Я вообще не планировала обновлять этот фик пока, но как-то так вот накатило, не знаю даже... Глава своеобразная. Тут много моих собственных мыслей, на которые можно рассуждать целую вечность, наверное. Не думаю, что всем понравится, но, тем не менее, как есть. Противоречивость, преобладающая здесь, наверное, больше даже ко мне относится. Да, здесь определенно часть меня. Огромная часть.
Для Маши, которую захотелось чем-то порадовать.
Луи не мог понять, с каких это пор его пес стал вырываться, убегая далеко вперед и растрачивая практически всю длину поводка, ведь прежде Адонису было лень даже смахнуть со своего носа какую-нибудь бабочку. - Кто ты такой и что ты сделал с моей собакой? – поняв, что дело все-таки в Гарри, важно шагающем впереди, Луи волей-неволей ускорил шаг, иначе сила Адониса заставила бы его просто грохнуться и загрести ртом приличное количество песка. - Не понял, - Гарри хмыкнул и развернулся к Луи, отчего тот врезался ему в спину. - Нисси никогда себя так не вел. И еще он боится людей, а к тебе тянется так, будто ты каждый раз нелегально поставляешь ему корм, - Томлинсон фыркнул, все же останавливая собаку. - Он боится людей? – Гарри снова усмехнулся, кивая в сторону счастливо виляющего хвостом Адониса. – По-моему, ты здесь единственный, кто боится людей, Лу. - С чего ты взял, что я боюсь людей? – недовольно переспросил Луи, одновременно привязывая Адониса к фонарному столбу возле ресторана. - Я действительно должен говорить тебе? – ответил вопросом на вопрос Гарри, галантно пропуская Луи внутрь места общепита, придерживая ему дверь. - Ну, попробуй, - Луи вызывающе сунул руки в карманы, останавливаясь возле входа и вызывая недовольное бурчание какой-то женщины, которой он тем самым помешал пройти. - Ты боишься людей, Луи, - прямо произнес Гарри, - потому что ты не знаешь их. Их никто не знает, потому что каждый человек уникален. Уникален настолько, что тебе и в голову не придет, что через пару минут он может вытворить что-нибудь «эдакое». Это сложно объяснить, знаешь, - Стайлс потрепал Луи по плечу, но тот одернул его. - Так ты попробуй. Я, конечно, понимаю, что мне до тебя далеко, но высшее образование у меня имеется, - казалось, что злость так и сочилась с его слегка потрескавшихся губ. - В том-то и дело, - слабо улыбнулся Гарри. – Сложно объяснить, потому что это я неуч – у меня нет даже полного среднего. Так, ладно, хватит тратить время, скоро на прилавках еды вообще не останется, - Стайлс демонстративно похлопал себя по животу и направился набирать себе еды в поднос. Луи же последовал следом, потому что ему в принципе больше ничего и не оставалось. Несмотря на то что он понимал, что обидел Гарри (хотя такой человек, кажется, вообще никогда не обижается), ему не было его жаль и даже не хотелось извиниться. Наверное, потому что злость все еще зашкаливала в мозгу, вызванная умными фразами Гарри. И даже не столько тем, что фразы были действительно умными, сколько тем, что они очень точно попадали прямо в цель, давая Луи самую верную характеристику. Он боялся людей, потому что не знал, чего можно ждать от них. Когда смерть пришла за отцом, за Луи пришла тяжелая жизнь, а к тому моменту, выросший практически в объятиях любимого папы, парень не был готов ко всем будничным тяготам, что захлестнули его с головой, заставляя захлебываться своими волнами и по сей день. Было сложно, и все, чему удалось Луи с грехом пополам научиться – это прятать свою боль и временами даже какое-то отчаяние. Потому что вокруг него не было людей, которым было бы до него хоть какое-то дело. И никакой Гарри Стайлс не имел права сейчас упрекать его в том, что здесь есть его вина. Луи просто не научили, не предупредили, а самому справляться всегда сложнее, чем когда есть кто-то, кто обязательно подставит свое плечо в трудный момент. Последние несколько лет – это и был тот самый трудный момент в жизни Луи, но вместо того, чтобы дождаться руки помощи, Томлинсон сам вынужден был становиться