Когда я вырасту.

      Всю свою сознательную жизнь Дазай считал себя эстетом и перфекционистом. Он любил идеальные вещи без каких-либо изъянов, красивые, идеально вписывающиеся в обстановку. Поэтому его комната из обычной детской, где хаотично налеплены рисунки, накиданы игрушки, не заправлена кровать, на которой скомкано постельное белье со звездочками, стала другой. Обои с мультяшками сменились обычными голубыми в полоску; кровать стала чуть больше и из темного дерева, а постельное белье строго однотонное. Письменный стол он тоже сменил и прибрал — теперь он был не угловой, в обычный, с несколькими выдвижными ящиками на металлических ручках. Сделан он из темного дерева, но столешница стеклянная. Над столом нависают подвесные полки из такого же материала с кучей книг, которые парень выбрал уже сам, игнорируя отцовскую библиотеку. Он любил, когда пища выглядит идеально — разложена аккуратно и красиво. Иногда было даже все равно на вкус, главное — красота. С подачи мачехи парень стал следить за внешним видом. Из гардероба ушли какие-либо футболки с бредовыми рисунками, выполненные в сумасшедших тонах. Теперь у него было лишь пара джинс, несколько футболок, худи, свитшотов и поло. С ним также остались его бинты. Юноша сам их меняет, даже Огай уже не знает, что под ними. Он заметил, что его сын немного… Повернутый на идеалах, но почему-то старался не заморачиваться на этот счет.       И он не заморачивался. Пока не зашел в комнату к сыну, забыв о том, что надо постучаться. Он лицезрел худые запястья с кучей шрамов разной длины и толщины, несколько гематом. И все это Дазай закрывал белоснежной тканью бинтов. Мори тогда почти вышел из себя, но когда Осаму выдал что-то об «Эстетике самоубийства» у мужчины голова пошла кругом. Он очень не хотел отправлять сына на лечение, а потом избавляться от «билетика». Осаму пообещал ему, что больше не будет, но парень, также как и отец, очень хитрый и изворотливый. У него было много воли, чтобы творить, что душе будет угодно. Нет, Осаму не был избалован, он просто знал, что всегда может попросить о чем-то либо мачеху, либо отца.       Парню нравилось, как выглядят порезы на бледной, почти белой, коже, как сочится кровь. Он никогда не резал глубоко, но этот адреналин, когда дрожащей рукой, держа в ней очередной «спутник», разрезаешь тонкий слой кожи, наблюдая за алыми человечками, что рвутся толпой на свободу и пачкают белую ванну и воду в ней. Дазай любил приходить на смотровую площадку в центре города и думать, как долго будет лететь до земли, если прыгнет. Благодаря формулам из курса физики и данным из интернета он рассчитал время и скорость падения. Он не раз представлял, как шагает назад и летит спиной в неизвестность, смотря в закатное небо. Пару раз парень пытался повеситься, но, к его сожалению, веревка то рвалась, то петля развязывалась. Когда утром он заметил странгуляционную борозду. Она так портила вид, что пришлось и ее спрятать под плотной тканью бинтов. Отец за завтраком был не в восторге, но смолчал перед Озаки — не хотел поднимать лишнюю шумиху. Осаму любил надолго нырять под воду, стараясь бороться с защитными реакциями организма. Он вдоволь наглотался соленой морской воды, но даже после этого ничего не подцепил — даже малейшей заразы.       