со мной об этом? — хмыкнул автобот.       — Я просто… хотела узнать, как ты… И извиниться. Я правда не знала, что!..       Кроссхейрс тяжело и шумно провентилировал системы, прикрыв оптограни. Он устал. Из-за нехватки энергона рана никак не хотела затягиваться. Слишком много энергии забирает, казалось бы, небольшой прокол на боку.       Если всё сложится по плану, то скоро они покинут эту планету. Скоро. Очень скоро… Наконец-то.       — Ты хочешь домой?       Кроссхейрс удивлённо раскрыл оптограни, переведя взгляд на Марни, которая аккуратно держалась за его сгиб на коленном суставе, пристально смотря в его линзы.       — Лезть в мои мысли и чувства без моего ведома опасно для жизни, — предупреждает парашютист. — Значит, ты всё-таки эмпат.       — Кто?       — Можешь читать чужие эмоции, — пояснил Кроссхейрс. — Возможно, роль сыграло то, что ты «человек», но, кто знает?.. Дрифт ведь тоже эмпат.       Марни пожала плечами и промолчала. Хорошо это или плохо покажет время, а пока её это не очень интересовало.       — Среди вашего вида были девушки? — немного смущённо спрашивает она.       — Фемки, — попросил её Кроссхейрс. — Были, конечно, куда уж без них.       — Просто чаще вы мужского пола, вот и подумала, что…       — Меха и фем не сильно и отличаются друг от друга, — решил немного поделиться информацией зелёный автобот. — Репродуктивной системой мы не обделены, а у вас только женщина может стать носителем, верно?       — Да… А вы создаете семьи? — слабо улыбнулась Марни. — То есть, ну… Мужчины и женщины состоят в браке?       — Редко, но бывает. Это ваши предрассудки — искать вторую половину в другом поле… Хотя, может дело в вашей природе и способе размножения, ведь нам достаточно слияния искры, — задумчиво хмыкнул Кроссхейрс. — Одним словом, мало кто согласится создавать «семью», как ты выражаешься.       — Если я остаюсь в таком теле, то, наверное, надо больше узнать о вашем виде.       — О «нашем», — поправил Кроссхейрс. — Теперь и ты трансформер… С горем пополам.       Марни невольно улыбнулась, хоть и понимала, что это скорее лёгкая издевка и шпилька в её адрес, но… от Кроссхейрса злобы она не чувствовала. Зеленый автобот на её улыбку ответил лёгкой ухмылкой.       Забавно. Она так его боялась, но, даже после перелома руки, сама же и пришла к нему.       Получив сообщение по внутренней связи, что Марни надо пройти диагностику, Кроссхейрс аккуратно поднимается на сервоприводы, старательно игнорируя боль в корпусе.       — Идём, — подав руку, чтобы она смогла подняться, произносит Кроссхейрс. — Хаунд наконец-то собрал из соплей и палки прибор для сканирования.       Марни задерживает взгляд на протянутой раскрытой ладони, которая была в царапинах и ссадинах, отметив невероятную красоту его рук. У отца были такие же — длинные пальцы и широкая ладонь. Фемка доверчиво кладёт свою руку в его пятерню, оперевшись на неё, и поднявшись.       Кроссхейрс выше. Марни слегка задрала голову, чтобы увидеть его лицо — уставшее и суровое. Несмотря на свое состояние Кроссхейрс оставался солдатом, и, стиснув дентопластины, держал свою боль внутри. Марни бы так не смогла… Как минимум бы расплакалась.       Следуя за парашютистом, Марни повторяла про себя одно лишь слово — «фемка». Надо учиться быть такими, как они… И оставить предрассудки, характерные для людей. Теперь она не девушка, а… фемка.       Хаунд обнаружился в лаборатории, откуда он выпроваживал заинтересованные носы учёных, так как работать, когда на тебя откровенно пялятся, очень сложно. Увидев Кроссхейрса, автобот цвета хаки отсалютовал рукой, махнув в его сторону.       — Давай, крошка, ложись, — говорит Хаунд, хлопнув по платформе. — Поднимай руки.       Марни послушно выполняет сказанное. Автобот поднимает сканер и начинает диагностику. Красный луч проходится по всему корпусу, пока Марни в ожидании тихо лежала, а Кроссхейрс стоял буквально впритык, скрестив манипуляторы перед собой.       — Я не специалист, но вряд ли то, что у тебя нет искры, это нормально, — произносит Хаунд, смотря на результаты. — Энергон циркулирует по магистралям, образуя замкнутый круг, как у нормального бота. Надо найти источник энергии, которую ты генерируешь.       —…       — Сними вторичную броню, — произносит автобот цвета хаки. — Глянем изнутри.       — Это больно?..       — Нет, — хмыкнул оружейник. — Не больнее, чем Ретчету… А его люди разобрали на части.       