непробиваемой скалой, терпеливо принимающей все приливы и отливы грязных, похожих на сточные воды, жизненных дней. И пока ему это как-то удавалось, хотя с каждым днем становилось все меньше людей, готовых просто разделить с ним чашечку чая или кофе. Согласитесь, мало кому захочется выслушивать все то дерьмо, что скопилось у тебя за последнюю рабочую неделю на душе. И мало кто будет радоваться тому, что в конечном итоге он и окажется козлом, ничего не понимающем в жизни и живущим за счет богатеньких родителей. Не каждый готов разделять горе так же, как и счастье. А когда у тебя этого горя в разы, в десятки раз больше – то будь готов к тому, что рядом совсем никого не останется. - Ты, на самом деле, не должен стесняться своих страхов, Луи, - когда парни уселись за единственный свободный столик, Гарри наколол на вилку кусок ароматного мяса и тут же отправил его в рот. – Нет человека абсолютно бесстрашного, просто страхи тоже делятся на категории. - Думаешь таким образом завоевать мое доверие? – Луи хмыкнул, посыпая салат солью. - Мне не придется прилагать к этому усилий, - пожал плечами в ответ Гарри. – Тебе придется мне доверять. Луи даже слегка подавился куском помидора: - От скромности ты не помрешь, Стайлс, можешь не бояться, - голос заметно снизился, а желание слушать этого самодовольного человека пропало и вовсе. - Я и не боюсь, - ответ Гарри, однако, был весьма мягким. – Желание жить намного сильнее страха перед смертью. Зачем думать, что когда-то ты будешь гнить в земле и тебя будут поедать червяки, если сейчас, в эту самую минуту у тебя есть возможность нырнуть в чистейшую воду Тихого океана? Я и представить себе не мог, - Гарри дожевал и продолжил: - Я и представить себе не мог, Луи, что меня занесет сюда, в самый настоящий Рай на земле. Это простая воля случая, и ничто не может омрачить такое невиданное везение. - Если только не я – самый дурацкий сосед за всю твою жизнь, - буркнул Луи, понимая, что Гарри опять говорит дельные вещи, а вот только желание стукнуть его хорошенько никуда не делось. - Скажу тебе по секрету, ты, возможно, лучший сосед в моей жизни, - Гарри снизил голос до шепота, замечая недовольный взгляд Луи на себе. – Ладно-ладно, может, не лучший – хотя ты не жрешь, словно свинья, как Найл, и, кажется, не привык разбрасывать носки по всей комнате, как Лиам – но точно не самый плохой. Видишь того дядечку в сером костюме? – Стайлс указал на слишком полного мужчину, сопровождаемого молодой девушкой. – Делить с ним кровать, наверное, отвратительно. Только представь, как он храпит! – и это фразой Гарри удалось слегка рассмешить Луи и даже увидеть милые складочки возле уголков его глаз. Удивительно красивых, кстати, глаз. Наверное, если Луи посмотрит на водную гладь ранним-ранним утром, он поймет, что цвет спокойной воды точь-в-точь совпадает с цветом его глаз. Луи же до сих пор не желал подпускать к себе хоть кого-то, зная, что все рано или поздно кончится жуткой болью. Болью от предательства и непонимания. И ощущение, что Гарри пытается найти лазейку к его уже запылившемуся и покрытому легкой паутинкой одиночества от долгого ничегонечувствования сердцу, не придавало оптимизма. Скорее, наоборот, хотелось убежать от этого человека как можно дальше. - Я не согласен с тобой, - вдруг вставил Томлинсон. - Ой, только не говори мне, что этот мужик вполне себе привлекательный, - фыркнул Гарри, насаживая на вилку все еще недоеденное мясо. - Я не об этом, - Луи был серьезен. – Ты сказал, что все происходящее с тобой – это просто случайность. Я же убежден, что таковых на свете не бывает. Каждая ситуация, происходящая на Земле, была продумана огромное количество времени назад. И если ты здесь, значит, ты должен был быть именно здесь – у тебя просто не было выбора, ты так или иначе оказался бы в этом месте. Гарри задумался. С одной стороны, мысль Луи была действительно интересна, и в какой-то степени парень с ней даже согласился, хотя всю свою жизнь он считал одной большой