Почувствовав себя совсем бессмертным, парень решил наладить дела в школе. До сих пор он был, скажем так, из класса «не трогай какаху». Очень долго юноша наблюдал за местными «королями». Это небольшая группа парней, каждый из которых в чем-то да хороши. Главный — занимается легкой атлетикой и представляет школу. Его дружок, крашеный, сыночек спонсора школы. Самым непробиваемым оказался третий, на него не было никакой информации. Ни о семье, ни о влюбленности, ни об увлечениях. С него Дазай и начал. Несколько дней слежки, взлом через интернет и фишинг. За последнее спасибо тому мальчику-задроту, что постоянно кашляет. Но не было ничего криминального, приходилось копать намного глубже. В итоге он узнал, что парнишка промышляет синтетикой, от которой умерло немало подростков, доказательства Осаму добыл практически в тот вечер, но только сложил распечатанные файлы в папку и убрал ее на полку. Дальше он копал информацию на спортсмена. У Харуки, так звали того парня, очень специфические вкусы. Подключение к веб-камере в его комнате стало решающим моментом. Тогда Дазай вместе с Акутагавой хотели блевать, но держались, наблюдая, как идет запись. Инцест, конечно, дело семейное, но все-таки. Сложнее было накопать что-то на спонсорского сыночка-сосунка. Он не переходил по ссылкам, не занимался чем-то ужасным, да даже никаких других косяков не было. Но однажды, во время слежки за мажором, Дазай увидел на парне женские чулки. Точнее, чулок. Он сполз, выглядывая из-под широкой штанины шорт. Осаму не верил своему счастью. Его время потрачено не впустую. Вскоре этого мальчика мажора снял дяденька. Видимо, никто не думал, что папарацци в лице мстителя будут умело снимать все происходящее через зеркала автомобиля и не тонированные стекла. Потом смонтировать голос и все — конфетка. Если бы они не издевались всю жизнь над юношей, он бы не стал трогать личную жизнь этой троицы. Но когда несколько лет твоей жизни каждый день были кошмаром из-за таких жалких людей… Гадко.       В один прекрасный день, на собрании школьников в честь начала учебного года за спиной директора показались не очень приятные кадры. Таких гневных криков Дазай не слышал ни разу. Харука встал на сцену и орал в микрофон, что убьет подонка за ложь и провокацию. Осаму тогда делал вид, что ему очень скучно, но тихого смешка в гуле чужих панических криков не было слышно. Следующим шагом был перехват положения. Дазай не боялся побоев и заступался за младших, которых также гнобила эта троица. Если раньше Осаму был тенью, то сейчас его уважало больше половины школы и боялось в то же время. Парень оказался достаточно жестоким в своих расправах. И ему было ни сколько не жалко своих жертв. Пока не вызвали отца. Мори, конечно, договорился, но сына наказал. Домашний арест, что оказался лишь радостью для парня. Когда он вернулся в школу, то был уверен в своей власти на этой территории. Его и боялись и уважали одновременно, а старшеклассники, которые раньше не обращали внимания на мелких, взяли под свою опеку, если это можно так назвать.       Дазай каждый месяц измеряет свой рост. Он ведь до сих пор помнит, что сказал ему его старший сводный брат. Чуя, к сожалению, остался учеником по обмену на все три года средней школы. И в апреле этого года должен приехать. Осаму подходит растягивает измерительную ленту от пола до своей макушки и зажимает нужное место, затем смотрит цифру. Сто семьдесят девять. Если Накахара не вырос под два метра, то Дазай его перерос. Но на календаре только сентябрь, надо собираться в школу. Школьная форма такая же, как у Чуи когда-то. Осаму следит за инстаграмом брата — во Франции нет единой школьной формы, поэтому он может себе позволить показаться на занятиях в облегающей черной водолазке и таких же черных брюках или надеть бесформенный радужный свитер и светлые джинсы. Они давно не переписывались — не было времени как-то, а звонить Дазай не решался — разные часовые пояса. Почему Накахара не приезжает, ему не отвечают. Но однажды Мори тихо сказал, что боится больше не уехать отсюда, так как сильно соскучился. Смотря по дороге в школу историю Чуи в инстаграме, Дазай