Играй громче

Он всю жизнь считает себя неудачником, об этом ему говорит совершенно все. Как неудавшаяся карьера музыканта – он заурядный пианист, не более, так и вследствие этого весьма натянутые отношения с семьей, отсутствие друга-подруги и маленькая съемная квартирка где-то на краю Пучхона. И абсолютно никаких улучшений или же перспектив в относительно ближайшем будущем. Возможно, ему оставалось только удавиться, а может, просто забить на все. Как он, впрочем, и поступил немногим раньше, недели две назад перестав подходить к осточертевшему инструменту. Если подумать, то он никогда особо и не стремился играть, его вообще к музыке особо не тянуло, только вот с самого детства родителям говорили, что у их ребенка пальцы пианиста – это и решило его дальнейшую судьбу. Взглянув на ладони в сотый, а может, и в тысячный раз, он в глубине души жалеет, что они такие «музыкальные», если бы не эти пальцы, все могло получиться совершенно иначе, но увы.. Ему опять же остается только вздыхать и думать, как все могло бы быть. Когда вдруг в дверь позвонили, он даже не удивляется, только слегка морщится, звук кажется резким, громким и слишком нетерпеливым. Он проводит рукой по дешевому дерматину, которым оббита дверь и, не посмотрев в глазок, распахивает ее. В голову тут же упирается холодное дуло пистолета, а он, не проронив ни звука, отступает вглубь коридора. Держа его на прицеле, в квартиру входит какой-то незнакомый высокий парень. - Эм, чувак, ты прости, - парень слабо улыбается и прижимает руку к правому боку, а он, опустив глаза вниз, еле сдерживается, чтобы не вскрикнуть. На белой рубашке парня быстро расплывается красное кровяное пятно, - просто ты первый, кто мне открыл. - Я живу на первом этаже, и моя квартира ближе всего к входу, - он пожимает плечами, косясь на пистолет в руках парня, и осторожно отступает все дальше в комнату. Случайно наткнувшись боком на крышку фортепьяно, испуганно вскрикивает. - Ого, и как ты эту штуковину сюда затащил? – заглянувший в комнату парень, восхищенно присвистывает и с интересом осматривает инструмент. - Грузчики, - он неуверенно оглядывается на фо-но, словно пытается удостовериться, что это действительно так. - И ты.. ты действительно умеешь играть? – это сказано с такой детской непосредственностью и восторгом, что ему даже не хочется иронизировать по этому поводу, и он только лишь кивает. - Оу, наверное, это круто, - говорит парень, слабо улыбаясь и слегка морщась. Он сильнее прижимает ладонь и подходит к фортепьяно. Положив пистолет, он аккуратно поднимает крышку и осторожно проводит пальцами по белоснежным клавишам, совершенно случайно он слишком сильно нажимает на одну из них. В воздухе тут же повисает одна напряженная нота. Парень тут же неловко откашливается, прячет руку за спину и отходит от фо-но. - Черт, чувак, прости. Кстати, - он кидает взгляд на рану, - у тебя есть спирт? Ну и там ватки, бинтики, пластыри какие-нибудь? – просит парень, и тому ничего не остается кроме как кивнуть и уйти на кухню за коробкой с медикаментами. – Эй, чувак, пожрать еще чего-нибудь захвати, окэ? – доносится до него из комнаты. Он не понимает, почему так спокойно воспринимает этого человека, беспрекословно выполняет его просьбы, совсем не из-за пистолета, который лежит сейчас на фортепьяно, вовсе не из-за него, здесь есть что-то другое, но вот что именно, он пока не может понять. Открыв холодильник, он грустно оглядывает его пустые полки, два одиноко стоящих обезжиренных йогурта, срок годности которых закончился, наверное, еще неделю назад, и залежалый кусок колбасы, тоже не первой свежести. Решив, что парню сойдет и так, он достает колбасу из холодильника. Она какая-то липкая, но, оглядев ее, он не замечает плесени, да и пахнет она все еще нормально. Поэтому, обтерев ее бумажным полотенцем, он несет ее в комнату вместе с аптечкой. - Блин, чувак, спасибо, это охрененно вкусно, - говорит тот странный парень, впиваясь зубами в тот самый «вроде бы нормальный» кусок колбасы. – Черт возьми, чувак, реально вкусно, - с чувством говорит, доедая. А он вежливо улыбается и вздрагивает, замечая, что пятно стало намного больше, испуганно смотрит на парня, а тот лишь хрипло смеется, тут же хватаясь за бок. – Оу, не парься ты, та еще хрень, хотя бывало и хуже. Вместо того, чтобы разглядывать, ты лучше бы помог обработать, а то как-то самому неудобно, - хрипло говорит парень. – Чего ты так возишься, - через некоторое время, морщась, говорит он, и дергает рубашку так, что пуговицы отлетают и с громким стуком ударяются об пол, - Где спирт? - Эм, спирта нет, только виски. - Оу, это даже круче, - ухмыляется