Да здравствует король!

Пиршество обошлось без Страшилы и Дровосека. Не сказать, чтобы их это как-то опечалило — волшебным созданиям еда была совершенно не нужна. Дуболомы не отвели их в темницу — и на том спасибо. Стоя у окна комнаты на верхнем этаже замка, пленники смотрели на роскошный фейерверк, которым по приказу Урфина был завершён праздник. Огненные всполохи выхватывали из полной темноты нарисованные глаза свергнутого соломенного правителя, и вспыхивали неяркими отблесками на стальных боках его друга. Дуболомы развязали им руки, но даже стальной богатырь, к тому же без топора, в одиночку не справится с двумя взводами деревянных солдат. Всю ночь просидели они у окна, не зажигая свечей. Вспоминали Элли, общие приключения, и как когда-то давно они так же коротали время за ночными разговорами, охраняя шалаш своей феи. Говорить про Урфина не хотелось. Не сейчас. Ещё будет время. Разговоры сменялись тишиной, нарушаемой лишь стрёкотом заблудшего сверчка и порывами прохладного ветра, освежающего нагретые за день каменные стены замка. Постепенно ночная мгла уступала своё время неуверенному утреннему свету, который осветил нехитрое убранство комнаты: стол с приставленными к нему несколькими крепкими стульями, шкаф с книгами и пара кресел. На столе поблёскивала маслёнка Дровосека, доверху наполненная отличным машинным маслом, а также краски с кисточкой, которыми придворный художник подрисовывал Страшиле глаза, уши и рот. Впрочем, надобности в красках и маслёнке пока не было, однако само их наличие недвусмысленно указывало на то, что пленники нужны Урфину в целости и, по возможности, в здравии. Если бы не бдительная стража, бессонно торчавшая с той стороны двери, можно было подумать, что Дровосек приехал в гости, и на ближайшие пару дней только и речи будет, что о новых делах, о старых приключениях, да о нерешаемом споре — сердце или мозги. Однако бесконечно предаваться воспоминаниям, сколь бы утешительными они ни были, нельзя, о чём резонно напомнила прилетевшая с рассветом ворона. Уговорить добрую птицу полететь с письмом в Канзас к Элли не составило труда, и вскоре послание с просьбой о помощи было готово и накрепко привязано к лапке Кагги-Карр. Ворона потопталась по карнизу, а затем, резко взмахнув крыльями, улетела прочь. Друзья провожали её взглядами до тех пор, пока тёмное пятнышко совсем не исчезло из виду в лучах утреннего солнца. Продолжившийся неспешный разговор прервал деликатный стук в дверь. Страшила и Дровосек переглянулись — к пленникам просто заходят, а не испрашивают дозволения стуком. Впрочем, Дровосек быстро оправился от удивления, и вежливо проговорил: — Войдите! Замок щёлкнул, и в широком проёме двери перед друзьями предстал Урфин в сопровождении деревянных охранников. — Доброе утро, — учтиво, без тени сарказма поздоровался новый правитель Изумрудного Города. — Простите, что побеспокоил вас в столь ранее время, но государственные дела не терпят отлагательств. С этими словами он шагнул внутрь комнаты, кивнув пленникам в знак приветствия. Дровосек грозно выступил навстречу диктатору: — Государственные? Скажи, самозваный государь, почему бы мне не выкинуть тебя из окна прямо сейчас? Ты так уверен, что дуболомы успеют спасти, Урфин? Угроза, казалось, не возымела на того никакого эффекта. Не обращая внимания на холодок, ручейком пробежавший по спине и отозвавшийся страхом в сердце, Урфин невозмутимо обратился к Дровосеку: — Ваши жизни я сохранил, не так ли? Не откажите в ответной любезности оставить в сохранности мою, хотя бы на ближайший час. Король Мигунов нехотя кивнул, но отступать назад не спешил, прикрывая собой друга. Внезапно он ощутил волну усталости — чувства, не испытываемого им с тех пор, как он был