Когда я вырасту.

      Самое обидное, это когда учебные дни приходятся на хорошую погоду и разгар теплого сезона. Не хочется вставать рано, чтобы идти на занятия, успеть собраться, а потом сидеть на занятиях, слушая лекции по предметам, которые тебе не пригодятся в жизни. От слова совсем. Вы часто пользуетесь знанием теоремы Пифагора, может, вы задумываетесь, что, когда бросаете сахар в чай или кофе, происходит гидролиз глюкозы? Ах, наверное, вы часто думаете о том, что ваше каланхоэ выделяет кислород, но не потому, что человеку это нужно, а просто потому, что это ее продукт обмена, ненужное вещество. Но всю жизнь твердят, что образование нужно. Оно тебя прокормит, сделает из тебя человека. Тогда, получается, без образования, ты не человек? Так, если подумать, мы стремимся получить образование, чтобы нас признали в обществе чем-то большим, чем сложную систему органов, которая контролируется двумя килограммами нервных клеток, что находятся в черепной коробке, а также небольшими горстями желез, благодаря которым мы имеем представление о том, кто мужчина, а кто женщина, правильно ли происходит развитие и так далее.       Дазай знал изначально, что пойдет в старшую школу, которая, по сути, не являлась обязательной. Он примерно представлял, что три года уйдут на углубленное изучение новых и не очень предметов. А еще он будет чаще пересекаться с братом, потому что выбрал именно ту самую школу, в которой Чуя уже второгодник. За последний год Осаму сильно вытянулся, сформировался. Теперь он больше похож на красивого юношу, хорошо сложенного, а не на угловатого подростка-дистрофика. Он шутит над Накахарой, что тот остановился в развитии, так как единственное, что в нем изменилось — длина волос. Ребята последнее время, конечно, не ладят, но это больше похоже на соперничество, чем на ссору и взаимную ненависть. Чуя перестал воспринимать подколы брата за чистую монету и теперь просто часто игнорирует их, а по-хорошему, вообще старается избегать нахождения дома. У него сейчас работа, поиск съемной квартиры и учеба. Дазай же совершенствует свои навыки фотографии, но больше не рискует сближаться с моделями. Он берет заказы в интернете, не только на съемки, но и на фотошоп уже готовых работ. И, к слову, для школьника зарабатывает неплохо. На сайте он быстро прославился, как один из «самых оригинальных» авторов.       Сегодня первый день в новой школе. Осаму сначала думал, что пойдет вместе с братом, но Чуя ушел рано, даже не к первому уроку, а к минус первому. Кое давно смирилась, что на сына завтрак готовить не стоит, что придет он только для того, чтобы выспаться, может, постирать одежду. Зато теперь больше времени уделялось Дазаю, который, скажем так, немного в шоке. У него никогда не интересовались, как дела в школе, нужна ли помощь с чем-то. А больше всего его удивил вопрос Озаки о подарке на День Рождения. Осаму сначала был настороженным, словно котенок, который с рождения встречается носом с ботинками прохожих, а тут ему дают тепло и заботу. Особенно странным для него было что-то материнское, ведь он не помнит даже лица своей матери, не то, что прикосновений, если она вообще касалась своего ребенка. Может, у Кое сейчас гормональный фон настроен на «детей», но за пару месяцев парень даже привык, что утром на столе стоит завтрак и бенто, а в чайнике кипяченая вода. А сегодня ему уделил внимание даже отец. Мори говорил что-то о репутации, спокойствие и, кажется, удаче. Осаму улыбался уголками губ, когда Кое пожелала хорошего дня. Из дома он вышел в приподнятом настроении, которое для него редкость. Но недолго он радовался. По дороге к школе его успели толкнуть, наступить на ногу. А еще он вспотел. Солнце даже утром жарило очень сильно, черная форма только усугубляла все. А потом настроение испортилось совсем.       Для Осаму всегда казалось странным, когда в аниме и дорамах парочки прячутся за углом, в подсобках, на крыше, чтобы предаться любви. Но сейчас он понял, что такой сюжет высосан не из пальца, и это, похоже, стандартная ситуация. Если встать под правильным углом, то можно заметить, что в тени здания стоит две худые фигуры. Одна из них — невысокий рыжий парень, волосы которого собраны в высокий хвост, белая рубашка расстегнута на первые две пуговицы, синий галстук небрежно завязан, а красный пиджак с плечиками висит на плечах, как накидка. Он одной рукой опирается о каменную стену так, что можно разглядеть разбитые костяшки пальцев, а другой сжимает тонкую талию девушки, что вжимается лопатками в холодный бетон. Розовые волосы убраны от лица голубым ободком. У нее на веках бежевые шиммерные тени и тушь, удлиняющая ресницы. Блеск с губ девушки давно перешел на губы парня, который вовлек ее в недетский поцелуй. Она переместила тонкие руки на лицо рыжего и углубила поцелуй.       Шатен смотрел на это темным взглядом. В груди появилось ощущение тяжести, а затылок опустел. Он находил это мерзким. Казалось бы, что такого? Тем более, парочка спряталась в тени высокого здания старшей школы. Их, казалось бы, никто и не видит, если не приглядываться, но все же есть на свете внимательные личности. Осаму сморщил нос, когда Чуя провел ладонями по бедрам девушки, поддевая пальцами белые чулочки. В своих мыслях Дазай проклял Юан еще сто раз. Она вызывала у него стойкую ненависть с самой первой встречи. Даже не встречи, а с того момента, как он почувствовал на своем брате запах ванильных духов. Что люди находят в таких пустышках? Красоту? Её можно смыть водой. Тело? Через пару лет оно перестанет быть таким. Характер? Это вряд ли, такие как она никогда не бывают простыми, они чаще всего очень капризные, эгоистичные, лицемерные. Душа? Может, не стоит судить книгу по обложке, и у Юан настолько прекрасная душа, что, если узнать ее получше, можно на всю жизнь влюбиться. Дазай выдохнул носом, успокаиваясь. Пальцы сжали ручки сумки. Он двинулся к главному входу, напоследок заметив, как Накахара по-хозяйски шарится в трусиках девушки.       Первый день был не то что плохим, он стал худшим в жизни Осаму. Он, конечно, знал, что хорошо выглядит, что сегодня не похож на восставшего из мертвых, но такое обилие людей вокруг него раздражало. Но надо держать планку. Он флиртовал буквально с каждой подошедшей к нему школьницей, зачем-то взял у некоторых номер телефона и обещал позвонить. Даже девушки более старших классов не обошли его стороной. А вот рыжей макушки в коридорах он не видел от слова совсем. А хотелось бы. Он готов был выслушивать любые оскорбления в свой адрес, лишь бы уйти от шумных одноклассников. Раньше его не трогали из-за общения с Акутагавой, боялись, что заразятся, но в этом году они не попали в один класс и Осаму этому не рад. Рюноскэ спас его только на большой перемене, когда предложил «семпаю» пообедать вместе.       