парень и, схватив бутылку, отвинчивает крышку и начинает пить прямо с горла. Когда виски остается совсем чуть-чуть, он, громко отрыгнув, утирает рот рукавом рубашки, - чувак, смочи ватку и обработай царапину, окэ? Ватка тут же пропитывается кровью, а в глаза бросается огромное количество старых, давным-давно заживших шрамов и множество синяков, совсем еще свежих и почти черных. - Ну и чего ты вылупился, а? У меня было трудное детство и все такое, улавливаешь? – хрипло говорит парень, явно недовольный таким вниманием к вещам, по его мнению, совсем этого не заслуживающим. - Эээ. Улавливаю. - Бэээ, а мне кажется, что не особо. Ты чего такой заторможенный. - Я? - Нет, блин, мама моя, да, чувак, ты. Оу, кстати, тебя как зовут-то? - Эм, Бен Бэкхен, - говорит он и вежливо склоняет голову вниз, как его когда-то в детстве учили. Прошло довольно много лет, а привычка осталась. - Оу, прикольно, - хмыкнул парень, - а я Пак Чанель, некоторые зовут Чанни, но тебе я этого делать не советую. -Эээ.. а почему? – недоуменно спрашивает Бэк. - Потому что, ты итак милый, а если еще и мое имя произнесешь, я могу и не сдержаться, - Чанель подмигивает ему и смеется, а Бэкхен тут же краснеет и отворачивается. В дверь громко заколотили, слышатся маты и чьи-то вопли, Бэкхен испуганно дергается и случайно слишком сильно надавливает ваткой на рану Чанеля, тот сдавленно шипит и бросает взгляд на дверь, сотрясающуюся от ударов, он бледнеет, а на лбу выступают капельки пота. - Эй, Бен Бэкхен, как называется эта штуковина? - слабо улыбаясь, он кивает на инструмент, стараясь отвлечь его от двери. - Фортепьяно, - чуть удивленно отвечает тот, поражаясь, как человек может не знать что-то подобное. -Оу, ну круто, - чуть напряженнее, чем раньше говорит Чанель. Стуки в дверь и маты становятся громче, Бэкхен прикусив нижнюю губу неотрывно следит за ней, начиная подрагивать. - И ты хорошо умеешь на нем играть, верно? – громко спрашивает Чанель, пытаясь заглушить шум. - От-относительно, - заикаясь от страха, шепчет Бэк. - Тогда сыграй мне. - Что? – оторопев, Бэкхен поворачивается к Чанелю. - Ну, же, Бен Бэкхен, давай, сыграй,- Чанель дрожащей рукой прицеливается в Бэка из пистолета, - давай, играй. Бэкхен, не помня, как тот забрал пистолет, садится за инструмент и судорожно вздыхает, не зная, чтобы ему сыграть. Из головы тут же вылетели все произведения, которые он когда-либо играл, да еще и стук дверь сбивал его с толку и заставлял нервничать все сильнее. - Бен Бэкхен, сыграй что-нибудь веселое, ладно? Чтобы светлое что-то, можно про любовь, а лучше про детство. Я просто хочу почувствовать как это, - последнее Чанель добавляет так тихо, чтобы Бэк не смог услышать. Бэкхен глубоко вздыхает, закрывает глаза и, собравшись с мыслями, пытается вспомнить хоть что-то. В голову приходит совсем детская, немного глуповатая песенка, которую он играл, будучи еще ребенком, снова вздыхая, Бэк, наконец, начинает играть. - ПАК ЧАНЕЛЬ, УРОЮ НАХЕР! – Слышится с лестничной клетки. Бэкхэн испугано дергается и замирает, прерывая мелодию. - Черт, Бэк Бэкхен, я не просил тебя останавливаться, - недовольно говорит Чанель, - продолжай и играй немного громче, хорошо? - он говорит спокойно, словно ничего не происходит. Бэкхен еле слышно всхлипывает и, взглянув на хлипкую трясущуюся дверь, начинает играть заново. - ТВАРЬ, ВСЕ РАВНО СДОХНЕШЬ, ОТКРОЙ ЭТУ ГРЕБАННУЮ ДВЕРЬ! - Бен Бэкхен, я попросил тебя играть громче, - все так же спокойно говорит Чанель, зажимая ладонью рану. Всхлип. - ЧАНЕЛЬ, СУКА! - ТВОЮ, МАТЬ, ИГРАЙ ГРОМЧЕ, - не вытерпев, кричит Чанель, а Бэкхен, громко зарыдав, принимается практически вколачивать клавиши в инструмент. Ему невероятно страшно, из-за помутившегося от страха сознания он почти ничего не соображает и не может разобрать мелодию. В голове лишь чьи-то ругательства, вопли и последняя просьба Чанеля играть громче. - Еще громче, - тихо просит Чанель, а Бэкхен, захлебываясь слезами, лишь кивает, превращая старую детскую песню в какое-то подобие марша. Дверь жалобно трещит, Чанель шумно выдыхает, опершись на стену встает и направляется в коридор. - Черт возьми, ты громче можешь? – недовольно говорит он, на миг оборачиваясь к Бэку. Даже сквозь, казалось бы, оглушающую мелодию Бэкхен слышит треск ломающейся двери, несколько выстрелов, а затем абсолютно все затихает. Песня резко обрывается и только последняя нота остается висеть в воздухе и кажется, что ее можно увидеть. Бэкхен шумно сглатывает, его бьет крупная дрожь, он боится поворачиваться, потому что чувствует, как ему в затылок упирается пистолет. Беззвучно плача, он продолжает зажимать одну из клавиш..