Кроссхейрс угрожающе спокойно поднимает на пассивную агрессию Хаунда голубые линзы, стиснув дентопластины. Снова переводя взгляд на Марни, зелёный автобот прочитал в её выражении фейсплейта испуг, волнение и стыд, ко всему прочему, ещё и нерешительность. Так и стоя, скрестив манипуляторы на честплейте, Кроссхейрс немного отходит, всё же решив не мешать напарнику.       Заметив, что Кроссхейрс отошёл в сторону, Марни собиралась уже выполнять сказанное, как вдруг Хаунд достаёт тонкий длинный аппарат с видеокамерой на конце, от которого пациентка ужаснулась.       — Стоп-стоп-стоп! — торопливо остановила его фемка. — Ты сказал, что…       — Это необходимо.       Кроссхейрс краем линзы посмотрел на неё, а потом на Хаунда, понимая её испуг. Эта штука безболезненна, но очень неприятна. Лезть буквально в искру дело тонкое. Тоньше, чем острие этого аппарата. И тем более, если ты не специалист. Хаунду такое дело он бы не доверил, несмотря на опыт в полевой медицине во время войны.       А Марни всегда боялась врачей и докторов, а инопланетного мнемохирурга с острой иглой длиной в метр она боялась ещё больше!       — Нет! — завопила Марни, отползая назад. — Я передумала! Давайте отложим на потом!       — Слушай, человек!.. Лежи смирно!       — Я не хочу! — запаниковала Марни и испуганно посмотрела в сторону зелёного автобота. — Кроссхейрс!       Хаунд раздражённо закатил линзы и, схватив за тонкие кисти, подставил к середине грудины острие иглы, на что Марни завопила от ужаса.       — Кросс! Я передумала! Кросс! Пусть он не трогает меня!       Марни изворачивалась, как червь на тонкой игле и, перехватив ручища Хаунда, который был готов просверлить ее корпус, краем взгляда замечает, что Кроссхейрс в смятении. Фемка истерила, пытаясь убрать руки мнемодоктора с себя, сдирая его металл на предплечье, образуя стружки. На такое поведение пациентки, без того обделенный терпением Хаунд психанул в край:       — Хватит сопротивляться! Не собираюсь я тебя убивать!       — Кросс! Я не хочу! Скажи ему, пожалуйста! Кроссхейрс!       Поди и заплачет. Зелёный автобот посмотрел на фемку, а потом на напарника. Снова на неё, и снова на напарника.       — Шлак с вами! Потом, так потом, — раздраженно рявкнул Кросс и, в два шага сократив расстояние, перехватил руку Хаунда, отстраняя инструмент подальше от фемки.       Воспользовавшись моментом, пока два автобота прожигали друг друга гневным взглядом, Марни слетает с платформы, встав за спину Кроссхейрса, ухватившись за край его плаща. Отпустив более крупного бота, парашютист бросает себе за спину короткий взгляд, заметив, что фемка испуганно смотрела на Хаунда.       — Ну, вот, ты испугал мою гаечку, — попытался сгладить углы Кроссхейрс, ухмыльнувшись.       — Будешь сам объясняться перед Праймом, — предупреждает автобот цвета хаки.       Забрав свой инструмент, Хаунд удаляется, по пути доставая толстую сигару, плечом задев зелёного автобота, за которым стояла Марни. С уходом мнемохирурга ей стало легче, что даже добровольно поднялась на платформу и присела на краешек. Взгляд Кроссхейрса был задумчивый, да и слова Хаунда…       — Тебя сильно будут ругать? — спрашивает Марни.       Он не знает. Оптимус может посчитать некомпетентным его поведение и сделать выговор. Слушать нравоучения от Прайма крайне тяжело. Придётся объясняться по серьёзному.       Марни поджимает колени, отводя взгляд в сторону. Это нестандартная ситуация. Хаунд ведь хотел помочь, а она сама только что отказалась от диагностики, устроив истерику, чуть ли не плача, прося, чтобы автобот не трогал. Дурацкая ситуация…       — Прости, — шепнула Марни, на что Кроссхейрс лениво переводит на неё взгляд. — Мне… неприятно, когда меня трогают… И я испугалась.       — Ждём Прайма, — хмыкнул зеленый автобот. — У тебя низкие показатели энергии. Отдохни.       — Поспать?       — Да, поспать, — немного раздражённо отвечает зеленый автобот, но потом усмехнулся. — Умеешь же ты создавать мне проблемы…       Время близилось к вечеру, но усталость действительно была ощутимой. Парашютист уходит в сторону автостоянки, оставив Марни наедине со своими мыслями. И над чем она могла сейчас думать, так это то, насколько переменчива жизнь.        Ведь только недавно она могла называть себя человеком из крови и плоти, а сейчас… Как же всё сложно.       Заснуть в новом корпусе проблем не составило, стоило только захотеть, как системы сами положительно отреагировали на это, выключая сенсорику и чувствительные анализаторы. Пару часов отдохнуть стоило.       Прикрыв оптограни, фемка погрузилась в оффлайн, даже не подозревая, что команда Прайма готовится к вылету с этой планеты в самые кратчайшие сроки.       Вместе с ней.