Как же хорошо в тишине. Дазай сидел на крыше, на самом краю, свесив ноги вниз. Дул приятный ветерок. Каштановые пряди развевались на ветру и лезли в глаза, путались в пушистых ресницах. Где-то вдалеке пели птицы, но это можно было услышать только прислушавшись. Вообще, если закрыть глаза и ориентироваться на слух, можно уловить даже шуршание одежды. На заднем дворе школы раздался заливистый смех. Смеялся парень, возможно, с последнего года. У него был очень грубый голос. Осаму открыл глаза и посмотрел вниз, где, кажется, сейчас будет драка. — Эй, принцесса, а где твои сиськи? — это был высокий юноша, по телосложению гиперстеник. Волосы коротко стриженные, под ноль-пять. Он смотрел под козырек, где находятся скамейки. Кого-то сейчас будут бить, может, травить, но это не точно, — Эй, ты, — голос парня стал злее. Его игнорировали и это бесило, — Немой что-ли, коротышка? — Тебе дорогу нахуй показать? Сам-то не найдешь. Увы, топографический кретинизм не лечится, скажу так. — Знакомый голос. Дазай напрягся и попытался увидеть, что происходит под козырьком, — Нахуй - это туда. — Ах, ты, ублюдок, — послышался треск. Кажется, деревянную лавочку проломили. Юан икнула, но никуда не отошла, — Берите телку, я с ним разберусь. Приперся такой весь умный. Принцем себя почувствовал? — Как же ты меня заебал, — Чуя взял Юан под локоть и повел подальше. Рыжая голова, наконец, показалась из-под козырька. Он выглядел более собранным. Пиджак надет, галстук завязан идеально, рубашка заправлена в брюки. Не скажешь, что этот человек вообще похож на того, кто может браниться. В поясницу рыжего упирается тяжелая нога размера эдак сорок пятого и толкает парня вперед. Чуя падает лицом в землю. Старшие смеются, оскорбляют за внешность и рост, а Юан пытаются утащить. — Ну, все, сука, ты меня достал.       Чуя поднимается на ноги. Кожа на подбородке повреждена, а с раны сочится небольшое количество крови. Парень скидывает с себя пиджак и ослабляет галстук. В один момент подлетает к старшему в ударяет поленом тому в ребра. Рыжего хватают за ногу, сжимая крупной ладонью голень. Чуя зашипел, а затем, подпрыгнув, ударил коленом по носу противника, который сразу схватился за ушибленное место и взвыл. Это точно перелом. Хруст раздался, наверное, на всю вселенную. Осаму даже самому стало больно. В голубых глазах гнев. Они блестят, брови сведены к переносице, он скалится. Рыжий берет голову оппонента и ударяет коленом о лоб с такой силой, что парень закричал. Друзья не оставались в стороне. Один из них пытался привести в чувство друга, а другой полез на Накахару, о чем пожалел. Его схватили за руку и опрокинули на спину, парень пролетел по воздуху над Чуей. Как говорится, «на прогиб кинул». Чуя спрятал руки в карманы и замахнулся стопой над лицом дезориентированного противника. Но Юан подбежала и обняла рыжего, говоря что-то на ухо. Накахара рыкнул и просто пнул противника по затылку и, когда уходил, наступил тому на пах. — Накахара-сан умеет успокоить, — Рюноске, стоя за спиной Осаму, наблюдал за дракой, которая показалась ему неинтересной. А вот Дазай, кажется, увлекся.       Осаму думал о том, что ему нужно брать с собой фотоаппарат. Ему так нравятся эмоции, которые видит на лице брата. Он видел радость, стыд, застенчивость, интерес, вину, но гнева не видел. Ему так хотелось остановить время, спуститься и разглядеть каждую морщинку на злом лице. Хотелось запомнить в самых мельчайших деталях. Даже движения. Он калечил других людей с такой, как казалось шатену, грацией, будто это прекрасный бенгальский тигр бросается на свою жертву. Он видит брата совершенно с разных сторон уже много раз. Каждый день что-то новое, что хочется оставить только себе и не показывать никому. Осаму подумал, что было бы неплохо запереть Накахару в комнате, из которой он не сможет выбраться, и изучать его. Чтобы знать все о каждой клеточке тела, покопаться в душе, в мыслях.       День был долгий. В старших классах нагрузка больше. Особенно в профильных классах. Дазай выбрал художественно-эстетический, где упор идет на литературу и историю. Он творческий человек, любит читать. Шумную вечеринку он с удовольствием променяет на вечер за книгой. Все интересные ему произведения на родном языке он прочитал, а достать перевод зарубежных авторов достаточно сложно, но, если попросить отца, то желанное произведение окажется в руках минимум к вечеру. Проблема этого профиля была в том, что здесь очень много девушек, которые так и норовят пообщаться и узнать, что же у него под бинтами. А вот парней не много, в классе всего шестеро, включая Дазая. На него смотрят исподлобья уже весь день и, кажется, прокляли миллион раз. Если бы парень, который сидит на задней парте, имел лазерный взгляд, он бы шатена давно испепелил. — Итак, сегодня вы поработаете с раздаточным материалом, а на следующем занятии, которое, к слову, будет послезавтра, вы составите по этому плану ответ. Произведение на ваше усмотрение, но не надо брать что-то сложное, мы только начинаем, — преподаватель литературы Эдогава Рампо был человеком умным, но странным. Он не любил читать лекции, разжевывать материал, который казался ему элементарным. Но, если подойти к нему с вопросом, то с удовольствием ответит, если ты всегда работаешь на уроке и выполняешь домашнюю работу. Он на хорошем счету у директора школы, поэтому иногда позволяет себе есть на уроках, иногда отвлекая учеников шуршанием фантиков, — Работаем, господа.       Осаму смотрел на пятнадцать напечатанных листов. Это был, по мнению учителя, краткий опорный конспект, который нужно знать на зубок. В конце указаны произведения, которые стоит использовать для ответа на следующем занятии. Дазай пробежался глазами по списку и понял, что из авторов не знает ни одного. Но в конце списка оказалась знакомая фамилия, которую он где-то видел. Стендаль. В голове крутится пыльная светлая обложка с темным корешком. Он помнит рисунок розы в центре. «Красное и черное». Он видел эту книгу у брата, но читал Чуя это произведение на языке оригинала. Перевод в интернете найти несложно, но в голове шатена созрел план, который он просто обязан осуществить. Парень ухмыльнулся и закусил губу, начиная переписывать конспект в блоковую тетрадь.

