Избранный

После встречи с Йоханссоном Алекс пошел к дому Майкла, забрать свою машину. День все еще был солнечным и безветренным, кто-то даже сказал, что такая погода продержится несколько дней. «Даже в Шотландии бывает тепло», усмехнувшись подумал светловолосый, щурясь от бликов в окнах домов. Вот и машина, прямо напротив подъезда. Капранос вдруг вспомнил, что оставил в квартире Майкла свой мобильный телефон, и посмотрел на серые стены, испачканные пылью и дождем. Зайти внутрь? Алекс замялся. Перед глазами все еще мелькали образы из сна: кровь, вода и странная ухмылка. С кем он разговаривал? Набравшись уверенности, певец открыл дверь и поднялся по лестнице на третий этаж. Дверь была заперта. Конечно, ведь Ник ее закрыл, когда скорая уезжала. Может, спросить у соседей? Скользнув взглядом по обшарпанным, изрисованным сленговыми ругательствами стенам на этаже, Алекс посмотрел на противоположную дверь и подошел к ней. Постучался и, поправляя пальто, сделал шаг назад. По ту сторону послышалось шарканье тапочек по полу и возня у двери. Наконец, замок щелкнул, и дверь приоткрыл маленький старичок в темно-зеленом халате. Слеповатыми белесыми глазами он пристально посмотрел на визитера из-за щелки, затем, видимо оценив ситуацию как безопасную, спросил, кто это и что ему нужно. – Добрый день, эм, сэр. Я приятель вашего соседа, вам вчера оставляли ключи от его двери. – Что? – хрипловато, как скрипучие половицы, воскликнул старик. – Ключи! Вам вчера оставляли ключи от квартиры напротив? – А вы кто? – снова спросил сгорбившийся мужчина, чье лицо было покрыто морщинами, а руки, державшие ручку двери, дрожали от старости. – Я приятель того парня, который там живет! – Там кто-то живет? – Да! Вам оставляли ключи! – Не кричите так! Я слепой и дряхлый, но не глухой! Помню, вчера приходила какая-то девочка, оставляла ключи… – Парень, – деликатно поправил его Капранос. – Парень! Сейчас, я принесу вам ключи, – старичок поплелся обратно, было слышно, как тяжело ему даются шаги и как он ищет руками нужный предмет на тумбочке, задевая какие-то вещицы и бормоча себе что-то под нос. Наконец, он возвращается с ключами в пораженных артритом пальцах, позвякивающими, пока он протягивал руку. – Вот ваши ключи. Кстати, а что вообще произошло? Я ни разу не видел, чтобы к моему соседу кто-то заходил. Даже доставка пиццы, – он кашлянул и от этого казалось, что с халата полетела в разные стороны серо-желтая пыль. Интересно, сколько же ему уже лет? – Ничего страшного, сэр, надеюсь, он скоро поправится. – Что-то серьезное? Эх, бедный мальчик. Помню, когда он приехал, ко мне внучка приходила, – старик начал было рассказывать о своих родственниках, но Алексу совсем не хотелось об этом слушать. Он осторожно прервал его. – Боюсь, я спешу. Я зашел только взять ключи и забрать кое-что из квартиры. – А? – Спасибо за ключи, сэр! – Не кричите, молодой человек! Ладно, все мы, старые развалюхи вроде меня, любим поболтать, не надо раздражаться, – чуть смягчился старичок. – пусть он поправляется! – Спасибо, сэр, до свидания! – дверь захлопнулась и музыкант посмотрел сначала на свою руку, потом на вход в квартиру Майкла. М-да, оказалось сложнее, чем ожидалось. Мужчина подошел и отпер замок. Внутри ничего не изменилось, Ник просто запер за собой и уехал. Вешалка из трех крючков, привинченных к стене, на которых висела куртка; коридор, ведущий прямо в кухню, налево – ванная, направо – спальня. Где мог остаться телефон? Алекс пошел на кухню. Он знал, что там-то он ничего оставить не мог, но почему-то пошел именно