случайностью, никогда не планируя ничего наперед и в то же время не оглядываясь назад. С другой стороны, перед ним сидел Луи, маска на лице которого была совершенно иной. Казалось, что она дала трещину или же растворилась в некоторых местах так, что вот-вот должно было проглянуть истинное лицо Луи Томлинсона, того, что радовался жизни пару лет назад. Но оно не появлялось, потому что требовалось еще слишком много времени, слишком много усилий. Пожалуй, это был самый сложный человек, которого Гарри когда-либо встречал в своей жизни, но от него не то что не отталкивало – к нему тянуло, его хотелось разгадать. - Судя по твоей теории, я здесь для чего-то. Потому что не могла судьба распорядиться так, чтобы я попал сюда без всякого на то повода, верно? – Гарри откинулся на мягком стуле. - К чему ты клонишь? – Луи подозрительно прищурился. - Не просто так ты разделяешь этот час именно со мной, Луи. И не просто так ты пытаешься оттолкнуть меня от себя. Ты прав: жизнь – это огромная цепочка заранее продуманных моментов, встреч и действий. Я здесь, чтобы помочь тебе не погибнуть. - Что? – Луи был, мягко говоря, ошарашен таким заявлением. – Да с чего ты взял, что мне вообще нужна помощь? - Ты и сам прекрасно знаешь, что нужна! – Гарри повысил голос – он делал так всегда, когда дело доходило до вещей, задевавших его головной и спинной мозги и даже само сердце. – И то, что я буду биться в стену до тех пор, пока не сломается хотя бы один кирпичик, тоже не просто так. И я буду биться, понял меня? Потому что ты другой, ты совсем-совсем другой! - Откуда тебе знать, какой я? – Луи постепенно тоже повышал голос. – Ты знаешь меня несколько часов, а уже… - Уже вижу, что тебя пора спасать! – перебил Гарри. Он ненавидел отпускать людей. Ненавидел ситуации, когда не мог сделать ничего с человеком, который еще живет, у которого еще бьется сердце, но у которого душа уже превратилась в черствую буханку хлеба. Он знал, что являлся крошечной песчинкой на этой земле и не мог в одиночку уберечь каждого от такого падения, но он старался делать хотя бы то, что было ему под силу. И Луи Томлинсон точно был тем, кому стоило протянуть руку, даже если тот считает, что ему это не нужно. - Да откуда тебе вообще знать, нужно меня спасать или нет?! – Луи вскочил из-за стола, привлекая внимание других ужинающих людей. – Может, я уже мертв?! - Еще нет, - Гарри же, наоборот, быстро взял себя в руки. – Мы уже выяснили, что ты боишься. И страх уже делает тебя живым.***
Когда Луи проснулся от того, что его окно настежь и с диким шумом распахнул бушевавший на улице ветер, часы, висящие прямо на стене перед кроватью, показывали чуть больше двенадцати ночи. Томлинсон зевнул, неохотно что-то пробубнил себе под нос и снова вздрогнул, когда рама окна в очередной раз ударилась о стену. Ураган за окном был просто бешеным: море буйствовало, песок воронками вился над поверхностью земли, а пальмы накренялись настолько сильно, что казалось, будто они вот-вот сломаются у самого основания, но гибкие деревья продолжали терпеть сильнейший поток ветра, не отдавая ни единого листка ему. Луи захлопнул окно, закрывая его на этот раз на щеколду, а затем понял, что в такую погоду точно заново не уснет, поэтому прошел к холодильнику, надеясь, что администрация отеля периодически пополняет его. Но это таковым не являлось, так что Луи, расстроившись теперь еще и из-за того, что поздний ужин отменяется, прошел обратно к кровати. Однако улечься обратно на нее он не смог: вернувшись назад, Томлинсон увидел, что подстилка, на которой Адонис спал все то время, что жил вместе с Луи, пустует. Под ложечкой неприятно засосало, и именно в этот момент с еще большим стуком распахнулась и дверца бунгало. Что-то щелкнуло в мозгу Луи, как щелкает замок на двери, которую Томлинсон на ночь не закрыл, не успев привыкнуть к новому жилищу. Парень, не заботясь о том, что на нем одни пижамные штаны и мягкие тапочки, рванул прочь из дома, крича имя своей собаки, позволяя отчаянию