подметил, что у рыжего уже акцент, и по-японски он едва нормально говорит. Зато французский звучал идеально. Осаму наблюдал, как Накахара зажигает на очередной вечерней тусовке. Но просмотр пришлось прервать, парень услышал гул школьников, что-то они пришли слишком рано. Парень убрал телефон в карман и подошел к своему шкафчику, чтобы переобуться. Но его взгляд притягивает фигура девушки. — Дазай-кун? — Юан, когда хочет, ну сама милота. Ему сейчас непонятно что от него нужно, но поиграть в игры с этой девицей он не против. Уже несколько лет она ему мозолит глаза. Чуя начал с ней встречаться как только поступил в среднюю школу. Чуи нет в Йокогаме второй год, сказал, мол, вернется в старшую школу.       Дазай ненавидел эту милую на вид барышню. Она его раздражала. Своим приторным наигранным голосом, милой искусственной улыбкой. И что Чуя нашел в этой мымре? Осаму долго пытался понять брата, как мужчину. Может, она в постели хороша? Он бы не удивился. Да, красивая, но больше ничего такого Дазай в ней не видел. Даже его внутренний эстет не колыхнулся от идеально выглаженной формы, чистой кожи и макияжа, красивой прически. Может, потому что она претендовала на то, что Дазай считал и считает своим? Внятного объяснения не было, но ради брата приходилось лицемерить. — Привет, Юан-чан, что-то хотела? — строить душку из себя Осаму умел, но ненавидел. Но это было нужно первое время, когда он заработает больше авторитета, то можно будет уже думать о беспределе, — Хорошо выглядишь сегодня. — Ох, эти комплименты невпопад. — Спасибо, — девушка было засмущалась, но быстро встрепенулась, поднимая глаза на брюнета, — Не хочешь прийти на вечеринку? Она будет в конце месяца — она одним движением руки попросила наклониться, что парень и сделал, подставляя ухо, — Там будет много девочек, может, найдешь себе кого.       Осаму вздохнул и бросил что-то типа «да, я приду», но приходить явно не собирался. Он мог бы подумать, что его зовут из-за того, что он набирает популярность и авторитет по всей школе, тогда нельзя игнорировать. Как никак его позвала одна из айдолов его школы. Парень добрел до класса и остановился у расписания. Сегодня первым уроком ОБЖ, которое ведет любимый учитель Дазая. Любимый, потому что позволял спать на уроках и не делать практически ничего. Осаму один раз сильно выручил Одасаку, когда тот оказался жертвой нападения хулиганов и ему прострелили бедро. Сакуноске тогда очень благодарил и Огая и его сына, но, как только пулю вытащили, предпочел удалиться, а потом Осаму почувствовал халяву. — Доброе утро. — Рядом сел его верный пес, который по щелчку пальцев найдет что угодно. Осаму подружился с Акутагавой лишь для того, чтобы воплотить свои планы в жизнь, но никогда бы не подумал, что такой как Рюноске будет настолько сильной личностью. Парень с плевритом ходит в обычную школу и давит позывы кашля. Дазай никогда не скажет, что делает это все во благо парня, мотивирует его бороться с этим ебаным миром дальше, — Дазай-сан, вы сегодня какой-то слишком задумчивый. — Не обращай внимания, просто настроение такое, — Осаму зевнул, вытягивая руки на парте. Никого еще не было, поэтому можно было разговаривать спокойно, а если кто-то решится подслушивать, то слух у парня хороший. Встанет и надает люлей, — Как думаешь, на такие вечеринки от старшаков надо идти? Мне так лень. — Решайте сами, но если верить слухам, то идти стоит. Мне говорили, что если позвали на такую вечеринку, то приняли в общество, — Рюноске листал ленту новостей, и промелькнула новая фотография брата его семпая. Телефон из рук выхватили, а фотографию сразу лайкнули и рассматривали на наличие… Косяков? Акутагава давно заметил, что Осаму как-то слишком трепетно относится к своему брату, пусть и сводному. Это грело душу. Это показывало, что человек не озлобился на все и вся, что у него есть тот, кого он любит.       