Увидеть, услышать, коснуться

Эл отдыхал четыре дня, прежде чем ему позволили встать с постели. Его усталость нисколько не уступала беспокойству о Сэме, и он спал довольно тревожно. Он постоянно выныривал с дремотного состояния и требовал встречи со своим другом и начальником проекта в одном лице. Шепард первый день отмалчивался, на второй хмыкал, на третий Альберт Калавичи взорвался. От просьб он перешёл к угрозам, и в конце концов ему ответили. Но не Шепард, а представитель Сената Диана Макбрайт. Она возглавила комиссию по медосмотру доктора Беккета, чтобы составить личное мнение и решить, нужно ли продолжать финансирование проекта. Сенатор Макбрайт была недовольна. Никто не был доволен, но Эл имел право на ответы. Ему в резкой форме ответили, что мозг доктора Беккета поврежден, что он не реагирует ни на речь, ни на присутствие людей. Его нужно изолировать и как следует протестировать. — Очень жаль, что доктор Беккет оказался недееспособным. Всё же стоит прекратить исследования. Без его гениального ума невозможно воссоздать столь невероятный проект, которым был «Квантовый скачок». Сколько жизней и судеб мы могли бы изменить, и направить будущее планеты к процветанию и созданию лучшего будущего. — Но всё же есть надежда? — спросил адмирал Калавичи, упорству которого можно было позавидовать. — Никакой, — отрезала сенатор Макбрайт. — Он никого не узнает, ничего не помнит. Более того — он вообще ничего не говорит. Не вижу смысла в дальнейшем финансировании. Проект можно сворачивать, а самому доктору Беккету следует подлечиться. — Жаль, — скупо произнёс доктор Шепард, а остальные доктора из специальной комиссии покачали головой и вышли из палаты. Эл понял, что Шепард ценил его взаимодействие с доктором Беккетом, и был уверен, что он дал ему подсказку. Но какую? Что он может помочь Сэму? Но это абсурд! — Эл не врач. Эл внезапно пожалел, что ушла Вербена Бикс — психиатр, которая помогала потерянным людям из прошлого и пережить непростые жизненные ситуации. Она ушла одной из первых, и с проблемами приходилось разбираться самим. Бет приходила каждый вечер и приносила с собой пиццу. Эл не задумывался, скучно ли ей дома по ночам. В конце концов они взрослые люди, и вполне могли занять самих себя. Единственное, что супруги Калавичи давно уже не проводили время вместе, и если бы случилось нечто неприятное или странное, они бы занимались проблемами в одиночку, не требуя в ответ непосильной помощи. Они спокойно могли разойтись по разным комнатам, занимаясь своими делами. Их связывало общее прошлое и работа. Бет и Эл с удовольствием болтали о делах, и их разговоры могли длиться часами. После выкидыша Бет иметь детей больше не могла, и ее энергия и любовь сконцентрировалась на животных, которые находились под ее опекой. Вот и сейчас она щебетала о своиз экспериментах, но Эл смотрел сквозь неё и не слушал. Он раздумывал, какие привести аргументы Шепарду, чтобы его поскорее выписали. — Ты витаешь в облаках, — обвиняюще произнесла Бет. — Да, прости, — покаялся Эл, но никаких угрызений совести не чувствовал. Ему нестерпимо хотелось курить и глотнуть виски. Семидневное больничное уединение влияло на него раздражающе, и эта нервозность передалась и жене. Бет с осуждением взглянула на него, когда Эл по привычке похлопал по карманам в поисках сигары. Доктор Шепард говорил о некоторых проблемах, возникших с сердечным ритмом, и следовало чем-то пожертвовать. Или выпивка, или сигара — постоянная борьба между зависимостями. Элу около десяти лет пришлось потратить, чтобы тягу к спиртному частично заменить курением. Сейчас же избавиться от сигары было невероятным подвигом. Единственное, что беспокоило жену и его самого, это вспыльчивость. Элу немало перепало во Вьетнаме, когда он пробыл в плену, но именно там он научился справляться с гневом. С женой иногда было трудно держать себя в руках. Также и как с сотрудниками, когда не понимали его рекомендаций и доводов. Так и сейчас — ему хотелось наорать на Шепарда, на неопытную молодую медсестру, которая брала кровь на анализ. Эл зашипел от боли. Его глаза сверкнули, и Бет вздрогнула. — Я злюсь, и ты знаешь, чем это может закончиться. Я хочу видеть Сэма, и это сильнее меня, — задыхаясь, произнёс Эл, намереваясь встать, как только медсестра возьмёт кровь. — Ты вернёшься в его проект? — спросила Бет. — Он закрыт, и я думаю, что нам с тобой лучше уехать. Навестить маму и поехать в Бразилию. Хочу в