Серая гамма

      В первый же школьный день Лейли Лесли произвела маленький фурор и большой интерес, стоило только переступить порог аудитории. Казалось все побросали дела и кинулись к ней, как к суперзвезде, чтобы задать банальные вопросы, типа, какой твой любимый канал, группа или сериал. Сказалось небольшое количество учащихся, отсутствием события и середина учебного года. Видимо, у местных детишек совсем не было развлечений.       Сама Лейла была удивлена не меньше, когда узнала, что ее класс единственный — никаких параллель, в каких обычно учатся заносчивые Бобы, стремящиеся поставить подножку в самый неподходящий момент. Более того — в группе едва набиралось тринадцать человек, в два раза меньше привычного класса, где недавно приходилось учиться.       Само учебное учреждение выглядело не масштабным, всего три этажа, с пристройкой в виде столовой и большого поля, где проходили уроки на физ. подготовку. И всё деревянное, покрашенное коричневой краской.       Разница между городской школой и сельской казалась колоссальной, а ведь совсем недавно Лесли думала, что подобное — выдумка особо творческих людей. Несколько учителей — по пальцам обеих рук посчитать можно, запыхавшийся и вечно занятый директор, и жадные до любой сенсации дети. Как будто персонажи в театре.       Лейла, не привыкшая к вниманию, хотя доселе уверенная в своей невозмутимости, смущённо отвечала на вопросы, искренне, как есть, мигом потушив всеобщий интерес. Она не имела любимый канал на Ютубе, не планировала стать блоггером, не встречала звёзд, не смотрела сериалы и не участвовала в телешоу, с конкурсами. Из хобби чтение, но не классическая литература что опять же не делало ее любимицей учителей и писательство. Лесли любила фантазировать, она была творческим ребенком, хотя не умела ни рисовать, ни сочинять песни, только строчить в тетрадках. В силу возраста ее рассказы были до умиления пафосны и просты, а ещё богаты на наличие орфографических ошибок и не только, что вызывало непедагогическую реакцию у родителей — каверзный смех.       Пока мальчишки-ровесники думали как бы незаметно засунуть отвратительную сколопендру в рюкзак однокласснице, а девчонки над тем, как стать красивее, Лейла беспроглядно фантазировала, без конца придумывая множество историй, со своими персонажами, с неповторимой драмой, смыслом и концовкой.       Ещё до знакомства Лейли знала - она и эта ребята слишком разные. Пройденный этап.       В конце концов ребята тоже поняли это и жизнь пошла своим чередом.       Лейла всегда была сама по себе. Ей не нужна была подружка, постоянно нашептывающая свежие и не очень сплетни, переходящая на жалобы родителей и учителей; пустые разговоры, типа сегодня Стив чуть не ввязался в драку или насколько плохо выглядит одноклассница Джесси сегодня.       Она не любила эти помойные излияния и рано поняла, что не нуждается в скучном, ничего не значащем общении. Лейла не видела смысла обсуждать кого-то, а то, что интересовало саму Лесли не было интересно никому. Это создавало барьер в школьной дружбе.       Несмотря на такую политику общения Лесли знала, как важны приятельские отношения. Ранее упомянутый задира Боб подробно растолковал, зачем надо обзавестись мало-мальской поддержкой, ведь школа в первую очередь обитель гормонов, агрессии и доминации во всех ее проявлений, а не склад знаний, как говорят взрослые.       Как будто те не были детьми и не знают, как важно показать себя привлекательным социуму…       Лейла старательно улыбалась: «о, какой милый брелок, где ты его купила?», «У меня есть интересная игра на телефоне про драки», «Это печенье испекла моя мама. Хотите?», «Я помогу тебе с контрольной, когда напишу свою».       Да, Лейла совершенно не имела общих тем с одноклассниками, но это не значит, что они не могли быть в хороших отношениях. Лесли просто надо было дать себя использовать, оказать услугу, чтобы те, кто был помягче почувствовали себя обязанными, а те, кто не имел чувства благодарности, могли знать, что она может быть полезна дальше.       