***

      Дома Дазай не мог найти себе места. Он перемещался по дому медленно, о чем-то думая. Коё пыталась узнать у пасынка, что случилось, но тот лишь отмахивался, говоря, что все хорошо. Ему нужен был Чуя. Прямо здесь и сейчас. Хотелось, чтобы по щелчку пальцев рыжий парень оказался на диване. Где он шатается? Часы показывают половину девятого вечера. Будет очень обидно, если Накахара не объявится сегодня. Осаму сел на диван в гостиной и, откинув голову на спинку, прикрыл глаза. Он снова представлял библиотеку. Собственные шаги по кафельному полу раздражали, эхо от них било по ушам. Шатен поднялся на второй этаж библиотеки, где оказалось пусто. Обычно библиотекарь, в лице его же самого, пил чай, сидя на деревянном стуле из темного дерева. Второй этаж служил местом отдыха. Шум с первого этажа не доходил сюда. Иногда парень слышал собственное дыхание, как белая ткань трется об одежду. Здесь темно, свет появится, только если зажечь бесконечную свечу. Она стоит на стеклянном письменном столе. Дазай подходит к столу и касается гладкой столешницы. Она ледяная, даже по сравнению с руками парня. Он садится на кресло, которое появляется сразу, как только о нем подумали. Оно мягкое и удобное, словно сделанное под него. Он моргнул и на столе оказались две книги. Та самая тонкая, с лисой, из нее уже не торчали хаотично листы, они были аккуратно вклеены, бережно заламинированы и переписаны каллиграфическим почерком. Библиотекарь постарался. Дазай отодвинул эту книгу и взял в руки вторую. Эту он никогда старался не открывать.       Серая твердая обложка, корешок полосатый, уголки помяты. Она выглядит старой и больше похожа на блоковую тетрадь. На первом же листе углем нарисовано странное лицо. Оно вытянутое, с неровными глазами и большим носом, губы словно сжаты в тонкую полоску. Волосы, изображенные в виде полос, заходят на лицо, будто стараясь скрыть его, хотя это больше похоже на попытку зачеркнуть. Дазай вздыхает и листает дальше. Почерк отвратительный, строки скачут, а буквы налезают друг на друга, словно писали в спешке, да и к тому же маленький ребенок, который только-только освоил пропись. Закусив губу, он небрежно, не беспокоясь о целостности страниц, листает до середины. Здесь пусто. Но когда костлявые пальцы касаются страниц, появляются совершенно несвязные предложения. Дазай не понимает смысла написанного от слова совсем. Что-то про солнце, волосы, глаза, цветы, кошек и вино.       Парень долго смотрит на исписанные страницы, а затем видит, как сверху капают темные густые капли. Он не удивляется этому. Подушечками пальцев, аккуратно, он проводит по каплям, размазывая их по бумаге. Надежда, что после этого что-то станет понятным, пропадает совсем. Парень проводит окровавленными пальцами по стеклянной столешнице, наблюдая, как красные дорожки остаются на поверхности. Он рисует непонятные узоры, то улыбаясь, то теряя всякие эмоции на лице. Вскоре можно было различить ровный ряд верхних зубов, когда нижние скрыты губой. Там, где должен быть зев, изображен открытый рот, в котором находится оскалившееся лицо. Рядом со странной пастью — странные фаланги пальцев, которые держат небольшой кривой череп. Снизу россыпь точек, про которые Осаму подумал «черви». Он замер, смотря на свое творение, не убирая пальцев, с засохшей на них кровью от стекла. Но вдруг потемнело, кресло пропало, все погрузилось во тьму. — С тобой все нормально? — первое, что услышал Дазай, когда ошарашенно открыл глаза. Грудная клетка вздымалась, он пытался поймать ртом побольше воздуха. Перед глазами мутное изображение. В комнате также темно, а на плече холодная рука, от которой хочется и отстраниться и взять ее в свою. Осаму не понимает, что происходит, — Ты меня слышишь? — Чуя касается рукой лба брата. Он явно обеспокоен состояние брата, который сейчас словно в другой вселенной. — Да… Я… Все нормально. — Дазай убирает руку Накахары с плеча и садится ровно, отчего затекшая шея и спина хрустят. Он внимательно смотрит на темное помещение, которое освещается разве что лунным светом из окна. После того, как глаза привыкают к темноте, шатен смотрит на брата. Чуя, вероятно, только пришел. От него пахнет женскими духами и едой, — Сколько сейчас времени? — Половина первого ночи, — Сказал Чуя, посмотрев на экран телефона, который подсветил его лицо. Под глазом синяк, который, расплывется на пол лица, на брови пластырь, а с подбородка содрана кожа. Если присмотреться, то костяшки пальцев разбиты еще сильнее, чем утром, — С тобой точно все впорядке? Ты не дышал почти. — Неужели волнуешься за меня? — Осаму ухмыльнулся, разминая шею. Перед глазами до сих пор тот странный рисунок кровью. Но он не вызывал никаких эмоций, словно это рисовал не он. Будто пришел на выставку современного творчества, увидел и остался под впечатлением. — Еще чего. Труповозки у дома только не хватало, — рыжий нахмурил брови и полез в аптечку, которая уже давно переехала на кухню в виде подвесного шкафчика. Он вытащил оттуда упаковку пластырей, антисептик и влажные салфетки. Дазай внимательно наблюдал за братом, который так и ожидал от него колкости, — Ну, давай, скажи что-то, сверхразум. Или