туда. Сел за стол, снял шарф и осмотрелся – пусто. В маленькой кухне были белые стены, штукатурка в некоторых местах потрескалась, под потолком висела одинокая лампа в желтоватом плафоне. Стол был довольно старым, видно это место раньше кому-то принадлежало. Холодильник едва слышно гудел, а газовая плита выглядела очень ненадежно. На окне висели выцветшие салатовые шторы. Вся эта комната была похожа на давно заброшенное, не дышащее воздухом того, кто здесь жил, помещение. Сидя на жестком стуле, Алексу казалось, что кроме него в этом доме никого нет и если выглянуть в окно, то увидишь пустынные серые улицы, побитые машины и разграбленные магазины. На одно мгновение весь мир перестал существовать, реальность перестала быть столь реальной, а время уже не шло вперед и только вперед. Ощущение, будто каждая пылинка, взвешенная в мертвенно-прохладном воздухе застыла, как танцоры на сцене – каждый в своей замысловатой позе, напрягая каждый мускул, почти не дыша. Оранжевый луч был софитом, а шторы – занавесом. Глаза Алекса замерли на стене, на которую светило солнце и на которой были видны тени каждой пылинки. Он еще с минуту сидел неподвижно, словно размышляя о чем-то, уставившись в одну точку, а затем молча встал и быстро вышел в коридор. Дверь ванной была выбита, но музыкант только сейчас заметил следы на ней. Он аккуратно толкнул ее, дверь поддалась, потому что косяк с той стороны был разнесен буквально в щепки. Капранос заглянул в ванную и в ужасе закрыл рот ладонью. Тяжело дыша, он ухватился рукой за раковину, не раскрывая глаз. К горлу подкатывала тошнота, как после пятого тура на карусели, только голова кружилась не от веселья. Придя в себя, музыкант решился вновь взглянуть на комнату. Кусочки косяка, бутылка отбеливателя на полу, чистая ванна. Ничего такого, что могло бы внушить страх или отвращение. Кроме воспоминаний. Как простая ничем не примечательная ванная комната, в которой помещается только двое, если их насильно туда впихнуть, может вызвать какие-либо эмоции? Тени событий, происходивший в этом месте, не просто дымкой напомнили о себе, но вспышкой, словно фотограф сказал пресловутое «сейчас вылетит птичка» уже после того, как нажал на кнопку. Тогда, в тот день, Ник вырвал из рук Майкла кислотную отраву, а парень еще долго, по крайней мере казалось, что это было невыносимо долго, хрипел и выплевывал кровь изо рта. Один раз он взглянул на Алекса, прямо в глаза, а что было дальше, мужчина вспомнил только сейчас, смотря на белый кафель и на бутылку чертового отбеливателя. – Ал-лекс… – пробормотал мальчик, затем улыбнулся, как только ему позволяла боль и все еще кипящая кровь, и закатил едва прояснившиеся глаза. Из его горла с каждым движением кадыка доносились странные булькающие звуки, а кривоватая улыбка словно запеклась на лице, просвечивая сквозь непрошеные слезы. Его глаза… Майкл абсолютно точно не был в чистом рассудке. «Конечно, любой, кто желает покончить жизнь самоубийством, уже не совсем в своем уме, – размышлял Капранос, – но он говорил о вине…» Телефон мирно лежал на раковине у зеркала, как будто ничего необычного в этом не было и телефоны лежат на раковинах у каждого жителя Англии. Мужчина взял его, положил в карман пальто и поспешил на улицу. Это место уже невыносимо, хватит. Сегодняшний день еще не закончился, но зеленоглазый чувствовал себя таким уставшим, что ни о чем кроме сна думать не мог. Он вышел, запер дверь, сбежал вниз по лестнице, сел в машину и завел двигатель. – Больше мне здесь делать нечего, – выдохнул Алекс и нажал на педаль газа.

