Сквозь сотни непрожитых лет

Спи сладким сном, Не помня о прошлом. Дом, где жила ты, Пуст и заброшен.

 — Расскажи нам обо всём, Армин. Как это случилось? — поставив чашку горячего чая с мятой перед Армином, нервно теребящем рукава своего тёплого вязаного свитера, мягко спросила Микаса и осторожно коснулась плеча Эрена, который никак не мог прийти в себя после этой новости и, даже не шелохнувшись, сидел на своём месте, тупо уставившись в пол перед собой невидящим взглядом.       Эрен вздрогнул, поднимая прояснившийся взгляд на Микасу, и тут же перевёл его на Армина, глядя на него обеспокоенно и вместе с тем недоуменно, словно всё никак не мог осознать смысл сказанного.  — Ты был против?.. — едва слышно, почти одними губами произнёс он, напряжённо сглотнув, и дрожащая улыбка Армина, которой он надеялся заверить друзей в том, что он в порядке, совсем потухла, а на глазах проступили сдерживаемые слёзы.       Он слабо кивнул, обессилено уронив голову и сквозь влажную пелену уставившись на расплывающуюся перед глазами кружку, от которой поднимался горячий пар. В широко раскрывшихся глазах Микасы промелькнул ужас, тут же сменившийся безграничным сочувствием и унизительной жалостью, которую Армин больше всего боялся получить от неё или Эрена, но которую уже чувствовал, даже не видя выражения её лица.       Реакция Эрена отличалась от той, которую предполагал Армин: он злился. Стиснув челюсть до проступивших желваков, он смотрел на него бешено сузившимися глазами и, казалось, едва сдерживал совершенно животный рык, неосознанно вцепившись пальцами в мягкий ворс ковра. Эрен не просто злился: он был в ярости, неконтролируемой, застилающей глаза кровавым туманом и начисто лишающей рассудка. Армин инстинктивно напрягся, испугавшись, словно он в любой миг мог наброситься на него, но следующий вопрос Эрена немного его успокоил:  — Кто это был? Ты его знаешь?       Ни Армин, ни Микаса прежде не слышали его голос таким: ему будто было трудно говорить, и слова пробивались через горло низким, клокочущим рычанием, от которого волосы на затылке вставали дыбом.  — Нет, не знаю, — испуганно вздрогнув, выдавил Армин. — Я поздно возвращался из магазина, и это был просто случайный прохожий… — сбивчиво заговорил он, но задушено всхлипнул, оборвавшись, и, зажмурившись, слабо мотнул головой: — Боже, как же это глупо и жалко звучит…  — И ты молчал всё это время?.. — глухо спросила Микаса, опускаясь на диван рядом с Армином.       От того, как напряглись хрупкие плечи под тёплым толстым свитером, — он мёрз постоянно, независимо от времени года, — злость Эрена почти бесследно исчезла, отступив на второй план, уступая место беспокойству, сочувствию, желанию хоть чем-то помочь и хоть как-то поддержать.  — Почему, Армин?.. — ещё дрожащим от накатившей злости голосом аккуратно спросил Эрен, придвинувшись ближе, и, приподнявшись, сел перед ним на корточки, стараясь поймать ускользающий от него взгляд блестящих от слёз светло-синих глаз. — Тебе не стоило взваливать это всё на себя, мы ведь друзья…  — Именно поэтому, — хрипло выдохнул Армин. — Я не хотел лишний раз напоминать вам о том, что ваш друг — просто жалкий слабак, неспособный даже за себя постоять.       В комнате после его слов на пару секунд повисло гнетущее молчание, которое Эрен, окончательно придя в себя, прервал возмущённым возгласом:  — Ты сам себя слышишь?!       Армин, неосознанно вскинув брови от удивления, — слишком резко у Эрена менялось настроение, — наконец посмотрел ему в глаза и пару раз недоуменно моргнул в замешательстве, заметив, как в ярко-зелёной радужке мелькнули злобно решительные огоньки.  — Я никому не позволю говорить такие вещи о моих друзьях. Даже тебе, Армин, — строго произнёс Эрен, чуть прищурившись, и уверенно добавил: — Ты сильный, но даже не представляешь, насколько. Да, какой-то мудак оказался сильнее физически, но ты твёрдо решил справляться с последствиями без нашей помощи и так долго молчал о том, что произошло… Силы духа тебе всегда было не занимать, но чего тебе действительно недостаёт — немного веры в себя и в нашу дружбу, — невесело хмыкнув, Эрен прервался на мгновение, а после, решительно глядя в расширившиеся глаза Армина, закончил: — Так вот, если ты действительно решил оставить этого ребёнка, не забывай: ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь, ведь мы твои друзья.  — Эрен… — тихо выдохнула Микаса и, прикрыв глаза, тепло улыбнулась, приобняв за плечо сидящего рядом Армина. — Он прав: нет ничего унизительного в том, чтобы попросить о помощи, и мы никогда не считали, что ты слабее нас.  — Но, Армин, скажи… — неуверенно прикусив губу, обеспокоенно произнёс Эрен. — Когда это произошло, ничего больше ведь не случилось?.. Я имею в виду, ты всё ещё в ошейнике и…  — Нет, он не пометил меня, — поняв, к чему он клонит, ответил Армин и отрицательно мотнул головой, а потом вдруг неожиданно улыбнулся, бодро прищурив поблёскивающие от недавних слёз глаза и сказал: — Так что, пожалуй, ситуация не совсем безнадёжна.       Пару раз моргнув, сгоняя влагу с длинных светлых ресниц, он сделал подряд несколько больших глотков уже подостывшего чая, после чего подтянул колени к груди и, опустив на них подбородок, окинул взглядом всё ещё встревоженные лица друзей.  — Ну не смотрите вы так, я буду в порядке. Пришлось, конечно, подыскать психотерапевта, но в целом я уже почти отошёл от произошедшего и единственное, что меня огорчает, это то, что он, — скорее всего, — останется безнаказанным. В подобных случаях течка чаще всего становится весомым аргументом в пользу того, чтобы оправдать насильника.  — И как таких ублюдков вообще земля носит… — в порыве тлеющей злобы низко прорычал Эрен и поднялся с пола, чтобы налить себе сока, — к алкоголю сегодня явно больше никто притрагиваться не собирался.  — Но ребёнок, Армин… Ты уверен? — неуверенно опустив взгляд, озвучила общую мысль Микаса. — На таком раннем сроке можно сделать медикаментозный аборт, это не так страшно по сравнению с хирургическим вмешательством…  — Микаса, — с успокаивающей улыбкой позвал Армин и мягко сжал ладонь подруги, заметив, с какой опаской она подняла эту тему. — Было бы странно, если бы никто из вас не спросил об этом, но, прошу… Это полностью моё решение, и я ещё вполне в своём уме, так что понимаю, насколько оно серьёзно. Родители поначалу думали, что я спятил, и пытались отговорить меня, но успокоились, когда поняли, что я и сам прекрасно всё осознаю. Да, в мои планы совсем не входила беременность, — по крайней мере, лет до двадцати семи точно, — но… Боже, вы скажете, что я ненормальный, но я уже чувствую ответственность за этот несформировавшийся организм. Почему-то, пусть мозгом я прекрасно всё понимаю, у меня не получается связать будущего ребёнка с тем человеком, и, — может, такова на самом деле омежья природа, — но у меня просто нет к нему никаких негативных эмоций, для меня он никак не связан с тем, что случилось.  — А что насчёт учёбы? Карьеры? Ты ведь всегда стремился к такому будущему, так усердно учился, чуть ли не всю жизнь этому посвятил… А теперь сам себя готов предать? — недоверчиво выгнув бровь, взбудоражился Эрен, на что Армин лишь с мягкой улыбкой ответил:  — Ребёнок не крест на жизни родителя. Да, будет тяжело, пока он будет маленьким, но никогда не поздно вернуться к учёбе или работе. Ведь моя мама тоже рано забеременела… Им с папой было страшно, в тот период их бизнес как раз начал набирать обороты и они боялись, что именно сейчас появление ребёнка может сильно навредить их делу, но… Сейчас я здесь, мне уже двадцать два, и последние три года мои родители так часто путешествуют по долгу службы, что я почти не вижу их дома.       Во взгляде, в голосе, в выражении лица… Каждый раз, когда Армин говорил о родителях, в нём чувствовалось столько тепла, что даже дураку становилось понятно: он искренне рад за них, хоть и ворчит частенько из-за того, что они редко бывают дома.  — Ну, раз ты так говоришь… То кого хочешь, мальчика или девочку? — улыбнулся Эрен, усаживаясь на диван рядом с друзьями.  — А когда планируешь становиться на учёт? И какой уже срок? Где-то около трёх недель, получается… — обеспокоенно встрепенулась Микаса.  — Будешь брать академ или доучишься этот курс?  — П-подождите… Давайте не так быстро, — растерянно моргнув, с неловкой улыбкой попросил Армин, почёсывая затылок, и Эрен с Микасой коротко переглянулись, успокоенно улыбнувшись друг другу.  — Разве тебе не пора уже брать выходные?  — Моя рожа настолько тебя достала, что тебе не терпится отдохнуть от неё?       Леви и сам прекрасно понимал, что сейчас он уже должен лежать плашмя на измятой постели в своей спальне и загибаться в поту от боли, возбуждения и помутнения рассудка. Понимал, что не стоит выходить на работу, когда течка может начаться в любой момент. Понимал, что беспокойство Эрвина вполне оправдано, но чувствовал себя слишком… обычно, поэтому не мог позволить себе остаться дома, иначе слетел бы с катушек от пагубного безделья. Тем более, за последние пару дней его организм не подал ни единого намёка на приближение течки, и Леви, наверное, даже забеспокоился бы об этом, если бы ещё перед началом первой течки врач, проводивший осмотр, не предупредил его о том, что цикл может быть нестабилен.  — С завтрашнего дня Имир будет тебя подменять, так что чтобы духу твоего здесь не было, — твёрдо заявил Эрвин, в ответ на что Леви только фыркнул, но спорить не стал.       Имир, наверное, уже ждать устала того момента, когда она снова останется единственной полноправной хозяйкой барной стойки. А Леви внутренне передёргивало уже от одной мысли о том, что после неё ему снова придётся наводить свой порядок. Эта наглая девчонка как будто делает всё ему назло, прекрасно зная о том, что его неимоверно раздражает бардак и постоянные перестановки на рабочем месте.  — Легка на помине, — мрачно заметил он, увидев за стеклянной дверью кофейни Имир, входящую внутрь под ручку с Кристой.  — Они рановато, до начала их смены ещё полчаса, — обернувшись и проследив за его взглядом, удивлённо произнёс Эрвин, а лицо Леви становилось всё мрачнее и мрачнее по мере того, как эта парочка приближалась к стойке.  — Добрый день, мистер Смит, мистер Аккерман, — вежливо кивнув обоим, поздоровалась Криста, а Имир, бросив короткий кивок Эрвину, с ухмылкой обратилась к Леви:  — Здравствуйте, будьте добры, приготовьте нам имбирный чай и двойной американо.  — Конечно… Оплата наличными или картой? — ледяным тоном и без намёка на улыбку спросил Леви, пробивая заказ.  — Картой. А вы со всеми гостями такой неприветливый? — прищурившись, со сладкой улыбкой протянула Имир, и Леви, на мгновение натянув на лицо комически неестественную улыбку, молча активировал терминал для оплаты, после чего развернулся к девушкам спиной, принявшись за приготовление кофе.  — Пожалуй, оставлю вас, — со сдерживаемой улыбкой сказал Эрвин и, бросив короткий взгляд весело прищуренных глаз в сторону Леви, «тактично» покинул зал, скрывшись в направлении своего кабинета.  — Вечно он припрётся, когда не звали, и свалит, когда не надо… — едва слышно пробормотал Леви себе под нос, смешивая ингредиенты для заварки имбирного чая.       Следующим вечером, как раз в то время, когда у него закончилась бы смена, если бы он всё-таки вышел на работу, Леви, корчась в болезненных судорогах под тремя одеялами, которые всё равно не спасали от сковывающего всё тело изнутри озноба, всё же был немного благодарен Эрвину за его предусмотрительность. И в то же время готов был проклинать самого себя за жалкую нерешительность: он сколько угодно мог вешать лапшу на уши своим друзьям, но если бы он на самом деле принял подавители заранее, ему не было бы так плохо сейчас.       