вали отсюда. — У тебя Стендаль «Красное и черное» на языке оригинала или перевод? — Дазай проигнорировал слова рыжего, не считая их чем-то важным. — Оригинал. А что? — Чуя включил фонарь на телефоне и направил на лицо. Он снял старые пластыри вместе с корочками, отчего поморщился и зашипел. В ранках начала собираться кровь, несколько капель стекали по коже лица, смешиваясь с другими. Осаму на это засмотрелся, не услышав вопроса, — Зачем тебе Стендаль? — Эдогава-сан решил начать семестр с зарубежной литературы, и из того, что я могу найти в бумажном виде, только это. Можешь книгу дать? Найду переводчик с фотографий. — Дазай чувствовал себя странно. Ему хотелось провести языком по кровавой дорожке на скуле Чуи, содрать зубами корочку на подбородке, провести холодными подушечками пальцев по гематоме на веке. — О-о-о-о… — довольно многозначно, не правда ли? — Поверь, лучше скажи Мори-сану, что тебе нужны эти книги. Хочешь не хочешь, каждую перелопатишь. Он вел у меня в прошлом году. Но там дисциплина была на семестр, нужно было просто переводить на японский зарубежную литературу и наоборот. Как он нас ебал… — Накахара зажмурился, когда антисептик на спиртовой основе начал жечь раны, но, что поделать. С руками будет все гораздо веселее, — Тебе когда книга нужна? — Послезавтра пишем работу.       После этих слов Чуя медленно повернулся к Дазаю, ошарашенно смотря на него. Осаму стало даже как-то не по себе от такого взгляда. Голубые глаза будто увидели чудовище, которое вот-вот сожрет. Чуя, забыв о гематомах, ударил ладонью по лбу и зашипел. Он чертыхнулся и, оставив на журнальном столике кровавые салфетки и вату, тихо поднялся на второй этаж. Пока брата не было, Дазай взял пару ваток без антисептика и спрятал в карман домашних штанов. Накахара спустился с толстой папкой формата А4. Она была в идеальном состоянии, будто лежала в стеклянном кубе, как экспонат. Рыжий сначала открыл, пролистал содержимое, что-то тихо сказал про почерк, а затем кинул сборник собственных переводов на колени шатена. — Тут много французских авторов, но также есть русская литература, отечественная, всемирная классика и что-то еще. Вернешь в целостности и сохранности. Увижу косяки, будешь от руки переписывать все. А если криво напишешь, будешь переписывать заново. Если руки из жопы, жди в качестве подарка пропись, — Чуя, склонившись к круглому небольшому зеркалу, начал клеить на раны пластыри. После того, как лицо стало похоже на детские коленки, парень принялся за руки. Он постелил на колено плотную тряпку и приготовился лить перекись водорода на свежие раны.       Но руку с флакончиком перехватили. Дазая не особо волновало, что Чуя мог сломать ему нос вот прямо сейчас. Он просто молча, с аккуратностью ювелира, капал антисептиком на открытые раны. Рыжий зашипел, жмурясь. Конечно, щиплет. Осаму, как заботливый родитель, склонился к тонкой кисти и подул на раны. Он был готов поклясться, что у Чуи уши покраснели. Это только раззадорило. Дазай коснулся губами обеззараженной раны. Он чувствовал, как Накахара старательно дергал руку на себя, но хватка у Дазая мертвая. Тут или вывих межфаланговых суставов, или смиренно сидеть. А Дазай прямо наслаждался, когда обрабатывал раны на руках брата, словно это самое большое наслаждение. А Осаму просто кайфовал от того, что может почувствовать вкус чужой крови на кончике языка и губах, что может провести большим пальцем по корочке на костяшке, согреть чужие пальцы своим дыханием. И как же он не хотел, чтобы раны на руках Чуи заканчивались. Он недовольно выдохнул, когда понял, что даже перебинтовал чужие кисти. — Это было не обязательно, но спасибо, — Накахара хотел вытащить руку из цепких пальцев шатена, но тот перехватил ее чуть ниже запястья, проводя носом по ладони. Чуя, правда, старался держать себя в руках. Но он резко схватил Дазая за нос и оттянул, от чего Осаму «ойкнул» и отпустил чужую руку, — Пиздуй спать. И не на диван, а к себе в комнату.       Дазай проводил невысокую фигуру взглядом. Он почувствовал запах женских духов на кончиках пальцев брата. Внутри все забурлило. Он с каждой секундой ненавидел Юан все больше и больше. Словно она — вселенское зло. Дазай, взяв папку с переводами в руки, тихо поднялся к себе. Там он шумно выдохнул, прикрывая глаза рукой и странно улыбаясь. Ему почему-то хотелось смеяться. Ох, как же хорошо, что в помещении тогда было темно. Осаму положил папку на стол, а сам сел на пол, опираясь спиной о стенку, за которой, в соседней комнате, находится кровать брата. Он будто старался вслушаться в происходящее в соседней комнате.       Из кармана он вытащил окровавленную вату и поднес к носу. Пахнет медикаментами и железом. Сухие губы приоткрылись, а кончик языка коснулся ваты. Он чувствовал вкус крови рыжего и от этого кружилась голова. На лице заиграла улыбка, а рука сжала вставший член сквозь ткань домашних штанов, который налился кровью за считанные минуты. Дазай прикрыл глаза и начал водить рукой туда-обратно сквозь одежду. Он держал вату у носа. Он представлял, как водит носом по разбитым костяшкам пальцев, как целует разбитые губы, кусает их, слизывает выступившую кровь. Парень тихо промычал.       