1820, avril
Нежная апрельская заря растекается по чистому небу розовой лужицей, отражаясь в золотых медальонах окон. Петербург просыпается лениво, неспешно наполняясь горожанами на влажных от росы улицах. Ранним утром воздух так чист и прозрачен, но обволакивает равнодушным холодом. Первые вестники весны — жаворонки — появляются в Петербурге позже, чем в любом другом городе необъятной империи. И от этого ощущение весны чувствуется наиболее остро. Приятно каждый свой день начинать с прогулки по тихому городу. Никто из царской семьи не знает о тайном увлечении княжны: Дарья Александровна покидает Зимний с восходом алого солнца, а возвращается за четверть часа до подъема императора. Но сегодня Адмиралтейская набережная пуста: девушка изменила своей излюбленной привычке. С утра дворец наполнился суетливым шепотом и шуршанием бархата раньше обычного, и покидать свои покои было бы крайне рискованно. Стены Зимнего душат, она отчаянно хочет вырваться навстречу рассвету и морозному воздуху, но день выдался особенный: сегодня Дарья Александровна празднует свои именины. Княжна начинает взрослую жизнь на церковной службе, но мысли ее заняты другим: за все восемнадцать лет в ее жизни не поменялось ничего. Единственная дочка самодержца даже наследницей престола стать не может: русские законы запрещают. Дарья Александровна словно грязное пятно на белоснежном покрывале Российской империи, она все прекрасно понимает, и от этого становится неимоверно грустно. Она хочет быть похожей на Екатерину Великую, но их объединяет только низкий рост и любовь к парадным платьям. Судьба княжны решена без ее воли: в лучшем случае ее выдадут замуж за старого адмирала, который умрет через несколько месяцев после свадьбы, а в худшем — отправят в один из европейских королевских домов и навсегда вычеркнут из русской истории. А ей хочется остаться, хочется собственное имя красными чернилами выделить, чтобы стать императрицей, Государыней Всероссийской. Причастие едва заканчивается, а за дверьми церкви княжну уже ждет император. — Ты выглядишь расстроенной, Дарья, — хмуро отмечает Александр, придирчиво осматривая дочь. — Или тревожит тебя что-то? — Нет, отец, — кротко отвечает девушка, не решаясь посмотреть императору в глаза. — Сегодня Петербург отмечает твой День ангела, милая. Я хочу, чтобы ты блистала на этом вечере. Мой подарок ждет тебя в твоих покоях, я настаиваю, чтобы ты надела именно его. — Спасибо, отец, Вы очень почтительны. Позвольте откланяться, мне нужно начинать подготовку к празднеству. Александр царственно кивает, и девушка, подхватив складки утреннего платья, покидает императорскую половину дворца. Отношения с отцом у Дарьи Александровны не то чтобы были холодными, но теплом от них тоже не веяло. Вероятно, император был огорчен фактом рождения единственного наследника, да еще и девочки, и воспитанием ее в детстве не занимался. Княжна выросла в Царском селе, куда после смерти младшей сестры Елизаветы ее перевезла мать. Императрицу девушка помнила смутно: благотворительность занимала у нее большую часть времени, а свободных минут на общение с дочерью было крайне мало. Дарья Александровна вернулась в Петербург после окончания заграничных походов русской армии в 1814 году. Император принял ее вполне дружелюбно, по крайней мере, против ее пребывания в Зимнем дворце не был. Александр прививал ей любовь к классической литературе, истории и языкам, и уже в четырнадцать княжна начала интересоваться политикой. Девочка была уверена: чем больше она узнает сейчас, тем успешнее будет ее правление в будущем. Княжна заговорила о своей мечте лишь однажды, на что Александр дал категоричный ответ: — Ты никогда не сможешь стать императрицей, милая. Таков русский закон, и изменить его ты не в силах. Политика императора после победы над Наполеоном отличалась консервативными настроениями, и он был слишком нерешителен, чтобы позволить своему первенцу взойти на престол. Дарья Александровна не держала обиды или зла на отца: не было в этом никакого толку. Как-никак Россию любить можно и не через императорскую призму. Но в последние несколько месяцев желание овладеть престолом стало наиболее манящим, и княжна по ночам спать перестала. Да еще вдобавок ее чувства оскорбляли обосновавшиеся в столице тайные общества, которые ставили перед собой цель захватить власть и уничтожить царскую фамилию. Александр должным не считал политический сыск вводить, а княжна военного переворота в стране допустить не могла. La brutalité des lois entrave la conformité — таково было девичье убеждение.***