На фото Чуя стоял на набережной с каким-то пареньком странной наружности. Рыжий сидел на заборе, и раскинул руки в сторону, запрокинул голову. Медные кудри отражали солнце. У них сейчас рассвет. Накахара был одет в облегающую кофту с v-образным вырезом, цвета спелого лайма. Черные джинсы с интересным ремнем с заклепками и Суперстары. На шее красовался широкий ремень с золотистой пряжкой, а руки спрятаны в короткие перчатки, что не закрывали половину ладони. Паренек рядом с ним стоял и держал друга за бедро, чтобы не свалился в воду. У него были светлые волосы и косая челка, справа прядь вообще свисала до плеча. Подписан этот паренек под ником «atsushi-tiger». Одет он, не то чтобы с жирным намеком, но… Его внешний вид почему-то напоминал Осаму представителя ЛГБТ-сообщества, пассива. Но внешность обманчива.       Дазай вернул телефон владельцу и положил голову на вытянутые руки. В класс начали приходить одноклассники. Осаму терпеть не мог находиться в помещении с большим количеством людей и на переменах старался удаляться подальше. С Акутагавой было просто — он не говорил, когда не требовалось, не лез ни в свое дело и просто был идеальным человеком, чтобы просто помолчать. На занятии тоже не беспокоил: локти не расставлял, ногами не дергал, не ерзал, не щелкал ручкой. Просто прелестно. — Садитесь все, — Ода зашел в класс и сразу же сел за учительский стол, доставая журнал. Он уже итак знал, кто отсутствует, но этой переклички требовали правила, которым мужчина следовал.       Занятие проходило достаточно скучно. Ничего нового. Как разбирать и собирать автомат, какие где патроны. Про оружие, в общем. Дазаю это было неинтересно — сам уже давно прочитал все. Он думал о том, что если захочет умереть быстро, то застрелится. И он обязательно рассчитает угол, чтобы его кровь на стене была похожа на крылья бабочки. Бабочки — очень воздушные и эстетичные существа. Такие маленькие и беспомощные, но невозможно красивые. А какое разнообразие крыльев! Вот тебе белые, вот розовые, вот голубые с розовыми прожилками. Они, будучи такими беспомощными, умудряются защищать себя своей красотой. Это как с людьми? Они пытаются стать лучше, красивее, чтобы обеспечить себе беззаботную жизнь. Повезло тем, кто родился такой прекрасной особью, кому даже стараться не надо. А тем, кто с рождения похож на больного опоссума или гибрида бобра с червем, нужно попотеть. Но вторая группа людей чаще всего берет этот мир умом. У них нет выдающейся внешности, их, возможно, даже не замечают, но стоит такому человеку заговорить — у его ног окажется любой. Таким человеком Осаму и стремился быть.       Красавчиком парень себя не считал. В нем нет ничего необычного: каштановые волосы, которые слегка вьются у лица и на макушке, карие глаза, бледноватая кожа. И он никогда никому не скажет, что на левом плече, где дельтовидная мышца, у него скопление родинок в виде ковша медведицы, а на правом боку огромное количество маленьких пятнышек, и, если приглядеться, они похожи на инвертированное звездное небо. Как бы он не объедался — поправиться не получается, генетически заложено, видимо. Поэтому у него торчат ребра, впалый живот и костлявые руки и ноги. Свои руки он не любил еще больше. Пальцы казались слишком длинными, кожа слишком тонкой, а вены будто находились точно под тонким слоем эпидермиса. Именно это сподвигло его наносить параллельные друг другу порезы от запястья до сгиба локтя. Ему нравилось прикладывать к шрамам маленькие веточки цветов и фотографировать. Цветы всегда были белые. И было что-то