Штаны вскоре оказались спущены на бедра, а рука, обхватив ствол, ритмично двигалась вверх-вниз. Осаму кусал губы, тихо мычал, прикрывал рот рукой, на которую выжал кровь, что впиталась в ватку. Он отчетливо чувствовал металлический запах и привкус. Шатен провел языком по ладони, не давая остаткам алой жидкости засохнуть совсем. Это были последние капли. Он старался принять каждую каплю, что оставалась на ладони и вате. Движения руки стали более резкими и неуклюжими. Мышцы брюшного пресса напряглись, отчего четко была видна реберная дуга, даже сквозь свободную футболку. Все тело напряглось. Парень согнул ноги в коленях, выгнулся в спине и излился себе в руку. Он старался подавить стон, но вышло, грубо говоря, хуево. В стенку с той стороны постучали. Но Дазаю было глубоко насрать. Он сидел и смотрел в темный потолок, стараясь отдышаться. Во рту еще был металлический привкус чужой крови, а в голове мелькали разбитые губы и грубые руки Накахары. Дазай шумно выдохнул, прикрывая глаза. Если он продолжит об этом думать, то вскроет замок в соседнюю комнату.

***

      Утро Чуи начиналось с крепкой сигареты на остановке общественного транспорта. Он настолько привык делать это именно здесь, именно в это время, когда на улице еще ни души, когда солнце только встает, чтобы разбудить мир, а первые лучи приятно греют лицо. Если он не проведет так пятнадцать минут утром, то весь день у него будет плохое настроение и ощущение, будто что-то забыл. Первая сигарета - это так приятно. Легкое головокружение, отсутствие мыслей, особенно, когда тебя никто не трогает, не пытается узнать из какой ты школы, в каком классе и кто твои родители. Можно сказать, он связался с плохой компанией, поэтому из маминой ягодки превратился в местного гопника, которого все, кроме молодежи, считают хорошим мальчиком. Его спасало то, что при каждой стычке присутствовала Юан. Она всегда ратовала о том, какой у нее хороший парень, защищает ее от всяких отщепенцев и ублюдков. Если было что-то серьезное, он всегда мог обратиться к отчиму, который решит вопрос очень быстро. Чуя знал, что Мори Огай — влиятельный человек, но что за «специфичная» у него работа выяснить не смог.        В наушниках играет трек непонятного происхождения, на языке, который Чуя даже не знает. Он не понимает, что это за язык, даже чтобы просто найти перевод. Но она так подходила под сегодняшнее настроение. Хотелось чего-то энергичного, чтобы можно было представить, как скачешь по комнате, горланя на весь город непонятные слова, даже не попадая в фанеру. Музыка прервалась звонком. На экране высветился знакомый номер, которому не ответить Чуя не мог. — Доброе утро.       Не то, чтобы в сердце рыжего жила любовь к этой девушке, но он уже привык играть роль влюбленных голубков. Обоим выгодно. Чуя знал, что, если что, Юан его прикроет, навешает на уши такой лапши, о которой даже думать страшно. И ей поверят. Юан же знала, что неприкосновенна. Никто не имел права даже косо на нее посмотреть. А если кто-то и наглел, то получал увечья, иногда слабо совместимые с жизнью. Из-за нее Чуя сломал не одну челюсть, разбил о чью-то голову не одну бутылку. А еще у них был хороший секс. Это, наверное, единственное, что было не наигранным. Им было комфортно друг с другом в постели. Накахара в любой момент мог приказать встать раком и отыметь, будь то дом, раздевалка, примерочная или общественное место. А девушке это нравилось. Особенно то, что ее парень не против попробовать что-то «новенькое и интересное». Они давно решили между собой, что будут играть любовь на людях, но наедине будут не более чем сексуальные партнеры. За два года чувства остыли, что у Чуи, что у Юан. И оба это заметили чуть ли не сразу. Это взаимовыгодные отношения.       Парень, как обычно, вышел через две остановки, встречаясь с девушкой, которая была «при параде». Как обычно прошелся с ней до школы. Но сегодня получилась странная прогулка. Он идет с девушкой по одной стороне улицы, периодически поглядывая на другую сторону, по которой, в тени деревьев, шел высокий темноволосый парень, что также наблюдал за ним. Накахара во всех красках помнил, как вчера его руки топили в «любви», как касались губами, как смотрели на раны коньячные глаза. И стон посреди ночи. Словно это прозвучало рядом с его ухом. Ну за что с ним так? — Чуя-кун, перекурим? — Девушка потянула парня за рукав и кивнула в сторону переулка, — Тебе дать или у тебя есть? — И дать, и есть, — усмехнулся парень, стараясь улыбаться как можно искренне, ведь они подходили к школе, а здесь и одноклассники, и просто общие знакомые.       