Таким образом пролетел месяц, и Лейла полностью обосновалась как ученица. Несмотря на приятельские, нейтральные отношения, к Лесли то и дело подходили девчонки, чтобы поболтать о всяком. Но уже из добрых побуждений, нежели из-за интереса, ведь новенькая, несмотря на дружелюбие, ни с кем не притёрлась и жалостливым девичьим сердцам было больно смотреть, как одинокой вороной сидела одноклассница, постоянно что-то строча.       Акт доброты пришёлся не по душе Лейли, но с этим едва что-то можно было сделать — сторониться общения — сломать карточный домик под названием приятельские отношения, а поддерживать разговор было утомительно.       В прошлой школе ей очень повезло — несмотря на большой класс, все девочки оказались дружными и собирались в одну большую группу, если так можно назвать громкое обсуждение чего-то либо со своих рабочих мест. Как только звенел звонок на перемену, мальчишки спешно покидали помещение — им было невмоготу слушать девичий бред и это только больше развязывало языки. Лейла могла не вмешиваться в диалог достаточно долго, надо только иногда подавать голос, чтобы выглядеть участником обсуждений.       Этот же класс мало того, что был до безобразия маленьким, так ещё дети оказались менее склонны к дипломатии, предпочитая ходить малыми группами и доставать друг друга. Видимо сказывалась сельское воспитание. На этом фоне совершенно невозможно было затеряться, это было так же ненадёжно, как играть в прятки в чистом поле.       Лейли смекнула — для того, чтобы избавиться от назойливой компании сердобольных, которые в любой момент могут разозлится на её вялое общение, надо найти тех, с кем возможно быть в толпе, не выделяясь.       Но чем больше Лесли приглядывалась, тем больше ей казалось удручающей ситуация. В классе было больше мальчишек, а дружить с ними было совсем неинтересно и печально, а из девочек было две крохотных группы, одна из которых навязывала общение.       Это продолжалось некоторое время, пока Лейли не оторвалась от сочинения своей увлекательной истории, на уроки истории, что было донельзя комично и порицательно, главное, чтобы об этом узнал преподаватель, и не увидела, как на ряд дальше ничем не примечательный одноклассник что-то рисовал в тетрадке. Вид у него был сосредоточенный и увлечённый, настолько, что не оставалось сомнений — он ушёл глубоко в себя, как это происходило с Лейли. Не особо захваченный собственным предметом учитель со стороны своего роста так же заметил не интерес и сделал замечание:       — Брэндон Брайер, — его голос сделался вмиг холодным и злостным. — Не покажите ли вы нам, что там увлеченно рисуете? Я думаю, всем интересно посмотреть, что может быть интереснее урока истории.       Для закрепления эффекта учитель сделал шаг, но этого оказалось достаточным, чтобы мальчишка побледнел и нервным движением быстро закрыл тетрадь, под смешки одноклассников.       И тогда Лейла поняла — вот её, идеальная компания.       Был солнечный и ясный день, когда учителя решили, что пора всех учащихся выгнать на улицу в большую перемену, чтобы те набрались витаминов и подышали свежего воздуха.       — Так, все на улицу, — подгоняли педагоги, так слажено и активно, словно тайно тренировались несколько недель. —  Сидеть целыми днями в классе вредно, — убежденно заверяли они, как бы коря не совершенность системы обучения.       Взрослые спешили, ведь их в учительской комнате ждал привезённый из города бутылочка крепкого и элитного, попробовать который не представляется в местной глуши.       Ребятня разбрелась кто куда. Большинство пошло на спортивную площадку — малышня для игр, постарше круги наматывать, ведь ходить более некуда, а самые старшие планировали спрятаться за сельхоз помещением, чтобы смачно присосаться к сигарете с таким видом, словно умирающий от жажды до воды добрался в пустыне.       Брэндон одиноко сидит за уличным столиком, рядом с дверью школы, привычно что-то рисуя в большой тетрадке.       Что это, если не лучший шанс?       — Привет, — произносит Лейла на расстоянии, показывая, что находится достаточно далеко, чтобы не видеть исчерканные синим листы.       Брайер вздрагивает, не сильно, слегка, видимо, не ожидая, что его кто-то окликнет.       Он поднимает взор лучистых с голубым отливом и зелёными крапинками серых глаз и вопросительно смотрит.       — Привет, — показательно медленно закрывает тетрадь, словно там ничего особенно и важного.       — Брэндон, верно? — несуразно давит улыбку Лейла, вмиг растеряв всю уверенность. — Мы учимся в одном классе, но нам так и не довелось нормально пообщаться. Меня зовут…       —Лейли Лесли, я знаю, — кивает он.       — Я заметила, что ты что-то рисуешь, — не знает с чего начать Лесли. Все мысли словно тараканы при включённом свете — секунду назад было уйма идей и тем для разговоров, а сейчас и одна еле в голову приходит.       — Да, ничего особенного, — безмятежно пожимает он плечами, но между делом засовывая важную вещь в портфель своего рюкзака и вставая с насиженного места. Он, как и все мальчишки его возраста, был ниже Лейли.       — Знаешь, я у меня тоже есть тетрадка. Я пишу. Смысле, рассказы, истории. Я даже некоторые анонимно опубликовала на одном сайте, но читателей у меня нет, поэтому продолжаю писать для себя.       — Вот как?.. — произносит он задумчиво, с таким спокойствием, словно не его застали в врасплох несколько секундами ранее. — Про что пишешь?       — Про девочку, которая попала в древний Египет и знакомится с говорящей кошкой. Они образуют успешный тандем и становятся местными божествами!       — Звучит интересно.       Лейле это только и надо — как и любой другой, глубоко увлеченный своим творчеством, человек, она с энтузиазмом принялась рассказывать полную приключений историю, дополняя её фактами и замечаниями. Лесли нравилось делиться своим сокровищем, она чувствовала себя вдохновлённой и взбудораженной, но не любила распространяться людям, которые далеки от этого и могут обсмеять её. Как родители.       Брэндон оказался хорошим слушателем — он выглядел заинтересованным, думающим и ловящим каждое слово. От его занимательного вида Лесли пришла во восторг, ещё никто не слушал её столь внимательно, поэтому она расправлялась всё сильнее и сильнее, изредка спрашивая его мнение по тем или иным местам и даже показала небольшой кусочек в тетраде, хотя это было смущающее.       Прекраснейший образ Брайера пошёл трещинами, когда он принялся в рассуждения, кратко пересказывая действия главное героини и набравшись смелости, признался, что некоторые действия смотрятся нелогично. Неестественными.       Тут Лейли замолкла и бездумно уставилась на одноклассника, а потом опустила глаза на тетрадь.       Что он сказал?       — Не понимаю, — нахмурилась она. — Почему нелогичны?       Ей в ту же минуту показалось, что этот несмышлёный мальчишка ничего не понимает в высшем искусстве, потому принимать его слова было выше её достоинства, но она тут же отогнала противное чувство обиды и горделивости, что на пару невовремя выскочили и принялись душить.       В конце концов, Брэндон не разу не счел её историю глупой или дурацкой, выслушал и даже сказал мнение. Ей надо повести себя как взрослый человек и взять его слова во внимание.       Но тут прозвенел звонок.       Лейли ещё никогда не казалась перемена настолько короткой, а урок ужасно длинным. Она сидела словно на иголках и совершенно не могла ни на чём сосредоточиться — история не писалась, а нудная физика не училась. Она на протяжении всего урока кидала взгляды на одноклассника, а у того, видимо, была хорошо развита интуиция — Брэндон поворачивал голову чуть ли не каждый раз, пересекаясь взглядами.       Наконец прозвенел звонок.       Лейли наспех побросала учебник с рабочей тетрадью и канцелярскими принадлежностями в рюкзак, встала и решительно подошла к сидящему Брэндону, не обращая на заинтересованные, алчные до новеньких сенсаций глаз.       «О, Боже, вы только посмотрите! Новенькая вместе с Брайером!» — читалось на их лицах.       Хотя, по сути, это ничего не значило.       Сам Брэндон выглядел удивлённым, похоже он тоже думал, что его будут тихонько поджидать в тёмном и тихом уголке.       — Мне всё ещё интересно послушать твоё мнение, — говорит Лейли дружелюбно, но было такое ощущение, что она готова запереться вместе с ним в одном классе до утра, если понадобиться. — Да, конечно, — впервые улыбается он, отчего тонкие губы стали ещё тоньше.       — Тогда поспешим? Пошли на улицу?       