такое, когда лепесток пачкался в темной крови, отличаясь от своих близнецов. В его облачном хранилище огромное количество фотографий, а папка названа «эстетикой самоубийства». Когда-нибудь он покажет свое сокровище кому-нибудь, но не сейчас. Он прекрасно понимает, что может попасть в психушку с такими увлечениями. Благодаря его неуклюжести в детстве все привыкли к бинтам, что скрывают изувеченную кожу. — Дазай-кун, останься ненадолго, — Ода начал открывать окна для проветривания, пока все покидали учебный класс. Когда ученики покинули помещение, учитель закрыл дверь на замок, а затем подошел к Осаму и серьезно на него посмотрел, — А теперь расскажи мне, как так получилось. — Что? Одасаку ты о че… — Я, конечно, все понимаю, но ты пацана до полусмерти избил. Тебя спасла твоя хорошая репутация. Школьникам гулять ночью нельзя, но тот парень сказал, что это сделал ты. Твой отец подтвердил, что ты был дома, но я сам лично видел тебя в компании этого парня, — мужчина вроде и отчитать хотел, но что-то не выходило. Дазай был таким человеком, которого умом не понять. Вроде, смотрит на тебя дружелюбно, но в голове расчленяет тебя и раскладывает по коробочкам. — Он сам виноват. Если это все, то я пошел, — парень встал с места и направился к двери. Ода никогда не держал, не читал нотаций, как родитель. Он просто пытался поговорить с ним, как со взрослым человеком.       Дазай сразу же направился на крышу. После последних событий это место стало сугубо для него. И когда туда приходил Акутагава, когда некуда было деться от надоедливых людей. На крыше хорошо. Сейчас уже прохладно, поэтому ветер не такой приятный, но и продрогнуть под ним не получится. Осаму предусмотрительно сел на свою сумку, чтобы не отморозить себе все, что можно. В руках коробочка с бенто — Коё всегда оставляет ее на столе. Раньше там были сосиски-осьминожки, солнышко из яичницы и моркови, маленькие крабики из крабовых палочек. Женщина заботилась о нем, как о своем ребенке, но немного не дотягивала до того, чтобы Дазай звал ее «мамой», а она его «сыном». Она иногда муштровала по поводу внешнего вида. Ее любимой темой была осанка. Даже Мори приходится держать спину ровно в компании супруги, но, когда та отворачивается, он расслабляется. Сейчас он отдалился еще и от отца. Они, если честно, и раньше близки не были, но сейчас у них отношения, как у сожителей, в которых один опекает другого.       «Наверное, стоит предложить отцу, чтобы я жил отдельно, у них ведь никакой личной жизни из-за меня. Отец, наверное, думает, что если я в доме еще, то он не может себе позволить ребенка от Коё. Стоит из себя понимающего папашу, хотя ни черта понять не пытается.» — Из мыслей его вытряхнул вызов в скайпе. Осаму лениво достал телефон и было хотел бросить трубку, но, увидев, кто ему звонит, сразу же поднял. — Дарова. Че без шапки на улице делаем? — вот кто ведет себя как мамочка, так это Чуя. Он, на самом деле, редко звонит, но метко. Когда парень говорит на родном языке акцент долбит по ушам. — Да я ненадолго. Пообедать вышел, — Дазай пытался рассмотреть обстановку, в которой находится Накахара.       Кажется, Чуя дома. Как он говорил, там маленькая студия, где помещается одна встроенная кровать, шкаф и небольшой холодильник с плитой. Но парень умудрился уместить туда еще и маленький стол, за которым и ест и учится одновременно. — Заболеешь-получишь. — Рыжий мягко улыбнулся и отпил из кружки, кажется, кофе, — У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. — Даже интересно стало. — У меня тут внеплановые каникулы образовались. Здание затопило. Неделю я совершенно свободен. Меня из страны не выпустят, а вот ты можешь приехать. А то сидишь там, как затворник. Мне