Когда я вырасту.

      Поздний вечер пятницы. Как же хорошо сидеть вечером дома, зная, что завтра тебе никуда не надо. Можно смотреть допоздна странные сериалы или фильмы, обнимать дорогого тебе человека, целовать его. Вы можете просто сидеть, укутавшись в плед, в полной темноте, и наслаждаться запахом какао, и наблюдать, как тают маршмеллоу в чашке. В такие моменты сознание будто бы отключается и, чаще всего, ты даже не заморачиваешься над сюжетом фильма. Фильм включен больше для атмосферы, нежели для просмотра. В помещении тепло, но плед все равно неотъемлемая часть такого вечера. В такой атмосфере даже костлявое плечо, на котором лежит твоя голова, не мешает расслабиться. Причем на улице уже давно стемнело. Холодный ветер разносил уличную пыль по чужим участкам домов, игрался с шуршащими редкими фантиками. На соседнем участке брешет пес, потому что услышал, как что-то трется о забор.       В такие вечера ни один здравомыслящий человек не вытащит и носа из дома. Большинство, конечно, сидят по барам или у друзей, но некоторые жители Йокогамы предпочитают провести конец рабочей недели тихо. Ведь голове тоже иногда нужен простой отдых, без переработки тонн информации. Чтобы ничего не беспокоило, чтобы чувство безопасности не покидало и можно было не напрягаться. Животные, когда чувствуют, что им ничего не угрожает, расслабляются и могут заснуть, открыть животик, покушать. Им ничего не угрожает, и они ослабляют бдительность.       Чуя поджал ноги под себя и укутался в плед. На журнальном столике напротив большого кожаного дивана валялось множество тетрадей, словарей, учебников, и все по разным языкам. У него мозоли на пальцах от долгого письма, а из-за речевой практики на курсах акцент стал еще заметнее. Некоторые вздыхают, мол, только начал говорить, как нормальный человек, а тут снова. Но он ничего не может с собой поделать. В день в его голове откладывается как минимум сто новых слов на четырех языках. Накахара подумал, что раз учит их параллельно, то почему бы не учить одни и те же слова? На курсах же дают то, что пригодится на вступительных экзаменах, это больше относится к такому предмету, как «обществознание». Это, на самом деле, полезно, так как будущая профессия его связана с переговорами и переводом, как говорится, на ходу, беседы двух чиновников, если можно так выразиться. А еще не помешало бы выучить некоторые медицинские термины, так как несколько лет придется работать на Огая, а он врач. Чуя за последние дни настолько устал, что, как только его голова встречалась с подушкой, сознание улетало в другое измерение. Начальница предложила отпуск, пока он не сдаст экзамены. Но Чуя отказался, зная, что потом может и не вернуться. Его планка была высока, как никогда. Тот, кто наберет максимальный балл на вступительных экзаменах, проведет первый год обучения с носителями языка в другой стране. Но в этом есть свои минусы. Ко второму курсу уже сформируются группы по интересам и ему будет очень сложно с кем-то подружиться. А еще снова придется уехать надолго. И очень далеко. Но это лишь недостижимая цель, там, скорее всего, все проплачено на пять лет вперед. Сейчас Накахара, который, кстати, больше всех хотел посмотреть этот фильм, спокойно спал на плече младшего брата, укутавшись в теплый плед.       Дазай боялся пошевелиться. Он знал, что сейчас Чую и танковым выстрелом не разбудишь, но лишний раз тревожить чужой сон он не хотел. Фильм ему понравился. Достаточно странный, но интересный, с комендантскими часами, боями, драмой и загадочным главным героем. У него с учебой все намного проще. Исправно делай домашнее задание, учи вовремя, аттестуют по текущим, даже не прося что-то писать. Записи Накахары ему очень помогали. Рампо один раз увидел, как Осаму сидит на перемене и читает братскую рукопись, но решил сделать вид, что он слепой. Этот почерк мужчина узнает где угодно. Этот мальчишка когда-то ему всю плешь проел, споря о главном смысле произведения, которое изучил вдоль и поперек. Эдогава знал, что спорить с этим учеником себе дороже, но его так тронула «любовь» к его предмету, что он выслушал все, что ему высказали. Он тогда пометил себе, что Накахару в конце семестра трогать меньше всех. Дазай же был для него идеальным учеником. Делает все вовремя, приспособился к его манере вести занятие, стилю самостоятельных работ. Осаму спорил только в крайнем случае, если ему самому понравилось произведение, а это было редким явлением. Он стремился не полюбить произведение, а просто его знать, поглотить полностью.       После школы, только придя домой, Дазай сразу шел в душ. Тело под бинтами потело, а это провоцировало развитие новой фобии. Он очень боялся, что от него чем-то пахнет, в данном случае - потом. И, даже используя мощные дезодоранты, Дазай все равно за это переживал. После душа - обед. Если он готовит сам, то в желудок попадает обычная лапша быстрого приготовления и консервированные крабы, а если есть желание, то в микроволновке готовится кекс в кружке. Гением кулинарии его не назвать, но и с голода не помрет. Зато когда дома находится Чуя, его организм, наверное, устраивает парад, потому что на завтрак его ждет что-то очень вкусное, наподобие оладушек с абрикосовым джемом. Чуя очень вкусно делает овсянку, не как Коё, которая упирается в полезность. Старший не стесняется использовать сиропы, мед, орехи, ягоды, фрукты, ему важен вкус. А какой он делает омлет, боже, Осаму готов им питаться до конца жизни. Накахара хозяйственный с самого детства, а в один момент ему пришлось готовить не только на себя, но и на брата, который свалился, как снег на голову. Дазаю иногда было стыдно, что у него руки-крюки, но, если он будет что-то кашеварить, кухню отмывать приедет клининговая компания и уедет ближе к вечеру следующего дня.       Дазай часто наблюдает за тем, как его брат учится, пишет до онемения пальцев, мозолей. Однажды Осаму нужно было срочно узнать какую-то информацию по книге, но Чуя, забыв, что его брат совсем не говорит по-немецки, рассказал ему почти все произведение на неизвестном, рычащем, даже лающем, языке. Дазай тогда не перебивал, он вслушивался в каждое слово, пытаясь понять, что оно значит. И только когда старший закончил, шатен намекнул, что было бы неплохо рассказать еще и на японском.       А еще его раздражает эта девица. Его изнутри колотит от одного упоминания о ней. А из-за сближением с компанией брата, приходится видеть ее очень часто. Его выворачивает от одного тоненького голоска. А этот аромат ванили, который летает за ней плотным облаком… Иногда ему кажется, что ее в детстве окунули в котел с этими духами* и топили в нем дите несколько суток. Она казалась ему очень наглой, а понимание брата в такие моменты пропадало совсем. Чуя, наверное, за столько лет вжился в роль и умело играет ее. Он будто чего-то боится. Осаму знал, что, чтобы напугать его старшего брата, надо постараться, но что знает эта девчонка, что заставляет Накахару позволять с собой такое вытворять? Он ей по гроб жизни обязан чем-то? Она не может быть такой полезной. Априори. Да и сам Чуя не выглядит сильно счастливым, если присмотреться.       За последнюю неделю он спал с ней два раза, которые казались рыжему трагедией. В первый раз он просто выпил, а вот во второй раз было очень весело. Он притащил домой несколько бутылок алкоголя. И ликер, и мартини, и кокосовая водка и даже горькая настойка на кедре. Пока Дазай старался разузнать причину, его брат уже был пьян, словно выпил несколько бутылок рома. Казалось, такие подвиги давались ему очень тяжело. Но в чем проблема, Чуя? Расстанься с ней, скажи, что уже не любишь, предложи, может, денег, поговори с Мори, он точно поможет. Зачем это все? Но за душой у старшего что-то большее, чем простое обязательство. Его что-то очень сильно беспокоит, до трясущихся рук и немой истерики, о которой говорят только глаза. Дазай тогда, честно, ахуел. Больше никак не назвать. Такого взгляда у Накахары он не видел ни разу. Смесь ненависти, отвращения и жалости, посыпанные сахарной пудрой под названием «любовь». Причем первые три явно относились к Накахаре, а не к кому-то еще. Шатен всегда думал, что знает брата лучше всех, но теперь сомневался.       