В их малонаселённом городке, больше похожем на село, не ездили школьные автобусы, поэтому родителям приходилось забирать детей самостоятельно. Расстояние между домами учеников и образовательным учреждением было большим, на кой чёрт строиться так далеко от друг друга Лейли не знала, нэто не давало возможности насладиться прогулкой и потенциально свободными часами. Было опасение, что за Брэдоном или за ней могли приехать.       Они сели на тоже место, где и сидели в прошлый раз и принялись за обсуждение. Лесли, как истинный родитель своего дитятко, всячески оправдывала героиню, но вся её пылкость разбивалась о беспощадную аргументированность, которыми Брайер орудовал как мясник ножом.       Как Лейли и боялась им не хватило времени — за одноклассником пришли, но и этого хватило, чтобы обиженно нахмурить брови и надуть губы, задумчиво уставившись на дерево стола, покрашенного прозрачным лаком.       — Брэндон, ты же не обижаешь у нас девочек? — сделала неверные выводы женщина с блондинистыми волосами, мягко улыбаясь, глядя сначала на сына, а потом на Лейли.       — Нет, мама, это не так, мы просто обсуждали кое-что.       — Да? И что это?       — Историю, — подала донельзя расстроенным голосом Лесли, тщетно стараясь выглядеть невозмутимо-сдержанно. Глаза предательски заслезились. — Брэндон мне помог.       Женщина не стала заострять на этом внимание, дабы не расстраивать ребёнка больше, решив расспросить сына после.       Сама Лесли еще полчаса ждала родительскую машину. Она, как и многие другие, жила достаточно в отдалённом месте и путь пешком занимал бы около трёх часов.       Её родители часто опаздывали, поэтому Лейли не волновалась, терпеливо ожидая и скрупулёзно рассматривая текст другим взглядом. Неужели и правда героиня настолько глупа, как говорит Брэндон? Возможно, она просто не оправдала ожиданий? Мальчишки ведь любят драки, им нравятся совсем другой жанр, не так ли? Рассказ хоть и включал в себя путешествие и интриги, и он не отдавал большую свою часть сугубо сражениям, а героиня не обладала хорошими физическими данными. Его это задело?       Или нет?..       Вспоминая слова Брэндона, Лейли со вздохом понимает — он затрагивал… только написанное, претензии об отсутствии космических кораблей или драчек явно не было... Ууу…       Будучи в дороге, дома, за ужином, в ванне, за уроками и уже в постели, Лесли не переставала думать и от того казалось её голова просто взорвётся от назойливого роя мыслей.       Она плохой писатель? Её история обречена?       Или… или… Это всё Брэндон!       Она ещё раз прочитала историю и легла спать.       Говорят, не принимать решение впопыхах. Что лучшее ожидание, как не сон?       К несчастью, Лейли это не помогло — как только её мозг пробудился, он мигом вспомнил вчерашнее. Сонная, едва открывшая глаза, Лесли с неким ужасом вспомнила неприятный разговор, ножом резанувшее сердце.       Неужели это и есть критика, у которой вопит весь интернет?       Кстати о всемирной сети — в последний раз Лейли лазила в поисковике ещё в городе, будучи в клубе, ведь в доме редко можно было посидеть за компьютером. Лучшим творением человечества могла пользоваться только сестра, ведь его купили исключительно ей для достижения каких-то высот в чрезвычайно сложных науках, какие могла постигнуть только она.       И это было очень печально, ведь юная писательница надеялась найти ответ на волнующие вопросы, а не давиться всей этой тяжестью, осевшей не только в качающим кровь органе, но и противным осадком на дне лёгких.       В школу она пошла в разочаровании — улыбалась вяло, прилежно конспектировала учителей, хотя до этого только строчила в волшебной тетради, что впервые оставила дома, под матрасом. Сегодня не мечталось.       — С родителями поссорилась, — сказала Лейли, когда к ней подошли те самые жалостливые девчонки. К сожалению, она не могла скрыть своего настроения, да и сил не было. Но не говорить же им правду?       Приятельницы состроили сострадательные выражение лица и сочувствующие начали говорить, насколько же «родоки» не правы, хотя драма «почему и за что» не была озвучена. Просто поругалась и всё.       Но этого было достаточно.       