Спрятавшись под густой кроной деревьев, парень достал зажигалку и чиркнул колесиком. Он заметил, что девушка смотрит на него большими глазами, а между пальцами зажата тонкая сигарета. Он сначала думал дать зажигалку, но, услышав шаги, продолжил играть роль романтика и наклонился с сигаретой во рту, чтобы Юан прикурила от него. Розоволосая так и поступила, чуть приподнимаясь на носочках. Вскоре из пухлых губ вылетел дым с ароматом дыни. Чуя выпрямился и, перенеся вес на пятки, облокотился о ствол дерева. — О, братишка, — ну, кто бы сомневался, что он и сюда залезет, — Не стрельнешь? Мне не продают, а пачка кончилась. Ни говна, ни ложки, как говорится. — Дазай тоже очень хороший актер. Он мило улыбался, даже поздоровался с Юан, когда заметил ее. Дазай просто не мог не помешать. Это стало мини-квестом этого утра. — Дазай-кун, а курить вредно! У Чуи крепкие, возьми мои, — девушка открыла пачку и протянула ее Осаму, чтобы тот взял сигарету, а затем дала коробок спичек. — Я вам не помешал? — на самом деле Дазай давно бросил, но, ради того, чтобы не дать этой парочке лизаться на каждом шагу, он готов снова заиметь эту привычку. — Помешал. — Я старался.       Во время занятий Накахара пахал, как лошадь. На переменах он не выходил на улицу. Ему сегодня к первому уроку, а большая - только после третьего. Сейчас шла первая половина третьего занятия. Для общего развития им в программу вставили латынь, мол, лингвисты, можете и мертвый язык выучить. Но помимо фонетики и грамматики у них были крылатые фразы и история латинского языка, греческие приставки и суффиксы. Чуя пообещал себе, что оживит этот язык, добавив фразу «пошли все нахуй, вы меня заебали». Это стало одной из его жизненных целей. Преподавала этот язык молодая девушка — Ёсано-сенсей. Она имела среднее специальное медицинское образование, но, так как медсестры получают мало, пошла в педагогику. Строить школьников у нее получалось. Все учили и латынь и биологию с химией, последние она вела у естественников. Это такие люди, которые в будущем будут копаться в человеке и всем живом, похожие на ходячих мертвецов. Это люди, которые не похожи на людей. Туда пошел Ацуши и, судя по тому, что парнишка не ходит на вечеринки и элементарно не гуляет, а в свободное время спит, то выпускаться из этого профильного класса будет всякая нечисть, продавшие дьяволу душу школьники и просто страшные люди. Накахара считал страшными людьми тех, кто может поставить диагноз пенсионерке, на основе ее слов и непонятных цифр, которые получили из ее крови. А некоторые, как его отчим, Мори Огай, еще и читали тебя, как открытую книгу. Чуя готов поклясться, что этот известный всему городу врач, словно рентген, видит все твои внутренности и читает мысли.       На большой перемене рыжий вышел полуживой. Ему надо было освежиться, умыться, может, волосы расчесать. Хоть что-то сделать со своей головой. Мужской туалет на третьем этаже — страшное место. Сюда не суются даже учителя. Школьники держат все более менее чистым, но здесь можно найти чью-то дозу, спрятанную пачку сигарет, бутылки энергетиков или пива. А еще здесь собирался разный сброд. Когда Чуя был первогодкой, то было не так много народа, от силы пять-шесть человек. Но сейчас не протолкнуться. Парень подошел к раковине и включил воду похолоднее, умываясь. Ему, вроде, полегчало, но правая сторона черепа была готова треснуть. — Видели того мудня с литературного? — Какого из? Их там шестеро. — Бинтованный который. Так и говорит: «Посмотрите! Я мистер загадка!». Я устал слушать о том, какой «Красивый загадочный юноша» — последнюю фразу незнакомый парень произнес писклявым голосом, пародируя, вероятно, одну из своих одноклассниц, — Бесит блять. — Они все ебанутые. А этот больше всех. Строит из себя короля. — Короля? — Ага. Я его специально задел сегодня, думал, извинится хотя бы, — парень цыкнул, — хер там плавал. «По аккуратнее». Ну, я ему все высказал. — И что же ты ему сказал? — Поговорили, как мужчина с мужчиной, — этот школьник явно был горд собой, словно рыцарь, заваливший дракона, — Сидит сейчас в лазарете. Сопротивлялся собака! Но мы с Котаро ему насовали! Чтоб не задирался. Пришел с какой-то мажорной школы, папаша, видимо, большая шишка. — Не боишься, что вам за это попадет? — Получит снова. Таких надо нагибать изначально, чтобы не возникали потом. — А я слышал, что в старой школе он всех нагибал…       Чуя облокотился о стену плечом и слушал разговор первогодок. Как он понял, что это ребята не его возраста и не старше? Все просто. В этой школе каждый год, первый, второй или третий, имеют определенную форму. Это ввели с этого семестра, так как некоторые младшие похожи на старших и наоборот. Накахара запоминал лицо каждого. Сейчас ему было важно понять, кто из них Котаро, о котором так лестно отзывается Широ. Вот его рыжий помнил хорошо. Он когда-то строил первогодок, которые решили поругаться с третьим годом. А внутри у рыжего закипало. Наверное, странно, когда сам оскорбляешь человека всеми известными бранными словами, но другим не позволяешь этого делать? Чуе, честно, было фиолетово, что там подумает Дазай по этому поводу, но он просто обязан, он сам повесил на себя эту обязанность, преподать этим ребятам урок, который они запомнят на всю оставшуюся жизнь. Взгляд голубых глаз прожигал затылок Широ, отчего тот обернулся, словно чувствуя. — Цыпленок, че вылупился? — у этого парня невысокий рост и худощавое телосложение, но он был на голову выше Накахары, что бесило еще больше. Зеленые, слегка вытянутые, глаза и длинные прямые волосы, чуть короче, чем у Огая, но чуть длиннее, чем у Дазая. Одет он был небрежно, форма мятая, а на воротнике пятно от чего-то сладкого, — Тоже