человеком. Он тяжело опёрся на стол, и, обращаясь к завоевателю, уточнил: — Чего ты хочешь, Урфин? Неужели в замке нет шутов для иной забавы, кроме как измываться над пленниками? Диктатор ничуть не смутился, подойдя чуть ближе и уверенно присев на край стола. — Хотел бы прояснить, — сказал он, опираясь ладонью на спинку кресла и почти незаметно его раскачивая, — что вы заблуждаетесь. Пленники? Отнюдь. Вы, уважаемый Дровосек, как правитель Фиолетовой страны, являетесь… хм… скажем так, моим почётным гостем, и ваше нынешнее положение лишь гарантирует, что вы не совершите неких безрассудств — например, нападения на моих подданных. Вражда с мигунами мне не нужна. Я не удерживаю вас и вашего друга. Вы вольны хоть сейчас покинуть Изумрудный Город, — впрочем, топор вам вернут только за его воротами. Слова Урфина ошеломили Страшилу с Дровосеком, — они недоуменно уставились на диктатора, как будто тот только что показал некий замысловатый фокус. — Это странная шутка, Урфин, — медленно проговорил Дровосек. — Ты… Но Джюс не дал закончить мысль, самым бесцеремонным образом резко оборвав его: — Я вполне серьёзен, Дровосек. У меня есть к вам разговор, но если не хотите меня выслушать — вы вольны шагать отсюда на все четыре стороны, препятствий не будет. — Ты умеешь удивлять, захватчик, — выступил наперёд Страшила. — Сперва ты захватил мой город, выставил на посмешище перед горожанами, а теперь просто хочешь поговорить? Урфин задумался, собираясь с мыслями. Очень осторожно, взвешивая каждое слово, диктатор промолвил: — Я не хотел твоего позора, Страшила Мудрый, — медленно проговорил он. — Ты стал правителем, будучи прекрасно осведомлённым, что тот, кто дал тебе трон — лжец, державший свой народ в страхе. Я верю, что ты просто не задумывался об этом. Но неужели ты не понимаешь, на кого выплеснулся бы гнев горожан, сделай я лишь намёк? Гудвин далёк и страшен, а ты — рядом и беззащитен. Завоеватель остановился, но Страшила и Дровосек молчали, обдумывая его слова. — Вы говорите, что я жесток, — продолжал речь Урфин, — но назовите хоть одно создание Волшебной Страны, которое пострадало от моих рук! Да и неужели, Страшила, ты впрямь думаешь, что камни и огонь могут лететь только вниз со стен? Поверь, Мудрый, что они точно так же проламывают крыши домов, как и головы дуболомов. Правитель остановился перевести дух. Столь длинным речам он был непривычен, они выматывали его. Уже ощутимо потеплело, солнечные лучи полноправно хозяйничали в комнате, щедро освещая столь необычную троицу. В мантии было довольно жарко, но Урфин не стал снимать её, лишь слегка ослабив ворот камзола. — Захватчик… — с лёгкой насмешкой протянул правитель. — Скажи мне, Дровосек, — внезапно обратился он к неподвижному железному рыцарю, — сколько дуболомов потребовалось бы мне, возжелай я немедля захватить Фиолетовую страну? Десять, двадцать, или, для надёжности, пятьдесят? И вновь воцарилось молчание. Стоявшие у окна друзья не могли не признать справедливость слов Урфина. Мигуны — народ робкий. Надо отметить, что и остальные народы Волшебной страны, кроме, разве что, Прыгунов, не блещут особой доблестью. — Ты просил разговора, Урфин, — наконец вымолвил Дровосек. — Что ж, мы слушаем. Но не проси снова служить тебе, — не трать понапрасну время, диктатор! Урфин слегка расслабился. Первая часть разговора прошла вполне успешно — ведь собеседник, готовый выслушать, куда лучше стального воина, размышляющего лишь о том, как бы половчее опустить топор на головы деревянного воинства или его предводителя. — О нет, — почти улыбнулся Урфин, — не стану. Игра на публику, не более… Как вы полагаете, — тут он чуть подался вперёд, опёршись на стол обеими ладонями, — долго ли сюда будет добираться Элли?