Вот только многозначительный взгляд Брэндона говорил — «Я знаю — не было никакой ссоры».       И Лейли отвела взор мутно-зелёных глаз.       Так прошёл день, два.       Упадническое настроение никак не хотело исчезать и это стало раздражать домочадцев. Родители Лейли не отличались глубоким воспитанием, ограничиваясь одним: «позвонят из школы, получишь по жопе». Они с раннего детства кинули все силы — средства и время, занимаясь Стефани Лесли, старшей сестрой Лейли.       Младшей не хотелось лишний раз думать, что единственная причина, по которой она оказалась в этой дыре, только из-за каких-то дурацких сьемок сериала, где принимает какую-то важную роль сестра. Это была не первая её роль, поэтому человек, отвечающий за съемку, предложил какие-то выгодные условия, родители и на меньшее согласны были — их усилия потихоньку окупались. Каждый отец с матерью мечтает, что его ребёнок станет знаменитым и успешным, и прославит их.       Лейли были противны все движения внутри семьи — постоянная игра сестры на пианино, ведь это важная сцена, заучивание слов и повторение одних и тех же движений. На Стефани не могли насмотреться и этот парад тщеславия отравлял душу. Лейли как никто другой понимала некомпетентность родительских действий, ведь старшая к своим шестнадцати годам уже играла на двух инструментах, говорила на трёх языках, занималась танцами, имела гибкость змеи из-за ранней гимнастики, а так же прекрасный голос после хора, теперь ещё снимается в сериале. И всё это с подачи родительской руки: «учи-учи, надо-надо», через силу, слезы и бесконечные старания. Она напоминала крысу в колесе, которая постоянно бегает-бегает-бегает, без продыху, целыми днями.       Лицо Лейли скривилось, когда послышалась надоедливая мелодия клавиш.       На третий день, к искреннему удивлению, Брэндон подходит сам — неказисто и неловко, безмолвно встав возле парты, за которой сидела Лесли, глядя странным взглядом глаз, что казались тёмными из-за плохо освещённого помещения. Было пасмурно - солнце спряталось за тучами.       -Все нормально? — напрямую спрашивает он, словно Лейли расскажет душераздирательную историю несправедливости всего мира, а он, доблестный рыцарь в сияющих доспехах, её пожалеет, скажет парочку вдохновляющих фраз и она воскреснет так же красиво и величественно, как огненный феникс.       И всё станет прекрасно.       Лейли была зла. Одна была разбита. Её вчера наказали за то, что она прокралась в комнату сестры, чтобы поиграть в компьютер, пока все были заняты игрой пианино. На самом деле она хотела зайти в интернет, но оказалось его не подключили, поэтому соблазнившись каким-то особо интересным ярлыком, Лесли включила ранее не известную игрушку и нажав «начать сначала», случайно стёрла запись Стефани. Это обнаружилось поздно вечером, сама Лейла успела покликать мышкой менее часа, после пришлось спешно бежать, чтобы никто не узнал, что она пользовалась компьютером.       Увы, крики и слёзы расстроенной Стефани разрушили всю конспирацию, и Лейли очень тесно познакомили с ремнём, что было крайне унизительно и отвратительно. Она считала себя уже взрослой, хоть и юной девушкой, уж явно не ребёнком, чтобы подвергаться физическому наказанию. На неё кричали по времени больше, чем она провела в игре — давили на совесть, обзывали, угрожали разными ограничениями, наконец обозвав неблагодарной.       Было обидно, хотя ещё в детстве Лейли обещала сама себе не ставить взрослых, а особенно родителей в авторитет и пропускать все слова, сказанные ими мимо ушей. Она должна быть достаточно умной, чтобы понимать, насколько ограничены бывают люди и её не должно коробить такое отношение.       Лейли не раз была наказана и не впервые выслушивала неприятные слова, молча глотая непрошенные слёзы. Она была неисправляемой плаксой и сколько бы не пыталась сдерживать себя, глаза по-своему хотенью становились влажными. Помимо прочего ужасно огорчало то, что она больше не писала. Единственная вещь, заставляющая чувствовать себя счастливой, будто исчезла, оставляя после себя невыносимое тянущееся чувство.       — Всё хорошо, Брэндон, — сказала она спокойным, ничего не выражающим голосом, и не сдержавшись, впилась неприятно жгучим взглядом в растерянное мальчишеское лицо.       