Его прекрасные глаза

-POV Джек- Я почти не помню, как доехал до дома. Автобуса будто не было в помине, хотя духота готова была довести меня до отключки. Голова была переполнена словами Сигни, звучащими далеко на грани сознания. Отперев дверь в свою квартиру, я закрыл её так тихо, как только мог. Ничего не хотелось: ни разговаривать, ни видеть кого-либо, включая Марка. Я даже не описать, как я хотел избавиться от последнего часа своей жизни. Я, конечно, поблагодарил её за всё, ей было трудно об этом говорить, но теперь, когда прошли мили и минуты, я осознал, что не получил ничего полезного из нашего разговора. Я так же был сбит с толку, как и раньше, а сейчас даже больше вопросов назрело, нежели ответов. На цыпочках пройдя на кухню, я открыл шкафчик с баром и достал бутылку виски. Всего пара шотов. Просто чтобы снять напряжение. Каждый из глотков заставлял моё горло гореть, а в ухе неприятно застреляло, поэтому я выпил немного воды, на всякий случай. Убрав виски на своё место, я свалился на диван, не желая ничего делать, кроме как забиться в маленький тёмный угол своего сознания подальше от всего этого грёбанного мира и оставаться там, пока снова не почувствую себя самим собой. Реветь, не переставая — это то, что я так устал делать, и особенно из-за неё. Сколько слёз я потратил, напрасно её любя? Ненавидя себя за каждую малейшую ошибку? С трудом сглотнув, я встал с дивана и направился прямо по коридору. Я не хотел даже видеть Марка, но мысль о том, чтобы остаться в одиночестве, стала меня непривычно беспокоить. Хотя, может быть, всё дело в алкоголе. Я хотел зайти в кабинет, правда, но тихо заглянув внутрь и увидев Марка, сидящего ко мне спиной, в наушниках и работающего за моим компьютером, видимо монтируя новое видео, я не стал его беспокоить. Наконец дойдя до спальни, я закрыл за собой дверь. И упав на кровать лицом к потолку, я снова попытался разобраться во всём, что случилось, и не только за последний час, но и вообще за всю жизнь. А два шота Джека Дэниэлса заставили меня свернуться калачиком от невыносимой боли в желудке. И я слишком поздно осознал, что выпивка в этот момент была не самой лучшей идеей. Почувствовав, как скрипучая кровать немного прогнулась, я не обернулся. Я прекрасно знал, что это Марк, и даже если он был бы не единственным человеком в доме, я мог бы это точно сказать по одному тихому звуку его шагов по ковру и лёгкому запаху сандалового лосьона. Кровать вновь заскрипела, и я открыл глаза. Но вместо холодного белого потолка, я увидел его лицо, нависшее надо мной, и медовые глаза, полные смеси любопытства и беспокойства. Я ждал, что он спросит меня о случившемся, и я почти собрался с духом, но он только смотрел на меня. От его взгляда мне стало только хуже, и слёзы начали образовываться в уголках глазах. Единственное, что я хотел прямо сейчас, это чтобы он перестал так на меня смотреть или отпустил, позволив убежать в другую комнату. Я не хотел, чтобы он видел меня таким вновь, но слёзы уже текли по моим щекам, почти обжигая их. Я так устал от всего этого дерьма. Я ненавидел себя за то, что всё ещё плакал из-за неё. — «Она бросила меня и даже сама не знает почему», — произнёс я едва слышным шепотом. Даже я не был уверен, говорил ли я это Марку или самому себе. Но он ничего не возразил в ответ, лишь вытер несколько горячих слёз с моих щёк, а в его глазах теперь читалось ещё большее беспокойство. — «Я ненавижу её, — моё горло чуть не разорвалось на части. — Ненавижу из-за того, что она разбила моё сердце на тысячи осколков, даже не в силах объяснить, почему». Марк лёг рядом со мной так, что мы снова смотрели в глаза друг другу. Он, казалось, обдумывал, что ответить мне, а я мог видеть своё отражение в его тёмно-медовых глазах. — «На самом деле, ты не ненавидишь её, Шон, — вымолвил он, убирая пряди волос с моих глаз. — Иногда, люди просто не в состоянии дать ответы на все вопросы». Я не хотел это слышать. Я