А сейчас Чуя был настолько спокойным, что душа ликовала. Грудная клетка мирно поднималась и опускалась, ресницы даже не подрагивали, скорее всего, ему ничего не снилось. Накахара обнял обеими руками чужое плечо, как обычно обнимает одеяло, когда спит один. Он положил голову на братское плечо под очень странным углом, шея точно будет болеть после такого сна. Дазаю, честно говоря, сидеть в одном положении так долго уже было некомфортно, но все, что он сумел сделать, это вытянуть ноги. А еще Осаму было очень жарко, но больше дергаться он не собирался.       Идиллию нарушил оглушающий звонок телефона. Чуя очень любил ставить разные рингтоны на каждого человека в списке контактов, а также давать странные имена. Так, Дазай записан у него как «Скумбрия», со смайликом рыбки и недавно там появилось сердечко. Коё записана у него просто «мамулечка», Осаму над этим успел пошутить, но получил. А вот отчим, Мори Огай, записан, как есть, без каких-либо шуток. Как записана Юан он не знал, но абонент под именем «Куколка» с бантиком рядом, явно она. Какая, к чертовой матери, куколка? — Алло? — Накахара подпрыгнул на месте, когда услышал знакомые куплеты группы «Godsmack». Он дернулся, словно его ударило током, — Ты время видела? — голос у Чуи был сонный, сразу понятно, что он уже давно спал, но человеку на другом конце, видимо, совсем наплевать, — Откуда? — Дазай пытался вслушаться, что происходит у Юан, но услышал лишь басы и девичий смех, — Сейчас? — Накахара удивился, но после одного предложения, которое Осаму, к его сожалению, не расслышал, заметно напрягся, — Ладно. Жди.       Рыжий не хотел никуда ехать от слова совсем. Его желание на данный момент — лечь обратно спать. Но нет. Не сегодня, Накахара, не сегодня. Ты сам завел себя в болото, из которого уже вряд ли выберешься, так что не ной. Он аккуратно выбрался из пледа, немного поежившись от холода, и принялся кидать в рюкзак вещи, которые пригодятся. Зарядный блок, провод, наушники, паспорт, «айкос», стики на него и теплая куртка, так как Йокогамские ночи еще не теплые. Он и так чуть не заболел, после того, как в ливень пробежался до дома. Осаму смотрел на сборы сонного брата, думая, как не взорваться от злости. Чуя выглядел помятым и очень уставшим. — Тебя прямо пальчиком помани, сразу побежишь, — фыркнул Дазай. Ему это не нравилось совсем. Его это очень злило. Разве простая помощь в сокрытии убийства может такого стоить? Да если она сама расскажет, то будет намного хуже ей, как соучастнице. Он старался не наседать, чтобы лишний раз не нервировать Чую, который как на иголках. Но это уже выходило за рамки. А если бы они сейчас трахались, он бы натянул штаны и ушел? Утрированный пример, конечно, но все же. — Что ты сейчас сказал? — Он надеялся, что не расслышал. Надежда умирает последней, как говорится. Вот только поругаться с Дазаем ему не хватало. А он поругается. — Оглох? Ты, как верная собачка, бежишь по первому зову. Как на лакомство. — шатен скрестил руки на груди и нахмурился, вглядываясь в раздраженное лицо брата, освещенное экраном телевизора. Отчетливо видны складки между бровями, прищур лазурных глаз. А до ушей донесся хруст суставов пальцев, когда Накахара сжал кулаки, — Хочешь, ударь, мне все равно. — Блять, не сейчас, ладно? — Чуя, вздохнув полной грудью, подошел к подоконнику и снял его нижнюю часть, она чисто декоративная, а из своего «тайника» достал пачку сигарет без фильтра. Он становится очень сильно зависим от никотина, надо завязывать. — А когда, Чуя? — Дазай вскинул брови, — Что, блять, она такого может сделать, что ты так боишься? — Это сложно. — У тебя постоянно все, сука,сложно! — Осаму всплеснул руками, повышая голос. Он поднялся с дивана и включил свет, чтобы лучше видеть собеседника. Часы за компьютером все же дали ему небольшой дефект зрения, но это терпимо, — Такое понятие, как «просто», у тебя вообще присутствует?! — хорошо, что родителей дома еще нет. Они бы точно сбежались на шум. А маленькая Элис бы проснулась, ведь в это время девочка обычно спит. — Не ори на меня! — Накахара уже не выдерживал. Он не выспался, ему сейчас тащить свою жопу на другой конец города, потому что он не умеет контролировать свой гнев, — Я пошел. Успокоишься, напишешь, — Он собирался уходить, но его схватили за локоть. — Долго будешь бегать, Чуя? — Дазай крепко сжал пальцы на предплечье брата, — Если эта проблема настолько, блять, космическая, может, расскажешь хотя бы? Ради приличия, может? Откуда я знаю, может, тебе просто нравится на двух стульях одновременно сидеть, а я, как наивное дитя, верю каждому твоему слову. — Да иди ты нахуй, — Накахара резко дернул рукой, высвобождая ее из цепкой хватки. Плечевой сустав жалобно хрустнул. Не дай бог повредил, — Будешь ты мне еще мозги ебать из-за всякой хуйни, — Он развернулся, уже подходя к двери, не желая оборачиваться. — Ах, точно, — Дазай понимал, что ведет себя, как истеричка, но остановиться уже не мог, — Этой курице все можно, а мне нельзя? Отлично, Чуя, просто браво! — шатен пару раз хлопнул в ладоши, — Может, тогда проще прекратить все это, если так тяготит? — Заебал, делай, что хочешь! — Старший рыкнул и, выйдя за порог, хлопнул дверью с такой силой, что несколько крючков со стены упали, липучки отказали, а с потолка посыпалась побелка. Он не собирался выслушивать подобное. Дазай ему, в конце концов, не мать и не отец. И даже не старше его, чтобы читать нотации.       Дазай не то чтобы злой. Он в бешенстве. Если хоть кто-то попадется ему на глаза, то лучше этому «кому-то» бежать куда подальше. У него огромное желание нагнать брата и хорошенько вломить ему, но надо держать себя в руках. Хотелось, как маленькому ребенку, лечь на пол и истошно орать, чтобы на него, наконец, обратили внимание и купили, дали, то, что ему нужно. Но сейчас он дома один. Да, даже если бы он так сделал в присутствии родителей, ничего бы не вышло. Ни Мори, ни Коё уже не могут влиять на Чую, как бы того не хотели. И вообще, прибегать к помощи родителей в такой ситуации, в его возрасте, дело гиблое. — Сука.       В библиотеке относительно спокойно. Если бы не ребенок, который бегает между книжных полок и заливисто смеется, то царила бы полная тишина. Библиотекаря не видно, может, занимается своими личными делами. А у плода его воображения могут быть личные дела? Хороший вопрос. Дазай подошел к ребенку, который, кажется, привык к нему и уже спокойно обнимает. Мальчик не растет, а остается в одном и том же возрасте. Однажды он сказал библиотекарю, что подождет здесь маму. Но Осаму знал, что дитя не дождется. Его мама мертва. Дазай узнал у отца, что именно произошло. После родов у нее начала разрастаться опухоль яичника, не оперируемая. Огай старался облегчить страдания женщины, находя самые дорогие и качественные препараты, но все оказалось бесполезным. Когда она ночью упала в обморок, ее забрали в больницу, и больше она не возвращалась. Последняя встреча Дазая с его матерью, когда она укладывала его спать, спела колыбельную. Ее звали Шайори. Она тоже была врачом, именно во время обучения в ВУЗе его родители встретились. Такая красивая и теплая история, с таким липким и омерзительным концом.