Из-за него её вера в свои силы пошатнулась.       В глубине души Лейли понимала, что Брэндон не сказал ничего такого. Это она была слишком мнительна, ей это ещё в прошлой школе говорили.       -Вот как… хорошо, — мнется на месте Брайер. Он собирался сесть на место, как остановился и несмело произнёс. — Мы можем…       — Ладно, — перебивает она одноклассника и тому ничего не остается, как уйти.       Будучи дома из Лейли словно уходит противный мерзопакостный демон, сидевший где-то в самом тёмном углу, шепчущий отвратительные советы, после которых стыдно смотреть в зеркало.       Она подходит к матрасу, приподнимает его и достает тетрадь. Читает первые строчки и эмоции накрывают с головой, а глаза снова слезятся.       Что это? Переходный возраст? Двенадцать лет, как никак.       Лесли противно от самой себя, ей стыдно, но не по наставлению родителей, которые раз за разом пытаются вызвать это чувство, а из-за Брэндона. Она раз за разом повторяла себе никогда не быть похожей на этих эгоистичных, самолюбивых, лелеющих раздутое эго взрослых. И что теперь? Она повела себя точно так же защищая самолюбие. Брайер ничего не сделал… только прошёлся по самому любимому, но не со зла.       Но ведь иначе никак, ведь так?       Убирая льющиеся из глаз слезы, Лейли с твёрдой решимость взяла ещё одну тетрадку и принялась фантазировать с большим упорством, нежели раньше.       Выходные способствовали новым силам и Лесли сидела в комнате, как зависимая, прерываясь разве что на прием пищи и другие потребности.       Возвращаться в школу через пару дней было волнительно. Казалось, её так не напрягали контрольные работы, как ожидание вердикта Бэртона. Она надеялась, что он не обиделся на её холодное отношение и прочёт уже переделанный рассказ. Лейли очень старалась и надеялась, что единственному читателю и критику в одном лице понравиться.       Она даже не дожидается первой перемены, подходит перед началом занятий.       Брэндон оказывается мудрее, терпимее и без детских закидонов — он не уходит, не делает вид, словно они не знакомы и не включает обиду, хотя сама Лейли всячески игнорировала его недавно.       Казалось бы, не такое уж большое достижение, но Брайера совсем не было школьных друзей, наверняка он почувствовал себя брошенных после случившегося. Кроме того, одноклассники не побрезговали воспользоваться ситуацией всячески подстегивали мальчика, заметив холодное отношение Лесли. Они мелко пакостили или даже открыто толкали новый предмет издёвок, но не затем, чтобы быть на хорошем счету у той, у кого можно было списать контрольную, хотя и этому имело место быть. Всё было прозаично и до безобразия просто — насмешки ради насмешек.       И Лейли было неприятно, что она стала катализатором и ничего не предприняла.       — Я должна перед тобой извиниться, — теряя приветствие, говорит Лесли. Подготовленные слова настырно застревают на полпути и никак не срываются с губ. А на них тем временем смотрят множество любопытных глаз. В городских школах обращали внимание только на смельчаков, осмелившись голышом пробежаться по коридору или прийти в кричащем нефор-нарядах, тут же хавали всё, что давали. — Мы… можем поговорить?       — Да, конечно, — говорит Брэндон, после чего слышится звонок. Он уже не выглядит как желающий дружить и это волновало.       Когда уроки кончились, они вышли на улицу и Лейли, нервно убирая пальцы за спину, чтобы их не заламывать — дурная привычка, — набралась смелости:       — Извини. Я поступила неправильно. Ты всего лишь сказал своё мнение. И… я это…       — Всё нормально, — вопреки словам, он не выглядит добрым и всепрощающим. — Я понимаю.       — Из-за меня мальчики из класса стали тебя задевать, — кривиться Лейли. — Это будет звучать как оправдание, но я этого не хотела… Я знаю, что откупаться нельзя, но надеюсь, это поможет меня простить, — она с шумом раскрывает рюкзак и вытаскивает оттуда большую упаковку чипсов и крекеров. — Они из города, у вас таких нет. Возьми, тебе понравится.       