В бальном зале горят миллионы свечей, и княжне кажется, что они вот-вот ее ослепят. Платье роскошное, пышное, шелестит складками при каждом движении, но корсет неприятно сдавливает грудь, не позволяя дышать. Александр с подарком дочери прогадал, но сказать ему об этом она не решилась. Она входит в тронный зал под руку с великим князем Михаилом Павловичем и разом приковывает внимание всей столицы. В глазах рябит от разноцветного вихря военной формы и женских нарядов; император был прав: на торжестве собрался весь высший свет Петербурга. Княжна и половины этих людей не знает, абсолютно каждое лицо кажется ей незнакомым. Как жаль, что тихое семейное празднование навсегда останется в девичьих мечтах. Дарья Александровна много танцует, от высоких каблуков неприятно ноют ноги, но останавливаться не хочется. Партнеры сменяются один за другим, княжна даже имени их не спрашивает — не упомнит. Князь наблюдает за племянницей и после каждого танца бурчит: — Недоволен государь тобой будет, Дарья. Где это видано, чтобы императорская дочка так с капитанами плясала? — Тебе, Миша, вероятно скучно, — по-детски наклоняет голову набок княжна. — Сам не веселишься и другим не даешь. — Мне-то грех жаловаться, гневаться-то буду не я, а батюшка ваш, Дарья Александровна. — Что прикажете делать, Михаил Павлович? — обиженно надувает губы девушка, но молодой человек лишь отмахивается: спорить с племянницей — дело гиблое, Дарья словно крепость, на своем стоит до последнего. В их разговор нахально вмешивается граф Аракчеев, требуя княжну немедленно подойти к императору. Дарья Александровна повинуется, реверанс перед батюшкой делает и неодобрительно косится на князя Николая Павловича, стоящего рядом. — Душа моя, как тебе нравится празднество? — вопрошает Александр, улыбаясь. — Выше всяких похвал, отец, — улыбается в ответ девушка. Легкая ухмылка проскальзывает по губам дяди, но княжна на это внимания не обращает. — Не хотите ли потанцевать со мной? Император кивает, встает с трона и берет дочь за руку. Замолкают голоса, и зал торжественная музыка наполняет. Александр умеет вальсировать: Дарья сама обучала его три года назад. Отец невероятно статный, ей нравится ловить восхищенные взгляды старых графинь и княгинь. Единственное удручает княжну: мать приглашение на торжество отвергла, императрица предпочла не возвращаться в Петербург. Танец заканчивается, и гости заливаются аплодисментами. Отец с дочерью кланяются, улыбаются, держась за руки. Шум стихает, и император громко произносит: — По традиции княжна сама должна выбрать партнера на последний танец. Дарья Александровна, прошу Вас. — И рукой указывает на собравшихся в зале молодых людей, каждый из которых желает подарить танец дочери самодержца. Дарья осматривает мужчин, и взгляд ее задерживается на Семеновском полку. Княжна знает некоторых военных: например, полковника Трубецкого, частного посетителя императорского дворца. Ей он никогда не симпатизировал: слишком подозрительный и скрытный. Девушка рядом проходит и останавливается возле высокого темноволосого капитана. — Я выбираю Вас, господин… — Муравьев-Апостол Сергей Иванович, Ваше Императорское Высочество, — почетно кивает мужчина, делая шаг навстречу. Он выводит княжну в середину зала и аккуратно обвивает ее талию. — Что же Вы, Сергей Иванович, танцам не обучены? — растерянно протягивает она, плавно двигаясь в вальсе. Молодой человек способностями к вальсированию не наделен, но старается изо всех сил, чтобы не расстроить княжну. — Не обучен, Дарья Александровна, — признается капитан. — Отчего так? — Танцами не интересовался, Дарья Александровна. Служба в жизни главное место заняла. — Так это мне Вас учить надобно? — кокетливо хихикает княжна и встречается взглядом с отцом: взгляд у Александра нахмуренный, сосредоточенный, и у девушки от него мурашки по спине бегут. — Сочту за честь, Ваше Императорское Высочество, — торжественно отвечает Муравьев. — Ах, прошу, называйте меня Дарьей Александровной, я терпеть не могу этих почестей, — шепчет княжна и внезапно чувствует головокружение. Ноги не слушаются, и дышать становится неимоверно трудно. Она бледнеет на глазах, и Сергей Иванович обеспокоенно спрашивает: — Дарья Александровна? Vous allez bien? — Oui, ne vous inquiétez pas, monsieur Muravyov, — проговаривает девушка и глазами ищет императора: Александр недомогания дочери не заметил, Николай тоже внимания не обратил. — Прошу прощения, Сергей Иванович, мне нужно на свежий воздух, — она буквально