пиздюлей получить хочешь? — парень явно не знает, с кем разговаривает. Чуя лишь усмехнулся, — Че ржешь, липрикон? — Ш-широ-чи, не трогай его, — из толпы послышался писклявый голос, — Это тот, о ком я тебе говорил, который Большому Братику лобную кость проломил одним ударом и нос сломал. А его брату яйца отдавил. — Как он, кстати? Больше не зарывается? А то я думал навестить его в больничке, — Чуя улыбнулся в толпу, будто отвечал кому-то напротив себя, — А за яйца простите, я тогда плотно поел, не думал, что в весе так прибавлю. — Если Братик твой такой слабак, то это не мои проблемы. Он быкует тут, а я буду стоять и смотреть? — брюнет схватил Чую за воротник и приподнял, заглядывая в голубые глаза. Толпа парней замолчала, все замерли, — Или ты сейчас извинишься, что смотрел на меня, как на говно, или будешь питаться через трубочку, — эти слова лишь рассмешили Накахару.       Чуя верил в свое превосходство над другими. Он знал, что если захочет, будет лучшим на всех экзаменах, среди всех профилей. Что может подмять под себя каждого. Ему было все равно, что о нем будет ходить дурная слава. Она уже ходит, раз кто-то сказал про перелом лба. Парень показал всем, что даже с его метр-шестьдесят-и-десять-миллиметров можно поставить на место кого угодно. А еще он знал, что сможет противостоять даже такой толпе и выйти сухим из воды. Не зря же Коё отправляла еще маленького мальчика на борьбу, обучали рукопашному бою и заставляла дополнительно посещать занятия по ОБЖ, даже когда он находился в Париже. Ему было не страшно получить пару ушибов, может, перелом. Он, кажется, вообще не боялся других людей. За это спасибо отчиму, который когда-то сказал ему: «Если ты будешь бояться, то превратишься в грязь под чужими ногами. Даже если ты чувствуешь, что руки опускаются, а сердце бьется через раз, не склоняй головы, держи ее ровно и гордо. Бояться должны тебя, даже когда ты будешь старым, одно твое имя должно заставлять людей прятать глаза. Даже меня ты не должен бояться». Мори сказал это, когда первый раз поехал на беседу с директором. Чуя тогда разбил чужой головой окно. Ребенок остался без глаза, но Огай нашел способ вернуть тому зрение. В тот день внутри Накахары поселилось что-то, что дает ему силы и по сей день. Иначе он бы давно сломался.       Голубые глаза блеснули, а верхняя губа приподнялась, будто перед рыжим сейчас лежала куча дерьма и он, стесняясь сказать о вони, намекает об этом своей мимикой. Широ замахнулся рукой, но, как только кулак приблизился к лицу второгодки, его обхватили пальцами, крепко сжав и прокрутили в сторону так, что рука у парня вывернулась обратно, из-за чего он ослабил хватку на воротнике рубашки Чуи. Мгновение. Широ падает на колени от удара в солнечное сплетение, а по лицу ударяет чужое колено. Он заваливается на бок. Накахара ногой переворачивает парня на спину и наступает тому на грудь, победно улыбаясь. Резкая боль в скуле, отчего рыжая голова отворачивается в сторону. Котаро решил заступиться за друга. Чуя лишь улыбнулся, сверкая глазами. Он хватает парня за ухо и тянет его назад, в ответ ему царапают лицо и, кажется, задевают глаз. Накахара шипит, но роняет противника на пол, резким движением. Широ, не теряя времени, хватает второгодку за горло, победно улыбаясь. Накахара использовал грязный прием — удар коленом в пах. Он никогда так не делал, считая это чисто женским приемом, но ему так захотелось отбить все, что можно. Широ скрючился на полу, хватаясь за ушибленное место. Чуя взял Котаро, который летел на всех парах с кулаками на него, за волосы и приложил о стену. По всему помещению раздался хруст. Котаро закричал. Широ из последних сил ударил рыжего по колену, за что получил ногой по лицу. — А теперь, дорогуша, — вытирая кровь с щеки, сказал Чуя. Ему содрали корочку, которую он так старательно не трогал, — Ты берешь своего дружка, чешешь к Дазаю и извиняешься на коленях. Скажи спасибо, что он не дал сдачи, мы ведь братья. Благодари его, ведь последний раз, после полета из окна, парнишка еле выжил, - голубые глаза смотрят сверху вниз, на избитое лицо и дрожащие губы. На самом деле Чуя не знал, как Дазай бьет, но от кого-то слышал, мол, «Самое страшное для врагов Дазая это то, что Дазай их враг», — Ты меня понял? — Спросил рыжий, но не услышав внятного ответа, ударил носком ботинка по грудине Широ, — Вынь хуй изо рта и говори нормально. — Д-д-д-да! — парень поспешил подняться, хромая и капая на пол кровью. — А, ты, меня понял? — Чуя схватил волосы на затылке Котаро и поднял того на ноги, а затем отпустил, толкая в сторону дружка, — Я узнаю, если вы этого не сделали, — уже более спокойным тоном, успокаивается, — Быстро!!! — он топнул ногой, наклоняясь в сторону первогодок, отчего те подпрыгнули и убежали, — А вы, — парень повернулся к толпе других ребят, которые вжимались друг в друга со стороны окна, — Если что, скажете, что они на меня напали, я защищался. Кто будет крысить, станет последователем братика, только тогда я буду с битой. Ферштейн? — он посмотрел на запуганных ребят и улыбнулся, словно ничего не произошло, а когда те дружно кивнули, то еще и ласково посмотрел, — Так то лучше.