С утра, — Леви поднялся ещё до рассвета, — он чувствовал себя отлично, переделал скопившиеся за неделю дела по дому, заказал продукты на дом, не желая лишний раз выходить на улицу, где недавняя противно грязная слякоть заледенела от вновь пришедших морозов и превратилась в сплошной гололёд, и приготовил себе обед. Но как раз когда он собирался пообедать, его начало трясти от холода, хотя котёл в доме однозначно был исправен и отлично прогревал все комнаты. Почуяв неладное, Леви поднялся в спальню, натянул шерстяные носки и, прибравшись на кухне, решил воздержаться от еды, боясь, что следующим симптомом станет тошнота. Тут предчувствие его не обмануло: уже через полчаса он лежал в кровати с закрытыми глазами, понимая, что при первом же неосторожном движении его вывернет. Матрас под ним раскачивался, как выброшенная в открытый океан хлипкая лодка, готовая в любой момент перевернуться вверх дном.       Опираясь на свой прошлый опыт, Леви решил, что рано или поздно все неприятные симптомы всё же сольются в едином чувстве — возбуждении, но здесь интуиция уже подвела его. Час тянулся за часом, — удручающе томительно и непозволительно долго, — но лучше всё не становилось. До самого вечера, который по ощущениям казался уже следующим днём, Леви не отметил ровным счётом никаких перемен в своём состоянии, — оно было стабильно невыносимым, — но когда за окном совсем стемнело, улицы почти полностью обезлюдели, а на стеклянной двери кофейни появилась табличка с надписью «закрыто», он почувствовал, что что-то всё-таки не так. Внутри, — чуть выше солнечного сплетения, — всё свербило так, что хотелось вспороть себе брюхо и вывернуть рёбра наружу. Там не так давно появившееся незримое и неосязаемое нечто жило своей собственной жизнью, как паразит-неудачник, почему-то поселившийся в самых неблагоприятных для себя условиях, и, настойчиво не желая уходить, яростно бунтовало, всеми силами напоминая о своём существовании хозяину.       На этот раз не было ни боли, ни жгучего возбуждения. Тошнота постепенно начинала сходить на нет, и к глубокой ночи Леви чувствовал только холод и пустоту. Злобное паразитическое нечто во время течки набирало силу и, зная запах своего истинного, не собиралось просто так спускать хозяину с рук уже вторую течку, проведённую в одиночестве. Оно заставляло страдать. Сжиматься в дрожащий от холода клубок под грудой одеял и жмуриться до разноцветных кругов перед глазами, обнимая себя за плечи в жалкой попытке хоть немного согреться. От собственного бессилия хотелось выть, но с губ лишь время от времени срывались тонкие жалобные всхлипы, больше походившие на скулёж брошенного щенка. Спасение, — пусть даже временное, — для Леви было одно — забытье. В период течки организм омеги, может, и не нуждается в еде, но рано или поздно усталость должна взять своё, и тогда он смог бы ненадолго провалиться в беспокойный сон, заглушающий ощущения.       К утру в спальне закончился запас питьевой воды, а сон всё не шёл. С восходом солнца ему даже показалось, что стало немного теплее, но Леви не был полностью в этом уверен: скорее всего, он неосознанно пытался сам себя обмануть. В горле пересохло настолько, что дыхание вырывалось из него с натужными хрипами, и Леви, не чувствуя конечностей, заставил себя встать с кровати, чтобы, накинув одно из одеял на плечи, спуститься в кухню и выпить воды.       Преодоление лестницы в нынешнем состоянии оказалось для него труднейшим испытанием. Будто разом постарев лет на пятьдесят, Леви, вцепившись рукой в перила и едва заметно покачиваясь на дрожащих ногах, неторопливо спускался по ставшей вдруг слишком крутой лестнице, переводя дыхание после каждой ступеньки.       Наконец дойдя до кухни, он выпил разом поллитровую бутылку воды, взял с собой ещё парочку таких, но, уже на обратном пути бросив взгляд в сторону показавшейся ему бесконечной лестницы, почувствовал лёгкое головокружение и, здраво рассчитав свои возможности, мешком рухнул на диван прямо в гостиной, по самые уши замотавшись в принесённое с собой одеяло. В просторной гостиной с неразожжённым камином, залитой утренним светом, свернувшись клубком и развернувшись лицом к спинке холодного кожаного дивана, Леви в конце концов удалось задремать и немного усмирить паразита, безжалостно грызущего его изнутри.  — Да что с тобой такое, Эрен?! Ты сегодня весь день как на иголках, — не выдержала Ханджи к концу рабочего дня, захлопнув значительно расширившуюся за последнюю неделю папку с детальным описанием хода работы над искусственными феромонами.       Эрен от неожиданно громкого звука подскочил на месте, чуть не выронив из рук только что наполненную поилку для лабораторных грызунов, которую собирался прикрепить обратно к прутьям клетки.       Он на самом деле был немного не в себе, и на протяжении тех нескольких часов, что они работали вдвоём в лаборатории, это состояние постепенно переходило на Ханджи, словно кто-то всё туже и туже закручивал какую-то внутреннюю пружину, проверяя, насколько туго её можно сжать, прежде чем она «выстрелит», не выдержав напряжения.  — Правда? Не знаю, мне казалось, я вполне обычный, — неловко улыбнувшись, откликнулся Эрен и, установив поилку на место, внимательно осмотрел небольшой виварий, проверяя, не нужно ли сделать ещё что-нибудь, прежде чем уйти.  — У тебя недавно что-то случилось? Или это снова из-за Леви? — сняв очки, продолжала спрашивать Ханджи, не обратив никакого внимания на его слова.       Она поднялась со стула за своим рабочим местом, чтобы немного размять затёкшие мышцы, и принялась неторопливо обходить габаритный лабораторный стол, стоящий посреди лаборатории.  — А что с Леви? — вскинув брови, ошарашенно переспросил Эрен, но тут же необходимость отвечать на этот вопрос у Ханджи отпала, потому что по его мгновенно изменившемуся выражению лица она поняла, что до него дошло, а следующие слова это только подтвердили: — Точно, ведь уже конец месяца… А я даже не знаю, как он.       Перейдя на другой конец лаборатории, — ближе к окну, за которым кружились редкие снежинки, мерцающие в свете уличных фонарей, — Ханджи уже не могла видеть Эрена через открытую дверь вивария, но была уверена, что после этих слов он напряжённо поджал губы и опустил глаза.  — Если бы он чувствовал себя хоть немного хорошо, то попытался бы выйти на работу, несмотря на запрет Эрвина, но раз ничего такого не было, значит, чувствует он себя неважно, — предположила она, оперевшись ладонями о подоконник, и медленно выдохнула на холодное стекло, тут же покрывшееся мутной дымкой.  — Он не рассказывает вам о своём самочувствии? — удивлённо спросил Эрен, ещё раз окинул виварий внимательным взглядом и, поставив роспись в графике, прикреплённом к двери изнутри, выключил свет в помещении, прежде чем выйти в лабораторию.  — Слишком гордый, — коротко пояснила Ханджи, отрицательно качнув головой, и, глядя на Эрена, засобиравшегося домой, в полупрозрачном отражении на тёмном стекле, добавила: — Хорошо тебе выспаться перед занятиями.  — Спасибо, а вы снова останетесь допоздна? — со вздохом отозвался Эрен и, не дождавшись ответа, тут же обеспокоенно спросил: — Снова поедете домой на такси ночью?  — Не волнуйся, меня подвезут, — успокаивающе улыбнулась в ответ Ханджи и, развернувшись лицом к уже готовому уходить Эрену, попрощалась, устало потягиваясь: — Увидимся.  — До свидания, Ханджи, — улыбнулся он в ответ, выходя из лаборатории, и, закрыв за собой дверь, торопливо зашагал по коридору в направлении лестницы.       Он сбежал с неё, рассыпав по пустому коридору гулкое эхо частых шагов, преодолел первый этаж, на ходу попрощался с охранником и, пройдя турникеты, наконец вырвался на свежий морозный воздух. Сделав пару медленных вдохов на крыльце, чтобы немного успокоить сбившееся от бега и волнения сердцебиение, Эрен спустился по скользкой лестнице, на ходу доставая телефон. Выдохнув небольшое облачко пара, быстро прокрутил диалог, состоящий из кучи неотвеченных сообщений, и, повернув в сторону парковки, нажал на кнопку вызова.       