— Почему ты такой грустный? — ребенок смотрел на Дазая своими большими и добрыми глазами. Никакой злобы, никаких тяжелых мыслей у него в голове не было. Такой чистый. Когда-то Дазай был таким. — Поругался с любимым человеком, наговорил ему всякого и вот жалею сижу, — усмехнулся парень, садясь на жесткий пластиковый стул, непонятного происхождения. — Из-за этого? Так помирись с ним! — маленький Осаму обнял своего плюшевого зайца, — Смотри! — Он обхватил плечики игрушки своими маленькими ладошками и посадил зайца перед собой, — Я был не прав! Извини! — ребенок снова поднял свой взгляд на парня, — Вот так надо. Такой большой, а не умеешь извиняться. — Не в этом дело, просто… Малыш, все сложно, — Осаму дернулся, вспоминая, что за эту фразу недавно ругал своего брата. — У вас, взрослых, все всегда сложно. Мамочка говорила, что если любишь человека, то не будешь долго злиться! Не переживай! Я надеюсь, вы помиритесь!

      После этого ребенок слез со стульчика и, прихватив зайца, ушел в детскую, которая находилась за дверью, что появлялась только для маленького Дазая. Шатен вздохнул и посмотрел на стол, за которым обычно сидит библиотекарь. По правую руку лежат заполненные идеальным почерком бумаги, рядом с ними игла и красные нитки. Эти книги он написал сам? И сшил все тоже сам? Осаму коснулся листа, который плод его воображения, почему-то, не заполнил до конца. Дазай смотрит на лист, но не может понять ни слова. С каждым визитом, язык, который использует библиотекарь, становится все более непонятным.       Несколько дней подряд мальчики не общались от слова совсем. Они иногда пересекались в школе, расходились, не проронив ни слова. Чуя, потому что слишком гордый, чтобы мириться первым, а Дазай, потому что просто не знает, что сказать. Шатен часто видел из окна, как его брат бежит за автобусом, на который почему-то опаздывал. А еще, он чувствовал запах табака и тяжелого парфюма, которым Чуя, наверное, хотел перебить вонь от сигарет. Их шкафчики находятся рядом, поэтому, неудивительно, что Дазай почувствовал это.       Чуя очень много курил. Его запасы иссякали с каждым часом. Из шкафчика на съемной квартире в день доставалось по две пачки. Иногда Накахара просто сидел за столом и, прикурив, смотрел в одну точку, так и не прикоснувшись больше к сигарете. Он тратил половину своего дня на размышление об этой ситуации. С одной стороны, не приходится чувствовать вину круглые сутки, бояться, что кто-то их увидит, что что-то пойдет не так. С другой же, ему просто плохо. Чуя очень скучает, но чертик на левом плече шепчет, что он совершенно не виноват и извиняться должен совершенно не он.       Осаму не знал, как сказать, что хочет помириться. Он погорячился. На него это не похоже, где холодный расчет? Где его хитрость и изворотливость? Почему, когда он хочет что-то сказать, единственное, что делает — это отворачивается и делает вид, будто они не знакомы. Как просто, казалось бы, извиниться, сказать, что был не прав. Детям проще, они не думают о последствиях, а простое «извини» кажется волшебным словом, которое способно залечить все раны.       Родители вернулись еще в субботу. Коё сразу заметила, что с младшим что-то не то, попыталась узнать, но шатен лишь отмахнулся. Мори считал, что Дазай вполне себе взрослый мужчина, решит проблему сам, не прибегая к помощи взрослых. Он, на самом деле, дорожил своим ребенком, но предпочитал, чтобы сын наступал на свои грабли самостоятельно, чтобы, когда он будет уже взрослым, не наступить на них. Так было с Огаем. Мать постоянно носилась с ним, как с хрустальным мальчиком, держала на коротком поводке. И, когда ее не стало, Мори ушел в свободное плаванье и, в большинстве ситуаций, просто не знал, что ему делать. Такого для своего ребенка он не желал. Озаки, к слову, тоже придерживалась этого мнения. Только она считала, что ребенку нужно с детства заложить программу, которую в будущем он будет совершенствовать уже сам. Оба переживали за состояние младшего, так как, казалось, одно неверное движение, и его не станет. Огай переживал за суицидальные наклонности Осаму и часто, жалея об этом, проверял его компьютер и комнату на наличие опасностей. Когда мужчина понял, что от сына ничего не добьется, он решил действовать иначе.       Знаете, как сложно приходить в место, в котором совершенно не хочешь появляться? Но тебе просто надо прийти сюда. Когда даже сама атмосфера дома давит и не хочет появляться, тебе тяжело, и каждая вещь напоминает о чем — то из своей жизни? И дело даже не в том, что тебе противен сам дом, а то, какие воспоминания он в себе несет. Там, рядом с кухонной раковиной, ты разбил чашку, которая была тебе дорога, осколки пришлось выбросить, так как это уже не склеить, не починить. А за той светлой дверью находится ванная комната, из которой ты тогда принес аптечку для гостя. Этот гость был достаточно неожиданным в твоей жизни, он как ураган. И до сих пор так и остается в ней, не стесняясь наводить беспорядок, а ты, в принципе, не против. Если подняться наверх по лестнице, с которой ты не раз падал, можно пройти чуть влево. Здесь находятся две двери, одна из которых ведет в твою комнату, а другая - в его.       