Маска отрешённости ломается — как и любой другой подросток, Брэндон любил вредные лакомства с усилителями вкуса и с добавками бензоат натрия. Вначале он теряется — родителя запрещали ему кушать подобное, тетка, хоть и под запретом, что-то иногда и передавала, но это были маленькие упаковки из местного магазина и исключительно по праздникам, а ровесники никогда не угощали его в принципе.       Будет ли нормально, если он примет их?       Сам Брэндон благодаря воспитанию был миролюбивым — его родители не уставали возвращаться к теме, что слабым надо оказывать поддержку, младших не обижать, а девочка можно и помогать, хотя сам мальчик не спешил переводить старушек через дорогу. Он старался держаться обособленно, но и никогда не убегал от внимания.       Обладая нетипичной для своих лет рассудительностью, он заранее знал, что общению дальше быть. Но с подношениями? Это был сюрприз.       Лейли точно могла найти ко всем подход, без всяких возражений.       — Мне родители не разрешают, — Брэндон и сам не знал, зачем он это сказал. Видимо, ему стало интересно, что предпримет одноклассница на такого рода табу.       — А они не узнают, — хитро изогнулись девичьи губы, и её улыбка нашла отражение в лице Брэндона. — Спрячь в рюкзак, — продолжает заговорческим голосом. — Если что — скажешь, что моё.       — Они не найдут, — уверено заверяет Брайер, пряча упаковки в надувшийся в рюкзак.       — Я переписала рассказ. Прочтешь?       И он действительно прочёл.       Впервые надевшаяся мелодия на пиано успокаивала.       Лейли лежала в постели, прижимая тетрадку к сердцу — ему понравилось. Она даже дала ему вещь в руки — как никак ей нужна была полная проверка и Брэндон оценил абсолютно всё. А ещё попросил продолжения.       Довольная, улыбающаяся, Лейли заснула убаюканная звуками, чтобы наутро открыть глаза и резко осознать — но ведь не бывает, чтобы понравилось абсолютно всё.       Этого не может быть.       Ведь он прошёлся по истории… как-то вяло? Поверхностно. Это было не похоже на впервой раз, словно слова с точностью подбирали, прежде чем озвучить.       Лейли даже не чувствовала вкуса еды — просто клала яичницу в рот и спешно пережёвывала. Ну же, время, лети быстрее, ей срочно необходима школа. Рядом лениво ковырялась в салате Стефани — она единственная, кто довольствовался зарядом витаминов. Мать ленилась накрывать здоровый стол для всей семьи, а отец не преминул сказать бы, что дорого покупать овощи-фрукты для основного приема пищи, хотя шёл второй месяц пребывания в сельской местности.       Когда с едой было покончено, Лейли уже сидела в машине, нетерпеливо потряхивая коленкой. Она никогда не замечала, что её семья копуша, хотя сегодня был какой-то супер-важный день, вроде выхода на сцену. Но именно важность сегодняшнего дня сыграл на скорость сбора, и машина выехала на двадцать минут позже.       По странному стечению обстоятельств, школа находилась не в середине так называемого города, а чуть на окраине. Ехать туда было совсем не по пути, поэтому, когда дорога предстала в Т-образный перекрёсток, один путь из которых ввёл на просторные поля, вдалеке которых проводились сьемки, а другой к выезду из города — там была школа, никто не сомневался дальнейшему сценарию:       — Давай, дальше пешком, — сказал глава семейства, притормаживая.       Как только машина остановилась, Лейли выскочила на улицу, хлопнув дверцей. Машина газанула в одну, она в другую.       Опоздание было неизбежным, но Лесли это волновало столько же, сколько успеют ли её семейство к началу съемок, то есть было совершенно все равно. Школа ни на йоту не представляло собой что-то важное и авторитетное, что стоит чтить и уважать. Просто несуразное здание, сочетающее в себе безалаберщину, сверх-цинизм, бассейн слёз восприимчивых, огромный ком комплексов неполноценностей и вид нескладного стыдливого взросления. Всё то, с чем бы не хотел сталкиваться взрослый, но считает обязанным познакомить детей.       Учитель отчитает так, словно пропуск английского — важное и ужасное допущение. Лейла делает большие, невинные оленьи глаза — не специально, оно само, — и образ беззащитного Бемби говорил лучше тысячи слов, насколько сильно она сожалеет.        Хотя на деле ей хотелось пафосно бросить грубое: «Да мне насрать», как это вытворяют герои в фильмах.       