Раздражающие гудки звучали на том конце провода, пока Эрен шёл к месту, на котором припарковал свою машину с утра, и оборвались, когда он сел за руль, — потому что никто так и не поднял трубку. Он не хотел лишний раз себя накручивать, пытался успокоиться вполне логичной и даже очевидной мыслью о том, что Леви, должно быть, спит и не слышит звонка, поэтому и не отвечает, но глубоко внутри него уже назойливым насекомым гудела тревога. Без особой надежды попытавшись позвонить ещё раз и снова не услышав ничего, кроме равнодушных гудков, Эрен отложил телефон и завёл машину, решив на всякий случай перезвонить попозже, когда уже будет дома.       Но перезванивать из дома ему не пришлось. Спустя примерно час, по неожиданной невнимательности пропустив пару нужных поворотов и свернув совсем не там, где нужно было, Эрен сидел в машине возле закрытых ворот чужого дома, который видел до этого снаружи только однажды, — около месяца назад, — и мысленно спрашивал себя, что он вообще здесь делает. Глупо было бы просто приехать сюда и стоять под окнами, как наглый сталкер, который даже не пытается прятаться. Но ещё глупее было бы просто развернуться и поехать домой, так ничего и не сделав и вообще непонятно для чего сюда приехав, поэтому Эрен решил снова попытать удачу и набрал номер Леви.       В течение дня он просыпался пару раз, чтобы напиться, а после этого мгновенно проваливался обратно в забытье, которое с большой натяжкой можно было назвать сном, поскольку оно совсем не приносило чувства отдыха. В один из таких проблесков сознания Леви понял, что ткань шортов на внутренней стороне бёдер насквозь промокла и неприятно липла к коже, поэтому он недолго думая стянул их с себя и скинул на пол, после чего завернулся обратно в одеяло и задремал ещё на пару часов, даже не заметив, что безжалостный озноб прошёл, а за окном уже стемнело.       Когда Леви проснулся в следующий раз, он чувствовал себя значительно лучше, чем утром или днём. В голове ощутимо прояснилось, а без одеяла уже было не холодно, поэтому, — пусть ноги по-прежнему казались ватными, — он решил вернуться в спальню, не забыв захватить с собой пару бутылок воды и донести шорты до корзины с грязным бельём.       Без особого труда поднявшись по лестнице, в спальне Леви кинул на кровать одеяло, поставил воду на тумбочку и, потянувшись, подошёл к высокому окну, подумывая о том, чтобы принять душ. Смыть с себя смесь из различного рода телесных жидкостей хотелось до чесотки, но понимание того, что его самочувствие в любой момент может ухудшиться, вызывало сомнения: в таком случае он скорее всего будет лежать мокрым озябшим комком на дне ванны, пока снова не полегчает. Такая перспектива не прельщала.       Взвешивая все «за» и «против», Леви не сразу заметил, что в привычном пейзаже, который он частенько наблюдал из окна своей спальни, появилась лишняя деталь: тёмное пятно возле забора, смутно напоминающее машину. Из-за темноты и расстояния разглядеть этот неопознанный объект получше не получалось, но спустя примерно минуту разглядывания Леви всё же убедился в том, что это однозначно машина, и у него возник вполне обоснованный вопрос: а откуда она вообще здесь взялась? Его собственный автомобиль стоял в гараже, да и соседей, которые могли бы бросить машину у чужих ворот, поблизости не было.       Не то чтобы эта машина как-то его беспокоила, — лет пять назад кто-то, может, и мог за ним следить, но не теперь, когда он варит кофе для замученных студентов и не имеет никакого отношения к военным делам, — просто её появление у него под окнами в такое позднее время было несколько странным.       Поведя плечами, Леви тряхнул головой, мысленно назвав себя параноиком, и отвернулся от окна, пройдя вглубь комнаты к шкафу, чтобы взять полотенце и всё же спуститься в ванную. Вытащив мягкое полотенце, пахнущее стиральным порошком, из аккуратно сложенной стопки в шкафу, он сделал пару глотков воды и собирался уже выйти из спальни, как вдруг на кровати ожил его мобильник. Услышав рингтон, Леви едва не подскочил от неожиданности и невольно бросил настороженный взгляд в сторону окна, прежде чем вытащить телефон из складок скомканных одеял.       