Дурмар

      Комната застыла в оцепенении.       Первой очнулась Шавар. Она отошла в сторону, пропуская монаха внутрь, смиренно опустила голову и сложила руки в крепкий замок, выказывая тем самым свое повиновение. Даже не взглянув в ее сторону, священник прошел внутрь, но тут же чуть не споткнулся об упавшего перед ним на колени Авора. Тот, неловко подскочив со стула и едва не перевернув стол, бросился к почтенному гостю, а уже через секунду, сложив руки так же, как и жена, плюхнулся перед священнослужителем.       — Да славится Ивар!       Опустив на крестьянина скучающий взгляд, монах повторил:       — Да славится Ивар!       Только теперь Авор поднял голову, но подняться сам так и не решился.       — Встань, сын мой.       Голос священника бархатно отозвался в скромной лачуге. Внемля этим словам, Авор встал на ноги, продолжая смотреть на гостя в нерешительности.       — Святой отец, я и не знал, что Вы в нашей деревне!       — Всё в порядке, сын мой. Я был в пути, когда начало темнеть, поэтому решил переждать в этой деревне ночь.       — А где Вы остановились?       — Благородный кожевник предложил заночевать у него.       — Понимаю. Благодарю Ивара, что Вы почтили нас своим присутствием. Ой!       Лебезящий Авор вдруг выпрямился, хлопнув себя со всей силы по седеющей голове.       — Что ж это я держу такого человека на пороге?! Проходите, проходите. У нас тут, конечно, бедная лачуга, но что имеем. Вот сюда, мы только сели есть.       Рыбак проводил священника, уступив ему свое место во главе стола. Тот, осторожно ступая, чтобы ни на кого не наскочить и по-возможности ни к чему не прикоснуться, протиснулся за стол и плюхнулся на любезно поставленную Авором скамью, но тут же сморщился, глядя на остатки еды. Это не ускользнуло от главы дома, и он тут же зашипел на жену, чтобы та достала их лучшие глиняные миски. Услышав наказ, Шавар поспешила открыть ларь, вытащив из него глиняную утварь, бережно завернутую в сукно. Выхватив из ее рук миску, Авор наполнил её доверху кашей и придвинул к монаху, но тут же бросился за чашей, чтобы доверху наполнить и её. Его жена в это время потянула за руку, вытаскивая из-за стола одного из детей — девочку лет тринадцати, взирающую с интересом на незваного гостя. После чего скрылась где-то в углу на скамейке, утащив с собой и дочь — есть за одним столом с монахом Иварского ордена женщинам было запрещено.       Закончив обхаживать гостя, Авор наконец-то занял свое место.       — Еды тоже небогато, но вы отведайте. Особенно вино. Это наше, местное. Всем окрестных деревням нравится, они все пытаются выведать, как мы его делаем.       — Спасибо, сын мой.       Только теперь, расположившись, монах обвел присутствующих взглядом. Гриваль с готовностью сложил руки в замок, неохотно Й`оль последовал за ним.       Авор, достававший вопросами Й`оля, теперь переключился на монаха.       — Простите моё любопытство, святой отец, но расскажите нам, кто вы и куда вы путь держите?       Монах не спешил отвечать на вопросы. Его блуждающий взгляд размеренно переходил с грязных стен на потрепанную рыбацкую одежду, со скудного стола на кашу, не вызывавшую в нем никакого аппетита.       — Братья зовут меня Берголь. Всю жизнь я жил Ваморе, но ордену из Вобара потребовалась помощь, поэтому меня отправили туда.       — Да благослови Ивар Ваш путь!       Не обращая внимания на любезности рыбака, Берголь продолжил.       — Но уже вечерело, а я так удачно забрёл в эту деревню, решил тут переждать ночь. К тому же заночевать мне предложили так благородно, что я не мог отказать. А тут ещё…       Берголь секунду помедлил, посмотрев на Й`оля. Его глаза сузились, а рассеянный взгляд мгновенно стал острым, словно хищная птица, впивающаяся в добычу.       — Мне тут сказали, что в деревне есть травник. Что за совпадение. Стало так любопытно, что я не удержался, решил зайти, посмотреть, пообщаться. Узнать, кто таков. Добрые жители деревни сказали, что он остановился в этом доме, и вот я здесь. Простите мне мое любопытство.       Авор, сыпавший вопросами, замолчал. Даже он почувствовал нависшее напряжение, от чего его болтливый язык, о котором знала вся деревня, прилип к небу. Не решаясь что-либо сказать, он как рыба вытаращил глаза, открывая и закрывая рот.       — Ну что? Вы хоть представьтесь, а то негоже незнакомцам за одним столом сидеть.       — Я Й`оль, а он Гриваль.       — Й`оль, значит. Какое интересное имя. Неместное. Позвольте узнать, откуда Вы будете?       — Издалека.       Берголь приторно улыбнулся. Его ухмылка, сладкая, как мед, не предвещала ничего хорошего.       — Вот как. Не хотите рассказывать о себе. Понимаю. Может, тогда расскажете о своей работе. Значит, вы травник: травы и сборы продаете?       — Все так. Травы и сборы.       — Вот дела. А я-то думал, что все торговцы разговорчивые как на подбор.       С этими словами священник еще шире оскалился.       — Полагаю, люди разные бывают. Ну что ж, засиделся я у вас. Уже и стемнело, пора.       Хотя с прихода гостя не прошло и получаса, он все также грузно поднялся и, не съев и ложки каши, вышел из-за стола.       — Спасибо за угощение.       Опешивший от такой внезапности Авор едва успел отодвинуться, чтобы дать священнику пройти.       — Святой отец, как же так, я надеялся, Вы с нами отужинаете!       — Есть на ночь вредно. Да и нам пристало больше поститься.       — А Вы у нас надолго?       — Дела ордена не ждут, но деревенские просили меня остаться, так что я останусь на день, а послезавтра снова в путь.       На этот раз Авор удовлетворился ответом и на прощание встал в традиционную позу, соединив руки в замок. Заметив это, к нему подошел Берголь. Он коснулся своего лба двумя пальцами, а затем этими же пальцами коснулся лба рыбака.       — Да благослови тебя Ивар.       После этого монах развернулся и, даже не взглянув на Шавар, скромно сидевшую в углу, вышел.       Остаток трапезы прошел в молчании: Авору отбило все желание задавать вопросы и он уже жалел, что впустил травника на ночлег. Уже давно бы его выгнал, но пять агмаров приятно грели карман. Шавар была слишком голодной, чтобы разговаривать. Й`оль был угрюмее, чем обычно. Сидя над опустевшей миской, он медленно потягивал вино. И только Гриваль вместе с детьми пребывали в молчаливом замешательстве.       Покончив с едой, Й`оль и Гриваль поднялись к себе. Посетителей больше не было, и уже скоро настала ночь. Прохладный весенний воздух неощутимо задувал в окно, и Гриваль поглубже забурился в солому. Было поздно, и алхимик тоже готовился отойти ко сну, но перед этим оставалось еще кое-что, требующее завершения.       Й`оль достал из короба две небольшие склянки, плотно заткнутые крышками. В любопытстве уже почти задремавший Гриваль привстал, разглядывая, что же алхимик делает. Тот достал тонкую веревку и обмотал ее вокруг горлышек обеих склянок, вынул тугие крышки, чтобы сидели не так плотно, а затем расставил их по обеим сторонам от входа. Гриваль внимательно рассмотрел склянки — кроме прозрачной жидкости, в них ничего не было, но само сооружение, без сомнения, напоминало простейшую ловушку. В темном пространстве чердака веревка была едва заметной, а склянки и вовсе не было видно по бокам, так что любой, кто войдет, обязательно их перевернет.       — «Что это за жидкость?»       — Тебе этого знать не нужно.       Й`оль был явно в плохом расположении духа.       — «Что будет?»       — Лучше тебе не знать.       Алхимик сказал резко, показывая, что не намерен вести бесед, но Гриваль не сдавался — он прямо и бесстрашно смотрел на Й`оля, давая понять, что не отступит. Этот пронзительный взгляд не давил, но и не просил. Благородный и честный, он ждал объяснений. Ему не мог противиться даже Й`оль. Смягчившись, он объяснил:       — Это ловушка от ночных посетителей, если вдруг кому вздумается сюда прийти. В сосудах два вещества. По отдельности они безвредны и даже полезны, но если их смешать, то пойдет густой дым с резким запахом. Если сюда кто-то норовит войти, он перевернет сосуды, и они вступят во взаимодействие. Обычного человека это отпугнет, а мы проснемся, учуяв запах.       — «Дым плохо?»       — Дым не ядовит, но дышать им долго не стоит. Лучше сразу убираться. Понял?       Гриваль согласно кивнул.       Закончив приготовления, Й`оль тоже улегся на солому, потеплее укутавшись в плащ. Кинжал зажал в кулак. Он знал, что там, где священники, не может быть безопасно. Алхимик еще долго пытался заснуть, но чувство опасности не отпускало — осознание того, что между ним и возможным нападающим есть ловушка, притупляло беспокойство, но ничто не могло заставить его исчезнуть насовсем. Спустя пару часов усталость все же сломила Й`оля, и он заснул.       Наутро проснулся первым, вскочив со своей импровизированной кровати. Пахло сыростью, о противном запахе нашатыря думать не приходилось. Сосуды тоже были на месте — не тронуты. Повертев головой, он точно уверился — ночью здесь никого не было.       Ворочания алхимика разбудили и Гриваля.       За окном уже рассветало — утренняя марь сменилась сероватой дымкой. Несмотря на ранний час, снаружи слышались голоса первых крестьян, шедших на работы. На первом этаже лачуги было на удивление тихо: ни голоса Авора, ни детских потех, ни возни Шавар, ни копошения немногочисленного скота.       