***

Майкл проснулся. Голова раскалывалась напополам, но почему, он вспомнить не мог. – Что за кошмар… – пронеслось у мальца в голове. Он приподнял голову и, поняв, что он все еще в больнице, со стоном разочарования уронил ее обратно. – А ты думал, это сон? – мрачно спросил знакомый голос из района дальнего угла, где стояло кресло. – Я надеялся, – не менее мрачно ответил черноволосый, поворачиваясь в сторону кресла. – Наивный, – хмыкнул Голос из противоположной стороны. – помнишь, что вчера было? – Не… – Майкл замялся. В сознании вновь возникла вчерашняя картина, заставившая его отключиться на… Мамочки, на весь день! – Не помню. – Врешь, – уверенно заявил собеседник. – Зачем спрашиваешь, если знаешь, что я все помню? – А я тебя проверял. Мало ли, может ты тупее, чем кажешься. – Заткнись. – Какие мы сегодня угрюмые, – пропел Голос. – Какие мы вчера были злые! – Выпустил коготки? Ну-ну. – Серьезно, заткнись, я уже устал от тебя. – Нет. – Что? – Нет, – Голос сказал это твердо, так, как никогда раньше не говорил. Майкл вновь обернулся в его сторону. – я не уйду, Майкл. Иногда слова, сказанные с правильной интонацией, оказывают большее влияние, чем просто красивые или нужные. Важно сделать акцент на одном слове, внести в него то значение, которое тебе необходимо. Например смешать угрозу с уверенностью. Или отказать так, что по спине пойдут мурашки. – А вот и я! – жизнерадостное выражение лица местного психолога не предвещало ничего хорошего. – Мы вчера договаривались, что я зайду, не так ли, Майкл? Как самочувствие? Нормально? – Да, – кивнул пациент. – Отлично! Тогда, можем снова поговорить. Я опять буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать головой «да» или «нет». Начнем? – Я буду говорить за тебя, – шепнул Голос на ухо Майклу. – Что? Нет, ты… – Так ты готов, Майкл? – повторил свой вопрос доктор Ройфман. – Да, – ответил Голос, склоняя черноволосую голову вперед.