на тебя уже пожаловались, — Чуя хоть и пытался говорить грозно, но получалось, будто шпиц брешет на немецкую овчарку. — О, что же тебе обо мне такого наговорили? — Осаму надеялся, что никто об его увлечении не сказал. Еще лекции от брата он не выдержит. — Сидишь там у себя, как принцесса в замке, — Чуя положил телефон и куда-то отошел. Судя по звуку, к холодильнику, — Свет белый видишь только когда в школу ходишь. Слышал, тебя местным дракулой зовут. — Кто такой смелый, что такую кличку дал? — он был зол. Он просто не знал, с кем Чуя общается из этой школы, что знает все, даже то, что сам Дазай о себе не знает. — Секрет, — лингвист плюхнулся обратно в кресло и начал чистить яблоко, — Не жрешь толком, тощий как бамбук. Так что, тебе билеты брать? Не боишься на самолетах летать? — Брать.

***

      Если бы Дазай знал, что на этих металлических птицах так круто — он бы полетел куда-нибудь раньше. Всегда хотелось побывать в Германии, Финляндии, Норвегии. Но постоянно мешали обстоятельства. Сейчас же парень просто прилип к окну, наблюдая, как под ним плывут города, пробегают белые пушистые барашки. Он вылетел рано утром и рано утром должен приехать. Внутри парень понимал, что это всего-лишь часовые пояса, но так хотелось верить, что это машина времени. А еще он очень хочет увидеть брата. До этого Осаму ждал, когда уже закончится этот год и, наконец, приедет Чуя.       Он должен был приехать в аэропорт Шарль-де-Голль. Название не говорило ни о чем. Парень, выйдя из самолета, направился сразу туда, куда ему сказал Чуя — место ожидания. Тут много сидений с красной обивкой, в окна светит рассветное солнце, от которого блестит металлический каркас. Потолок полукруглый и тоже пропускает свет. Ни души. Осаму вздохнул и сел на сиденье, прикрывая глаза. Может, Чуя опаздывает. Но уже через пять минут рядом кто-то плюхнулся, схватил его за шею и начал трепать по голове, которую держал в захвате. — Сел в самый темный угол, ищи его ходи! — В жизни акцент слышно еще больше. Осаму что-то пробурчал, освобождаясь из объятий. — Я тут первый раз. Ты сказал тут, но не сказал, на каком именно месте. Я же не телепат, Чуя. — Пригладил волосы, Дазай поднял взгляд на брата. Чуя выглядел как-то по-домашнему. Свободная майка, поверх которой надет красный кардиган, а на него еще и кожаную куртку. На ногах узкие темно-синие джинсы с дырками на коленях. Из обуви все те же любимые суперстары. Но все внимание к себе привлекал чокер, что тонким бархатом обвивал шею, — Что-то ты сегодня не при параде. — В смысле? — Чуя оглядел себя, а потом скрестил руки на груди, — Очень смешно. Ну, к концу недели и ты будешь при параде. — А что со мной не так? — Осаму был одет попроще. Простые черные джинсы с кожаным ремнем на пряжке в виде Феникса, сверху простой серый свитшот Nike с длинными рукавами, которые прикрывали половину кисти. Парень встал и понял, что готов визжать от смеха. Чуя, если прижать его плотно к себе, будет дышать Осаму в ключицы. Не вырос, — Ой, а ты такой коротышка стал. — А ты че то дерзкий стал, сопляк, — Они и раньше подкалывали друг друга, даже соревновались, но иногда дело выходило за рамки. Подраться могли, но после того, как Кое отчитала, у Накахары любое желание давать пиздюлей младшему пропало. Чуя уже было хотел идти, но спина встретилась с холодным стеклом, — Ты чего творишь? — Чуя, посмотри, как я вырос, — Осаму готов поклясться, что Накахара, не поднимая глаз, видит только его подбородок, не более, а зря. В глазах засверкал огонек, — Ты ведь собираешься выполнять свое обещание? — А? — сначала рыжий не понял ничего, потом начал складывать пазл помаленьку. Щеки начало жечь от прилившей к ним крови, — Ну… Да? — Ты забыл. — Дазай отстранился, забирая свою сумку и вешая ее себе на плечо. Ну, он, конечно, не надеялся, что Накахара говорил это всерьез, но попытаться стоило. Чуя еще что-то бубнил по дороге, но Осаму его игнорировал, если это не касалось дороги.       