выдавливает эти слова из себя, не дожидаясь реакции капитана, вырывается из его рук и спешит на балкон. Ночь, подмигивая огнями, пахнет весной и свежестью. Холодно, но порывы ветра позволяют княжне не лишиться сознания. — Наденьте, Дарья Александровна. — Девушка чувствует, как на ее плечи падает тяжелый мундир: Муравьев-таки последовал за ней. — Спасибо, monsieur Muravyov, мне гораздо лучше, — уверяет она, но пальцами цепляется за железные перила лоджии. — Наверное, мне следует отправиться в свои покои. Je m'excuse pour l'excitation. Дарья Александровна замечает за стеклянной дверью обеспокоенного и в то же время требующего объяснений императора и, не выслушав ответа Муравьева, возвращается во дворец. Неловкость первой встречи оставила после себя цветочный запах и нежное ощущение где-то внутри.***
1820, mai
Михаил Павлович захворал, и император принял решение отправить его в Крым. Дарья Александровна с ним поехала, чтобы дядино одиночество хоть как-то скрасить. Александр за здоровье брата тяжело переживал, поэтому препятствовать желанию дочери не стал. Князя девушка смело называет близким другом, потому что больше у нее никого нет. Михаил добрый, светлый и такой простой, веет от него домашней теплотой и уютом. Дядя племянницу любит, балует ее больше батюшки и дела государственные с ней не обсуждает. Они много разговаривают и гуляют по набережной. Волны нежно берег ласкают, а девушке наблюдать за этим нравится. Михаил шутит армейские шутки, а Дарья смеется в ответ, не особо разбираясь в самой сути. Теплые вечера проходят за игрой в карты на собранные на берегу ракушки: князь азартен, учит племянницу штоссу. Девушке поначалу не везет, но вскоре она ловко обыгрывает дядю, оставляя его без единой безделушки. Завтракает Михаил с Дарьей тоже вместе, но гораздо позже, чем привыкли в Петербурге. Девушка, как и князь, вставать рано приучена, но их разговоры порой продолжаются до рассвета, и просыпаться к завтраку сил не остается. Княжна за трапезой исключительно по-французски разговаривает и каждый раз вставляет: «Bon, tu sais». Князь французский терпеть не может, но ради племянницы восклицает: «C'est incroyable, ma chérie». — Замуж тебе, Дарья, пора выходить, — говорит постоянно Михаил, словно задача у него такая — княжну сосватать. — Негоже императорской дочери в девках сидеть. — Да за кого, Миша? — наивно раскрывает глаза девушка, хотя ответ прекрасно знает. Женихов много, но все они втрое ее старше, и интереса никакого не вызывают. — Чем тебе князь Трубецкой не мил? Все при нем: достаток, имя, статен он и красив, что еще нужно? — Сергей Петрович на гуся похож, — дует губки княжна. — Весь из себя такой важный, а истинно ничего не представляет. — А граф Милорадович в твоем вкусе, милая? — интересуется дядя, а у самого глаза от задорства блестят. — Ты сейчас, верно, смеешься надо мной. У Михаила Андреевича к балеринам страсть, всему Петербургу об этом известно. Да и не хочу я по расчету замуж, Миша, по любви хочу, по любви. — Романтичная ты натура, Дарьюшка, не бывает любви такой, чтобы до конца дней своих. — Ты батюшкиными словами говоришь, — недовольно спорит девушка. — Отчего же ты сам не женат, если по словам твоим это так просто? Князь замолкает, но Дарья понимает: за живое задела. Михаил не наследник, по канонам царским не обучен, и по расчету брак для него — вещь чуждая. Дядя влюбляется быстро, любит страстно, но жениться все никак не может. — Ты, Дарья, смотри: не равен час император тебя под венец насильно отправит, и будешь ты потом всю жизнь мне плакаться. Княжне разговор этот неприятен, она тяжко вздыхает и предлагает обсудить последние новости столичные. А у самой камень на душе как будто: любить-то хочется, а не можется, не умеет Дарья такие чувства испытывать. В Крыму пролетает апрель, наступает май, пахнущий солью морской и дикими розами, и Михаилу письмо приходит: смотр войск русской армии назначен на день рождения великого князя Николая Павловича. Младший брат как шеф лейб-гвардии Московского полка присутствовать на нем обязан. Он предлагает племяннице остаться в Ялте, но Дарью отчего-то тянет в Петербург. Алый цвет на мундире вспоминается. В пути они проводят с полмесяца, созерцая пейзажи дорожные. Велика страна, богата красотами, и Дарьино сердце биться сильнее рвется: до щемящего в груди чувства она империю любит и дорожит ею. — Отчего ты плачешь, милая? — учтиво спрашивает князь, завидя хрустальные слезы. — Сердце мое России принадлежит, Мишенька, никогда я расстаться с ней не смогу.