***

– Доктор Ройфман! – Лиззи уже давно сидела в ожидании напротив двери Майкла. Немного свободного времени было, она купила себе ароматного кофе в пластиковом стакане и направилась к палате своего пациента. Девушке было любопытно, что же именно произошло с этим парнем, к тому же это могло быть оправданием тому, что она сидела и пила кофе, свалив часть работы на одного из коллег, который всегда готов помочь. – О, Элизабет! Эмм, – на смуглом лице отобразилась озабоченность. Густые но аккуратные брови были чуть нахмурены, а губы то сжимались, то расслаблялись снова, – пока рано делать выводы, э-э-э… – глаза доктора смотрели куда-то мимо девушки, словно вдали был конец его сомнениям. – На самом деле то, что сейчас было (я имею в виду наш с Майклом диалог), было немного запутанно. То есть, не запутанно, но его ответы, они такие… В общем, он словно противоречит самому себе. Как будто вчера со мной разговаривал совсем другой человек. – Так может он просто врет, чтобы его не зачислили под присмотр за суицидниками? Пациенты часто так делают… – Нет, нет, – все еще торопливо отвечал психолог. – просто странное чувство. Конечно, в чем-то он врал, но… – Что, док? Нечасто я вижу вас таким взволнованным, – Лиззи приблизилась на шаг к доктору Ройфману. – Послушай, – мужчина положил свои ладони на тонкие плечи молодого врача. – то, что сейчас я наблюдал, было странно. Я не могу нормально провести обследование из-за того, что пациент не может говорить, но по лицу видно, что… Пока рано делать выводы. Рано, рано, рано… – Он глянул на часы и, хмыкнув носом, убрал руки и широкими шагами направился по коридору к своему кабинету, приговаривая «рано, рано, рано…», будто в этом слове находилась отгадка. Девушка посмотрела ему вслед, а затем в окно в палату. Парень лежал там, бледный, с привязанными руками и отсутствующим взглядом. Она невольно потянулась к своему животу, который немного болел после того, как он толкнул ее. – Странно… – только и вымолвила Лиззи перед тем, как два практически черных глаза уставились на нее. По шее прошел холодок. Она помнит его взгляд, когда к нему приходил посетитель: теплый, немного растерянный и одурманенный от обезболивающих. Помнит его взгляд, когда он резко выпрыгнул из постели и сломя голову помчался прочь: испуганный, со смесью отвращения и загнанности – абсолютно точно это была галлюцинация, но это все еще был Майкл. А теперь это был не ее пациент, не тот временами тихий и спокойный, а временами буйный мальчишка двадцати двух лет. Холодно. Жутко, будто в зимнем лесу, когда посреди погребенной под снегом жизни, тихо ночующей и немного сопящей, вдруг раздаются отчетливые шаги. Пусто, словно очутиться в доме, который вот-вот снесут. Тихо, словно перед штормом, который разрушит до основания деревеньки у берега. Пробирает насквозь, словно молния, ударившая в одиноко стоящее посреди поля дерево, оставившая после себя лишь причудливой формы остывшие стеклянные скульптуры и половинки обуглившегося дуба или сосны, не важно. Важно, что на эти долгие несколько секунд, в больнице стало холодно и пусто. Хотя, о чем это она? Майкл моргнул и обратил свое внимание на угол комнаты, а Элизабет с облегчением поспешила вернуться к работе. Что это было? Странно…

***

– Видишь, как все хорошо прошло, – удовлетворенно заявил Голос, «усаживаясь» на диване. Конечно, он был лишь голосом, но Майкл знал, что в этот момент он садился. – Врун недоделанный… – Я тебя спас, балда! Этот профессоришка, или как он там себя называл, ни за что не догадается. Мы же с тобой и звука не издали. – Все равно врать плохо, – отвернулся малец. – Да еще и на ту девушку-доктора уставился. Зачем ты так, наверняка она теперь думает, что я тот еще чудак. – Они тебя даже к кровати привязали, конечно они не считают тебя нормальным, но послушай, – Голос послышался прямо у кровати. – со мной ты сможешь их обмануть. Мы сможем их обмануть! Они тебя здесь держат лишь потому, что ты увидел правду. Майкл перестал смотреть на закатное небо за окном и обратил внимание на то, что ему говорил Голос. Почему его не видно? – Так-так, мы заинтересовались. Наконец-то ты начнешь меня понимать. – Какую правду? – Ты помнишь, что было на съемках? – В смысле? – В прямом. Ты помнишь. Что. Было. На съемках?– отчетливо делая акцент на каждом слове, Он оказался уже прямо напротив лица Майкла. – Да, кон… – парень умолк. Его лицо немного вытянулось, а в глазах забрезжил слабый огонек пробудившихся воспоминаний. – То-то, – довольно протянул голос. – они узнали, что ты их раскрыл, и дают тебе лекарства, чтобы ты все забыл, а психолог приходит, чтобы удостовериться в результатах. Майкл, предоставь мне разговоры с ним, я вытащу тебя отсюда. – Но… – Ты же хочешь вернуться обратно домой? Ты же хочешь вновь увидеть своего Алекса? Дай мне слово, что разговоры с Ройфманом, я беру на себя, – Он протянул руку. – договорились? Майкл уставился на его руку, а затем на него. Его глаза были немного безумными, но другого выхода просто не было. Черноволосый еще немного подумал, а затем протянул и свою ладонь настолько, насколько это позволяли ремни. – Договорились. – Отлично, – Его губы растянулись в белозубой улыбке, и он еще крепче сжал руку парня. – отлично.