хотел просто продолжать злиться на неё. Это была единственная эмоция, которую я полностью понимал. Вся эта смесь чувств: грусти, жалости и сожаления так тяжело давила на мои кости. Её лицо всё ещё было таким красивым и нежным, и часть меня, часть, которую я думал, что похоронил давным-давно, до сих пор хотела видеть её счастливой, знать, что она в безопасности, и окружена любовью. Но… Это была не любовь. Она умерла, почему я тогда думал о ней… — «Если ты хочешь поговорить об этом, — начал Марк почти неуверенно, — я буду в офисе. Или я могу остаться здесь с тобой». Я не хотел принимать решения сейчас. Я так плохо это делал. Согласие на встречу, благодарность за этот разговор и порция виски, бурлящие у меня в животе — всё это мой выбор, и от всего этого я сейчас страдал. Я хотел, чтобы меня оставили в покое, чтобы я мог бить стены и бросать вещи, разрушая всё вокруг… Но также я хотел быть в его объятиях, пока моё сердце не перестанет болеть. Слишком много противоречивых мыслей и чувств, чтобы можно было с уверенностью принять какое-либо решение. Марк подвинулся ко мне немного ближе и нежно поцеловал в лоб. — «Если это имеет какое-либо значение, то я горжусь тобой. Ты всё сделал правильно, ты нашёл окончание этой истории». — «Но в этом и проблема, Марк, я ни черта не нашёл, — с горечью сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Я в растерянности. Она ничего не сделала, но ещё больше засыпала меня сомнениями и вопросами». — «Она сделала всё, что могла, — мягко сказал он. — Все эти вопросы и сомнения существуют лишь в тебе. Окончание не всегда значит, что все всё хорошо поняли». Вновь почувствовав слёзы на глазах, я еле смог их сдержать. — «Думаю, я хочу немного побыть один», — произнёс я, Марк кивнул и встал с кровати. Он глубоко вздохнул и, прежде чем повернуться к двери, положил на край тумбочки небольшой свёрток. — «Я люблю тебя, Шон, — тихо сказал он, и в его глазах заблестели тоже слёзы. — Я буду в кабинете, если понадоблюсь». Он подошёл к двери, медленно вышел в коридор и снова повернулся, устремив на меня взгляд. — «С годовщиной, мистер Ясноглазик». Марк мягко улыбнулся, и закрыл за собой дверь. Подождав, пока его шаги не затихли, и не услышав, как закрылась дверь кабинета, я не мог даже вдохнуть. Без него в спальне стало гораздо холоднее. Я резко перевернулся и в гневе закричал в подушку, колотя по кровати, в конце кинул её прямо в стену, с которой после упала одна фотография. И это не помогло. Медленно вдохнув, я сел и посмотрел на коробочку, стоящую на краю тумбы. Она была упакована в серебряную бумагу, а сверху красовался ярко-синий бант. Глубоко вздохнув, я открыл подарок, небрежно сбросив оберточную бумагу на пол. У меня в руках оказалась изящно вырезанная шкатулка. Пока я рассматривал деревянную коробочку, что-то вдруг выпало из моих рук и залетело под кровать. Мне пришлось слезть и сесть на колени, чтобы забраться под неё, но шкатулку я из своих рук не выпускал. Наконец я нашёл маленькую записку, написанную его почерком. Мой мистер Ясноглазик, Это уютное местечко, где, конечно, сложно будет хранить дорогие твоему сердцу мелочи, но куда точно можно будет положить моё, когда устанешь таскать его с собой. С годовщиной, дорогой. Люблю тебя. Твой, Мистер Прекрасные очи. P.S. Надеюсь, песня не слишком слащавая, но всякий раз, когда я её слышу, то всегда думаю о тебе. Я открыл шкатулку, и оттуда вдруг тихо заиграла сладкая мелодия. С первых нот я понял, что это была "You Are My Sunshine", и стал непроизвольно её подпевать. Моё сердце наполнилось теплом, которого я не чувствовал с того момента, как перезвонил Сигни, и я вдруг осознал, что улыбаюсь, вслушиваясь в негромкую мелодию, окружавшую моё сердце. Мелодия закончилась и заиграла снова, закрыв шкатулку и положив её обратно на тумбочку, я встал с пола, чувствуя, что мои кости стали намного легче, и направился в офис, чтобы провести время с любовью всей моей жизни.