На перемене Брэндон находится на привычном месте, сложив руки на столе и слушая что-то в огромных наушниках. Тетради на столе не виднеется и у Лейли создалось впечатление, что её ждут.       — Привет, — улыбается она.       — Привет, — снимает наушники Брэндон, убирая их в рюкзак. — Что-то случилось? Тебя не было на первом уроке.       — Ничего особенного — машет Лейли руками, словно отгоняла назойливых мух. Она встретилась с внимательными, словно светящиеся изнутри волшебным светом глазами и, к удивлению, самой себе, призналась. — Родители поздно выехали из дома и высадили меня в центре, поэтому мне пришлось идти пешком. Бывает иногда… И не только…       Зачем она это говорит? Лейли не любила распространяться о своей семье, ведь ни к чему кроме лобызания темы, это не приведёт.       — Брэндон, тебе точно всё нравится в моем рассказе?       Брайер моргает, несильно хмуриться, отводит взгляд вправо.       — Да, мне всё понравилось, — начинает стучать указательным пальцем по деревянной поверхности и елозить по стулу. — А что?       — Не бывает такое, чтобы нравилось абсолютно всё, — уверенно заявляется Лейли, словно диссертацию писала по данной теме.       — Но мне понравилось. Правда, — в подтверждении слов несколько раз кивает. — У тебя очень хорошо получается писать. Там не нужны поправки.       Лейли задумчиво скрещивает руки. Слушать сладкое хваление тоже самое, что есть дорогой шоколад, поливая сверху медом и закусывая мармеладом — так же приторно и убойно.       Было явно что-то не так.       Лейси решилась и пошла ва-банк:       — Это из-за меня, да? Из-за моего глупого поведения. Я обещаю, что в этот раз будет иначе. Клянусь! Я постараюсь!..       — Но рассказ отличный, — не отрекался от своего Брэндон.       Его пальцы словно зажили своей жизнью и его нервные постукивания были такие же явные, как факт неправды.       — Не ври мне, — едва не произносит сквозь зубы Лейли, раздражённая звуком. Только Бог знал, насколько её бесило звук жевания, чавканья, звонкий смех и прочее выводящие из себя шумы, произносимые человеком.       — Но я говорю…       — Тебе мама сказала, так? — внезапно осенило Лейли. Она неоднократно слышала от одноклассников, что Брэндон странный — немногословный, абсолютно не активный, без тяги к шалостям, сам себе на уме и вызывал негативные эмоции тем, что резал правдой-маткой.       Решил поменять тактику? С чьей подачи?       Только с одной единственной.       — С чего ты решила? — напрягся он.       — Она видела меня расстроенной в тот день, думаю ты рассказал почему. И чтобы в следующий раз меня не огорчать, тебе посоветовали соврать, — разочаровано сплеснула руками Лейли, облокачиваясь на спинку так и немного съезжая по ней. — Я права?       — Нет…        —Брэндон…       —Да, — поспешно согласился он. — Не совсем. Это была моя идея.       — Что? Почему? Хотя не, не говори, это был дурацкий вопрос. Ты хочешь дружить?       — Хочу, — тут же соглашается он. Лейли манерно держит паузу, заглядывая глаза, призывая закончить идею. Брайер задумывается и его осеняет. — Но мы не должны врать друг другу?       — Именно, — искренне улыбается Лейси. Прекрасно! Он сечет ситуацию, кажется, они действительно мыслят на одной волне!       — Но ты уверена? — отчего-то засомневался одноклассник, будто его заставляли давать клятву на крови.       Каким бы странным не был вопрос, это было в духе Брэндона — дальновидного и остроумного. Забавно — он заранее выстроил какую-то свою цепочку дружбы и знал, что без малого вранья в угоду отношений не обойтись.       — Я хочу начать дружбу с искренности, — вдохновлённо заявила Лейли. — Так как в рассказах! А ты разве не хочешь? Без лишних глупых слов, обмана и поиска выгоды. Только правда! И для заметки — мы не обязаны делиться секретами друг друга.       Отличный контракт! Лейли была горда собой как никогда.       — Хорошо, я согласен.       — Тогда по рукам! — счастливо протягивает она ладонь и Брэндон её пожимает.       — Героиня все равно глупая, — внезапно ошарашивает одноклассник, и яркая, широкая улыбка, тут же исчезает с девичьего лица.       Что он сказал?!       Лейли едва подавила желание стукнуть новоявленного друга.