***
В помещении, где лежал Фэш, пахло спиртом и кровью. Люди в белых халатах суетливо передвигались по комнате и их непонятная речь сливалась в жуткий гомон, от которого пухла голова. Драгоций прикрыл глаза. Сейчас его кровь перетекала в специальную банку, а вена, в которой была игла, немного болела. Интересно, сколько крови он уже потерял? Марк подошел к двери медицинского пункта. Хотя назвать это дверью было довольно сложно. Скорее, проем в стене. Его взгляд сразу зацепил мирно лежащего Фэша. Его грудь неспешно вздымалась от каждого вдоха. Правда, с каждой секундой это происходило все реже и реже. Марк напрягся. Драгоций был совсем бледный. Губы утрачивали свой розоватый цвет, сливаясь с кожей. Цветом юноша походил на фарфоровую куклу. Кровь быстро бежала в пробирку. Марк вспомнил, как из каторжников выкачивали всю кровь и выносили уже бездыханное тело. Как все они постепенно менялись, утрачивая черты жизни. Марк видел, как колышутся ресницы Фэша, как рассыпались по кушетке волосы юноши. Нечто извне толкнуло Ляхтича к нему. Марк буквально подлетел к Фэшу. — Прекращайте все это! — крикнул Марк и потом понял, что говорит по-русски. — То есть… Hör jetzt auf! Genug mit ihm! (Прекращайте! Хватит с него!) — Aber… General Lyakhtich befahl, alles daraus zu machen. (Но… Генерал Ляхтич велел забрать из этого все.) — Затараторила совсем молодая медсестра своим звонким и чуть дрожащим голосом. — Ich, Lyakhtich und ich sagen, hör auf. (Я тоже Ляхтич, и я говорю прекратить.) — Настойчиво произнес Марк. От навязчивого шума Фэш раскрыл глаза. Все вокруг было расплывчатым, словно он смотрел сквозь толщу воды. Да и голоса становились все приглушеннее. Фэшу казалось, что он опускается на дно океана. Становится все темнее и темнее, но при этом спокойнее. Вода нежно обволакивает каждую частичку его тела, просачивается сквозь пальцы, треплет волосы. Все страхи и тяготы отпускают истерзанную душу Драгоция. Тело совсем ватное, а разум покрылся густым туманом. Приятная прохлада услаждала жар, который мучил Фэша еще несколько секунд назад. Сердце билось так спокойно, будто каждый удар был последним. Неожиданно что-то выдернуло парня из иллюзионного покоя. Он со скоростью света полетел обратно к свету из воды. С каждым миллиметром приближения обратно к жизни что-то опять сковывало внутренности, чувствовалась боль и словно груда булыжников навалилась на сердце. — Очнись, черт возьми! — кричал Марк. Фэш резко сел. Он несколько раз поморгал, пытаясь понять, что происходит и где он находится. Драгоций огляделся и быстро все понял. Значит, все это не было ужасным сном… — Неужели ты собрался сдохнуть так быстро, даже не узнав всех «прелестей» этого места? — хмыкнул Марк. — Вставай. Ляхтич поплелся к выходу. Пару мгновений Фэш еще приходил в себя, а после вскочил с кушетки и пошел за Марком. — Сегодня тебя ждет первая работа.Глава 3. Враги.
26 апреля 2020 г. в 15:28
— Но почему я, отец?! Почему этим не занимается кто-то более низкий по рангу? — с раздражением спросил Марк.
— Потому что я так сказал. — Холодно ответил старший Ляхтич.
Марк хотел было ответить, но, заметив суровый взгляд отца, передумал. Он закатил глаза, сжал от злости кулаки и поспешил покинуть кабинет.
А причиной раздражения Марка стал этот «проклятый еврей, от которого одни проблемы». Фэшу приказали перекрасить все стены его комнаты. А смотрителем приставили кого? Конечно же, Марка. Как же парень был зол. Сидеть и пялиться, как корячится мерзкий еврей. Пустая трата времени.
