Быт

– Ты уверен, что стоит заняться этим прямо сейчас? – с сомнением протянул Эрен. Леви ответил раздраженным взглядом. – Ладно, ладно. Я понял, – вздыхает парень и идет протирать верхние полки, до которых Леви не дотягивается даже со стула. – И как ты с этим раньше справлялся? – спрашивает Эрен, закончив дело. – Нанимал горничную. «Вот в чем дело! Почему же ты не оставил ее, когда я переехал сюда?!» – безмолвно кричит Йегер. Он дышит глубже и возвращается к прерванной работе, ведь диплом сам себя не напишет. – Тебе не кажется, что эта нота звучит фальшиво? – раздается через полчаса недовольный голос Леви. – М? Сыграй еще раз. Леви тыкает на белую клавишу, потом сгребает ее в аккорд. Тем временем Эрен одной половиной мозга пытается закончить мысль, другой – разобраться со звуком. Проваливается во всех начинаниях. – Ну? – мужчина нервно трясет ногой. – Извини, я не знаю, – Эрен с удовольствием поболтал бы позже, но неприязнь, бьющую через край, сложно игнорировать. С тяжелым сердцем и глухим раздражением он захлопывает крышку ноута. – Может, сыграешь какой-нибудь этюд? Леви задумался на полминуты, выбирая. Громом грянула мелодия. Эрен закрыл глаза, расслабляясь и погружаясь в мир звуков. Он всегда готов воспринимать живую музыку, будь то разученная композиция или обычное упражнение сопровождаемое матом из-за глупых ошибок. Правда, предпочитал слушать фоном, но сейчас Леви нужно все его внимание. Мелодия кончилась. Эрен открыл глаза. – Действительно что-то не то. А еще одна нота звенит, - вынес он вердикт полупрофессионального слушателя. – Не одна, – Леви потыкал в некоторые особо брюзжащие и дребезжащие от тяжелой долгой жизни. – Надо вызвать настройщика. – Ага. Он поиграл еще немного, потом сказал: – Я достал рыбу. Будь добр, приготовь ее. Не отрывая взгляда от экрана: – Ты прекрасно знаешь, что я ее не люблю ни есть, ни, тем более, готовить. Я предлагал курицу. И булочки с корицей. – Одними булочками сыт не будешь. – И курицу! – раздраженно. Чертова суть никак не желала складываться в приличный текст, Йегер ненавидел сейчас все, начиная от темы диплома и заканчивая Аккерманом, который никак не мог принять тот факт, что Эрен занимается дома не только домашними делами. – Ладно, сам справлюсь, – не менее раздраженно.– За тобой еще полы. – Хорошо, пропылесошу. – Пылесос не сравнится с влажной уборкой! – Я протирал их вчера! – Их нужно мыть, а не протирать. Каждый день! В споре о чистоте и порядке победитель очевиден. Эрен откладывает свои дела, помогает навести порядок. А утром не может найти рубашку. Он хорошо помнил, что вечером оставил ее на стуле, чтобы не нужно было искать ее, включать свет и будить и без того не высыпающегося Леви. – Блин, – тихо шипит, треснувшись мизинцем о шкаф. В потемках все рубашки одинаковы. Он не успевает на автобус, следующий только через полчаса, да еще и с пробками. Хорошо, если доберется к началу второй пары. Приехал только к середине. Отвратительно. Не судьба. Месяцем ранее он решил бы, что это отличный знак, и сами небеса говорят ему, что стоит больше внимания и времени уделить работе. Но в начале семестра он уволился, несмотря на приличную зарплату, неполную занятость и дружный коллектив, чтобы освободить время для диплома. Скорее всего, обратно его не примут. Думать об этом слишком грустно. Ничего, он знает отличное место, в котором плохое настроение плавится, как зефирки в горячем шоколаде. – Добрый вечер! Латте ноль-четыре с лавандой для запаха, верно? – улыбается за прилавком Саша. – Да, спасибо. Отлично выглядишь сегодня, новый парень? – Эрен протягивает карточку на бесплатный кофе. Саша смеется, заговорчески подмигивает, протягивает в ответ стопку таких же. – Досталось от Марка. Мне одной за целую жизнь столько не выпить. – Спасибо! – наверное, это не очень честно, но он не говорит «нет», когда ему предлагают еду или напиток. Настроение снова отличное, он забивается в свой любимый угол с розеткой, где достает ноутбук. Только вечером от Леви приходит сообщение со списком продуктов. Как мило. Все не так плохо, ведь у него есть вкусный кофе, да и время проведено продуктивно. Он смотрит на часы, понимает, что следует поторопиться, скоро магазины закроются, и Леви будет недоволен. Успел! Пакеты тяжелые, но Эрен не торопится. Он замечает, что ярко-красные цветы, бросающиеся в глаза днем, сейчас совершенно незаметны, а вот бледно-голубые и белые наоборот словно светятся в сумерках. Он пинает камушек, потом следит за играющей собакой. Вдруг понимает, что абсолютно не торопится домой. И что свободное время, которое он просиживал в кофейнях, раньше проводил с Леви. Он решает подумать об этом позже. Например, когда начнется их очередная ссора. Как и каждый день до этого, конфликт вырастает на пустом месте: – Ты забыл купить кокос. – Какой, к черту, кокос? – Который был в списке. Эрен купил все, кроме него. Кто бы это еще отметил? Вместо этого Леви весь вечер пилит его, зудит, как сварливая бабка, превращая ужин в нудную лекцию о никчемности Йегера. Плавно поднимается тема о вечном бардаке. Оставленную в раковине кружку Эрен за беспорядок считать не согласен. Ему больше не хочется есть, разговаривать, оставаться здесь. Он сообщает о своем внезапном решении: – Сниму квартиру на неделю-другую, пока пишу диплом. Леви ворчит, он не собирается спонсировать блажь ребенка. Эрен пожимает плечами. У него остались кое-какие сбережения. Об этом он сообщает взволнованной Микасе, которая звонит буквально через полчаса после разговора. Аккерман сдал, не иначе. – Я волнуюсь за тебя. Так хоть Леви присматривал за тобой. Ох, ладно. Самое главное, не забывай хорошо кушать. – Обещаю питаться как лучшие герои книг, – торжественно клянется он. Микаса успокоилась. Хорошо, что у них были разные вкусы в литературе. Сбереженных средств едва хватит на съем, придется снова найти подработку, а учитывая срочность, рассчитывать на приличную зарплату не стоит. Следующим утром он съезжает. Целую неделю держится на кофе и чистом упрямстве под девизом: – Нервы сдали, и ты сдашь! Чай, надоевший во своих его проявлениях, отсутствует в съемной квартире. Вместо него купленные на всю зарплату джин, портвейн и сигареты. Эрен постоянно голоден, совершенно не высыпается и не может унять нервную дрожь. Но, захлебываясь ощущением свободы и прицениваясь к первой в своей жизни гитаре, не думает возвращаться к чужому порядку.