Чуя давно убедился, что он слишком гордый для того, чтобы идти и мириться первым. Он лучше ляжет под асфальтоукладчик, упадет в бетономешалку, но добровольно ни за что, не пойдет извиняться первым. Просто это чувство, когда из-за волнения кружится голова, а кончики пальцев немеют, коленный сустав словно теряет свою функцию, и ноги прогибаются. Но ты должен стоять на них ровно. А как сложно смотреть в глаза человеку, перед которым виноват. Сразу появляется чувство дискомфорта. Чуя не любил чувство дискомфорта, хотя испытывал его последние несколько лет. А еще ему никогда не приходилось извиняться перед человеком, которого он любит так. Перед матерью куда ни шло. Накахара знал, что его, в принципе, поймут и простят, и извинения были просто для галочки. Да даже своей девушке сказать простое «прости» ему было вообще не сложно, он не считал это чем-то важным. Это было, опять-таки, просто для галочки.       Когда ему не приходилось переживать за будущее, было проще творить всякую ересь. А теперь он переживает не только за себя. Если он пойдет на дно, на дно пойдут и остальные люди, которые ему дороги. Да, и, с другой стороны, такой расклад будет намного лучше, намного правильнее. Но кому нужна это правильность? Когда грудь разрывает из-за нахлынувших чувств. Но нет, ты слишком гордый для того, чтобы признать это. Ты боишься открыться, рассказать о своих недостатках, даже зная, что тебя ни за что не осудят, постараются помочь. Это работает автоматически, после того, как ошибся однажды.       Тихо открыв дверь, он поздоровался с матерью, с младшей сестренкой, которая тянет рыжую челку на себя и смеется. Накахару дети очень любили, а он их. Иногда соседи доверяли ему своих малышей, которые ближе к вечеру не хотели уходить от него. А с появлением Элис парень научился обращаться еще и с совсем маленькими людьми. Он, по возможности, помогал матери с ребенком, когда жил в родительском доме. Мори как-то назвал его хорошей нянькой, и намекнул, что еще не поздно пойти в медицину, а там и в педиатрию, но рыжий отшутился на английском. Он очень часто думал над тем, будут ли у него дети в будущем? Тут только два пути: если он пойдет по правильному, то, скорее всего, станет добропорядочным гражданином Японии, возглавит большую семью и будет любить каждого. Но человека, с которым можно пойти по правильному пути, он не любит от слова совсем. О каких детях вообще может идти речь в таком случае? И что в итоге? Еще одна порция нелюбимых детей, потому что каждый будет нести в себе часть своей матери, которую он терпеть уже не может? Чуя давно уже понял, что его привлекает лишь неправильное, и делать он хочет только то, что не правильно. Но здесь встает слово «должен». Да, хотя, кому ты должен? Если подумать, рыжий уже давно смирился с тем, что у него, возможно, не будет детей. Ну, зато при таком раскладе он проживет счастливую жизнь с любимым человеком. Не факт, конечно, что долгую и счастливую, все меняется, и люди меняются. Но именно на такой риск ему и хочется пойти.       Просто хочется просыпаться утром пораньше, чтобы сделать эту странную кофейную мешанину, попытаться идеально вымереть пропорции для теста, из которого потом получатся вкусные оладьи. Или думать, как сделать вкусной эту пресную овсянку. Придумать, что можно добавить в омлет. Предусмотрительно закрыть плотно шторы, потому что любимый человек не может спать при ярком свете, да даже когда маленький лучик солнца проникает в помещение, он уже просыпается. И ему мешает его же упертость. Из желания делать все правильно. Он же хороший мальчик и должен поступать правильно, так, как должен. Кто повесил на него эти долги, не ясно, но юноша готов набить ему морду и сесть за это на пожизненное. Ему хотелось бы просто положить на все это «правильно» и неправильно, действовать так, как он хочет. Его с детства приучили, что он должен быть идеальным. Озаки никогда не заставляла, но говорила, что если ты взялся за что-то, закончи это достойно. Может быть, именно с этого момента все пошло не так. Еще с юных лет Чуя старался делать все идеально, без изъяна, и теперь он боится признавать собственные ошибки. Боится посмотреть кому-то в глаза и сказать: «Да, я не прав. Я ошибся». А еще он ненавидит просить помощи. Он может просить ее взглядом, но вслух никогда не скажет этого.       Сейчас Чуя надеется, что Дазай еще не дома, а, дай бог, где-то шатается без дела. Накахара снова заходит в темный кабинет, здоровается с отчимом и прикрывает за собой дверь. Ему с каждым разом заходить сюда все проще и проще. Словно выдрессировали, как собаку. Господи, опять сравнение с собакой. Почему? — Садись, — Мори отложил в сторону бумаги, на которых ставил свои подписи. Алый взгляд наблюдал за тем, как школьник садится напротив и смотрит на него, как провинившийся щенок. На самом деле Чуя смотрел достаточно спокойно, просто Огай уже изучил его, как свои пять пальцев. — Во-первых, у меня есть для тебя деловое предложение. Во-вторых, я хочу, чтобы ты рассказал мне, что между вами двумя опять произошло. — Деловое предложение? — второй вопрос Чуя решил пропустить мимо ушей. — Коё на днях поедет на конференцию, где должна будет решать проблемы с иностранцами. Ты… Можешь услышать там то, что не должно уйти за пределы, понимаешь? — Мори положил подбородок на свои переплетенные пальцы и посмотрел прямо на пасынка, который лишь коротко кивнул, — Ну, замечательно. Остальное обсудишь с матерью. А сейчас, расскажи, что у вас опять случилось? — Просто поругались, ничего такого.