Гриваль неспешно поднялся, отряхиваясь от соломы. Й`оль уже давно встал и убирал хитроумную ловушку обратно в ларь. Полностью собравшись, они распрощались с чердаком и спустились вниз. Слух не обманул — внутри было пусто. Отсутствовали как Авор, так и обещанный им ломоть сыра. На столе было пусто, в кладовую Й`оль залезать не стал, но и хозяина ждать было некогда — пора было идти. Поэтому, недолго думая, Й`оль вышел наружу, но сразу остановился: около лачуги собрался народ. Были здесь и Авор с семьёй, и пахарь, которого алхимик приметил на деревенских полях, и ещё местные, которых он не знал, а во главе сборища стоял он — Берголь.       — Вот и вы. А мы заждались.       Обступившие его крестьяне жались друг к другу. Почти все они смотрели под ноги, а Й`олю прямо в глаза избегали. Но он точно знал, в чем была суть.       — Святой отец, могу я узнать, в чем причина этого собрания?       Берголь сильно выделялся на фоне крестьян. Не столько своим чёрным хабитом из дорогой шерсти, сколько тем, что только он смотрел прямо в глаза, и в его взгляде читалось превосходство.       — Ну что же, думаю, тебе, как никому, известна причина, и нам бы не мешало ее обсудить, но сначала тебе бы стоило снять свой короб и отойти от него. На всякий случай.       Не успел священник озвучить свою «просьбу», как в разговор вмешался Гриваль. Сделав шаг, он вышел вперед, и, позабыв о том, что лишился языка, стал о чем-то оживленно мычать. По всей видимости такое отношение вывело даже его из себя. Но не успел он закончить свою гневную тираду, как к его горлу приставили вилы. Так просто отпускать их никто не собирался.       — Как тебя, кажется, Гриваль? Деревенские сказали мне, что ты солдат империи, а если так, то ты, как никто, должен знать про алхимиков. Ведь так?       Аккуратно, насколько позволяли вилы, Гриваль кивнул.       — Хитрые, изворотливые, коварные, скрытные. Они живут среди нас и кажутся безвредными, но это не так! Они прельщают нас своими речами, предлагая свои темные знания! Но мы, люди света, люди Ивара, не должны поддаваться их соблазнам! Ивар и его учение — это единственное наше спасение! Как только узнал, что в деревне остановился травник, я сразу заподозрил неладное, а пообщавшись, уверился, что передо мною, монахом ордена, не кто иной, как алхимик! Скольким из вас он уже успел продать свои зловещие смеси и зелья? М? Несчастные! Вот ты!       Прохаживаясь перед пристыженными крестьянами, он вдруг запустил в сборище руку, выхватывая кого-то из толпы. Потянув, вытащил вперед девушку, пришедшую за травами для матери.       — Ты! Тебе он тоже что-то продавал? Не бойся, дитя, говори, он тебе ничего не сделает.       — Я только… Травы… От кашля.       — Ничего-ничего. Просто признайся. Тебе ничего не будет. Ты же знаешь, Ивар всемилостив. Он простит тебя.       — Но я…       Отвечать дальше она не смогла — просто начала рыдать. Понимая, что от нее уже ничего не добиться, Берголь выпустил ее дрожащую руку, которой она поторопилась прикрыть лицо.       — Ну ничего. Не она, так кто-то другой. Я выясню, что здесь происходит. А пока снимай этот проклятый сундук, алхимик, посмотрим, что внутри. И чтобы без выходок!       Лицо монаха дернулось и исказилось злобой. А селяне, услышав слова священника, боязливо стали подходить к Й`олю, держа наготове оружие, заключающееся в мотыгах и косах.       — Хорошо, только не советую его открывать — на нем механизм, который могу открыть только я. Если кто-то посторонний попытается это сделать, из ящика пойдет яд, а несчастный сгниет.       Берголь недоверчиво всмотрелся в лицо Й`олю, но сказать по нему, было ли услышанное правдой или нет, было невозможно: спокойное и безэмоциональное, оно не выражало ничего. Колеблясь в нерешительности, священник все же позволил алхимику открыть сундук самому. Й`оль аккуратно снял короб и повернулся, открывая один из ящичков.       — Если хочешь, можешь остаться тут.       Шёпотом, почти неслышно, он сказал это Гривалю, стоящему неподалеку. Воин в растерянности посмотрел на алхимика, но уже в следующее мгновение услышал щелчок.       — Эй! Что это был за звук! А ну повернись! Что ты там сделал? Отвечай!       Неспешно, под крики монаха, Й`оль обернулся. В руках он держал небольшой круглый шар, к которому тянулся короткий подожженный шнур.       — Святой отец, вам лучше закрыть уши.       С этими словами алхимик подбросил шар высоко вверх. Священник, как и все крестьяне, запрокинули головы. На секунду шар завис в воздухе, но уже в следующее мгновение взорвался с оглушительным треском.