Несвобода

— Я слышал, тебя чуть не убили сегодня. Цинна говорил в своей обычной спокойной манере, но глаза его беспокойно оглядывали девушку с головы до ног. Китнисс провела рукой по обожженной щеке. Ее действительно едва не поджарило, но везение продолжалось: она лишь слегка подпалила себе волосы. Интересно, когда уже у этого пресловутого везения выйдет срок годности? — Сойка не может умереть так просто, — она устало скинула на пол продырявленный плащ и взобралась на кресло с ногами. — А я слышала, что ты пытался сегодня ходить, но получилось не очень здорово, и медики опять собирали тебя по кусочкам. Молодой человек нахмурился, проводя по закованной в гипс ноге. — Да, наверное, я слишком поспешил, — притворно грустно ответил он. Китнисс положила голову на подлокотник. — Это так странно, — она вздохнула своим мыслям. — Я видела преступников, сбежавших из капитолийских тюрем во время обстрела. Мельком, но видела, — все они были животными, озлобленными и пугливыми. И покалеченными сверх меры, так что они скорее уползали, нежели сбегали… Цинна слушал, ничем не выдавая своих эмоций. — Я хочу сказать… — слегка запнулась девушка. — Они не сумели тебя сломить. И изувечить тоже. — Здесь отличный морфин, — неожиданно сказал он. — Если подобрать правильную дозировку, сможешь ослабить боль, не теряя рассудка. Китнисс прикусила губу, вспоминая черную корочку запекшейся крови, скрытую под балахоном. Наверное, второе утверждение не было таким уж верным. — И все равно, — пробормотала она, — ты такой же, как раньше. — Тебе это нравится? — Вполне, — улыбнулась Китнисс и быстро добавила. — И как раньше, именно с тобой я выполняю дневную норму по хорошему настроению. — На самом деле, меня не пытали до невменяемого состояния — хотели, чтобы я раскололся и сообщил им то, о чем не имел ни малейшего понятия. Правда, я все равно порой вопил, как безумный, и отбивался, как мог, и кричал какие-то оскорбления — словом, вел себя, как обычные заключенные. Но знаешь, что? Со временем, я начал замечать, как тюремщики становились все более нервными, озлобленными, будто их что-то тревожило. Над Капитолием надвигалась тень, и они вели себя, как крысы, которые не могут сбежать с тонущего корабля… — Я правильно понимаю? Ты хочешь сказать, что злорадство придало тебе сил? Несмотря на всю неправильность момента, Китнисс почувствовала, как ее губы непроизвольно растянулись в ухмылке. — А мы с тобой еще более схожи, чем я думала, — эти слова вырвались у нее раньше, чем она сумела бы их остановить — впрочем, она не собиралась от них отказываться. — Я это сразу понял, — отозвался тот, и Китнисс почувствовала, что краснеет. Сконфуженно заправив за ухо непослушную прядь, она спросила первое, что пришло в голову: — Почему ты стал именно стилистом? Цинна немедленно вскинул на нее цепкий взгляд. — Все очень просто. Как ты поняла, переехав в Капитолий, я лишился обязанности бросать в шар бумажку со своим именем. Но я всегда… помнил, как жил в страхе перед Играми и ареной… я ведь не был профи, — он отвел глаза в сторону и продолжил. — Поэтому я был одним из очень немногих жителей, знавших, что это за соревнования на самом деле. И хотел как-то искупить вину за то, что пусть и не по своей воле, сбежал от них. Хотя бы побыть стилистом. Хотя, наверное, от этого только хуже, да? — он скривился. — Не думаю, что участники ценят эту работу: ведь утка едва ли ценит то, как ее фаршируют яблоками. — Я ценила, — сказала Китнисс. — Правда. Приятно было встретить того, кто позаботился бы о тебе. Особенно в стане «врага». — Значит, все было не зря. Губы Цинны были содраны до мяса и отдавали железом, но Китнисс долго не отпускала их. Этот вкус был странным, как и он сам. Родной, но не совсем. Приятный, но не до конца. Его руки опустились ей на плечи, заставляя присесть на кровать. — Иди сюда. На мгновение Китнисс замерла, не зная, чего ожидать, и вдруг почувствовала, как волосы рассыпаются у нее по плечам. — Хочу заплести тебе косичку. Ту самую, которая мне понравилась тогда. Которую делала твоя мама. Он причесывал ее долго, гораздо дольше, чем раньше, пытаясь приспособить свои искалеченные пальцы к этой процедуре, но когда он закончил, Китнисс даже не потребовалось зеркало, чтобы понять, что ни одна волосинка не выбивалась из тугой косы. — Спасибо, — сказала она, проводя по ней руками. — Кажется, Хеймитч звал меня на ужин. Три часа назад. Эй, а тебя вообще кормят? — Да, — кивнул он, — я тут что-то вроде зверушки, на которую иногда приходят поглазеть. Живой капитолиец, восставший против Игр. — Как думаешь, все образуется? — спросила Китнисс, не надеясь на правдивый ответ. Да и не нужна была ей сейчас правда. Но Цинна не стал врать. — Я хотел бы ответить «едва ли». Но отвечу лучше «не знаю».