***

      Дазай, когда вернулся домой, увидел знакомую пару обуви в прихожей. У него голова пошла кругом. Чуя дома? Может, все-таки решил помириться первым? Шатен скинул сумку на пол и прошел на кухню, надеясь увидеть рыжего там, но за столом находилась лишь Озаки, что кормила малышку с ложечки. Он спросил о брате, на что Коё улыбнулась и указала на дверь в кабинет мужа. Коридор на втором этаже был открытый, как балкон. Парень вздохнул и подошел к чайнику, его недавно вскипятили, поэтому он еще горячий. Достав свою кружку с верхней полки, Дазай засыпал в нее несколько ложек растворимого кофе, возиться с кофемашиной было лень. Добавил сахар, залил сливками, так как молоко уже кто-то выпил, нужно сходить и купить. Домашние на него всегда смотрели странно из-за таких вещей. Для Мори было дикостью добавлять что-то в кофе, особенно сахар. Мужчина предпочитал только крепкий черный кофе без каких-либо добавок. Озаки же жаловала только зерновой, а растворимый не признавала от слова совсем, считая это отвратительной синтетикой. Как только Дазай сел за стол, прихватив к кофе творожный сырок со сгущенкой, послышался скрип двери кабинета Мори. Чуя спустился не сразу, судя по звукам он зашел в свою комнату и что-то взял, может, переоделся. Осаму подумал о том, что, может, старший решил остаться сегодня здесь? Но, нет. Достаточно быстро парень спустился по лестнице, и, не заходя на кухню, пошел в прихожую. — Даже не пообедаешь? — Коё одним жестом попросила младшего присмотреть за малышкой, а сама пошла за сыном, — Смотри, какой худой стал! Ю-чан тебя совсем не кормит! — Коё, на самом деле очень переживала за состояние и своего родного сына. Чуя с их последней встречи очень похудел и выглядел достаточно уставшим, словно работает в шахтах, а не учится и перебирает цветы. Она как-то намекнула, что, может, стоит пока повременить с работой, и что он очень рано решил съехаться со своей девушкой и жить отдельно. Накахара был непреклонен, он уверен, что поступает верно. Точнее, не совсем уверен. Но матери он об этом ни за что не скажет. — Ма-а-а-ам… — Чуя страдальчески вздохнул и надел свою кожаную куртку, — Я спешу. — Аккуратнее.       Дазай долго думал над тем, стоит ли вообще выходить сегодня из дома. Да и вообще стоит ли? Зачем ему пытаться что-то сделать ради человека, которому, судя по всему, плевать? Но он не верил в это. Чуе просто не может быть на него плевать, после того, что между ними вообще было, он ни за что не поверит, что ему на него все равно. Даже под дулом пистолета. Но, на данный момент, он не мог понять своего брата. Что его может держать рядом с этой девицей? Даже если она расскажет все полиции, пойдет, как соучастница, ей же это будет хуже. За этим стоит точно что-то большее, о чем Чуя не хочет рассказывать. Или, может, рыжий, правда, хочет усидеть на двух стульях одновременно? А еще, если раньше Дазай мог спокойно, следить за передвижениями старшего брата через социальные сети, через его друзей, их истории в инстаграме, то сейчас совсем тихо. Никаких зацепок. Он даже не знает, где находится его брат, и точно ли он на курсах или на работе. Куда он спешит каждый день после занятий? Боже, Осаму, ты на самом деле ведешь себя как школьница.       Уснуть ночью не получилось. В голову лезли странные мысли. В итоге, когда солнце встало из-за горизонта, парень сел за компьютер и взял несколько заказов на обработку фотографий. Он не любит преображать чужие работы, так как видел мельчайшие изъяны в работе. Но сейчас ему просто надо было чем-то себя занять. А пока он работает со слоями, с масками, с «Гауссом», на телефоне открыт диалог в инстаграме с братом, который был в сети двадцать два часа назад. Чем, он, мать его, занимается целыми днями? Очень интересная мысль посетила каштановую голову. В средней школе, когда Осаму надо было найти информацию на человека, он за ним просто проследил. Что мешает ему проследить за родным братом? Посмотреть, чем он живет, как проходит его день. Может быть, он узнает что-то, что Чуя скрывает.       Весь учебный день шатен находился рядом с братом, но в тоже время на расстоянии, чтобы не было никаких подозрений, да и расписание, очень удачное. Они на одном этаже весь день. Единственный минус это, конечно же, Юан. Дазай подумал, что ей нынче гормоны по мозгам ударили. Она флиртовала просто с каждым, обнимая при этом своего законного парня. Чуя на это вообще никак не реагировал, будто так и должно быть. Ширасэ, который прописался в этой компании, как ее законный член, спросил рыжего, не ревнует ли он свою даму. На это Чуя ответил, что у него здесь нет конкуренции. — Вот это самооценка… — присвистнул Ширасэ, допивая колу из баночки, — Кстати, смотри, что мне папаша подарил! — парень достал из кармана школьных штанов нож-бабочку и покрутил его, как бы показывая свою ловкость. — Забавно, — единственное, что сказал Накахара, не слушая дальнейшие разглагольствования друга. А когда прозвенел звонок, поспешил удалиться в класс, говоря что-то про недосып и желание покурить.       Осаму отпросился с последних пятнадцати минут урока, чтобы проследить, куда поедет его брат. Юноша заранее вышел с территории школы и спрятался за углом так, чтобы все еще видеть остановку, на которую обычно бежит рыжий после занятий. В коем-то веке шатен смог разглядеть номер автобуса, на котором едет его старший брат. Этот маршрут направляется прямиком в центр. На самом деле, Дазай не то, чтобы не верил своему брату, но школьника вряд ли возьмут на работу в центре. И из-за этого в темной голове поселились сомнения. Парень скептически посмотрел на маршрут этого общественного транспорта и, еле успев, смог незаметно залезть в салон через задние двери. Он спрятался в толпе обычных офисных работников, курьеров, так, чтобы его не заметили. Рыжего чуть-чуть не задавили. Его рост немного не дотягивает до среднего роста обычного японца. Дазай вспоминал, как они ехали на море и обратно. Эта неделя была одной из самых лучших в его жизни. Самая лучшая, конечно же, та, в Париже, он ни капли не жалеет, что поехал тогда.       Работа Чуи находилась не то, чтобы в самой заднице. Она находилась в заднице задницы. Дорога до нее, от конечной остановки, была длинной и проходила через какой-то парк. Шатен проклинал все, потому что жаркий сезон в самом разгаре, и, естественно, насекомые давно выползли из своих норок, а их он ненавидел всей душой. Когда-то в детстве один небольшой паук довел его до истерики. Сейчас он реагирует не так ярко на это. Он помнит свою галлюцинация, когда по руке ползали тараканы, он даже сквозь бинты чувствовал эти маленькие мерзкие лапки, хотелось их убрать, но он понимал, что просто не сможет, это ведь галлюцинации. Это все плод его воображения, так же, как и мать, которая давно мертва, его маленькая копия и библиотека со странным библиотекарем — это все плод его воображения. Ему проще думать, что он находится в каком-то помещении, а материал в его голове структурирован. Проще думать. И он так не любил, когда этот материал путался, рушился, когда книги, в которых написано про какого-то человека, или просто небольшие отрывки, истории, находились не на своем месте. Во время дороги он не раз погружался в атмосферу этого мрачного заведения с библиотекарем и маленьким мальчиком, который никак не может расстаться со своим плюшевым зайцем. В итоге они вышли из парка.       