Вскоре они пришли к многоэтажному дому, который, какого-то черта, находится на другом конце города. Чуя оправдал выбор этого аэропорта тем, что, пока они будут ехать домой, увидят частичку города. Сам дом был простой высоткой с двумя подъездами. Жил Накахара на пятом этаже, в самом центре дома, можно сказать. Квартирка была маленькая, но с хорошим видом из окна. Окна, к слову, были большие и с южной стороны почти во всю стену. В коридоре стоит маленькая тумбочка для обуви и крючки для верхней одежды. Также в прихожей висело зеркало в пол, на которое накидано разных аксессуаров: ремни, перчатки, шляпы, браслеты, чокеры. На тумбочке рядом валяется расческа и несколько резинок для волос. Если пройти дальше, то можно увидеть просторное помещение с бежевыми стенами и темным паркетом. На окнах белая воздушная тюль, которая прячется под плотной тканью штор цвета шоколада. У окна полутороспальная кровать на металлическом каркасе. В другой части помещения — небольшая кухня, состоящая из двух тумбочек, раковины, маленького холодильника, микроволновки и пары конфорок. В центре стоит аккуратный круглый стеклянный стол, на котором разбросаны учебники и тетради. Если приглядеться, то валяются они не только на столе. Рядом с кроватью, на подоконнике, на холодильнике, на полу — везде стоят стопки книг. Это и из школьной программы, и из углубленной и просто литература. Если бы Чуя не отодвинул дверцу шкафа-купе, встроенного в стену, Осаму бы туда даже не полез. — Ну, не царские хоромы, конечно, но все в твоем распоряжении, — Рыжий скинул с себя верхнюю одежду, оставаясь только в майке. И это он говорил, что Дазай толком не жрет? — Голоден? — Заметив, что брат молчит, Чуя нахмурился, — Я крабов купил. — Голоден, — буркнул юноша и сел на мягкий стульчик, наблюдая, как старший готовит, — Я прям чувствую, что ты что-то хочешь мне сказать. — Я в курсе о твоем увлечении, — не отрываясь от готовки ответил Накахара. Озаки нечаянно проболталась и просила не обращать внимания, но так просто взять и «забить» он не мог, — Что случилось? — Мне просто это нравится. Это в какой-то степени красиво и эстетично, ты так не думаешь? — Осаму не пытался отнекиваться, это было бы бесполезно. Бараны они оба, но перебороть ни у кого не получается, — И не надо мне читать лекции, ладно? — Я и не собирался, просто хотел попросить быть осторожнее, — юноша стоит спиной к брату и нарезает овощи. Кажется, Дазай видел, как Чуя готовил что-то подобное, — Ты ведь реально можешь умереть. — А то я не знаю. — Осаму закусил губу, замечая, что брата все же расстроил, — Если я тебе покажу кое-что, что не видел никто, кроме меня, ты успокоишься?       Чуя кивнул и повернулся к брату. Дазай достал из сумки свой ноутбук и искал папку в таких дебрях, что даже сам Акутагава не сунулся бы. Суицидник долго думал, стоит ли показывать, но назад отступать поздно. Он поставил на стол ноутбук и развернул к рыжему. Тот сел и начал листать фотографии.       На первой фотографии худая бледная рука. На запястье ремешок от часов белого цвета. От пальцев до предплечья идут лианы цветов с бутонами, уже распустившимися цветами. И фото не казалось бы таким странным, если бы не многочисленные горизонтальные линии на предплечье. Рука лежит на черной простыне, отчего розоватые цветы и белесая кожа контрастирует. Чую пугало то, что он тоже видел в этом что-то красивое. Аж мурашки побежали.       