Увидев, кто решил побеспокоить его в такое позднее время, и поняв, что этот звонок был не первым, Леви решил не игнорировать его.       «А то мало ли этот полоумный сюда примчится», — едва подумал он, смахнув по сенсорному экрану и приложив телефон к уху, как сразу за этой мыслью его посетила догадка, в которой он не хотел убеждаться.  — Это ведь не твоя машина стоит у меня под окнами? — прямо спросил Леви, надеясь, что ответ Эрена опровергнет его предположение, но, к его удивлению, на том конце провода неловко молчали. — Это тот случай, когда молчание реально означает согласие? — не выдержав, съехидничал Леви, спускаясь по лестнице, когда тишина затянулась настолько, что даже без положительного ответа всё стало очевидно.  — Дайте мне минуту, я придумаю этому какое-нибудь оправдание… — наконец подал голос Эрен, и Леви удивлённо вскинул брови, по голосу поняв, что он улыбается. После этого у него появились серьезные опасения касательно ментального здоровья этого парниши.  — Хорошо, у тебя есть время подумать, пока я иду до ванной, — хмыкнул в ответ Леви, и на этот раз удивился уже Эрен.       На такой ребячески импульсивный поступок он подсознательно ожидал более резкой и скорее негативной реакции, но Леви, кажется, вовсе не был зол, и это даже несколько сбило Эрена с толку.  — Что ж, я… Наверное, не смогу придумать этому разумного объяснения, поэтому скажу, как есть: вы не отвечали на звонки, я забеспокоился и приехал к вашему дому, хоть и понимал, что в этом нет никакого смысла, — выпалил он после непродолжительного молчания и, неловко замявшись, добавил: — Но, кажется, вы в порядке, так что я зря волновался…       Леви не знал, что ответить. То ли шальные гормоны сделали его слишком сентиментальным на время течки, то ли так на него влияло приближение весны, но слова Эрена заставили его искренне улыбнуться вместо привычной ироничной усмешки. Ему не хотелось признаваться, что хотя бы иногда слышать нечто подобное на самом деле приятно, а Эрена тревожило его затянувшееся молчание, поэтому он натянуто усмехнулся и произнёс:  — Леви? Я опять сморозил какой-то бред?       Закрыв за собой дверь ванной, Леви включил динамик и отложил телефон на край раковины, чтобы повесить полотенце на держатель и снять майку, параллельно обдумывая, что ему всё-таки ответить.  — Нет, вовсе нет… — наконец задумчиво протянул он, кинув майку в корзину с грязным бельём, и, включив воду, продолжил: — Просто я, честно говоря, немного растерялся: обо мне обычно мало кто волнуется.  — Ханджи с Эрвином?.. — тихо предположил Эрен, и Леви, забравшись в ванну, кивнул самому себе, прежде чем коротко ответить:  — Только они.       Зажмурившись, он плеснул в лицо тёплой воды и, тряхнув головой, убрал свисавшие на глаза волосы, зачесав их назад мокрой ладонью.  — Вы уже в ванной? Извините, не хотел мешать, — услышав звук падающей воды, смутился Эрен, и Леви, усмехнувшись про себя, ответил:  — Я мог бы пригласить тебя зайти, раз уж ты всё равно здесь, но не думаю, что нам стоит видеться сейчас, поэтому езжай домой, пока отец не начал волноваться: время уже недетское.       Очередное напоминание о том, что Леви так несерьёзно относится к нему, конечно, ощутимо задело Эрена, но, с другой стороны… В какой-то степени это говорило о том, что он на самом деле в порядке, раз не совсем размяк и не упускает возможности лишний раз указать на их «очевидную несовместимость».  — Как скажете, сэр, — хмыкнул Эрен, заводя машину, и Леви невольно прислушался к тихому гулу двигателя, доносящегося до него из динамика. — Может, подумаете над тем, чтобы встретиться позже?..  — Подумаю, — коротко отозвался Леви, и в его голосе было что-то, что заставило Эрена улыбнуться.  — Спокойной ночи, Леви, — тепло выдохнул он, глядя на усыпанное звёздами небо через лобовое стекло.  — Спокойной, Эрен, — выдохнул Леви, запрокинув голову на бортик ванны, разглядывая своё полупрозрачное отражение на натяжном потолке ванной комнаты.       Через пару секунд после этого короткий гудок оповестил его о том, что звонок прервали.       В оставшиеся дни течки состояние Леви трудно было назвать стабильным, но, по крайней мере, ему не становилось хуже, чем было в первый день, так что он считал это небывалым везением.       Убедившись, что период течки подошёл к концу, в начале второй недели февраля Леви снова вышел на работу, чему был несказанно рад, успев подустать от затянувшихся выходных. Как и в прошлый раз, окончание течки сопровождалось у него более чем здоровым аппетитом, но, даже вернувшись в обычное состояние, Леви по-прежнему не мог выспаться: стоило ему хоть ненадолго задремать, что-то, пытаясь вырваться из его подсознания, заставляло его просыпаться. Он отлично был знаком с бессонницей, — испытал на себе все её симптомы пять лет назад, — но то, что происходило с ним теперь, было чем-то другим.       Эрвин больше не видел смысла комментировать его постоянно уставшее выражение лица: он убедился в том, что Леви с таким родился и вот уже больше тридцати лет носит его просто «по умолчанию». Но Эрен, заглянувший в кофейню в середине недели, даже не попытался скрыть беспокойства и полушутливо пообещал самолично приехать к Леви, чтобы напоить его на ночь тёплым молоком. Леви в ответ сообщил, что по такому случаю воспользуется бережно хранимым ружьём, и Эрен, не доверяя его равнодушному тону, с немым вопросом оглянулся на стоящего рядом Эрвина. Оказалось, что ружьё у Леви в самом деле есть.       Поскольку Эрен не выполнил свою угрозу и остался дома, тёплого молока тем вечером Леви так и не выпил, но, — к его удивлению, — ему удалось выспаться и без всяких вспомогательных средств.       Наутро он помнил, что ему снился сон. Там было что-то о раненой птице и людях, живших под землёй, но сколько бы Леви ни думал над этим, он не мог вспомнить подробностей и не мог понять, что это были за люди. В конце концов он решил, что это, должно быть, было воспоминание о какой-то жуткой сказке, — вроде тех, что рассказывал ему в глубоком детстве дядюшка Кенни.       Ханджи начала бояться спать одна после того, как они с Эрвином стали встречаться. Она привыкла засыпать с ним, чувствуя его тепло рядом с собой или прикосновения сильных рук, обнимающих её во сне. Она привыкла к тому, что не видит кошмаров, когда он рядом. Привыкла к этому так сильно, что разучилась засыпать в одиночестве и не могла сомкнуть глаз из-за назойливой тревоги.       Выключая свет в спальне, откладывая очки на прикроватную тумбочку и укрываясь одеялом, она уже чувствовала холодные когти кошмара, протянувшего к ней свои иссохшие лапы. Этой ночью, стоило Ханджи закрыть глаза, перед ней появлялись изуродованные смертью лица Петры и Оруо, и она, стискивая зубы, мысленно убеждала себя в том, что с ними всё в порядке, напоминала сама себе о том, что видела их всего несколько часов назад в лаборатории, уходящих вместе домой, твердила, что это всё не взаправду, боясь на самом деле сойти с ума.       Несколько раз за ночь Ханджи порывалась набрать номер Эрвина, но одёргивала себя. Ей не хотелось пугать его или заставлять переживать о ней, поэтому за долгие годы дружбы она ни словом не обмолвилась о дурных снах, периодически посещающих её. Откровенно говоря, никто, кроме Армина, о них не знал, и Ханджи не видела смысла в том, чтобы посвящать в это кого-то ещё. Всё равно большинство людей не способны это понять. А тех, кто способен, почти невозможно отличить от большинства: они скрываются так же тщательно, как и она сама.       За пару часов до рассвета усталость взяла своё и Ханджи всё же задремала. А следующим утром смогла даже раньше всех добраться до лаборатории.