Перед карими глазами предстала очень красивая улица с большинством количеством ярких вывесок и пестрых витрин. А еще здесь не ездили машины. Между двумя улицами находился широкий тротуар, по которому шли пешеходы, иногда присаживаясь на лавочки, расставленные здесь. Никто не смел мусорить, ведь мусорных баков было вполне себе достаточно, и они были не просто пластиковые, и не просто для вида стояли. Они представлены в виде декоративных бочек. Какие-то были железные, какие-то деревянные. Каждая из них была разукрашена по-своему. Высокие фонарные столбы стояли, наверное, на каждом метре, а в преддверии летнего фестиваля все уже было украшено яркими разноцветными гирляндами, что лентами были развешаны от фонаря к фонарю, в виде странного плетения.       Накахара дошел до середины этой улицы и свернул налево. Шатен замер на месте, вглядываясь в окружение. Снаружи место работы его старшего брата выглядело очень красиво и эстетично. Витрина была выставлена искусственными цветами и газоном, работники позаботились и сделали букеты, выставили их, а сама композиция напоминала картину. Будто это большое цветочное поле, за ним водопад, сделанный из нежно-голубых и синих цветов. Сверху, на витых из лиан качелях сидел маленький светлый ангел. У него большие крылья с белоснежными перьями. Над головой, как и положено, золотистый нимб, который светится. У божьего создания прекрасные голубые глаза и золотистые вьющиеся волосы. На ангелочке белая пижамка с нежно-розовым кружевом, а на одной из голеньких пяточек сидит божья коровка. На импровизированных полках стояли зверюшки сделанные из искусственных цветов, хотя некоторые, кажется, из живых. Это были и коты, и зайцы, и медведи, на любой вкус. На другой стороне витрины видно работы из живых цветов. Они стоят в красивых разноцветных вазонах на железной витой стойке, сделанной в виде ступенек. Чем выше стоит букет, тем он крупнее. Осаму обратил внимание на цены и, кажется, понял, что значит «центр города». Над входом висела яркая вывеска, из светодиодов, а сама витрина снаружи была прикрыта сверху полосатым козырьком, на котором висели замечательные круглые фонарики. Край козырька обвит лианами, вперемешку с гирляндами.       Дазай подумал, что на улице сидеть будет очень не комфортно, поэтому сейчас искал место, где проведет ближайшие часы, наблюдая за старшим братом. На лавочке, прямо напротив входа, не годится. Его сразу же заметят, да и ближе к вечеру будет холодно. Он увидел кофейню, что очень удобно находилась, относительно цветочного салона. Шатен сразу же зашел внутрь. Это очень светлое помещение. Длинная стойка сделана из светлого дерева, и снаружи украшена восьмиугольниками, которые были сделаны в виде объемной картины, словно медовые соты. Прямо напротив стойки, где находились бариста, стоял длинный высокий стол, тоже из белого дерева, с такими же высокими стульчиками, а на сиденьях мягкие подушки персикового цвета. Чуть поодаль от этого стола находился длинный белый мягкий диван, но его занимали подростки, которые очень любили, судя по всему, проводить здесь время. Дальше находился зал, сделанный в светлых тонах, на стенах висели современные картины и фотографии, качество которых парень оценил. Столики были покрыты лаком, но прежде белой краской, так показалось изначально. Но потом, когда тонкие пальцы коснулись столешницы, Дазай понял, что они металлические, а не деревянные, хотя стулья у каждого столика были плетеные. Странное сочетание. На потолке, вместо скучных люстр, висели разные декорации в виде завитушек, кругляшков и просто гирлянд, а освещение осуществлялось при помощи встроенных в потолок светодиодов. На противоположной стене, где не было ни одного окна, висела длинная черная доска, на ней мелом написано все меню и нарисованы разные рисунки. В самом дальнем углу помещения находился полностью стеклянный стеллаж, внутри него стояли пакетики кофе, судя по всему, от производителя, который спонсирует данное заведение.       Окно, столик у которого Осаму занял сразу, выходило прямо на улицу, напротив можно было видеть цветочные витрины, готовые работы, самих работников магазина. По началу он не понимал, чем Накахара может так долго заниматься на такой скучной работе. А потом просто достал фотоаппарат. Люди выходили с такими прекрасными работами. Причем, каждая была очень своеобразной, подходила именно покупателю. Чуя даже иногда просил показать фотографию того, кому будет подарен букет или композиция. Дазай поражался ловкости рук брата, когда приходилось скреплять ножки цветов на очень большом букете из, кажется, сто одной розы. Рыжий очень умело вставлял в букеты зелень, поправлял бутоны цветов. Шатену казалось, что этот человек занимается совсем не языками, а с рождения флористикой. Даже уже взрослые флористы поражались, можно сказать, новичку и даже не осуждали и не поправляли. Дедовщины, как таковой, не было. Все очень дружелюбно относились друг к другу, и когда Чуя попросил девушку с ресепшена сделать ему чай, или хотя бы принести воды, она улыбнулась и сделала это. Даже без каких-либо возражений. Он быстренько промочил горло и приступил дальше к работе, доставая из коробки несколько пачек цветов и принялся их обрабатывать. Но вскоре пришли клиенты, которых скинули на юношу, который, впрочем, не против. Шатен, найдя идеальный угол, смог поймать фигуру брата в кадр и сделал пару снимков, а затем проверил, как получилось.       Приближение на камере работает просто замечательно. Не так четко, как хотелось бы, но небольшое размытие придает изображению немного волшебства. Чуя стоит у рабочего стола и, улыбаясь, отдает работу. У него в руках пышный букет из лилий. К ним он не побоялся добавить бордовых ягод гиперикума. Лилия в данной работе — основной цветок, поэтому других акцентов быть не должно, но внимание привлекают пушистые ветки альстромерии, похожие на маленькие бутоны, отходящие от самой лилии. Чтобы закрыть голые стебли, Чуя решил использовать воздушные ветки гипсофилы, придающие работе легкости и нежности. Из упаковки только прозрачная глянцевая пленка, чтобы было проще везти, но над декором ножек парень поработал. Бант был очень пышным и красивым. На фотографии Накахара улыбается, отчего в уголках глаз появляются морщинки, слабо уловимые объективом камеры. Рукава черного свитшота он закатал до локтей, чтобы не мешались во время работы, а кисти обтянуты черным латексом, как и у остальных флористов. Талию подчеркивает фартук, завязанный на ней, он длиной до колена. Ниже, если поработать в фотошопе, можно разглядеть укороченные черные джинсы и оголенные щиколотки, а также кожаные лоферы. Скорее всего, в данном заведении собственный дресс-код, потому что, насколько Осаму знает своего брата, он бы надел любимые «энки» и спортивные штаны.       Дазай сидел так до позднего вечера. Он наблюдал за тем, как флористы потихоньку уходили с работы, а его брат оставался один в салоне. Но Чуя, на удивление, не терялся. Он очень быстро справлялся с заказами. Парень гордился братом, его целеустремленностью, терпением и умением доводить дело до конца. С лица не сходила легкая улыбка. Сейчас ему хотелось просто прийти туда, сказать, что ему нужны цветы для самого замечательного человека, посмотреть на реакцию старшего и улыбнуться от того, что на душе станет тепло.       