На второй фотографии все гораздо печальнее. Камера стоит на высоком штативе, это отражается в темном окне. В центре изображения Дазай стоит и держит веревку, которая завязана в аккуратную петлю, висящую на чем-то. Вероятно, на люстре. Взгляд у парня пустой, смотрит он куда-то в сторону. Под глазами лежат темные тени, а губы искусаны, из ранок сочится кровь. На окне висит небольшая гирлянда, что светит простым желтым цветом. Осаму прямо-таки готовился к фотосессии — надел белую рубашку, галстук, причесался, и бинты чистые. Волосы на затылке встали от этого изображения. Накахара подумал, что летел бы на край света, лишь бы спасти это суицидальное чудовище. — Ты и правда так плохо выглядел? Или это работа в фотошопе? — Я тогда хотел попробовать умереть от недостатка сна, но в итоге не выдержал и уснул.       Третье фото кажется не таким ужасным, но что-то пугающее в нем есть. На нем Дазай уже более бодрый. Он стоит в темной комнате в расстегнутой рубашке, на шее след от тонкой веревки, будто провода, руки не прикрыты бинтами, волосы растрепаны, а взгляд какой-то до одури томный. Чуя и не знал, что его младший может так смотреть. На первом плане висит много петель, сделанных из светодиодных проводов. Их, вроде, пять. Синяя, красная, желтая, еще синяя, белая. Накахара дернулся от стада мурашек. Осаму уже пожалел, что открыл эту папку и свое увлечение. — Я даже сказать ничего не могу, Осаму. Я в шоке. — Там еще есть. За следующую меня отец убить может. И правда. Если Мори увидит это фото, то от Дазая мокрого места не останется. Тут парень сидит у стены, согнув одну ногу в колене. На нем мятая рубашка в голубую мелкую полоску, застегнутая на одну пуговицу по середине. С одного плеча она сползла, оголяя созвездие, которое Осаму замылил, на шее уже нет полосы, но в руках пистолет, приставленный к виску, а в зубах тлеющая сигарета. Глаза закрыты, а с другой стороны прифотошоплена фантомная кровь от фантомного выстрела. — Я открыл тебе папку с самыми лучшими работами, там еще много. И неудачные кадры и так далее, но тут еще две. Они мне больше всех нравятся.       На следующей фотографии Дазай сидит на перилах моста. Уже глубокая ночь, поэтому людей не видно. Худую фигуру освещает только фонарный столб, что свисает над юношей. Он сидит, скрестив ноги, смотря вниз. Одет парень легко — футболка и джинсы, а ноги босые. Кроссовки, связанные за шнурки, болтаются рядом, привязанные к ограждению. Он хорошо поработал над цветовой гаммой — все в темно-зеленых тонах с белесыми или янтарными прожилками. Второе «любимое» фото похоже на первое, только стоит парень на смотровой площадке ранним утром. У него за спиной рассвет, а каблуки начищенных до блеска туфель находятся за пределами крыши. Если парень чуть-чуть наклонится назад — полетит вниз. На нем строгий черный костюм и белая рубашка, все те же бинты, которые покрывают шею и половину лица. На лице — никаких эмоций. Между указательным и средним пальцами правой руки зажата сигарета. — Как ты не упал? — Фотошоп.       Накахара глубоко вздохнул и вернулся к готовке. Осаму так и не понял, что его будет ждать потом. Чуя очень странно отреагировал. На его месте любой другой человек сразу бы вызвал психушку, а рыжий как-то отмолчался. Понял? Не злится? Но, скорее, он расстроен. Следующий день парни провели в тишине. Чуя что-то писал в тетрадях на французском. Он спокойно отнесся к тому, что брат курит и, не стесняясь, берет его сигареты. Но условие было одно — курить в окно, при этом отодвигать шторы и фильтры бросать в пепельницу. А вот ближе к ночи Накахара завозился. Он сходил в душ, высушил волосы и стал выбирать одежду. Куда-то собрался. — Дазай, чего сидишь? Собирайся. — Куда? — Думаешь я тебя чаи гонять позвал? Оторвемся, пока родни нет.