Ляхтич буквально влетел в комнату, где Фэш уже стоял с кистью в руке. До его прихода Драгоций успел закрасить четверть стены и не обратил на пришедшего никакого внимания, неспешно продолжая водить кистью по стене. Ляхтич опешил: обычно каторжники, когда видели кого-то из немцев, приходили в ужас, о чем-то умоляли, кричали или плакали, а особо смелые кидались с кулаками. Но чтобы никаких эмоций, никакого внимания… Такого не было ни разу.
— Когда я вхожу, нужно здороваться, — голосом строгого воспитателя из детского сада произнес Марк.
Фэш повернул голову в его сторону: взгляд был пустым и словно смотрел не на самого Ляхтича, а сквозь него. Под глазами уже залегли тени. Драгоций облизал губы и безжизненным голосом, голосом, доносившимся будто из могилы, произнес:
— Здравствуйте.
И как ни в чем не бывало продолжил заниматься своим делом.
Марк сглотнул. Он правда не будет ничего делать? Просить? Умолять? Давить на жалость? Просто продолжит красить чертову стену? Ляхтич совсем потерялся. Недолго думая, он прошел вглубь комнаты, плюхнулся на кровать и начал наблюдать за Фэшем с каким-то особым интересом. Этот еврей поражал его еще больше. Фэш красил стену концлагеря так… так, словно красит крышку собственного гроба, что вот-вот захлопнется и все вокруг погрузится в вечный мрак. А снаружи выглядел так, будто это его вовсе не тревожит. Ляхтича даже что-то кольнуло внутри. Неужели сдался? Драгоций мимолетно вызвал у Марка такие странные чувства. Ляхтич думал, что хоть развлечет его этот еврей. А тут такое разочарование.
Взгляд Марка невольно упал на растрепанные кудри Драгоция. Затем на маленькую спину. Кажется, Фэш был порядком ниже Марка. Такие худые ноги. Да и все тело до жути худое. Тонкая шея. Как он вообще передвигается? Да еще так рьяно бросался на нацистов. Выглядит изнеможденным. Интересно, сколько ему было, когда началась война?
Марку было девятнадцать. Он знал, что война планировалась несколько лет, ведь отец военный, да еще и приближенный к самому Гитлеру. Юному Ляхтичу с подросткового возраста рассказывали о его будущих обязанностях. У него на руках была больная мать, а отец постоянно где-то пропадал. Потом начал и Марка таскать с собой, вынуждая оставить маму совсем одну. Ляхтич много протестовал, кричал, даже плакал, отказывался от всего этого. Но вскоре его заткнули. Не оставили выбора. Сломали его и из осколков собрали удобного всем «человека».
Марк помотал головой, словно избавляясь от ненужных мыслей и опять посмотрел на Фэша. Все это уже начало раздражать. Ляхтич поднялся с койки и подошел к юноше сзади. Парень дыхнул Фэшу в шею, отчего по телу последнего пронеслись мурашки, пальцами пробежался по ребрам юноши, задержался на талии, поглаживая ее. Прикосновения Ляхтича были почти невесомыми, такими, словно он боялся разбить или даже слегка покалечить хрупкую фарфоровую куклу. Эти касания были похожи на щекотание крыльев бабочек, и тело Фэша невольно содрогалось. Одна рука Марка обнимала Фэша за талию, другая уже переместилась на бедро, где торчали кости. Ляхтичу нравилось. Нравилось играться. Нравилось чувствовать власть.
— Отвали! — грубо сказал Фэш и оттолкнул Марка от себя.
Драгоций развернулся. Его безжизненный до этого момента взгляд превратился в средоточие ярости и ненависти. И Марку это безусловно нравилось.
— Да брось… — томно прошептал Марк и снова начал приближаться к Фэшу.