Чуя часто смущался, когда Дазай говорил что-то подобное. Он помнит, как у Чуи покраснели уши. А он всего лишь сказал о том, что ему нравятся его глаза. Такой, казалось бы, обычный комплимент, но вызвал столько эмоций. А Дазай потом продолжил, смущая брата еще сильнее. Он говорил о том, как любит его, иногда шутил, а потом снова становился серьезным, говоря, что обожает рыжего. Осаму никогда бы не подумал, что такие простые вещи, как поцелуй в поясницу, объятия перед сном, могут вызвать такую реакцию у Накахары. Но его хотелось смущать.       По началу Чуя кажется очень грубым человеком, который не расскажет тебе о том, что у него происходит на душе, будто ему на самом деле чужды какие-то романтические вещи из серии: целоваться весь сеанс фильма на заднем ряду. При первом знакомстве Накахара может показаться злым и высокомерным, может, слегка агрессивным. Но если узнать его получше, то он окажется очень романтичной натурой. Кофе в постель, поцелуи в лоб и в щеки, парные браслеты и кулоны — это все его конек. Хотя Накахара, по хорошему, доминирующая половина. Он, конечно, может сыграть роль пассива, еще и удовольствие от этого получить, но вести игру у него получается намного лучше.       Но, иногда, даже таким сильным людям, нужно почувствовать себя любимыми и нужными. Человек может показывать, какой он сильный и независимый, но каждому из нас хочется, пусть не каждый день, пусть не всегда, в нужный момент прийти к дорогому сердцу человеку, просто упасть в его объятия и молчать. Так, чтобы твое молчание поняли. Прийти к тому, кто тебя не осудит, даже если ты враг всего мира. Сильные тоже иногда могут сломаться. Могут устать. Это совершенно нормально. Сильным людям тяжело, потому что все считают сильными, а большинство людей боится разочаровать окружающих. Боятся, что их осудят. Это ведь, на самом деле, идет с самого детства. Когда ты ошибаешься один единственный раз. Когда видишь, как твои одноклассники смотрят на тебя, когда ты не находишь поддержки даже в лице преподавателя. Ты понимаешь, что ошибаться просто нельзя. Или говорить о своих ошибках, ведь потом это выйдет боком. Именно поэтому быть сильным ужасно. Сильные тоже боятся. Сильными не рождаются, ими становятся. Путем закаливания характера. — Дружище, ты чего снимаешь? — К Дазаю подошел высокий парень в бордовой рубашке. Бариста. Шатен решил рассмотреть наглеца. У него темные прямые волосы, убранные от лица ободком, а вот виски выбриты, каким-то странным рисунком. Дазай никогда не понимал такие прически, это выглядит странно. Сверху волос много, а снизу кот наплакал. У этого юноши не японская внешность, он больше похож на корейца, может, на итальянца. Процесс метисации его не обошел. А еще у него интересные глаза. Гетерохромия, которую не заметишь, если не приглядываться. Чаще всего у людей разные цвета радужки на двух глазах, а у этого парня на одном. Радужка слева имеет голубоватый оттенок, а потом переходит в темный, почти черный, — Тебе что-то надо от моего друга? — Если ты про Чую, то это мой брат, — таких друзей у старшего Осаму не помнит. Сколько еще он не знает о нем? — А фотография — это мое хобби. Он не против. — Ну, смотри, парень, — бариста улыбнулся, кажется, не поверил, но конфликтовать не хочет, — Если ты решил ему поднасрать, то не советую. — Это угроза? — Дазай был спокоен. Его даже забавляло это. — Дружеский совет, — бариста слабо кивнул и ударился, забирая пустую чашку кофе со стола.       Дазай продолжил наблюдать за братом. Время уже близилось к десяти вечера. Осаму уже устал ждать. Сколько можно возиться с этими цветами? Почему так долго? Ему уже не терпится поговорить с Чуей. Просто услышать его голос, который, скорее всего, обматерит и не на одном языке. Но просто хотелось. Он ковыряет уже третий аффогато за день. Шарик ванильного мороженного успевает растаять, пока Осаму листает получившиеся за сегодня фотографии. Когда в чашке находится просто холодный кофе с молоком, шатен вздыхает и отпивает. И, все-таки, здесь вкусный кофе. Надо запомнить это место и как-нибудь прийти сюда с Чуей. Он знает, что брат предпочитает что-то странное, смешивание вкусов, чтобы там сразу было и сладкое, и горькое, может быть, даже кислое. Дазай, помнит, что в Париже Чуя брал медовый раф. Для него это было чем-то вкусным, но Осаму казалось чем-то на грани извращения. Как можно добавлять мед в кофе? Как? Если, допустим, капучино он мог понять, то, тот же латте макиато, для него казался чем-то космическим, какой смысл добавлять взбитые сливки к напитку, в котором уже есть молоко? Что за ударная доза лактозы. А вот всякие посыпки и добавки — пожалуйста. Еще ему казалось странным добавлять алкоголь в кофе. Это же такой удар по сердцу и печени!       Беда не приходит одна. Дазай дергается, когда напротив садятся. Он смотрит на наглеца и замирает. Ну только не это. Ну почему? К нему подсела самая говорливая девочка с его класса. Её, чаще всего, просто не заткнуть. Она говорит просто обо всем, будь то погода, или недавние события. Она красивая, не поспоришь, но вот ее манера тараторить все портит. Девушка всегда собирала свои пепельные волосы в высокий хвост, который даже в собранном виде кончиками доходил до поясницы, а на макушке каждый раз торчала новая милая резинка. Она очень любила стрелять своими зелеными глазками, которые напоминали два изумруда, и прятались за пушистой линией угольных длинных ресниц. Они контрастировали с загорелой кожей, отчего выглядели более выразительными. Она ростом, наверное, ниже Чуи. Как-то на физкультуре он стоял с ней в паре, когда занимались волейболом, и ему было сложно контролировать высоту мяча, когда напротив такая малышка. — Дазай-кун, а ты чего тут один сидишь? Как день прошел? Что снимаешь? — говорила она быстро, шатен не мог разобрать и половины слов.       Момо, именно так звали ее, продолжала говорить, даже не обращая внимания на то, что ее, в принципе, не слушают. Дазай молился всем богам, чтобы она поскорее ушла и не испортила все окончательно. Тяжело общаться с человеком, с которым ты не хочешь, но приходится, потому что иначе будут проблемы в лице одноклассников. Если он скажет ей уйти, то слезами затопится все заведение. Не смотря на ее говорливость и невнятную речь, эту девушку очень ценят в классе. Может, потому что она одна не пытается казаться кем-то, кем не является.       Дазай таких не любил. Слишком настоящие, слишком открытые. До такой степени, что не веришь, от слова совсем. Если остальным ты можешь, в какой-то степени, доверять, зная об их масках, так спокойнее. Ведь, когда ты четко знаешь, что это ложь, это не настоящий человек, не боишься увидеть чью-то оголенную душу, которая может показаться не такой уж хорошей, какой хотелось бы увидеть ее. Дазай знал, что даже Чуя с ним не полностью искренен. Он прячет от него какую-то часть себя, причем делает это очень усердно. Осаму долго пытался понять, что именно в себе подавляет его брат, но никакой логике это не поддается.       