и страху заполнять каждую клеточку его организма. Шум волн не стихал, песок, словно маленький торнадо, нарушал всякую видимость, а холод морского ветра заставлял кожу покрываться роем мурашек. Но Луи было все равно, он продолжал искать любимого пса, но не мог увидеть ничего в этой кутерьме. Свет в окне домика Гарри стал буквально спасительным для Луи. Обиды на парня и его слова мигом улетучились, словно их и не было, и Томлинсон изо всех сил побежал к Стайлсу, спотыкаясь о собственные ноги и чувствуя, как песок уже испортил домашние тапочки. Он тарабанил в дверь так сильно, будто от этого зависело, откроет ему Гарри или нет. Но Луи ничего не мог с собой поделать, ему нужно было куда-то деть свои эмоции, которые он и так прятал слишком долго. Лишь слезы, которых парень, к слову, даже не замечал, помогали хоть как-то не лопнуть от переполнявшей безысходности. - Что? – Гарри встретил Луи в таком виде, будто и не ложился спать: белые узкие джинсы и легкая голубая рубашка сверху, застегнутая на все пуговицы, кроме трех верхних. – Что, Луи, что? – Стайлс потряс бьющегося в истерике парня перед ним за плечи, и только когда тот смог пробормотать что-то похожее на «Нисси», Гарри понял, в чем дело. Он быстро схватил какой-то фонарь, влез в кроссовки и приказал Луи оставаться там, хотя Томлинсон и так никуда бы не ушел. Его пес, его Адонис – это все, что у него было. Это единственное живое существо, которое действительно любило Луи. И он был единственной причиной, почему Луи все еще каждый вечер возвращался домой, подавляя желание спрыгнуть с какого-нибудь моста. Луи не знал, сколько времени прошло к тому моменту, как Гарри вернулся домой, весь мокрый, грязный, но счастливый. Луи не помнил, как ему удалось на ватных ногах встать, только увидев любимого пса рядом со Стайлсом. Казалось, лабрадор совершенно не думал, что доставил своему хозяину приличную нервотрепку, и лишь радостно махал хвостом из стороны в сторону, периодически стряхивая с себя воду. - Там это… - начал Гарри, стаскивая кроссовки. – Дождь начался. Знаешь, сильнющий такой… - Стайлс выдохнул. – Прости, что так долго. Твой красавец умеет прятаться куда лучше, чем я того ожидал. Луи все еще хлопал глазами, не веря в происходящее. Он видел перед собой Гарри, буквально окрыленного радостью, а сам не мог понять, что чувствует. Стало вдруг как-то легко от того, что кто-то ему просто помог. Стало даже приятно осознавать, что была возможность самому проявить слабость, но при этом ощутить поддержку. Именно тогда стало стыдно за свое поведение самого последнего свинтуса. И захотелось обнять кого-нибудь. Посильнее. - Спасибо, - Луи цеплялся за мокрую рубашку Стайлса, словно за спасательный круг, и ощущал мягкость шерсти Адониса, что радостно лаял где-то у ног. – Я так благодарен тебе. - Чепуха, - Гарри уверенно обхватил Луи в ответ и улыбнулся тому, что все-таки заставил Луи вспомнить о доверии к людям. – И прости, кстати. - Что? – Томлинсон отстранился. – Простить за что? - За то, что я говорил тебе, что ты не такой на самом деле, - Гарри смотрел прямо в глаза Луи. – Сейчас ты как раз такой, какой есть. А твоя колкость, твой сарказм - это единственная защита. Я понимаю. - Звучит так, словно у меня уже нет шансов, - грустно ухмыльнулся Луи, выпуская рубашку Гарри из своих пальцев. - Однажды один человек спросил у меня: «Что ты будешь делать, если мое сердце вдруг разобьется?» Я тогда отмахнулся как-то, - начал рассказывать Гарри. – А теперь понимаю, что его сердце всегда было целым. А вот твое сейчас – просто вдребезги. Пора бы уже склеить осколки, как думаешь? – и Гарри подмигнул растерянному Луи, направляясь затем к своей тумбочке, на которой стояла вазочка с едва заметными рубцами. – Я разбил ее в детстве. А мама склеила. И, знаешь, много ваз после нее прохудились со временем, а из этой до сих пор не вытекло ни капельки. Я просто любил каждый разбитый кусочек. А любви неподвластно время: она не тускнеет, не рвется и ей не грозит смерть.