***

      Дазай ненавидел больницы, медпункты и все, что связано с практической медициной. Теоретически он всегда был готов впитать знания, как губка. Но, когда медицинская сестра настаивает на том, чтобы он снял бинты около получаса, начинаешь ненавидеть все, что только можно. Но, поняв, что это бесполезно, девушка приложила парню к ушибу пузырь со льдом и отправилась на обед. Шатен лежал на постели и думал о своем. Он не очень хотел есть, поэтому пропуск большой перемены для него не был трагедией. Сейчас его главная проблема — ребята, которые решили, что могут позволить себе так поступать. Дазай не хотел вступать в драку. Он не очень любил решать конфликты физическими способами. Другое дело — ломать чужую личность, разбивать, топтать осколки, видеть, как человек готов на все, лишь бы ты замолчал, как тебя будут молить о пощаде, стоять на коленях. Он уже хотел писать Акутагаве, чтобы тот поискал информацию на этих ребят, но его отвлек стук в дверь. — Входите.       Дверь открылась и на пороге стояли Котаро с Широ. Дазай сел на постели, свесив ноги и внимательно посмотрел на ребят. У Котаро все лицо в крови, нос неестественно искривлен, губы разбиты, а взгляд пустой, будто он видел что-то, о чем даже говорить нельзя. Рубашка давно пропиталась кровью и, скорее всего, ее уже не отстирать. У него также ссадина на лбу, и волосы на затылке стоят дыбом. Широ выглядел хуже. Парень держался то за живот, то за промежность и тяжело дышал. У него отпечаток ноги на груди, а щека опухла, нижняя губа разбита. Кровь из носа вытекала несильно, уже закончилась, но дышать парню было тяжело. У него грязные колени и лоб. Но этот взгляд… Дазай внимательно изучал его, смотря в зеленые глаза. Широ был напуган до такой степени, что в уголках глаз выступили слезы. У него дрожали губы, не мог сказать что-то внятного. Парни подошли к койке, на которой сидел Дазай и встали на колени. — Прости! — падая лбом на кафель взвыл Котаро, — М-мы п-правда не знали!!! — Чего? — Осаму вскинул брови. Он, конечно, знал, что мысли материальны, но не настолько же. — Что ты братишка Накахары-сана!!! — Широ решил про себя, что когда-нибудь станет таким же, как и Чуя, будет брать с него пример. И превзойдет его. — Он нам все объяснил!!! И Большой Братишка Вас не тронет!!! Мы ему все расскажем! — Котаро, кажется, заплакал, — Простите нас! — Ну… Ладно?       Парни быстро удалились, будто ветром сдуло. Дазай сидел и смотрел на свои ноги. Приятно все-таки, когда за тебя заступаются, даже когда не просишь. Чувствуешь себя кому-то нужным. В груди разливалось тепло, негативные мысли уходили на второй план. Осаму улыбался, словно случилось что-то волшебное, словно ребенок, у которого сбылась мечта. Дазай думал, что, может, не все потеряно? Может, Чуя на самом деле не просто «терпит» его потому, что они живут в одном доме, и просто потому, что они братья, хоть и сводные, но все же. Надо вечером поговорить с ним. За окном раздались вопли, на которые парень обернулся. Как оперативно.       Огай приехал в школу, заезжая на своей машине с личным водителем на территорию. Он, как у себя дома, вышел и спокойно, сложив руки за спиной, пошел в сторону входа, подняв взгляд к окнам медкабинета, встречаясь взглядом с сыном. Дазай удивился, откуда такая точность. Мори же, вроде, не часто приезжал сюда. Или часто? Осаму внимательно смотрел, как Чуя, чуть прихрамывая, опираясь на хрупкие плечи Юан, ковыляет до машины и садится в нее, а девушка залезает через соседнюю дверь.

***

Домой Дазай возвращается поздно, так как решает все же поинтересоваться, что произошло. Он услышал про Чую много нового. Разузнал, какие слухи о нем ходят.

«Лучше не связываться с этим парнем. Что он, что девчонка, темные лошадки». «Если ты ему поднасрал — переводись, ради бога, желательно, в другую страну» «Он не использует кулаки, по мере возможности, я не знаю почему, но ноги у него сильные. И бегает он быстро» «Мал, да удал, как говорится» «Больной на всю голову. Я видел, как он разбирался при помощи биты. Больше не хочу.»

      Даже этого хватило с головой. Осаму, как обычно, скинул сумку в коридоре, тихо прошел на кухню, достал контейнер с едой и хотел было сесть за стол, пообедать, но на втором этаже кто-то активно носился, открывал двери и бубнил. Дазай, может, верил в призраков, но не настолько. Парень, положив вилку, поднялся со стула и выглянул в коридор. Коё раздраженно смотрела на сына, у которого увечий только прибавилось и на щеке теперь была повязка, как у Дазая когда-то. Женщина скрестила руки на груди и хмыкнула, а Накахара потер шею, смотря куда-то вбок, как провинившийся ребенок. — Мне на работу надо, мам… — Чуя сейчас был таким душкой, каким Осаму не видел его очень давно. Даже сердце ёкнуло, — Я честно на работу… — И кем же ты работаешь, такой разукрашенный? — Озаки вопросительно подняла бровь, смотря за тем, как у сына краснеют щеки и уши, а глаза смотрят в пол, — Сколько раз я тебе говорила, что драться плохо! Только если ты защищаешь даму или свою честь! И ты туда же! — Коё резко повернулась к Осаму, который даже подпрыгнул, — Пока не скажешь, куда ты, я отсюда не уйду. — Я… Это очень странно… — Чуя криво улыбнулся, убирая со лба челку, ему жарко, ведь стоит он уже одетый, в теплом худи и куртке, а на шею накинул черный вязаный шарф. Ночью обещали минус. — Я жду. — Я флорист. — зажмурившись, сказал парень. Повисло неловкое молчание. У Дазая случился разрыв шаблона, а Коё удивилась, что ее сын интересуется таким. — Подожди-подожди… — Женщина перестала злиться и подошла ближе к сыну, — То есть, ты хочешь сказать, что работаешь с цветами? А тот букет, случайно, не ты сделал? — Озаки готова была расплакаться, когда ее сын кивнул, втянув шею в плечи, пытаясь спрятаться, — Ты не опаздываешь? — Опаздываю… — Иди.       Как только Коё отошла от двери, Накахара в два прыжка вылетел из дома, а затем побежал со всех ног. И правда, быстро бегает. Даже учитывая то, что надел не привычные кроссовки, а школьные ботинки. Дазай, конечно, знал, что Чуя разбирается в цветах, раз так спокойно бросается сложными названиями, но, чтобы с ними работать… Надо обязательно будет найти, где он работает, и навестить. Неожиданный сюрприз, скажем так.