Бразилию! — Подождите, пожалуйста, — попросила медсестра, которой жутко хотелось убежать от семейных разговоров. — Уехать? — удивился Альберт. — Ни за что. Я всегда был готов… Он махнул свободной рукой, не желая рассказывать, что у него с Сэмом Беккетом намного больше общего, чем Бет может представить. — Зачем тебе друг, который не способен себя обслужить… — пробормотала она. — Откуда ты знаешь? — резко спросил Эл. Бет молча достала из сумочки платок и зеркало. Она внимательно осмотрела недостатки в макияже и лишь потом неохотно ответила: — Мне говорила Эльвира, а ей сказала Глория, а Вероника провела меня в комплекс для трудных пациентов, и я… Он ужасен, — вздрогнула Бет. — Ты видела его? — вскочил с постели Эл. — Да! — воскликнула Бет. — Тебе не стоит с ним связываться. С ним никто ничего не может сделать. Его нужно изолировать! — Это мне решать, — резко ответил Эл. — Позови Шепарда. — Но… — Позови Шепарда! Это была первая за размолвка за долгое время. Когда-то, ещё на заре отношений, они много ссорились, и им понадобилась помощь психолога, чтобы преодолеть трудности в общении. И вот снова всё вернулось. Бет недовольно поджала губы. — Надеюсь, мне не придётся об этом жалеть, — с вызовом сказала Бет и ушла. Эл на мгновение задумался, чего боится его жена и почему она внезапно ушла, но быстро выбросил все плохие мысли из головы. Кажется, у него возникли проблемы, но решать их прямо сейчас не хотелось. Шепард договорился с Калавичи встретиться попозже. Он был ведущим специалистом, и, кроме, собственно, самого доктора Беккета, никого лучше не было во всем Нью-Мехико. Элу было невтерпёж, и он с трудом дождался окончания рабочего дня, чтобы Шепард освободился. Когда основной медперсонал ушёл, а ночной только-только приступил к своим обязанностям, Шепард предложил Элу следовать за ним. Они прошли из одного корпуса в другой, находившийся под землёй. Здесь всё было по другому, не так, как в том корпусе, где находился Эл. Он оглядел помещение в признаках чего-то знакомого, и тем более, присутствия своего друга. От раздумий его отвлекло жужжание записывающих приборов. Очевидно, что здесь была аппаратура не менее сложная, чем в НАСА. Но его прежде обеспокоили негромкие разговоры двух медсестер. Медицинские термины звучали непривычно и внушали невольную тревогу. Похоже, дела у Сэма обстоят намного хуже, чем Эл себе представлял. Кто сможет вытащить друга из глубокой задницы? Эл невольно одернул себя от удручающих мыслей и повторил себе, что он не врач. Самый лучший — Джон Шепард — вылечит Сэма, как бы плохо тому ни было. Однако Эла удивила не самая современная аппаратура и не самые лучшие врачи. Его поразила стена. Нет. СТЕНА. Стена из плотного стекла. За ней угадывалась постель и лежащий больной. У Эла тяжело сжалось сердце. Неужели всё так плохо? Неужели Сэм, самый лучший из людей, находится в столь страшном месте? Страшном, потому что Эл не сомневался — Сэму ничем не помочь. Но он ошибся. То, что было принято за человека, оказалось всего лишь смятой постелью. Но вот клубок из одеял в углу внушал надежду, что человек, закутанный в нем, не мёртв и не парализован. Этот клубок шевелился и менял свое расположение. Тут же находилась одна пожилая медсестра и уговаривала клубок из одеял протянуть руку: — Сэмми, больно не будет. То есть будет, только немножечко. Ты уснешь, и мы сможем дальше проводить обследование. По хорошему, можно было вколоть снотворное без согласия, удерживая в руках, но, как уверял сам Шепард, Сэму требовался эмоциональный оклик на каждое действие, и с ним много говорили. Нужна была мотивация, чтоб Сэм проявлял участие в беседе. Эл ощутил, как ярость росла в нём. Как сквозь туман, он разглядел равнодушный взгляд своего друга. Одеяло спадало с плеч, и Эл наблюдал замедленные жесты больного. — Нет! — рявкнул Калавиччи. — Не смейте! Медсёстры обернулись, и на мгновение всё затихло. Лишь писк приборов выдавал, что здесь происходит. Показалась практически обнаженная фигура Сэма Беккета в одних боксерах. Эл не сразу сообразил, что с ним не так. Даже приборы замерли. Сэм, худой и какой-то тусклый, встал и уставился на Калавичи. Взгляд немного пугал, и стало очевидно, что он накачан лекарствами по завязку. Наконец широкая улыбка коснулась его губ. — Эл! — произнёс Сэм. И тут же всё пришло в движение. Эл только смотрел на уставшего и испуганного Сэма Беккета, а тот повторял: "Эл, Эл", будто других слов больше не знал.