Осаму посмотрел на цветочный салон и ужаснулся. Он закрыт. Сколько времени Момо моет ему мозги какими-то бредовыми разговорами? Колокольчик, что висит над дверью, прозвенел. Дазай не обратил внимания на пришедшего человека, зато на него очень даже обратили. Чуя удивился, когда краем глаза заметил знакомую спину, а затем миленькую девчушку, сидящую напротив. Ну, а что он хотел, собственно? Дазай предложил расстаться, они, судя по всему, расстались. Никто ничем не обременен. Оба имеют право начать новые отношения или, как в случае с Чуей, продолжить старые. В груди закололо, а к горлу подступил ком. Но волнения показывать нельзя. Не здесь и не сейчас. Впрочем, сам виноват, что довел до такого, если бы не твоя гордость, Чуя, то все могло развернуться совсем по-другому. И на месте этой девушки мог быть ты. Но ты выбрал тернистый путь, через самую задницу. Кто бы сомневался. Наверное, ты, Накахара, все-таки мазохист. Рыжий, закусив щеку изнутри, прошел к стойке, за которой стоял его друг-бариста. — Добрый вечер, Накахара-кун, что будете сегодня брать? — бариста улыбнулся пришедшему и развернулся к нему на пятках всем корпусом, облокотившись руками о столешницу, на лице парня доброжелательная улыбка, а глаза сияют. Он очень любит, когда Чуя приходит за кофе. Рыжий ни капли не «душный», знает, что ему надо, а что нет, и поговорить можно о всякой ерунде, пока готовишь кофе — Как обычно бичерин? Блек-ай? Или раф? — парень явно знает, что предложить этому клиенту. — Раф. Лавандовый. И вафли венские, с земляникой и взбитыми сливками. И парочку круассанов закинь, разных. — Чуя готов поклясться, что за его спиной кто-то очень сильно подавился и сейчас издает звуки умирающего от туберкулеза осла. — У кого-то был тяжелый день? — бариста ловко справлялся с кофемашиной и, когда кофе полилось в емкость, парень отошел к холодильнику и, взяв щипчики, подцепил несколько вафель, и в отдельный пакетик положил ягодный мешочек с вишней. Чуя хотел что-то возразить, но его сразу же перебили, — Это лично от меня, и никаких возражений не принимаю, — брюнет положил бумажные пакеты с выпечкой на стойку, а затем, направился к другой витрине, набирая уже круассаны, — С таким набором я, честно, удивлен, что не блек-ай сегодня, дружище. — Не то слово. Как обычно одни иностранцы повалили, а мои коллеги говорят на ломанном английском и, чаще всего, ничего не понимают, — Чуя вздохнул, чувствуя, как спину прожигает взгляд карих глаз. За столько лет он уже научился чувствовать это, а особенно подтекст. Но ему, на данный момент, нравилось его бесить. даже улыбка на лице засияла, — Если бы я не планировал завтра отоспаться, то взял бы именно его. Занятия завтра во вторую смену, так что утро планирую провести в постели. — С Юан-тян? — У нее с утра занятия начинаются, — Накахара уже представляет, как проведет утро в тишине, в горе подушек и в объятиях большого пухового одеяло. Хотелось бы, конечно, чтобы обнимало не только одеяло, но, как говорится: «Мало ли, что ты хочешь». — Накахара-кун, у меня к тебе будет просьба, как к другу, — бариста замялся, но руки ловко наливали молоко в стаканчик для кофе, причем большого размера. Он часто делал другу кофе больше, чем он заказывал, — Ты говорил, что по поводу репетиторства можно обращаться к тебе, — парень закусил губу. — Да, конечно, тебе нужна помощь? — Накахара, наверное, никогда таким альтруистичным не был. Прости, друг, эти все милости ради того, чтобы позлить вон того юношу за столиком у окна. Ему, на самом деле, только сидеть и объяснять кому-то грамматику для полного счастья не хватало. — Моя младшая сестра, по дурости, выбрала французский и, — вообще прелестно, Накахаре только тян в учениках не хватало, — В общем, может не сдать семестровый контроль. Можешь с ней позаниматься, пожалуйста? За плату, конечно, — бариста, поняв, что наличных не дождется, достал аппарат для безналичного расчета. — Да, без проблем, напиши тогда. — Накахара оплатил заказ картой и, взяв кофе и пакет с выпечкой, бодрым шагом направился прочь. Он третьим глазом, если не пятым, чувствовал, как на него смотрит младший. И откуда в тебе, Чуя, сколько злости? И к чему? К тому, что Дазай сидит в кафе с девушкой? Ладно, красивой девушкой.       Дазай старался держать себя в руках. Он терпеливо слушал милую беседу Чуи с этим парнем. Последней каплей стало согласие на репетиторство. То есть, он хочет сказать, что пойдет домой к этому парню, будет заниматься французским с его сестрицей за какую-то «плату»?. Это не в какие рамки. Все-таки Осаму очень ревнивый человек.       Говорят, что ревность идет из неуверенности в себе. Да, он не уверен в себе. Из-за своих же шрамов, которые нанес себе сам. И каждый раз, когда снимает с себя бинты, продолжает ненавидеть свои руки. С этими полосами они кажутся еще уродливее. Из-за того, что выпадает периодически из реальности, чем пугает окружающих, а больше всего Чую. И не может ему сказать о том, где находится все это время. Из-за того, что вот такой вот он. Он может сказать, что ненавидит себя и свою жизнь еще с самого детства, такой неуклюжий, иногда не знающий, что сказать, со странными наклонностями. Иногда он думает, что есть кто-то лучше, чем он. Намного лучше. И, если быть честным, скрипя сердцем, он отпустил бы любимого человека к тому, с кем, по его мнению, ему будет лучше, если, конечно, Чуя сам этого захочет. Но Дазай не считал, что старшему брату будет лучше с этой девкой. Она его погубит.       Шатен попрощался с одноклассницей, которая все не прекращала болтать и, стараясь не подавать виду, вышел на улицу, осматриваясь. Он понятия не имел, в какую сторону пошел его брат. В темноте все-таки видно плохо, а из-за ярких вывесок щиплет глаза. Взглянув на право, дорога к метро, Дазай заметил знакомую макушку. Осаму прибавил шаг, а потом перешел на бег. Какого черта Накахара на своих коротких, по сравнению с Дазаем, ногах, успел уйти так далеко? Младшему становилось прохладно, ведь на нем только бежевый легких свитер без горла, рукава которого закрывают большую часть кисти. Поверх него свободный легких длинный пиджак цвета хаки. От прохладного вечернего воздуха жгло носоглотку. Ноги у него почему-то не мерзли на улице, а вот пальцы рук и нос постоянно.После бега на такую короткую дистанцию он запыхался. Юноша на секунду прикрыл глаза и потерял свою цель. Чуя будто растворился. Дазай, со своей высоты, долго пытался найти рыжую макушку, что мелькала в толпе совсем недавно, но не смог. Она куда-то пропала. Дазай упустил свою цель.       И он не знает адреса съемной квартиры, в которой живет Чуя. Он не знает, на какую станцию сейчас поехать, чтобы догнать его. А кто знает? Он плюхнулся на первую попавшуюся лавочку и глубоко вздохнул. И что прикажете делать? Чуя, наверное, подумал о нем не то, что должен, мол, уже развлекается с девицами, когда они несколько дней назад как бы расстались. По сути, только поругались. Расстались ли они вообще после этого случая? Наверное, можно сказать, что да, но хочется верить, что нет. Такое странное совпадение. Будто весь мир против, а судьба-хулиганка ставит подножки, лишь бы помешать им.

Этот день пойдет в список «Самые отвратительные дни в жизни Дазая Осаму».