Драгоций рванул назад, но препятствием стала стена. Фэш чувствовал себя беспомощным зверьком, загнанным прямо в лапы хищника. Марк становился все ближе и ближе, атмосфера в комнате накалилась до предела. Фэш судорожно дышал, сердце билось неистово быстро. Почему-то голова Марка была где-то на уровне его груди. Драгоций зажмурился, готовясь к чему угодно. И тут его окатили чем-то холодным и неприятно вязким. Фэш чувствовал как по волосам и лицу стекает эта жижа. Драгоций протер глаза и посмотрел на себя. Весь в краске. Глаза защипало. Мерзость.
Марк рассмеялся настолько громко, что, кажется, стены содрогнулись. У парня даже слезы проступили на глазах.
— Ты… Ты серьезно думал, что я хочу чего-то… «такого»? — сквозь смех, заикаясь, спросил Марк.
Конечно, Фэш не думал ни о чем таком. Он бы не позволил. Мерзость. Этот немец — враг. Фэш хочет видеть, как он будет гореть в огне заживо. Или, например, валяется где-нибудь в канаве с распоротым животом. Этот человек такой же ужасный, как и все нацисты. Ни капли жалости, ни капли чувств. Сейчас, стоя в краске, Фэш возненавидел Марка каждой клеточкой тела. Драгоций буквально дрожал от гнева.
А на Марка наконец снизошло веселье. В его глазах Фэш был глупым и наивным ребенком. Таким беззащитным. Всепоглощающее чувство превосходства кружило голову. Казалось, это ощущение уже не помещается внутри Ляхтича и от этого рвется душа, выпуская наружу истерзавших все внутри Марка демонов. Марк уже задыхался в собственной желчи, тонул в своем безрассудстве. Его затягивало на беспросветное дно, куда не поступал ни единый луч надежды.
Неожиданно дверь распахнулась и в проеме появился запыхавшийся от бега парень в военной форме. Видимо, очень спешил сюда. Юноша посмотрел на Марка своими большими, немного испуганными глазами и выдал:
— Dies… muss… für die Transfusion. (Этого… надо…. на переливание.)
— Ich werde ihn selbst bringen. (Я сам его приведу.)
И сейчас Фэш испугался. Сердцем Драгоций чувствовал, что говорят эти двое именно о нем, но не понимал ни слова. Это неведение наводило ужас, который своими холодными, мокрыми лапами захватывал в удушающие объятия. Парень нервно сглотнул.
Тот юный немец уже исчез, и теперь Марк в упор смотрел на Фэша пронизывающим насквозь взглядом.
— Пошли.
Ляхтич схватил Фэша за локоть и грубо потащил к двери. Фэш вырывался, упирался ногами в пол, но в итоге просто скользил по поверхности. Губы его сковало судорогой, тело стало ледяным: и холодным, и неподвижным.
— Не дергайся! У тебя просто возьмут… — Марк нервно вздохнул, — немного крови.
— Я… Я не дамся вам! — закричал Фэш и начал всеми силами отталкивать Марка от себя.
— Пойми ты уже: будет лучше, если ты просто будешь слушаться! Если продолжишь вести себя в том же духе, тебя просто убьют в скором времени! — неожиданно вспылил Марк.
— Предлагаешь прогнуться под вас? Отказаться от самого себя?!
— Делай, что говорят, но оставайся при своем мнении. Я не заставляю тебя отречься от веры или чего-то подобного, но не смей кому-то перечить. Никто, кроме меня, не будет с тобой возиться! — последняя фраза прозвучала громче и чувственнее, чем Марк планировал. От этого по его телу прошла судорога, похожая на заряд тока.
— Да какая тебе вообще разница?! Зачем «возишься» со мной? Думаешь, я хочу жить?!
Слова Фэша послужили ножом, проткнувшим Марка насквозь. Резко Ляхтичу стало мерзко от себя самого. Он обернулся и, заглянув Фэшу в глаза и пожав плечами, сказал:
— Просто бесишь.